13.5. Гений гениев.
В уже упомянутой статье «Альберт Эйнштейн» («Энциклопедии для детей. Астрономия.» (Москва. «Аванта+».1998) любой может прочесть:
«В детские годы будущая гениальность Эйнштейна внешне никак не проявлялась. Альберт рос тихим, замкнутым ребенком; он редко играл с другими детьми, долго учился говорить и в семилетнем возрасте мог лишь повторять короткие фразы».
Разумеется, дети не обратят на этот факт особого внимания, как, впрочем, и некоторые взрослые. Это же не их ребенок совершенно не умеет говорить в три, четыре, пять, шесть лет, и только к семилетнему возрасту в состоянии «лишь повторять короткие фразы»?
Но, многие взрослые, и уж, тем более - врачи, сразу бы обратили на это внимание. И если те взрослые, какие далеки по роду своей практической деятельности от медицины, лишь только интуитивно пожалели бы и самого маленького Альберта и его родителей, то медики (особенно педиатры, невропатологи, и в первую очередь психиатры) сразу (по профессиональной привычке) автоматически поставили бы предварительный диагноз - «олигофрения легкой степени», то есть - «дебилизм».5
5 Для справки. Олигофрения (от греч. oligos - немногочисленный, незначительный, и греч. рhren - ум) - врожденное или приобретенное в младенческом возрасте недоразвитие психической деятельности. По степени тяжести различают три степени олигофрении (начиная с наиболее легкой): дебильность, имбецильность и идиотию.
В свою очередь, такая легкая степень олигофрении как дебильность (от лат. debilis - слабый) характеризуется задержкой (в младенческом, детском, а порой даже в юношеском возрасте) психического развития и речевой функции, слабостью или искривленностью абстрактного мышления, частичной неспособностью подавлять свои влечения (легкой маниакальностью) и т.п. При дебильности (в отличие от имбецильности и идиотии) возможны как обучение, так и практическое овладение трудовыми навыками, а также социальное приспособление. Причем, часто индивиды, страдающие дебильностью, выполняют механические трудовые функции даже лучше (осознавая свою частичную умственную ущербность и компенсируя ее повышенной прилежностью), чем некоторые психически нормальные индивиды.]
Не меньше, чем сама теория относительности, известен любимый афоризм Эйнштейна: «Лишь немногие в состоянии спокойно высказать мнения, расходящиеся с предрассудками окружающей среды; большинство же людей вообще неспособно прийти к такого рода мнениям».
На первый взгляд такое мог сказать человек действительно талантливый и смелый. Но, это только - на первый взгляд. Да и то, лишь в том случае, если считать, что, говоривший это, понимал под «предрассудками окружающей среды» именно то, что понимают все здравомыслящие люди, а именно: всевозможные суеверия, предубеждения и примитивные мнения, которые предшествуют рассудку (способности человека здраво мыслить, а значит, правильно оперировать имеющимися знаниями).
Но, Альберт Эйнштейн под «предрассудками окружающей среды» подразумевал кое-что иное...
Ибо, согласно другому афоризму Эйнштейна, который он также любил употреблять при общении со своими близкими и коллегами: «Здравый смысл - это есть тот пласт предрассудков, который мы накапливаем до 16 лет»...
Все остальное можно узнать, прочитав внимательно биографию этого самого выдающегося ученого XX века. Человечество должно знать в лицо своих «героев»...
Итак - теория относительности Альберта Эйнштейна.
Мировоззренческим фундаментом всей теории относительности Альберта Эйнштейна6 является именно невещественная бестелесная абстрактно-иллюзорная «движущая сила» (бог), наделившая бестелесные невещественные частицы света - фотоны (монады Лейбница) абсолютной и неизменной для любых систем отсчета скоростью света (абсолютным движением Аристотеля). Сама же масса тела (выражающая в механике Ньютона меру вещественности любого тела), по Эйнштейну, есть лишь следствие-свойство этой движущей силы любого тела (на основании идей Лейбница-Маха). Масса, по Эйнштейну, это всего лишь свойство инерции тел - мера содержащейся в теле энергии, которая в свою очередь является лишь условной мерой относительного движения.
6 Эту «свою» теорию относительности Альберт Эйнштейн также, мягко говоря, всего лишь «присвоил».
Как пишет по этому поводу Владимир Львов все в той же книге «Жизнь Альберта Эйнштейна»:
«Факты и логика вещей подводили, таким образом, вплотную к идее отказа от абсолютной незыблемости законов ньютоновской механики, к необходимости поисков новых законов.
И нельзя сказать, чтобы идея эта оставалась совсем уже посторонней для физиков конца XIX и самых первых годов XX века. Нет, как и все великие идеи, она носилась в воздухе. К ней шли ощупью с разных сторон и с разной степенью успеха. Еще в 1895 году Гендрик Лоренц, ломая голову над объяснением опыта Майкельсона, сделал ряд блестяще-остроумных математических расчетов, которые могли бы лечь в основу новой механики (и действительно, спустя десятилетие были положены в ее основу). Но сам Лоренц, к сожалению, думал не столько о пересоздании основ механики, сколько о приспособлении своих расчетов к идее абсолютно неподвижного эфира.
Лоренц намеревался объяснить отрицательный результат опыта Майкельсона (и всех вообще попыток подметить абсолютное движение Земли) с помощью идеи, которая вошла в историю науки под названием «гипотезы сокращения» Лоренца. Так как еще раньше - в 1891 году - ирландский физик Джордж Фицджеральд сделал точно такое же предположение (о чем Лоренц не знал), историки говорят также о «гипотезе Лоренца - Фицджеральда».
Отсутствие какого-либо действия «эфирного ветра» в приборе Майкельсона объясняется, согласно Лоренцу и Фицджеральду, «очень просто». Все предметы при движении сквозь эфир слегка укорачиваются, как бы сплющиваются «под давлением» эфира. Сокращаются размеры плиты, на которой смонтированы приборы в опыте Майкельсона. Укорачивается металлическая штанга, соединяющая зеркало с полупрозрачным стеклом. Сплющивается, наконец, сам земной шар (и мы сами, движущиеся вместе с ним сквозь эфир!) - и притом в точности на такую долю, чтобы скомпенсировать действие «эфирного ветра». Насколько удлиняется путь светового луча, сносимого «ветром», настолько-де укорачивается расстояние между стеклом и зеркалом. Наряду с этим сокращением длины (происходящим вдоль оси движения тел) Лоренц - и наряду с ним Джозеф Лармор в Дублине - предложили учитывать также и своеобразную разницу во времени между различными точками эфира. Упомянутая разница вводится опять-таки только для того, чтобы свести на нет действие «эфирного ветра». Подхваченный «ветром» световой луч в майкельсоновской установке должен был, как мы помним, запаздывать при движении внутри прибора. Фактически же никакого запаздывания не наблюдается. Значит, все дело в том, что стрелки часов в разных точках эфира (и прибора) показывают разное время. Разница компенсирует запоздание. Гипотезы, о которых идет речь, бесспорно, не были лишены изобретательности и остроумия. Но они покоились, увы, на методологически порочной (и отвергаемой всем историческим опытом физики) идее абсолютно неподвижного эфира!
Проблема эфира и движения приковывала к себе внимание и Анри Пуанкаре. Осенью 1904 года в докладе, прочитанном на конференции ученых в Сан-Луи (США), он попробовал, опираясь на вычисления Лоренца, наметить контуры теории, которая могла бы формально согласовать результаты всех известных экспериментов - от аберрации Брэдли до опыта Майкельсона-Морли. Летом следующего, 1905 года в статье («О динамике электрона»), напечатанной в итальянском научном журнале, Пуанкаре придал системе уравнений, написанных Лоренцем, более стройный вид. Но никакой физической теории, проникающей в объективную реальность и анализирующей свойства этой реальности, у Пуанкаре не получилось. Да он и не искал такой теории....
Ее дал Эйнштейн.»
Так пишет Владимир Львов. И пишет, в общем-то, правильно. Ибо вся математика в «теории относительности Эйнштейна» - это математика Лоренца и Пуанкаре. Ничего «математически» иного, а тем более нового и своего, Альберт Эйнштейн в эту «свою» теорию не внес. Именно «преобразования Лоренца» (формально усовершенствованные Пуанкаре) составляют весь математический аппарат «теории относительности Эйнштейна».
О том же, какую «физику» внес (точнее - всучил) в эту теорию Альберт Эйнштейн рассказывается в основной части этой подглавы.]
Вещество, пространство и время Мироздания в теории относительности Эйнштейна являются не основополагающими категориями бытия Мироздания, а всего лишь определенными типами отношений между объектами, выражающими только следствия-свойства абсолютной скорости света - основного компонента всеобщей невещественной «движущей силы» (бога).
Специальная теория относительности Эйнштейна, по утверждению современной науки: «выявила зависимость пространственных и временных характеристик объектов от скорости их движения относительно определенной системы отсчета и объединила пространство и время в единый четырехмерный пространственно-временной континуум - пространство-время».
Мягко говоря, современная наука, в этой характеристике специальной теории относительности Эйнштейна, очень сильно лукавит. Ибо на самом деле никакой зависимости «пространственных и временных характеристик объектов от скорости их движения относительно определенной системы отсчета» эта теория не выявила, тем более не «объединила пространство и время в единый» так называемый «четырехмерный пространственно-временной континуум - пространство-время». Так как указанная «зависимость» не только никогда и нигде не выявлялась, а тем более проявлялась в действительности, но и вообще не могла никогда быть изначально выявленной. Потому что такой зависимости в реальной действительности Мира просто нет, и никогда не было.
Причем, самое интересное то, что подобная зависимость не могла быть выявлена, в том числе, и согласно основному постулату этой самой «высоконаучной» теории относительности Эйнштейна. Ибо вся эта «высоконаучная» теория построена именно на постулате абсолютности величины поступательной скорости света в любых системах отсчета: «В любой инерциальной системе скорость света одинакова вне зависимости от того, испускается свет покоящимся или движущимся телом».
И поэтому, исходя из этого постулата, Эйнштейну сразу же пришлось отказаться именно от самой как таковой системы отсчета (как от «обычной», так и от «специальной»). Вся теория Эйнштейна в своих абсолютно безотносительных «математических расчетах» (так как самой физики в ней нет ни йоты) оперирует именно абсолютно безотносительной скоростью света в любых инерциальных системах отсчета «вне зависимости от того, испускается свет покоящимся или движущимся телом».
Оттого у любого «рассматриваемого» этой теорией тела изначально (по самой же этой теории) не может быть относительно самого света никакой скорости. Так как относительно самого света, по основному постулату этой теории, все без исключения тела всегда находятся в состоянии абсолютного покоя (ибо скорость света относительно этих тел, независимо от скорости их движения относительно иных реальных тел Мира, по Эйнштейну, всегда была почти 300000 км/с)7.
7 Этот зехер Эйнштейна и стал основой всей дальнейшей «новой физики» XX века.
То, как этот зехер широкомасштабно «всучивался» (по плану «Протоколов...») в научное и бытовое сознание населения, ясно и четко демонстрирует книга «Релятивистский мир» (научно-популярная серия «Библиотечка «Квант») Владимира Натановича Дубровского, Якова Абрамовича Смородинского и Евгения Львовича Суркова (Москва. «Наука». Главная редакция физико-математической литературы. 1984).
Вот что пишут эти специалисты-релятивисты в своей книге:
«... Мы только что сказали «мир специальной теории относительности»; это не совсем точное название. Говоря «мир», мы подразумеваем пространство. Но это не тот мир, не то пространство, в котором мы живем и движемся, не то пространство, в котором мы определяем расстояние «от пункта А до пункта Б». Мостиком, который соединяет теорию относительности и геометрию, является так называемое пространство скоростей. Его точки изображают всевозможные системы отсчета, движущиеся прямолинейно и равномерно, а мерой удаленности одной точки от другой служит относительная скорость соответствующих систем. В этом пространстве действует своя геометрия со своими прямыми, углами, треугольниками, со своими теоремами синусов и косинусов и т. д. Характер этой геометрии определяется физикой, а конкретно - законом сложения скоростей. Пока скорости малы по сравнению со скоростью света, векторы скоростей складываются так же, как векторы перемещений и геометрия пространства скоростей будет такой же, как геометрия пространства, в котором мы живем, - евклидовой. Но в области больших скоростей начинается странная арифметика: «любая скорость + скорость света = скорость света» - разве не абсурд? И этот «абсурдный» постулат арифметики скоростей - постулат Эйнштейна - приводит к столь же «абсурдному» постулату геометрии пространства скоростей - постулату Лобачевского: «через точку, данную вне данной прямой, можно провести не менее двух прямых, не пересекающих данную». Релятивистское пространство скоростей обладает геометрией Лобачевского!»
И далее указанные авторы продолжают так свое творческое околпачивание этим зехером Эйнштейна всех подряд и каждого в отдельности:
«... Эйнштейн писал:
«... неудавшиеся попытки обнаружить движение Земли относительно «светоносной среды», ведут к предположению, что не только в механике, но и в электродинамике никакие свойства явлений не соответствуют понятию абсолютного покоя и даже, более того, - к предположению, что для всех координатных систем, для которых справедливы уравнения механики, справедливы те же самые электродинамические и оптические законы, как это уже доказано для величин первого порядка. Это предположение (содержание которого в дальнейшем будет называться «принципом относительности») мы намерены превратить в предпосылку и сделать, кроме того, добавочное допущение, находящееся с первым лишь в кажущемся противоречии, а именно, что свет в пустоте всегда распространяется с определенной скоростью, не зависящей от состояния движения излучающего тела. Эти две предпосылки достаточны для того, чтобы, положив в основу теорию Максвелла для покоящихся тел, построить простую, свободную от противоречий электродинамику движущихся тел... Дальнейшие соображения опираются на принцип относительности и на принцип постоянства скорости света. Мы формулируем оба принципа следующим образом.
1. Законы, по которым изменяются состояния физических систем, не зависят от того, к которой из двух координатных систем, движущихся относительно друг друга равномерно и прямолинейно, эти изменения состояния относятся.
2. Каждый луч света движется в «покоящейся» системе координат с определенной скоростью с, независимо от того, испускается ли этот луч света покоящимся или движущимся телом. При этом скорость = путь луча света \ промежуток времени».
В 1905 г. это казалось открытым вызовом здравому смыслу и интуиции. Потребовались долгие годы и смена поколения ученых, чтобы привыкнуть к нелепой на первый взгляд мысли о том, что некая скорость имеет одну и ту же величину в разных системах отсчета, движущихся друг относительно друга. Эта мысль поистине удивительна и с точки зрения обычных житейских представлений. Представьте себе ракету с включенным прожектором, которая мчится мимо вас со скоростью 100 000 км/с. Скорость света относительно ракеты равна 300 000 км/с. Если вы теперь сами измерите скорость света, то увидите, что она равна не 400 000 км/с, как можно было бы ожидать, а все тем же 300 000 км/с!»
Так такое творческое околпачивание осуществляют уже «три богатыря» самой передовой советской фундаментальной науки в 80-х годах XX века...
Как ясно видит читатель, согласно разъяснению этих популяризаторов (широкомасштабных «всучивателей») зехера Эйнштейна, однозначно утверждается следующее:
«любая скорость + скорость света = скорость света».
Исходя из такого однозначного утверждения, выходит, что для случая, когда «любая скорость» = «скоростью света», вышеуказанный постулат этой «высоконаучной» теории принимает следующий вид:
«скорость света + скорость света = скорость света».
Остается всего лишь узнать какая из этих «скоростей света» равна нулю в этой «высоконаучнейшей» теории? Первая, вторая или третья? Как считает читатель?..
Социальные закладки