http://www.voskres.ru/history/kuzmin.htmВ XIX столетии известный историк М.П. Погодин, сопоставляя язык летописей Киева, Новгорода, Владимира и Ростова, пришел к выводу,
что в домонгольский период язык основных центров Руси был единым, что и неудивительно, если учесть потоки переселенцев и с севера на юг и с юга на север.
Этот вывод был подтвержден всеми крупными русскими лингвистами, указавших в то же время на расхождение наречий.
Расхождение же наречий сам Погодин объяснял тем, что коренное население Киевщины было смыто или уничтожено монголо-татарами в XIII веке, а позднее из Прикарпатья пришло население, говорившее на ином диалекте.
Вполне убедительное объяснение встретило яростное противодействие идеологов нарождавшегося украинского национализма.
По их убеждению, Киев не был центром единой древнерусской народности, а только центром малоросов-украинцев (примерно на этих же позициях стоит и современный украинский национализм).
И когда украинский историк И. Левицкий в 1876 году в соответствии с источниками заключил,
что “после татарского нашествия Украина стала пустынею”, на него немедленно обрушился видный украинский историк-националист М.А. Максимович.
Автор интересных работ о начале Руси, он в данном случае резко возражал против признания факта “запустение”.
А для этого ему пришлось отказаться от всех имевшихся и широко известных фактов, попросту обеляя монгольских завоевателей.
Столп украинского национализма XIX века М.С. Грушевский пошел еще дальше: он увидел в монгольском завоевании благо, усматривая его в “обескняжении”.
При этом Грушевский даже не заметил, что он таким образом подтвердил правоту Погодина: ведь на северо-востоке Руси ничего подобного не произошло и не могло произойти.
.мнение академика Соболевского.
Разбирая древние памятники русской письменности, он проводит резкую границу между говорами галицко-волынскими и собственно киевским: собственно киевские документы по языку и орфографии приближаются "более всего к средне-великорусским говорам"; "что в них можно отметить, это отсутствие формы 1-го лица множественного числа на "мо" (мы чытаемо, пышемо, робымо, спымо), обычной в Галицких грамотах XIV-XV веков и в современных малорусских говорах" [18].
Летописи, записанные или составленные в Киеве, "пользуются словом старейшина в позднейшем значении одного человека, между тем, как малорусские говоры употребляют его лишь в древнейшем значении собирательном; зоря в значении заря, между тем как малорусские говоры знают его только в значении звезда; словом лошадь, чуждым малорусскому наречию.
Этим летописям, как и вообще всем несомненным и предполагаемым текстам киевского происхождения, чужды обычные малорусские слова, как кохати, гай, квет…
Вообще нет никаких оснований считать древнекиевский говор тождественным или родственным с древним галицко-волынским говором. Напротив того, необходимо видеть в древнекиевском говоре один из говоров, близких говорам белорусско-великорусского типа" [19]. "Читающий Начальную и Киевскую летописи ПОРАЖАЕТСЯ близостью их синтаксиса и словаря к великорусскому материалу" [20].
Но главная особенность говора, который слышался в Киеве вплоть до половины XVI века, это его аканье: "аканье заметно в Учительном Евангелии 1434 г. (Публичная библиотека) написанном в Киево-Печерском монастыре" (там же). Помянник киевского Михайловского монастыря в первой своей части (половина XVI века) дает: Радион, Сафон, Саламия, Евдакея, Адарья (при Одарья), Алексей (при Олексей) и т.п [21]. Также отметим, что малороссы XVII века видели в коренных жителях Чернигова (по их говору) "московских" людей [22]. Потом всякие следы киевского говора исчезают.
Социальные закладки