— (...) Каковы условия по существу?
— Невозможно объяснить это в двух словах, поэтому лучше, если я буду говорить без обиняков.
— Сделайте одолжение.
Корелли наклонился вперед, впившись в меня взглядом.
— Мартин, я хочу, чтобы вы создали для меня религию.
Сначала я решил, что ослышался.
— Что?
Корелли продолжал сверлить меня взглядом бездонных глаз.
— Я сказал, что хочу, чтобы вы создали для меня религию.
Я долго смотрел на него, не произнося ни звука.
— Вы смеетесь надо мной?
Корелли покачал головой, смакуя вино с видимым удовольствием.
— Я хочу, чтобы вы употребили весь свой талант и на год всем существом, душой и телом, предались работе над самой грандиозной историей из тех, что выходили из-под вашего пера: над религией.
Я мог только рассмеяться, ничего иного мне попросту не оставалось.
— Вы совершенный безумец. В этом и состоит ваше предложение? Вы хотите, чтобы я написал такую книгу?
Корелли серьезно кивнул.
— Вы выбрали не того писателя. Я ничего не знаю о религии.
— Из-за этого не волнуйтесь. Я знаю. Мне нужен не теолог. Мне нужен рассказчик. Известно ли вам, что такое религия, любезнейший Мартин?
— Смутно припоминаю Господа Нашего.
— Красивая, складно сложенная песнь. Но оставим поэзию. Религия, в сущности, это некий нравственный кодекс, оформленный в виде легенд, мифов или любого другого литературного произведения, с тем чтобы закрепить систему верований, ценностей и этических норм, регулирующих жизнедеятельность культуры или общества.
— Аминь, — подал голос я.
— Как во всякой литературе или символическом послании, степень воздействия произведения на умы и чувства зависит от формы, а не от содержания, — продолжал Корелли.
— Вы пытаетесь сказать, что любая доктрина суть прежде всего сказка.
— Все сказка, Мартин. То, во что мы верим, о чем знаем, помним, и даже то, о чем мы мечтаем. Все есть сказка, повествование, последовательность событий и персонажей, которые передают эмоциональную составляющую. Акт веры — это акт приятия, приятие истории, рассказанной нам. Мы можем признать истиной только то, что может быть облечено в форму рассказа. Не говорите мне, что вам это не приходило в голову.
— Нет.
— Неужели вы не испытываете искушения сочинить историю, во имя которой люди будут готовы жить и умирать, во имя которой они найдут в себе силы убить и быть убитыми, пожертвовать собой, принять муки и отдать душу? Существует ли больший вызов и соблазн для человека вашего призвания, чем создать историю настолько великолепную, что она выйдет за рамки вымысла, превратившись в откровение истины?
Социальные закладки