МАЛЕНЬКИЕ «ШПАЦЕРЫ» ПО ЮЖНОМУ ГОРОДУ НЕДАВНИХ ЛЕТ

[alex_tomcat]

МАЛЕНЬКИЕ «ШПАЦЕРЫ» ПО ЮЖНОМУ ГОРОДУ НЕДАВНИХ ЛЕТ




«…Эй! Саша, Саша, ты сдохни даже, –
одесский свой всегда держи «фасон»…»
(Старые «кафе-шантанные куплеты»).

«…Дедушка Ося, а и как ваше здоровье? –
И-и, не дождётесь, родственнички!»
(Одесские байки).



Одесса. Скажем, июль начала пятидесятых годов прошлого века, улица Ленина. По-жилые, и не очень, одесситы упорно величают её «старорежимным» названием – Ришельев-ская (нынче, она, уже опять, Ришельевская). Прогуляемся потихоньку в сторону оперного театра. В одесском пространстве и, частенько, вдоль времени.
Остановимся у кинотеатра им. 20-летия РККА (Рабочее-крестьянской Красной Ар-мии, если кто уже не знает или не помнит, что была такая армия). После, кинотеатр называл-ся «Украина». Сейчас на этом месте, извините, дрянь какая-то. А тогда это был, по-моему, самый большой кинотеатр в городе, с принудительной вентиляцией воздуха (кондиционированием) в зрительном зале, с шести- или восьмирядовой ложей-галеркой, читальней, буфетом-кафе («Всегда свежее пиво», коньяк, кофе, бутерброды, заметим, с красной икрой и мороженое в вафельных стаканчиках!), большим залом, где перед сеансами выступали («на шару!») местные оперные и эстрадные певцы, играл оркестр. Ну, там, туалеты цивилизованные, курительные комнаты… И всё это процветало «для народа» в «жуткие годы засилья диктаторского режима». Билет в это самое кино тогда (!) стоил два рубля с полтиной, а для детей – рупь, при средней зарплате 1100 - 1200 руб. (в ценах 1952г.). После денежной реформы 1961г. зарплата составляла в среднем 120-130 руб., билет в кино стоил аналогично 25коп. и так – почти до конца восьмидесятых. И, такая «деталь» – цены, буквально, на всё (!) были одинаковы, что в Одессе, что в Москве, что на Сахалине или в Новосибирске. Существовала копеечная разница по «поясам» на продовольственные товары. «Любительская» или «Докторская» колбаса, например, в Одессе (I пояс) стоила 2 руб. 10коп., а в Москве (II пояс) – 2 руб. 20 коп. А если «прикинуть» (отталкиваясь от уровня средней зарплаты сейчас (2011г.) и тогда) разницу в курсах того рубля и гривны, то 60–70 гривен за кило нынешней «Любительской», набитой ГМО вместо мяса, получается явный «перебор» в 2.5-3 раза по цене, не говоря уже о качестве…
Чтобы не путаться в индексах цен, договоримся, в дальнейшем тексте, употреблять номиналы стоимости рубля, действовавшие после денежной реформы (а, точнее, деномина-ции и изменении внешнего вида и размера купюр) 1961г. и, почти, до развала СССР в девя-ностом.
Очень и очень приблизительно, 1 (тот) рубль = 10-13 гривнам (для сравнения 1 US доллар = 8 гривен = 60 копеек (1961)). Номинал рубля с послевоенной реформы 1947г. и по 1961г. был 1 : 10 (т.е. почти равен нынешней гривне). Для примера, бутылка водки «Московская», стоившая в пятидесятые 28р.70к., в 1961г. покупалась за «знаменитые» 2р.87к. Впрочем, немного ошибаюсь. До «памятного» 1953г., когда, как пел Высоцкий, «было время и цены снижались…», поллитра «Московки» стоила 2р.40к. (т.е. 24р.). «Московскую» ещё называли «сургучкой», потому как бутылка закрывалась картонным колпачком и горлышко заливалось сургучом. Большим «шиком» считалось открыть поллитру, «аккуратно, но сильно» шлёпнув её по донышку, ладонью. Это позже вошли в обиход алюминиевые «бескозырки» (с «хвостиком»). А с появлением на отечественном «рынке» такой солидной организации, как «Торгмортранс» (филиал «Союзвнешторга»), появились в Одессе «винтовые» бутылки. Очень ценимые «экспертами» за качественное содержимое.
Впрочем, это – самое малое из того ассортимента товаров и услуг, что производила и поставляла фирма «Торгмортранс», в частности, внутри страны. Откровенно скажем, не для всякого встречного-поперечного гражданина. Хотя, не очень, то, понятно, на кой ляд моряку загранплавания, дипработникам или счастливчикам, работающим «там!», импортные промтовары и продукты «тут». Чтоб помнили и «ценили» доброту государства, «запустившего» их «туды»? А для подобного же контингента существовали еще с двадцатых годов и, так называемые, «торгсины» – магазины «для торговли с иностранцами». Там любой советский гражданин с «легальным (по справке) баблом» мог отовариться западным промышленно-продуктовым дефицитом (вспомните «трагический» визит булгаковских Коровьева и Бегемота в московский торгсин). За синенькие, зелёненькие, красненькие боны (сертификаты) с «полосой» (!) или без – аналоги инвалюты (защитные меры «Внешторгбанка» СССР, чтоб не «гуляла» по стране иностранная валюта. Во всех «порядочных» государствах это запрещено). В Одессе, кроме вышеуказанных «счастливчиков», часть зарплаты в «бонах» получали (по желанию) многочисленные рабочие и сотрудники порта. Разве что, мало кто из них «интересовался» теми дефицитами из торгсинов. Вот, всякий, редкий в те времена, интурист мог (за свои баксы, не «боны») свободно прикупить в торгсине или «Торгмортрансе» фирмовый костюмчик, джинсики, пальтецо, пляжные трусики или килограмчик любимого смердючего «рокфора» с зелеными прожилками плесени. Дома, в Европе, ему, видать, недосуг было. А тута, вона, какое изо-билие.

[alex_tomcat]

Однако, если мы «таки, имеем в большом виду» эту июльскую жару, повторюсь, мо-жем прогуляться по Ленина, то бишь, Ришельевской, в сторону Оперного театра до Дериба-совской. Тем более, сейчас утро. Булыжные, а кое-где, и асфальтовые мостовые еще не про-сохли после утреннего проезда поливальных машин, а тротуары и газоны с цветами – после традиционного обильного полива из шлангов дворниками. И утренний бриз продувает улицы запахом моря. Слава богу, мсье Деволан и другие первостроители Одессы кое-что соображали в «розе ветров» – кварталы города проектировали с учетом одесских бризов и освещенности солнцем одесских улиц. До наступления жары еще парочка часов.
Что касается утренней свежести, хотелось бы вспомнить об одном интересном факте – «Факторе ночного воздуха». Это явление широко исследовалось с середины шестидесятых в ряде западных стран (и в СССР тоже). Там это называлось NAF (Night Air Factor). В результате долгих исследований в больших, загазованных автомобилями, городах выяс-нилось, что в течение ночи, когда уличное движение минимальное, происходит плавное снижение уровня СО (окиси углерода) в воздухе. А с 4-6 утра – резкое лавинообразное насыщение городской атмосферы кислородом, особенно, после ночного-утреннего полива улиц. Бегали по ночам исследователи по улицам Европы со своими газоанализаторами, замеряли. Фактор ночного воздуха подтверждался, а вот, с причинами такого явления был полный «аут». Объяснить не могли. И почему NAF резко ослабился уже в девяностые. То ли солнечный спектр изменился, то ли химический состав бензина. Скорее второе, но с «SHELL» и «ESSO» не больно, то подискутируешь. Но факт, точнее, фактор такой существовал. И улицы цивилизованных городов продолжают по ночам поливать. По крайней мере, чтоб пыли в воздухе меньше было…
Автомобильное движение на улицах, разумеется, не столь напряженное, как нынче, но оживлённое. Бегают по мостовым легковые чёрные «эмки» («М-1»), новенькие «Москви-чи-400» вперемешку с их «папашками родными» немецкими «Опель-Олимпия», такие же новенькие «Победы». Первые «Волгуши» (ГАЗ-21 с «оленем») появятся несколько позже. Как и «Москвич-401». До первой «копейки» «Жигулей» по итальянской лицензии «Фиат» еще далеко. А права на выпуск «Побед» вскоре передадут «братской» Польше. И поляки многие годы будут производить и модернизировать, уже не «Победу», а «Сирену». Хотя, между прочим, сама очень качественная, но тесноватая, «Победа» здорово напоминала одну из моделей «Кадиллака». Даже, её «шикарная» отделка приборной панели и внутренняя об-лицовка дверей натуральной лакированной карельской березой.
В связи с большим количеством послевоенных инвалидов власти наладили производ-ство, так называемых, инвалидных мотоколясок – что-то вроде трёхколёсного миниавто с брезентовым верхом, пластиковым лобовым стеклом, местом для костылей и рулём-рукоятью (для одноруких). Этот вариант инвалидной коляски, грохоча двухтактным двига-телем, лихо бороздил одесские улицы. Не обязательно, с инвалидом внутри. Стоила эта ко-лымага сущие копейки (в цену мотоцикла), а инвалидам – вообще бесплатно. Потом им на «смену» (некоторым образом) придут «Запорожцы» («горбатые»), планировавшиеся изна-чально быть «инвалидными», а ставшие «народными» из-за цены. И несправедливо обруганные в том же народе («тесный урод, а «Волгу» обогнать на трассе не может! Всего то, триста кило картошки вместе с «полненькой» тёщей, а «не тянет» в гору, хоть плачь» (цитата из «народа»)).

(Примечание между строк. Этот термин – бесплатно, «на шару», «на халяву», «на дурняка» частенько будет упоминаться при описании тех прошлых лет. Уж, не взыщите! Но, что было, то было при «той» власти. Не вернешь теперь. За что боролись, на то и напоролись. Теперь – незалэжная «свобода» и «народно-олигархический» капитализм… Как говорил Жванецкий – «кушать подано». «Пожал-те с, жрать, господа!» ).

Много было, популярных в народе, отечественных и «трофейных» мотоциклов (по большей части, с коляской). Во второй половине пятидесятых заполонили улицы удобные и практичные мотороллеры (ныне – «роверы»?) – «Тула», более мощный, и «Вятка», чуть «слабее на движок». Чисто, как в Италии тех лет (кстати, попадались иногда на улицах Одессы настоящие итальянские «Чизетты» и чешские «Чезетты» (ну, чехи – «хитрованы»!), мало отличавшиеся от наших моделей). И значительно удобнее для медленной городской езды, чем мотоциклы (сидишь не на «коне», а на «стуле»). Бензина «жрали» ощутимо меньше, чем мотоциклы. Стоила, например, «Тула» – 200 рублей. Сравните с ценой нынешних «байков» и «роверов». А, очень дефицитный (и самый дорогой) чешский мотоцикл «Ява-350» (моя мечта тех лет) стоил в начале шестидесятых 350 рублей (где-то, две самых средних месячных зарплаты). Но кто и зачем впоследствии снял мотороллеры с производства?..
Изредка появлялись на улицах, так называемые, правительственного класса машины – «Чайки», ЗИС-110, чаще – ЗИМы. Шастали по Одессе многочисленные «трофейные» немецкие машины разных марок. В порту одно время стояли, наверное, сотни таких, реквизированных у Германии, авто. А некоторые шустрые одесситы (в основном, морячки и военные) ухитрялись за сущие копейки прикупить это добро (или «получить» бесплатно. Вроде как, на «запчасти»). Приятель моих родителей моряк и фронтовик дядя Жора, например, гордо раскатывал на, практически новенькой, «Опель-Олимпии» со сверкающей хромом решеткой радиатора и фарами. Много было наших легковых «газиков» («бобиков») и их американских, почти аналогов, джипов – «виллисов» и «доджей». Изредка колесили по городу открытые армейские «Хаммеры». Кажись, мечта нынешних «крутых». Да и тогда, чуть ли не пол-Одессы сбегалось полюбоваться на такого серо-зелёного «красивца», чуть ли не с танк величиной, что долгое время парковался у Оперного театра. Но заиметь такую «лайбу» было «по плечу» лишь «заслужонным» генералам. А вот, партейным боссам и большим начальникам – ни-ни! Только там, наверху, прознают (а прознают наверняка – идейными стукачами страну бог щедро наделил) – враз партбилет на стол, а самому под жопку коленом – «на ветер». Не по соплям вам, служивые от народа, такие трофеи. Это нынче, всякий занюханный начальник ЖЭКа может безбоязненно «внахаловку» раскатывать на «Бентлях» и «Астон-Мартинах». И, как с гуся вода. Никому и дела нет, где этот задрыга денюжек нахапал.
А ещё, правда, не очень часто, на улицах появлялись (вероятно, «списанные») армей-ские автомобили-амфибии. Эдакие лодки на колесах с повышенной проходимостью. Для города – «не очень», но на охоту или рыбалку – !!! Или по сельскому бездорожью… Мой приятель в конце девяностых доводил до обморока гаишников, раскатывая по городу на трехместной открытой миниамфибии («водила» посреди по центру и два места сзади, «утопленных» в ямочках-нишах корпуса. Только башка торчит наружу. Даже без брезентовой крыши. «Всепогодник» этакий).
Грузовые машины – довоенные «полуторки» ГАЗ-1 (и ГАЗ-А) с деревянной кабиной и дребезжащими стёклами, новые ГАЗ-51 разных модификаций, американские («лендлизов-ские») «Студебеккеры».
Много, но явно недостаточно, было такси с лентой «шашечек» по бортам. Преимуще-ственно «Победы». ГАЗ выпускал их «таксишный» вариант со встроенными счётчиками. Стоимость проезда была, ну совсем, народная – 10 копеек/километр. Отправиться не на «гу-лянку», а на работу мог себе позволить практически каждый. Вот, и выстраивался по утрам (и не только) вдоль мостовых лес рук. За полтинник-рубчик можно было добраться куда угодно в центре города.
Между прочим, в 1959г. в Москве на ВДНХ демонстрировалась выставка новейших моделей американского, так сказать, автопрома. Это было – «что-то!». Новинки, даже для самой Америки-Европы. Заостренный «ракетный» дизайн новых «лайб» резко отличался от округлых «мыльниц» старых кадиллаков («кэдди») и шевроле («шевви»). Уж, и не знаю, с чего бы «америкосы» решились на такое «шоу» для Советского Союза. То ли, жаба заела за успешный (на весь мир) запуск первого спутника Земли в 57-м, то ли, за успех Международ-ного фестиваля молодежи в Москве годом ранее? Еще и – победы советских спортсменов на Олимпийских играх в Мельбурне. Требовался, как сейчас говорят, «симметричный ответ». И мы, мол, в Америке не сапогом ковбойским свою кока-колу хлебаем. Во всяком случае, мне «посчастливилось» побывать на той выставке. И куча цветных проспектов и каталогов с «крутыми тачками», нахапанных мной на выставке, вызвала, таки, «фурор» в школе. Не только среди школьников…

[alex_tomcat]

С Греческой на Ришельевскую, позвякивая механическим колокольчиком, поворачи-вает жёлтенько-красненький трамвай. Тогда они состояли из двух вагонов – ведущий и при-цепной. А при большой «нагрузке» на некоторых маршрутах ходили «монстры» из трех ва-гонов. Одинарные ходили, только летние открытые. О них, чуть ниже.
Деревянные, двустворчатые, вручную открывающиеся двери, решетчатые подножки. Да и сам трамвай деревянный на металлической площадке-платформе. В салоне на брезенто-вых ремнях свисают коричневые карболитовые треугольники-ручки для стоящих пассажи-ров. Деревянные лакированные сиденья расположены, не как сейчас – рядами, а вдоль сало-на. На задней площадке, рядом с «местом» толстой тётки-кондуктора, здоровенный штурвал механического тормоза (так, на всякий случай. Особенно, на спусках и подъёмах). Мечта всех мальчишек – покрутить эту хреновину. Некоторые шустряки, бывало, умудрялись «по-крутить». Трамвай плавно тормозил посреди улицы. И начинался «большой хай». С отлавливанием и надиранием ушей тому «маленькому паскуднику».
Летом, преимущественно на пляжных маршрутах, дефилируют открытые трамваи с деревянными сиденьями и ажурной металлической решеткой ограждения. Они ещё помнят русско-бельгийское трамвайное товарищество начала века. Снаружи, вдоль решетки, метал-лическая рельса, на которой очень, как сейчас говорят, прикольно кататься «зайцем». И не только пацанам. Ой! Видели б, вы тот трамвай, когда на стадионе в парке им. Шевченко футбольный матч. Солидные взрослые дядьки висят с обеих сторон трамвая, цепляясь рука-ми за решётку ограждения. Некоторые, даже, передают «в жменьке» кондукторше свои 3 ко-пейки за билет. Цирковые номера, да и только. А те, кто «с наружной стороны», дружно вы-прямляются и прижимаются пузом к решетке, когда идет встречный трамвай. А поездка на таком продуваемом трамвайчике в Аркадию или на Большой фонтан – чистое удовольствие.
На Большой Фонтан ходили трамваи №16 – №18 (до 6-й, 11-й и 16 станций). Но был, также, и №19, маршрут которого был от 16-й станции Большого Фонтана до Дачи Ковалев-ского. Сейчас там расположен Мемориал 411 батареи, а в своё (в «царское») время, были го-родские дачи, где отдыхали, делали ежедневный «моцион с видом на море и обратно» о-очень многие литературные и театральные знаменитости старой России (и не только!). Но интересен был и сам трамвай №19. Его вагончик катился по рельсам одноколейки и на по-следней остановке вагоновожатый с некоей, даже, торжественностью вылазил из-за своей загородки и пёрся «в зад» салона, где, оказывается, находилась точно такая же загородка, с такой же здоровенной рукоятью управления. Вожатый «воцарялся» на новом месте, «шарпал» «шворочку» звонка, и трамвайчик мерно топал «задом-наперёд» обратно на 16-ю станцию. Такой себе, «тяни-толкай».

[alex_tomcat]

Но, всё таки, продолжаем наш утренний моцион и переходим через Греческую. Ой! Она же была – улица, имени одного немецкого «революционщика» К.Либкнехта, а сейчас, уже опять, Греческая. И, слава богу. Всё, что осталось в памяти одесситов от этого немца, и еще одного, тоже, вроде, немца – Карла, но Маркса, это появившееся лет двадцать спустя питейное заведение – популярный винный подвальчик «Два Карла», на углу улиц К.Маркса, Екатерининская, и, К.Либкнехта, упомянутая Греческая. Название, естественно, неофициальное, народное. А подвальчик был отменный − марочные и ординарные вина из дубовых «фирменных» бочек Одесских винзаводов на разлив. Никакой красненькой «бормотухи» и «плодово-выгодной» отравы. Конкуренцию «Двум Карлам» составлял, лишь, находящийся в квартале ходу по Екатерининской, более цивилизованный и объёмистый по площади, «Оксамит Украины». Там был даже, представьте себе, «дегустационно-лекционный зал» марочных вин Одесской области.
Так вот, перейдя через Греческую (Ну, прямо, как у Пушкина – «Перейдя чрез мост Кокушкин, опершись жопой о гранит, сам Александр Сергеич Пушкин с мосье Онегиным стоит»), лицезреем Окружной военторг (для тех, кто «не в курсе», ну-у, это «ва-аще, хата типа супермаркет» Одесского военного округа), растянувшийся на полквартала.
Однако, прежде, обратим внимание на, расположенное рядышком, сооружение, как сейчас говорят, «малых архитектурных форм». В окошке этой, грубо выражаясь, будки (если «культурно», то павильона), виднеется столь же замечательная, нет, не будка, а, скажем, фи-зиономия крашеной перекисью блондинки слегка перезрелого возраста. Комплекция, как говорят – таки да, женщина, «нивроко себе, в теле». Очень к лицу (личику) этой дамы идёт игривая белая официантская шапочка-кокошник на голове и беловатый (местами) передничек. Из глубин сооружения слышится змеиное шипение углекислого газа и ритмичное кваканье сатуратора. Дама методически вращает канделябр с разноцветными стеклянными цилиндрами с сиропами и, так же, методически, шваркает краном с никелированной рукоятью. Завораживающее зрелище. Впрочем, оно мало восхищает очередь страждущих глотнуть холодненькой газированной водички с разнообразными сиро-пами. Кому – недолгое спасение от июльской жары за 1 коп. стакан, кому-то – охладить горящие трубы бодуна, а детишкам – насладиться газировкой с двойным (6 коп.) или, даже, тройным сиропом. Здесь же, вам круглой ложечкой наберут в хрустящий вафельный ста-канчик шарики сливочного или молочного мороженого.
Фасованного мороженого («Эскимо на палочке»!) пока нет. Но через пару лет зарабо-тает большой портовый холодильник. А еще через несколько лет – фабрика мороженого на ул. Комсомольской (Старопортофранковской). Вот тогда по всему городу появятся закруг-ленные ящики-холодильники (летом – под большими цветными зонтиками). А по бу-лыжным мостовым грузчики будут несколько раз в день катить грохочущие тачки-площадки с мороженым и метровыми брусками льда (мобильных электрохолодильников ещё пока нет). Несколько позже обычный лёд заменили бруски дымящегося сухого льда. Благодатнейшее и освежающее зрелище в летнюю жару – наблюдать, как грузчики прямо на мостовой колют на куски «брылы» льда и набивают им ящики-холодильники. А на лёд водружают коробки с мороженым.
В дополнение к многочисленным будкам с газировкой, ранним утром (и после обеда) развозились по городу цистерны-прицепы с пивом, квасом и, даже, с сухим вином (так называемый, «кисляк». Но в жару и в небольших количествах холодненькое сухое вино очень даже освежает). И стоило все это «удовольствие» не нынешние 4 гривны за «бокал» (?!) бурды, гордо обзываемой «квасом». Нет, в те времена настоящий хлебный квас стоил 3 коп. за стакан, 6 коп. за поллитровую кружку. Кружка пива (не очень, правда, хорошего) – 22коп. Стакан шабского «белого сухого» – 20коп. Вот, так то.
В шестидесятые годы город заполонили шеренги «автоматов с газводой». И «чистая» и «с сиропом». Со встроенной мойкой для стаканов и охлаждением воды. Прогресс, так ска-зать, уже «наступает» на мозоли «будочникам».
Вспоминаю забавный случай, когда по Одессе «гуляли» слухи о каком-то мифическом «бытовом сифилисе», который можно «подцепить» не через секс, а через немытую посуду и поцелуи. Так вот, стоит на пляже «Ланжерон» шеренга автоматов с газводой. А перед каждым очередь жаждущих. И два молодых «шутника» решили «подначить», вялую от жары, очередь. Один, выпив свой стакан, передает его другу. А тот, не помыв, наливает воды себе. Громкий, на публику, диалог: «Шурик! Ты, наверное, уже забыл, шо я имел себе тот «бытовой сифонец?» – «Ой! Та, ладно «прикидаться», ты вжэ полгода, как здоровый!». Очередь за ними, как ветром сдуло.
Всё же, вернёмся к Окружному военторгу. Через настежь открытые двери слышны грамофонные завывания Утесова и «Синий платочек» Клавдии Шульженко. А за ними в уши наезжает джаз-оркестр «под управлением Цфасмана» (Был такой крутой оркестр. И симфоджаз «выдавал» в лучшем виде. Не хуже, по уверениям ценителей, самого Глена Миллера). А, еще, через несколько лет зазвучали «Се си бон» и «Осенние листья» Ива Монтана, отечественные «Ландыши, ландыши», которые «светлого мая привет…». Гремел густой бас черно- м-м-м -лицего «друга советского народа» (и, «лично», Никиты Сергеевича) Поля Робсона, «подарившего» своим «фрии рашн френдам» ритм-энд-блюзовые «Sixteen tons». Как писали некоторые газеты того времени – «печальную историю о непростой жизни угнетённых «черножопых» (вставка моя) американцев в империалистиче-ских джунглях и плантациях». А через десяток лет будут «крутить» душевную песенку «Девушка» (в просторечии – «Girl») «самодеятельного ансамбля (без названия!) простых рабочих парней из английского трудового Ливерпуля». Бедные «Битлы», будущие «сэры» Британии! И, ох, уж, эти хитрецы из тогдашнего министерства культуры, умудрявшиеся протащить к нам образцы «растленного влияния Запада».
Хотя, скажем, на Элвиса, непристойно вилявшего бёдрами на американской сцене, у советского руководства была полная идиосинкразия. Как, впрочем, и у их американских коллег, считавших Элвиса Пресли чудовищем коммунистического разложения нации (в данном случае – американской. «Чёрная музыкальная зараза под тайным руководством коммунистического KGB убивает Америку» (заголовки «их» газет)). Но, что странно, к английскому рок-н-ролльному конкуренту Элвиса – Томми Стилу отношение было весьма спокойное. Может быть, дело было не в том, что пел, а как («с выхилясами»).
Справедливости ради замечу, что появление (официальное, на пластинках фирмы «Мелодия», хоть и без названия ансамбля) «Girl» было несколько запоздалым, т.к. в середине шестидесятых не только Одесса, но и весь Союз уже были заражены повальной «битломани-ей». Хотя, в, так сказать, диагнозе «музыкомании» были не только «Битлз», но и десятки, уникальных по популярности и нынче, бит-групп и ансамблей. И английских, и американ-ских – “Marmalade”, “Monkeys”, “Kinks”, “Animals”, «Крим» с молоденьким Эриком Клэпто-ном, “Mango Jerry” с их “Summer time” и много других. А кто посмеет мявкнуть плохое сло-во о «плохих» парнях из «Роллинг Стоунс», дебютировавших в 62-м. Особенно это увлече-ние расцвело после того, как «дали под задницу» непримиримому борцу с мировым импе-риализмом – Хрущеву. И в стране, и в мире начиналось «победное шествие» хард-рока. На-ступала «пора» «Led Zeppelin», Джона Фогерти с «Криденсами», «Deep Purple»…
В те годы (и позже), мы с приятелем сочиняли и декламировали глуповатые стишки на «музыкальные» темы. Уж, не помню с какой дури эти «перлы» в неимоверном коли-честве писались на украинском суржике (вот, порадовались бы сегодняшние украинолюбци. А нам казалось – так забавнее):
«По дорозі їде джип, а у нім – «Юрайя Хиип».
Вслід за нім шурує танк, а у танку – весь «Гранд Фанк».
З переляку впав в болото, там «Дип Парпл» – «Smoke on the water»…
В піонерський їде лагєр – з «Роллін´ Стонами» Мік Джаггер…
У селі вже смокче «дрінкі» Саймон Пол, а з нім Гарфінкєл…
Я ж, до Галі в хату влєз, а у неї – «Беатлєз».
Я тоді бігом к Марусє, там їй скиглить – Деміс Русєс.
Я до Люсі під стріху, тут гасає вже «The Who»…
Заморився я від баб, буду слюхать «Мармалад».
Їх «Rainbow» – це кльова штука, Елвіс з завісті б «напукал»…

А о «короле Элвисе» знали и в пятидесятых. “Blue suede shoes” и “Jail House rock” можно было купить в универмаге «Пассаж» у магазина «Грампластинки», естественно, из-под полы, на самопальных пластинках-«скелетах», т.е., записях на целуллоидных рентгенов-ских снимках. Часто в исполнении не самого Пресли, а автора песенок – Карла Перкинса. Огромной популярностью пользовался ритм-энд-блюзовый и роковый Чак Берри с его хитом «Maybelene». А «самашедший», но белый, Джерри Ли Льюис, исполнявший совершенно отпадные рок-н-роллы и буги-вуги, аккомпанируя себе на рояле и крушивший тот рояль на концертах… Вспомним, мягкие и «застенчивые» boogies очкастенького Бадди Холли… Не говоря уже про «обычных» (не обязательно, роковых) Фрэнка Синатру, Бинга Кросби, Пэта Буна, Энгельберта Хампердинка, Дженнис Джоплин, Нэта «Кинга» Кола, Дорис Дей, французских Азнавура, Монтана, Эдит Пиаф и Джонни Холлидея…

[alex_tomcat]

Здесь у ехидно-придирчивого читателя может возникнуть вопрос: «А откуда в «том СССРе» простые граждане знали, что происходит на «гниющем музыкальном Западе»?». Ведь по «правдивейшим уверениям» диссидентов в советские времена – «весь народ сидел в тюрьмах и Гулагах (а кто ж, тогда, сажал, пытал и конвоировал? Охраны, сказывают, нужно в полтора раза больше, чем «сидельцев»). Или, тяжко страдая, ждал «посадки». И круглые сутки, под изощренными пытками жуткого KGB, стройным хором пел (стонал!): «Ле-е-ени-ин всегда живо-о-ой…». А «кровавая гэбня» продолжала мучить народ – не давали «людям» опохмелиться спозаранку... Ага! Конечно!.. И развесистые «деревья-клюквы» у нас тогда росли, а комиссары из KGB танцевали под ними «русских народный танцев Kamаrinskaya» и водку прямо из самоваров хлебали между «зверскими» пытками-допросами «восставших с денежной голодухи» диссидентов. И, поголовно, всю «интилигентцию» вербовали в органы для «стука» на коллег по работе (те плакали, но, во имя демократии, соглашались. И с «демократическим» удовольствием «катали» доносы друг на друга)... Слушайте больше, ребята, всяких «баксовых» олухов и брехунов…
Хотя о кино – чуть ниже, отвечу на трепещущий вопрос. Во всех городских кинотеат-рах перед началом фильма демонстрировались десятиминутные (еженедельные) киножурна-лы – «Новости дня» и «Иностранная кинохроника» (плюс их украинские аналоги, вроде «Новин тижня» и пр.). С информацией о событиях в стране и мире. А в конце, где о новостях культуры и искусства, отечественному зрителю частенько демонстрировали «образчики их (!) нравов». Как правило, без упоминания фамилий исполнителей и названий групп. По этим коротеньким роликам мы «познакомились» с Роем Орбисоном, Элвисом Пресли, Битлами и многими другими «звездами». Не знаю, было ли это «упущением» властей или туповатой попыткой показать нам, всё, то же, «моральное гниение Запада»?..
А еще, широко распространены были «лектории» всесоюзного общества «Знание» (в частности, «Центральный лекторий» в угловом здании на Пушкинской и Греческой, где позже нахально «обосновался» банк «Порто-Франко»). Вообще, они делали нужную работу по расширению и популяризации передовых научных, технических и политических знаний среди населения. Но иногда, там, серьёзные дяди-лекторы с простодушием идиота (или хитреца?) подробно рассказывали «восхищенной публике» об «ужасном, но закономерном, разложении западной музыкальной масс-культуры» с демонстрацией, западных же, кинороликов («клипов») с фрагментами концертов популярнейших бит-групп. Молодежь ломилась на такие «лекции», что очень льстило самим лекторам. А после лекции – какая-нибудь, совсем уж «непрокатная», западная кинушка. Иногда, «музыкальная комедия» (?!) типа, скажем, «The Yellow Submarine» (знакомый фильм? А?). Название фильма в объявлении о лекции (совершенно «случайно», но систематически) не указывалось. Во, времена были?! Как говорится, – хоть стой, хоть падай. Слушай потом тупые «байки» до-морощенных диссидентов о «засилии коммунистических властей». Ведь, общество «Знание» было, если кто не знает, идеологическим подразделением ЦК КПСС…
И еще один, скажем, непреднамеренный «прокол» властей. Правда, по большей части это касается, не столь музыки, сколь политики. И внимание этот «прокол» привлёк лишь в середине шестидесятых, когда в русскоязычном радиоэфире «появились» разные «голоса» (Голос Америки, Немецкая волна, Би-би-си) с «поганками» на СССР. Так вот, оказалось, что советский, весьма широкий, ассортимент выпускаемых радиоприемников (и стационарных, и переносных) имел частотные диапазоны СВ (средние волны), ДВ (длинные волны), скудный УКВ (по-нынешнему, FM) и широченный КВ (короткие волны). На западе всё было наоборот. Так вот, «мы» могли слушать на КВ-диапазоне практически все радиостанции мира. Зависимость была лишь от погоды и времени суток – ночью дальность и слышимость лучше, т.к. нет помех от солнца и электрооборудования. Потому и музыкальные «фаны», и «политические», слушали радио по ночам. А не потому, что «боялись» какого-то, мало кому известного, КГБ. И запись музыки на магнитофоны ночью была качественнее, без радиошорохов и писков…

Пластинками-«скелетами» отечественный музыкальный «андерграунд», естественно, не ограничивался. Советская промышленность, спасибо ей, начала массовый выпуск домаш-них магнитофонов. Достаточно громоздких «чемоданов» с бобинами (катушками) магнито-фонной ленты. Впрочем, и западные, скажем, «Грюндиги» и «Филипсы» не уступали в раз-мерах нашим «Днепру» и «Комете». Отечественная, попервоначалу, не очень качественная лента «Свема» (и, если не ошибаюсь, «Тасма»), прекрасно заменялась в Одессе той же не-мецкой или голландской (с помощью морячков загранплавания). Но главное было то, что теперь с помощью радио или привозных записей и пластинок можно было, ох как, расширить, так сказать, музыкальные горизонты.
Может быть, я ошибаюсь, но думаю – одесские «меломаны» узнали о «Битлах», когда и в Европе о них мало кто знал. Дело в том, что у ЧМП существовала грузовая «прямая ли-ния» Одесса-Гамбург. И наши морячки на стоянках в Гамбургском порту записывали (на плёнку «Агфа») передачи местных музыкальных радиостанций («выгоднее» везти в Союз не пустую плёнку). Так, в частности, были записаны самые первые «Гамбургские гастроли» Битлов (между прочим, они тогда назывались «Силвер Битлз». И, даже, «Бит Брадерз», т.к. немецких продюсеров не «вдохновило» название «Битлз»). У меня сохранилась такая (пере-записанная в 1961г.) 30-минутная бобина. Смешно нынче слушать какие они были «пискля-вые», еще без «своих» песен, но с принесшими им первую славу “My Bonnie” (автор Чарлз Пратт), “That’ll be the day” (Бадди Холли) и “Fever” (Джон Давенпорт) …
Каждый уважающий себя «меломан» имел в своей фонотеке два-три десятка (как ми-нимум) 60–90-минутных бобин с записями современной музыки. На танцплощадках «крути-ли» такую же музыку, но на мощных профессиональных магнитофонах (тоже советского производства). Огромным успехом (но хвастаться этим не рекомендовалось) пользовался многие годы ежедневный «Jazz Hour» Уиллиса Конновера на “Voice of Ameriсa». На англий-ском языке, разумеется. Что, естественным образом, способствовало повышению успеваемо-сти по английскому в школе. Да и «Би-би-си» не отставало в повышении «музыкальной эру-диции» народа. Сомневаюсь, что это была «идеологическая диверсия по развращению советской молодежи», как уверяли власти. Ведь программы были англоязычные и не направлялись конкретно на СССР. Хотя, кто знает, что удумывалось в пору «холодной войны». К тому же, как ни странно, советское руководство не очень-то возражало против джаза и блюза. Считало, видно, это протестом «порабощенного чернокожего населения Америки». У меня сохранилась граммофонная пластинка начала пятидесятых (еще не фирмы «Мелодия», а её предшественника – Московского Апрелевского завода граммпластинок) с двумя песенками американской фолк-роковой группы «Золотые ворота». «Солнечная сторона улицы» и «Маршрут №66». Они и нынче частенько исполняются. Что ж, иногда и дурь идет во благо. Но о рок-музыке – чуть ниже.
А изобретательная пластиночная фирма «Мелодия» в середине шестидесятых выпус-кала свой мини-журнал новинок музыки в мире «Кругозор». В журнале были «мягкие» вкладки-пластинки (аналоги тех «скелетных», но на тонком виниле) с образцами «нови-нок». И что там только не «протаскивалось» из «западной» музыки. Как правило, с фамилией автора, но без названия группы (к примеру: песенка «Конец трудного рабочего дня», исполнитель П. Маккартни с ансамблем)…

[alex_tomcat]

В универмаге, кроме военного обмундирования и прочей амуниции, продавались, как говорится, в достаточном ассортименте всяческие промтовары. Был там, к примеру, большущий охотничье-рыболовный отдел, где продавались (свободно, вступи, лишь, в «Общество охотников-рыболовов» за 10р. в год), чуть ли не коллекции классных «ИЖ-евских» и Тульских охотничьих ружей (в комиссионном отделе попадались и отличные немецкие «Зауэры»). Всякие там, спиннинги, бамбуковые удочки и прочие рыболовные причиндалы. Вплоть до туристических палаток и алюминиевых (сборных) лодок и байда-рок. И подвесные моторы к лодкам. Целый магазин подобного снаряжения, под «спортивной» вывеской «Динамо», находился на Преображенской у входа в «Пассаж». Там продавались еще и мотоциклы, мотороллеры и велосипеды…
И, не слушайте, вылезших из захолустных нор, «шнобелястых» диссидентов с беспо-койными завидущими глазёнками. Да! Импорта в их понимании не «случалось» в мага-зинах, разве что, из соцстран – Болгария, Польша, Румыния и т.п. Навалом было качественного (абсолютно никакого сравнения с нынешним) китайского ширпотреба. Очень ценились качественные китайские кеды и летние коттоновые брюки.
Да, товары лежали на прилавках не совсем «международного» качества, но недоро-гие. Так ведь, не надо забывать какую войну только-только пережила страна. И, где тогда были эти злобные носатые (иногда, еще и бородатые) гадёныши?
Кстати, об импорте. В Одессе, если кто не знает, работал здоровенный морской порт и, крупнейшее в Союзе, Черноморское Морское пароходство (ЧМП). Ходили в Антарктику (объединение «Антарктика») китобойные флотилии «Слава» и, чуть позже, «Советская Ук-раина». Сотни наших судов дальнего плавания мотались с грузами по всему миру. А кто плавал на этих кораблях (в Одессе говорили «ходил» или «был в рейсе», потому как, «пла-вают» в море только какашки)? А что привозили моряки из рейсов и открыто, и «без шухе-ра» (т.е. контрабандой)? Конечно же, «шмотки». Платья, костюмы, отрезы тканей, безумно модные нейлоновые чулки и дамские комбинации, немецкие сервизы (повальная мода на них пошла ещё, когда демобилизованный народ после войны возвращался домой с «трофейными» бебехами), сигареты, радио-электротехника, недорогие зажигалки «Зиппо», индийские слоники, детские коляски и прочее барахло. Вот вам и «импорт».
Расходилось «в народе» всё это изобилие через друзей, знакомых, а также, через мас-су комиссионок по всему городу, которые власти частенько закрывали, как «очаги нездоро-вого преклонения перед Западным вещизмом» (ну и, формулировочка!), но потом «со скри-пом» открывали. Видать, кумекали, что лучше, уж, государственные комиссионки с доходом в казну и кое-каким контролем, чем без толку мурыжить «синие фуражки» в поисках и разгонах летучих барахолок («толчков») по всей Одессе. Ах! Какие это были «толчки». И чего там только не было. «За них» – совсем отдельный разговор. Между про-чим, в послевоенные годы негласная вещевая барахолка (толчок) долгое время располагалась в сквере им. Хворостина, где сейчас мемориал еврейского холокоста. Торговали и новым, и «старьём». В послевоенные годы это был, фактически, бартер – шмотки на продукты…
Для тех, кому не по вкусу была уныловатая одежда из государственных магазинов, всегда были «наготове» многочисленные «Ателье мод», мастерские «индпошива» (не индейского, а индивидуального). Их в Одессе тех лет было, как сейчас аптек. Чуть ли не на каждом квартале. На свой вкус или, заглядывая в привезенные «оттуда» модные журналы и каталоги («Неккерманы», «Квелле», «Воги» и прочие), они занимались «модным пошивом». Успехом пользовались и наши – «Ригас модас» (латвийская) и «Работница» с готовыми вы-кройками, по которым люди «строили» себе пальто, платья, костюмы. Очень и очень многие сами умели шить (!!!). Доморощенные портнихи (и, как ни странно, портные) «строчили» на тех же «Зингерах» (чуть позже – «Подолках», «Ладах» и «Веритасах») для себя и друзей-приятелей совершенно изумительные вещи. И в «том» Париже локти бы от зависти кусали их «зачуханные» кутюрье.

А как резво повышали «материальный уровень трудящихся» (за их же, трудящихся, рублики) многочисленные одесские «частные» артели (кооперативы), которые власти время от времени разгоняли, кого-то «сажали», а они вновь появлялись, но под другими названия-ми. И с тем же, потребным народу, «ассортиментом». И, что только не «клепали» одесские артельные «выдумщики», по-нынешнему – дизайнеры. Ходило даже такое местное выраже-ние: «Вы знаете, он (Моня, Фима, Витя, Коля...) такой «гройссер советише выдумщик». Он у себя в майстерской такое надумывет, шо даже страшно становится за его голову». Лет через тридцать их обзовут «кооператорами» и «мелкими предпринимателями».
А «клепали» одесские артели, действительно, широчайший набор ширпотреба, вос-полняя таким образом бреши повоенной экономики. Детские игрушки, дамские украшения и бижутерию, канцтовары и «шикарную» (на первый, и на второй, взгляд) обувь, разнообразную кухонную утварь. А эта мечта пацанов – заводные (прилагаемым к игрушке ключиком. Электрических тогда, к сожалению, еще не удумали) автомобильчики и мото-циклы из ярко окрашенной штампованной жести и, такие же, револьверы, «стреляющие» лентой из «настоящих» пистонов.
Не «цурались» артельщики и «шедевров» мирового «искусства». Многочисленные лавочки и базарчики были полны «самопальных» индийских слоников, «китайских», слегка горбатых, ваз, фаянсовых «писающих» мальчиков и танцующих «испанок», «задумчивых» фарфоровых Пушкиных и Толстых, «настоящих американских нейлоновых» чулок, брошек, заколок, «брульянтовых» серёжек. Их «затейливая» продукция непонятным образом распро-странялась по всему Союзу.
Помню, в самом начале Привоза постоянно сидел на низенькой скамеечке пожилой толстый дядя с хитроватыми глазками и лысиной, покрытой завязанным по углам носовым платком (а, ведь, сидел весь день на солнцепёке), и методически, приблизительно раз в ми-нуту, гаркал на весь базар: «А-аба-жюг-г-чики! Ка-а-му-у а-аба-жюг-г-чики!». А вокруг него висели на металлической ограде и лежали «на трапочке» десятки цветастых шелковых аба-журов на проволочном каркасе, очень модных тогда. Неподалёку, такой же, но тощий, «де-ловар», чутко подстраиваясь в минутные паузы толстого, хрипло взрёвывал: «Г-г-голки до прым-м-муса-а! А-а-а! Ка-м-му-у г-г-голки до прым-м-муса-а! Не гнут-тца, не ломают-тца-а! В прым-мусе кав-вир-рают-тца-а!». Незабываемое зрелище. Даже в июльскую жару.
Чуть поодаль, перед главным входом на Привоз, располагались длинные крытые рыб-ные ряды. Продавались там свежевыловленные бычки, «глоссики», камбала, кефаль, наша черноморская тюлечка, из которой делались упоительные жареные «биточки», пресноводная рыба с ближайших лиманов. А какая была там свеженькая черноморская скумбриечка! Се-ребристая с пятнышками, кругленькая, плотненькая. Про неё говорили – «качалочка». Моло-денькая скумбрия (с ударением на «у») называлась «чирус». А купить той скумбриечки, бе-гом принести домой и, быстренько, пожарить. И, тут же, прямо со сковородки, откусывать куски белого раскаленного мяса, заедая ароматным полевым помидорчиком с молодым зеле-ным чесночком. Смакота-а-а!
Так вот, из рыбных рядов, сейчас там новый универмаг и китайско-турецкая крытая барахолка, вторил «коллегам» с Привоза могучий женский вопль: «Ба-а-аби-и! Ри-и-иба-а! Ба-а-аби-и! Ри-и-иба-а! Свэ-э-эж-жя-я-я ри-и-иба-а!». А «дама» та была – типичная Катаев-ская «мадам Стороженко». По-моему, даже, с бородавочками на красно-малиновой орущей физиономии.
А по одесским дворам шлялись мелкие ремесленники. Глотки у них были, тоже, «будь здоров и не кашляй». Гнусавый и тягучий вопль (голуби, тихо млеющие «в тенёчке», истерически вспархивают, вздымая пылюку): «Па-а-Й-еть, па-а-чин-н-Е-еть вио-о-одри, кас-с-с-трул-ли-и!». Другой, видать, татарин, подпевает: «Сит-т-тёк-ли фис-с-ставляю-ю! Сит-т-тёк-ли фис-с-ставляю-ю! Са-а-апсэ-эм-м дёш-шива-а!». Мужик с козацкими усами тащит на плече козлы с точильными кругами и басовито жужжит: «Точ-чыть нож-жы, нож-жныц-ци! Точ-чыть нож-жы, нож-жныц-ци!». Для детей большая забава глядеть, как он выставляет свой станок, раскручивает ногой в дырявом сапоге педаль привода. И вот, завертелись наждачные круги и брызнули из-под кухонного ножа разноцветные искры. И хозяйка ножа, слегка обеспокоенно: «Дядьку! Вы мине ножик не попалите, как на той неделе? А то, я вам сразу гембель исделаю!».
Не подумайте, что, лишь, ремесленники «навещали» одесские дворики. А – «за искусство» что?.. Стаи цыганок с ворохом чумазых ребятишек «артистически» очищали кар-маны домохозяек, гадая «на цветущую жизнь и любовь». Безногие инвалиды в тельняшках, но с «трофейными» аккордеонами, на низеньких деревянных тележках с колесами-подшипниками, «катались» по дворам и хрипло орали: «Товарищ, я вахту не в силах дер-жать – сказал кочегар кочегару…» или, еще военных лет, забавные и популярные куплеты «Барон фон дер Пшик…(про Гитлера)». И, для разрядки, «классика»: «Как на Дерибасовской угол Ришельевской в 10 часов вечера разнеслася весть – четверо налётчиков, удалых молодчиков у старушки-бабушки отобрали честь..». С припевом: «Оц, тоц, пиривиртоц, бабушка здорова. Бабушка здорова, кушает компот. И мечтает снова – пережить налет»…
А еще, ходил по дворам высокий худой старикан с шарманкой и маленьким тощим пацаненком. Ну, вылитый папа Карло и Буратиной. Дедуля степенно крутил ручку допотоп-ной шарманки, а пацан очень «жалосным», но жутко пронзительным, голоском вопил воло-годским говором, примерно, следующее: «В-в-в дяр-р-рёвне, во Яс-сной Поляне жил Лев Ник-колаич Толстой-й. Не ел-л он ни рыб-бы, ни мяс-са, ходил по поляне бос-сой. Жана ж, ев-во Соф-фья Андревна, напр-ротив, любила поесть. Жр-рала она рыбу и мясо, спас-сая двор-рянскую честь…». И т.д… Или «душевное»: «Ид-дё-оть м-мой ми-илай а с гор-рода пь-и-й-я-ан-най. Вст-треч-чай мой-йя люб-бая, я тв-вой-й жал-лан-на-ай…».
Из открытых окон оглашали окрестности патефонные и магнитофонные «Рио-Риты», «Кумпарситы», русские романсы, фокстроты, «блатняк». Да и, сами одесситы пели! И в за-стольях, и просто так. Еще не иссякло то радостное возбуждение послевоенных лет от дол-гожданного мира, от Победы над Германией. За скромными, но бесконечными, застольями (не обязательно, со спиртным) пели русские и украинские песни, современные и старинные, революционные и блатные. Весело танцевали «под патефон». И «не брали в голову», что было тяжело в порушенной стране, что страшный голод был в 46-47 годах, что с жильём проблемы. Знали – всё «образуется». И станет полегче. Ну и, работать не «забывали», чтоб жизнь стала лучше. Никто не ныл. Не канючил – «когда же власти нас накормят и оденут»…
А в начале пятидесятых в целях, так сказать, помощи народу, на фабриках, заводах, предприятиях начали раздавать людям земельные участки, для ведения садово-огородного хозяйства (грустный опыт засушливых и неурожайных послевоенных лет). Их с удовольст-вием брали (Я, наверно, надоел читателю, – бесплатно! По 3-4 сотки). Бывших «сельских» тянуло к «сельхозработам», а, не любящие «ковыряться в земле» горожане, использовали эти участки как дачи. Мой дед и его брат, как ветераны завода сельхозмашин им. Октябрьской революции (ЗОР, бывший завод «Гена» на Пересыпи), получили участки в благодатнейшем месте одесского побережья – на длинной песчаной косе Каролино-Бугаза (51-й–54-й кило-метр Овидиопольского направления железной дороги). Далековато, но туда ходили поезда (каждые 4 часа). Когда «коптящие» паровозы заменили на быстрые электрички, поезда стали ходить каждые 2 часа и полтора часа на дорогу (машиной – час). Народ выращивал виноград, огурцы, помидоры, зелень. Многие высаживали персики и абрикосы. Как и виноград, хорошо растут на песке. Мой дед, хоть не очень-то любил, но много «возюкался» с невысокими деревцами (навек запомнился гнусный «аромат» удобрения из куриного помёта), и персики у него вырастали по 150г. штука (штакетины под ветки приходилось ставить). Винишко – или своё, прошлогоднего «урожая», или у «сельчан» – по рубчику литр. Но главное – мелкий чистейший песочек, с одной стороны косы море, с другой – пресный лиман. Курорт, да и только. В лабазе рыбсовхоза всегда можно было «отовариться» морской свежей рыбкой. Раненько утром приходили с лова рыбацкие шаланды, как в песне пелось, под борта полные живой рыбы (в том числе, и кефали). Цена – рупь за ведро на выбор. Сам набирай, какую хош, рыбку из шаланды. (Неофициально, разумеется. Рыбаки подрабатывали себе на винишко. Рыбы то, навалом). Попадались, даже, здоровенные камбалы и скаты (морские петухи). Камбалы «считались», как два ведра (т.е. 2р. за штуку весом в 5-6 кило). А берег… до горизонта ни одного человека. Приволье для «нудистов-натуралистов». Перламутрово-сверкающий песок, мелкие гребешки волн и горы водорослей с острым запахом моря. И мидии с детскую ладонь величиной по всему берегу…

[alex_tomcat]

Ой! Мы, кажется, немножко забыли, куда гуляем. Вышли уже из военторга, стоим по-среди Ришельевской и растерянно вертим головой во все стороны. Вот, этого не надо. «Кру-тить» головой жарким летом опасно – может приключиться лёгкий обморок. Вокруг ах-и, ох-и, восклицания: «Люди! Та, посуньтесь уже на стороны. Дайте этому пришмаленному немножко чем подышать! И на что вам тут сильно надо любоваться? Мужчине, просто таки, стало чуточки неважно. А, и кто-то принесет ему с будки стакан воды, или как?..». Жуть. Продолжим, лучше, наш моцион.
Огибаем беленький деревянный забор с аккуратными ромбиками (для красоты!). За забором стройка – ЧМП строит дом для своих сотрудников на месте, разрушенного, еще в сорок первом, прямым попаданием немецкой авиабомбы. А напротив, чуть наискосок, на углу Греческой, то же самое, богатенькое ЧМП, уже заканчивает строительство большого Г-образного, как сейчас говорят, «сталинского», жилого здания. С фронтончиками, балкончи-ками, лепниной по фасаду. Городские власти помалкивают, а вся Одесса уже знает, что в первом этаже будет новый магазин тканей. Удивительно, но «все» знают, что, «чуть-чуть назад», на Ленина, угол Полицейской (Р. Люксембург), за скромненьким заборчиком, стро-ится новый (в два этажа) магазин «Детский мир». Как в Москве,.. почти. А что?!.. Мы и ЦУМ на Пушкинской отгрохаем. Заборчик аккуратненький уже стоит. Ближе к Дерибасовской, еще забор. Здесь в 56-м выстроят здание одесского отделения Госбанка СССР. А, уже на самой Дерибасовской в 53-м – здоровенное жилое («сталинское») здание объединения «Антарктика» (Ну, то. Китобойное…).
В послевоенные годы в городе много было таких заборов. Одесса строилась и от-страивалась. Восстанавливались старые здания, росли новые. И в центре, и по окраинам. Справедливости ради, попробуем зачесть маленький «плюсик» Хрущеву за инициативу мас-сового жилищного строительства (хотя, «по-честному», это была инициатива «незабвенно-го» Лаврентия Палыча Берии, но не такая убогая, как у Никиты). Это, потом «простенькие и незатейливые» пятиэтажки назвали «хрущобами». А людям, жившим в переполненных ком-муналках и бараках, эти убогие, но отдельные (!), квартирки казались благом. Полстраны после войны лежало в руинах. Да и, Никита очень «не подумал», когда «освобождал» крестьян от «привязки» к сёлам. Они, естественно, «побросали» слабенькие послевоенные колхозы и хлынули в, и так переполненные, города. Что вовсе не облегчило «жилищную проблему» (и продовольственную, кстати). Ну, и его непрекращающаяся «война» с покойным Сталиным, точнее, со «сталинскими» удобными и красивыми зданиями. С, уже настроенных ранее, домов варварски сбивали архитектурные «излишества». Лепнину, башенки, балкончики. «Делили» просторные новые квартиры на полукоммунальные «пердольни» (Швондеры, хреновы). А колхозные поля по окраинам городов застраивали «шеренгами» безликих коробок-хрущёвок. «Черёмушки», блин, по всему Союзу. Но «народ» не жаловался. Плохонько, тесненько, но много… Да и, кому жаловаться? Наркому внутренних дел Л.П. Берии, что ли? Так его Никита Сергеевич уже «шлёпнул под шумок» (в затылок) без суда и следствия, обозвав «гнусным японско-английским шпиёном» (?). Чтоб не «конкурировал» очкастый умник с новым хозяином, видать?…

Миновав веселенький заборчик «с ромбиками» и надписями «ЧМП», «равнодушно» проходим мимо «шикарного» комиссионного магазина, подходим к следующему пункту на-шего вояжа. Весьма желанному в летнюю жару.
Кафе-мороженое. И какое! В просторном прохладном зале стоят мраморные (!) столи-ки. На них прозрачные сифоны с холодненькой «сельтерской» водой (тоже, «на шару», бес-платно! Пей, не хочу!). Сквозь холодное запотевшее стекло булькают крупные пузырьки уг-лекислого газа. Мороженое – какое душе угодно (пломбиры по 20 копеек 100г – 2 «шарика», фруктовое – 10коп.). Шоколадное, сливочное, фруктовое, крем-брюле. С шоколадной крош-кой, с клюквенным вареньем (Бесплатно. Бонус по желанию покупателя). Поедают мороже-ное «костяными» ложечками из, таких же, мисочек-креманок. По желанию, можно «побало-ваться» коньячком и шампанским. Сюда по выходным ходят целыми семьями. Это кафе, хоть и не единственное в городе, было, некоей визитной карточкой, местной достопримеча-тельностью.
И кому оно помешало, когда лет через двадцать кафе закрыли. А на его, самом, что ни на есть, туристическом месте, открыли очередной мясной магазин с негласным названием «Мясной музей». Мясо там по 1р.80к. (с костями или нет. Как «повезёт»), таки да, было, но рядом, на углу Дерибасовской, испокон века уже существовал большой мясной магазин с достаточным выбором мяса, колбас, копчений, сыров.
Кстати, снова повторю, не слушайте тех «носатых» подпольных пачкунов. Да, не две-сти сортов колбас и сыра, как на вожделенном для «них» Западе, но, в достаточном количе-стве и не барском ассортименте (гарантированно, десять-пятнадцать сортов колбасы). Зато, по весьма доступным ценам.
А я хотел бы посмотреть на, стопроцентно обеспеченный, обморок сы-ытенького ев-ропейца в, скажем, гастрономе на Дерибасовской, угол Екатерининской. При виде холодильного прилавка с двухкилограммовыми круглыми банками красной, черной, паюс-ной икры. И это, вам, не музей, − из тех же банок вам отвесят, сколько надо и за, вполне, умеренную цену, (не «европейскую»!) любой икры на выбор. А баночками камчатских крабов (по 3р. с полтиной) украшали витрины, даже, сельских магазинов. Не всем этот деликатес был по вкусу. А икру брали. И не только к праздникам. «Дитям очень полезно», и под холодненькую водочку идёт «за милую душу».
Да, что там, в любой рюмочной-распивочной или «пивнушке» в меню, рядом с вкус-нейшими пирожками с горохом по 3 коп. (с мясом по 5коп.), обязательно присутствовали бутерброды с красной зернистой или чёрной паюсной икрой (по рупь двадцать штучка). «Икорка» то, была своя, камчатская или каспийская.
И так было до середины семидесятых годов, когда экономика, помаленьку, уже начи-нала становиться «экономной» (помните? Инициатором был один «руководящий» «брове-носец-орденопросец», увешенный до пупа медальками и, сдаётся, слегка подуставший от «государственной мороки»). Вот, тогда то, чья-то «экономная» ручонка (явно, не «Лёнина». Ему было «начхать» на всё, лишь бы жестянки на грудь вешали да целовались «взасос») изрядно «проредила» прилавки магазинов. А, уж, когда «семимильными шагами» попёрла по стране «перестройка с ускорением», тогда стало, действительно, хреновато. Полки магазинов, напрочь, опустели…

Замечу в «скобках», некоторые нынешние «молодые политики» и «эксперты по сов-ку», почему-то, из всего Советского Союза «запомнили» лишь эти пустые полки конца вось-мидесятых… Может, я и некстати, но – «свиня завжди болото знайде…» (украинская послови-ца)…
Забыли, придурки, или не знают, что, приблизительно, лет пять (1970 – 1975) страна жила, не то, чтоб при коммунизме, но с вполне «европейским» обеспечением промышлен-ными и продовольственными товарами. Так перепугал «верхушку» совершенно «безбашен-ный» Никита Сергеич с его политическими «выбрыками» и новым культом личности, что, хоть формально «рулил» Леонид Ильич (еще не в маразме), а в натуре говорилось, примерно так: «…Товарищи Брежнев-Подгорный-Косыгин заявили (посетили, открыли)…» (как бы, в одном лице. «Шоблу» в единоличном «культе» не обвинишь). И, чтоб «народ» позабыл го-лодные «колбасно-кукурузные эксперименты» Никиты, в магазинах царило форменное изо-билие. Очень кстати, в «закрома Родины» тогда рекой потекли «нефтедоллары» – мы в пол-ную силу «толкали» на Запад нефть и газ из новых месторождений Сибири. А «оттуда» (с Запада. Не из Сибири же) пёрли в Союз вагоны качественного «импорта» для народа… Поз-же, правда, Брежнев спохватился и «зарулил» самостоятельно. Вплоть до… распада собст-венной личности, но, тоже, с признаками «культа» (теперь уже пели: «Двадцать лет лизали жопу, вновь узнали, что не ту…» (о «сроках лизания жоп» см. ниже, где про финал «кукурузного» Ники-ты)).
До «продовольственных очередей» еще оставалось лет десять, но двухкилограммовые банки с икрой уже стали «достоянием истории» (э-э-э, развитого социализма). «Уехали» с нефтью на «Запад». Вместе с камчатскими крабами «Chatka»…
Да, и очереди, те «доморощенные» диссиденты, ставили в вину «советскому режи-му», а не конкретному олуху-«генсеку». Вот, мол, у «Советов» народ нищий, «заливали» они сытым «европейцам». Ну-у, болваны! Длинная очередь, в любой стране, означает, что деньги у людей есть. Товару не хватает. Не поспевает промышленность за «растущими нуждами и чаяниями» народа. Так помогли бы в производстве? А-а-а, это «не ваша забота», пацаны? Вы лишь языком «молоть» умеете. А на какие «шиши» живете, отказываясь помогать «недемократичному режиму»? На «Волгах» ездите, «демократы», квартиры отдельные (государственные!) «на халяву» имеете. Откуда денюжки берёте? А-а?.. На Запа-де «раскрываете ужасы советской власти», а Госбанк СССР вам за это «гонорары» долларовые переводит оттуда?..
А про, того же, Никиту, как ни странно, всей то и критики смогли «выдавить» – «стучал ботинком по столу в ООН и пугал робкую Америку жуткой кузькиной матерью», «разогнал выставку самодеятельных абстракционистов» в голом зимнем колхозном поле, но с целой кучей западных корреспондентов вместо зрителей, и обозвал кого-то «пидараста-ми». А-а, и «поругался» на «партийном съезде»(?), то ли с Андреем Вознесенским, то ли с еще каким-то «поэтом-оригиналом» (ну, не понимал Никита Сергеич «эти новомодные штучки». А «свободный поэт-новатор» Вознесенский, что «забыл» на съезде «их» компартии? «Выволочку» пришел получить от «хозяина» или прибавку к «жалованью»? В джинсах припёрся, но со значком-портретиком дедушки Ленина на пиджаке…). Вот, «стра-сти» то…

[alex_tomcat]

А «доперестраивался ускоренно» в конце восьмидесятых один, не в меру говорливый «пис дюк» (не ругательство, избавь боже, а английское произношение слов «герцог мира»). Из продажи исчезло, буквально всё (а куда?!). Особо тяжело «народ» отнёсся к гонениям на спиртное. На чём, говорят, этот «меченый» генсек и спёкся – пришлось уступить «руль», изрядно «употребляющему», компаньону по партии («Борис, ты не прав!»). Можно было «пережить» кошмарную склизкую колбасу, добытую в жуткой давке, хлеб, «сварганенный» чёрт знает из чего. Ведь, сами же эту гадость и производили. Не с Америки, ж, везли. И «Горби», тоже, был не «пекарь-колбасник». Но «трогать» водку – это было на грани святотатства. Однако, все эти «казусы» случились позже – в конце восьмидесятых.
Ну, а в начале шестидесятых, во время «оттепели», с перепугу «назначенной» еще од-ним руководящим генсеком (тем, – «любителем кукурузы»), пытавшемся таким «якшанием» с интеллигенцией подкрепить зашатавшийся «трон», был период, когда в магазинах «появи-лась» (для той же интеллигенции и рабочего класса) непривычная чёрная «конская» колбаса и кукурузный хлеб. Колбаса на вкус была «ничего себе», но где «они» брали такую кучу ко-ней? А из одесского порта десятками пёрли в ту самую Америку и Канаду суда, набитые на-шей отборной пшеницей. Из-за чего приключались, не афишируемые властями, бунты и за-бастовки. С печальным, как правило, исходом «в клеточку» для «шибко недовольных» сло-жившейся ситуацией (А кто её, ситуацию, умудрился так «сложить»?).
Такая, вот, была хрущовско-кеннедиевская дружба, что не помешало «друзьям», чуть позже, «побить глечики» и заварить Карибский кризис, чуть не приведший ко всеобщему «кадухису» («кадухис» (идиш) – это аналог…э-э-э…слова, к которому подходят рифмы: тор-бец, шляпец и, скажем, голубой «писсец»). И граждан учили надевать противогазы, «ховать-ся» в бомбоубежищах. И «в белой простыне медленно ползти на кладбище» («Хохма» тех лет. Почему медленно, – а чтобы не было паники). В домах «делали» затемнение, а машины ездили с закрашенными фарами. «Развлечение» для дядей из Гражданской обороны и дети-шек. Но, почти, всерьёз. И, не только в СССР. Слава богу, «подумали» чуток и угомонились. В Штатах, говорят, до сих пор не знают, куда девать массово настроенные противоатомные убежища.
А до «кризиса», Хрущев так возлюбил кукурузную Америку, что, определённо, им в угоду, «выпер» наш флот из Одессы и устроил массовые сокращения в Советской армии и флоте (тоже, видно, хотел стать самым первым «пис дюком»). «За бортом» оказались сотни тысяч военнослужащих с семьями (а он, еще, про Сталина «рассказывал» всякие «ужасы»). Ждал, видно, что и «штатники» начнут разоружаться. А эти «пидарасты» Никите (его люби-мая «формулировка») «виддячылы» тем, что разместили у «нас» под носом (в Турции) ядер-ные ракеты. Он жутко обиделся на такую «чёрную неблагодарность империалистов!» и при-нялся ставить аналогичную «продукцию» на Кубе. С видом, так сказать, «на Флориду». Многие старые одесские моряки, наверно, помнят те рискованные, но хорошо оплачиваемые, рейсы торговых судов на «Остров свободы» с ракетами в трюмах. С «негласным» сопровождением нашими атомными подводными лодками. Что очень «огорчало» америкосов. Но на прямой конфликт они идти «дрейфили». Наши субмарины «на раз» могли угробить, практически, любой «их» крейсер или авианосец (да и, американское побережье – чуть ли не в прямой видимости. А на лодке 16 ядерных ракет типа «ихнего» «Полариса». Мало ли «чего»?..). А затем «спокойненько» уйти под воду. Вот такой был «мировой шухер»…

Зато, у нас появились новые ориентиры – Куба («Куба – любовь моя» называлась тогдашняя постановка одесского театра оперетты про бородатых революционеров – «барбудос». Позднее – «Вольный ветер») и герои – Федя Кастро с курчавой бородой и безрадостным кличем «Нэ всэрэмось!» (местная адаптация испано-кубинского лозунга «Вэнсэремос!»). А плюс к ним, − дешёвые (для нас!) кубинские сигары «Гавана» и белый ром с тем же названием («Гавана-Клуб» с крошёным льдом и под названием «Дайкири» − любимый «харч» бородатого «папы Хэма», т.е. Хемингуэя). В обильнейшем ассортименте. Одно время насчитывалось пять сортов качественного «Гавана-Клуба», а сигары, какие хош, в алюминиевых ампулах, с «янтарными» мундштучками, «сигарильос» всякие – невообразимое количество. Магазин «Табак» на Дерибасовской, просто таки, ломился от кубинской курительной продукции.
Любой «зачуханный» жлоб в Одессе мог позволить себе, на манер «америчанского» миллиардера, после сытного обеда «братской могилой» (килька в томате за 30коп. банка), плавленым сырком «Дружба» за 13коп., полевыми помидорками по 10коп. кило и свежим батоном по 22коп., закурить толстючую кубинскую сигару «Upmann №4» за рупь пятьдесят штука. Дороже, чем весь «обед», но «форс» – дороже денег.
Да-с, господа, всякая херня, зачастую, имеет свои, очень даже, положительные сторо-ны. Аналогично, во времена Суэцкого кризиса (1956г.) и, слегка черномазого, обладателя нашей «Золотой звезды Героя» «товарища и друга» Насера (ударение, где хотите, там и ставьте. Этот «арапчонок» нам, таки, здорово «поднасерил»), страна вовсю хлестала чёрный египетский ром, то ли «Рамзес Третий», то ли «Нефертити Первая». В одесском порту разгружались целые танкеры этого пойла. Почти рядышком с теми, что засыпались нашей пшеницей, для похода в обратную египетскую сторону. И не только пшеницей, но и оружием (дотошные одесситы всегда «были в курсе – шо, куды и на фига» грузится по ночам на торговые суда). Это, Вам, дор-рогие товарищи, «не фунт изюма», а политика «братского» интернационализма. Не без этой «политики», включительно, мы в результате оказались (вот, странно то?) в глубочайшей заднице.

Что до «не очень приличных» руководителей Советского Союза с 53-го года и до де-вяностого, то здесь, вероятно, играли роль их «гоноры» (дурные амбиции), комплексы собственной неполноценности, боязнь, что узнают их мелких «грешках» и крупных преступлениях, и, попросту, неистребимая «коммуно-барская» лень (как там, у Пушкина – «царствуй, лёжа на боку…»), отягощённая преклонным возрастом.
И, полагаю, в последнюю очередь, это нынешнее желание, буквально, «пожрать всласть». Как-то, это было «не принято» (вспомните «наследство» деткам, оставшееся после смерти Сталина – неодёванный мундир генералиссимуса, старая шинель и прокуренная трубка). За стяжательством (и в «низах», и в «верхах») тщательно «следили» свои же и жёст-ко «пресекали», невзирая на «ранги».
Сколько «шухеру» наделало в наших «верхах» появление (начало восьмидесятых) в западной прессе цветного фото с Косыгинским сынком на «охотничьем сафари» в Кении, где он радостно «лыбится» с ружьем в руке, стоя у туши убитого им льва. Подобные «развлекухи» были «табу» и для больших начальников. Дома – хоть лопни, можешь «до усрачки» палить в заказнике по, подсунутым егерями-холопами, пьяненьким кабанам (шоб не вертелись, свиноты, под барским прицелом), как любили Никита Сергеич с Леонидом Ильичом. А «за бугром» – «ни-ни!». Да и, за сам тот «бугор» – о-ох, как редко. Разве, что «в составе официальной делегации». А в том «составе» все друг за другом «секут» и «стучат» – не разгуляешься. И на какие «шиши»? «Баксы» в Союзе под запретом, за «валютные операции» и партийному бонзе «светила вышка (расстрел)».
(В скобочках отмечу, что поголовно всем «советским туристам», вне зависимости, «шишка» он или «трудящийся», во «Внешторгбанке» обменивали по справке «Интуриста» (на месячные путевые «расходы») 200 рублей на валюту. Что, при курсе доллара в 60 копеек, было, совсем даже, и неплохо. Учитывая уровень цен на тогдашнем Западе).
Всей «радости» тем «большим партейцам» было – «закрытые» убогие «распределите-ли» с, якобы, оченно дефицитной жратвой (ах-ах, «задрипанная» докторская колбаса за те же 2р.10к., но с мясного «спецкомбината» (в Москве – спецсовхоз им.Микояна)) и шмотками, которые «народ» спокойненько «доставал по блату» и без партбилетов (частенько, в тех же распределите-лях). А, вот, «нажраться властью всласть» – это было…

[alex_tomcat]

Глупо, конечно, «демонизировать» прошлое «советское» высшее руководство (да и, чиновников пониже рангом), как стало «модным» в перестроечные времена и далее. Это бы-ли обычные люди, со своими плюсами и минусами, лучше или хуже понимающими, как ру-ководители, что есть «благо народа». Особенно, если «народ», в основной массе своей, ленив донельзя и «зело пристрастен» к алкоголю. Не говорю уж, о любви к «стуку» и мелкому воровству всего, что «плохо лежит». Все «научные» признаки рабства. А, если кто не знает, зимой 2011г. (сейчас!) исполнилось, всего то, 150 лет с отмены крепостного права. Нужно время, чтобы изжить «в себе раба». Моисей своих евреев для этого 40 лет таскал «по пустыне». А наш народ, где «таскать»? Вот и «крутились» наши доморощенные «генсеки» между благами и Гулагами. Кто – цивилизованнее, кто – нет.
Но страна, несмотря на перманентную грызню «в верхах», жила своей жизнью и раз-вивалась потихоньку. И космос «покоряли», и города строили, и заводы. И современные ис-требители (МиГ-25, к примеру) и вертолеты с охрененной грузоподъёмностью, от которых у америкосов нервная икота приключалась и большая «жаба душила». «Багаж» за «те» про-шлые тридцать лет, несмотря на войну, был накоплен немалый, да и лозунги «на будущее» кремлёвские «грызуны» и мечтатели вынуждены были выдавать почти правильные (за ис-ключением «коммунизма в восьмидесятом году». Тут, лысый дядя-кукурузник, малость за-рвался). Развалить такую державу было тяжеленько, но, как оказалось впоследствии, воз-можно…

Городской сад. Хорошо смотрится видом с Дерибасовской. Пока еще отделен от Де-рибасовской ажурным, того же чугунного литья, забором. Ворота Горсада на ночь закрыва-ются. Такие же ворота были и со стороны Гаванной, и со стороны Преображенской. В де-сять-одиннадцать вечера по аллеям ходили сторожа со свистками и приглашали горожан «на выход». До утра.
Деловито и многоструйно журчит, «делает радугу» фонтан. Иногда, с порывом ветер-ка, «обфыркивает» водяной пылью гуляющих. На свежеполитых клумбах и газонах сладко благоухают разнокалиберные розы, маргаритки, гортензии и флоксы. Бронзовые львы с де-тёнышами лениво возлежат на своих постаментах. Старинная ротонда ажурного чугунного литья, в которой по воскресениям, а иногда, и в будни, играет военный оркестр, услаждая отдыхающую и прогуливающуюся публику. Народ томно восседает не на теперишних урод-ских лавочках (часто – без спинки), а на обстоятельных, плавных очертаний, деревянных диванах с чугунными львиными лапами. На ротонде еще не было дурацкой прозрачной пластиковой кровли. Был металлический купол, венчавшийся, если память не изменяет, подобием греческой вазы со свисающим цветком. А неподалёку была еще одна открытая ротонда-беседка из дикого камня с кольцевой лавочкой-диваном. И кровлей ей служил древний развесистый дуб. Любимое место для влюбленных парочек…
Интересная, некоторым образом, деталь. Через весь горсад, от Преображенской до Га-ванной, видны в брусчатке трамвайные рельсы. Трамвай здесь уже не ходит, а рельсы еще остались. Они тянутся дальше, по Ланжероновской до Оперного театра. До войны здесь бе-гали трамвайчики 1-го маршрута, от Куликового поля до Нового базара. После войны эту линию перенесли на Греческую улицу. По слухам, из-за отрицательного влияния трамвай-ных вибраций на фундамент оперного театра. Туда (под фундамент) закачали в пятьдесят шестом, сказывают, полторы тысячи тонн жидкого стекла, чтоб остановить осадку…
Кстати, наш Оперный считался вторым по красоте после Венской оперы. Ставились там классические «Пиковая дама», «Лебединое озеро», «Тоска», «Дон Жуан» и, весьма спе-цифическая, но «в духе времени», вариация «Чио-чио-сан» под названием «Красный цве-ток». Эдакое балетное повествование о непростой китайско-советской любви в разгар ки-тайской революции 1948г. Обилие страстей, китайских флагов, холщёвых штанов, белых тапочек и серых кепок, нахлобученных на уши. На фоне белого советского теплохода с серпасто-молоткастым красным флагом.
А, где-то, в начале шестидесятых в театре «учудили» местные «націянально-свідомії» недобитые «украинолюбци». Решив доказать, что они не ОУН-овцы-бандеровцы и «дуже-дуже полюбляють совіцьку владу», поставили (по крайней мере, попытались) в одесском (!) оперном театре «эпохальное» украинизированное представление – «Лєнін у Жовтні» (ударе-ние, почему то, на «и»).
Там, сказывают, пролетарский вождь выбегал на сцену, растопырив локти и взяв-шись пальцами за жилетку. Как будто собирался немедленно сплясать «Фрейлекс» (для тех, кто не знает – национальный (ли?) еврейский танец, по-простому, «семь сорок»). Но, видимо, передумав, воздевал, указующе, правую ладошку куда-то вперёд-вверх, и запевал картавым голоском, примерно, следующее: «Гє-єй! Приходці із народу-у! Хто поп’є зі мной чяйку-у?..». Идиотское зрелище. Естественно, эта «похабень» была «злокозненной антиукраинской владой» снята с репертуара, но, как говорят, неприятный осадок остался. Хотя, на сцене Оперного постоянно были в репертуаре, действительно украинские, оперы «Наталка-Полтавка» и «Запорожец за Дунаем». Однако, мы не в опере, а в горсаду.
Напротив ротонды – свежевосстановленный Летний театр, где гастролируют заезжие оперные и эстрадные знаменитости. И никто в СССР джаз не запрещал. Джазовые ансамбли организовывались, даже, во время войны. В воинских частях, полках, эскадрильях. И в го-лодном тылу. Иногда, как Государственный джаз-оркестр Министерства обороны, указом Верховного командования (представьте, в июле 1941г. Самое «то» время было «жуткому тирану» думать о джазе). Если, уж, что-то запрещать, и в те времена, и в нынешние, то – ус-лужливых идеологических холуёв и стукачей-философов.
Между прочим, пока шла послевоенная реконструкция Летнего театра, на его терри-тории располагался интересный аттракцион «Трасса смелых» («Шар смелых», позже, «Гонки по вертикали»). Внутри здоровенного сетчатого шара (метров шесть в диаметре) на большой скорости гоняли каскадеры на мотоциклах (и один, и два, и три). Очень эффектно совершали многократные «мертвые петли». Снаружи по диаметру шара находилась кольцевая площадка для зрителей с металлической лесенкой-трапом. При завершении реконструкции-восстановления Летнего театра аттракцион «переехал» на площадь внутри Привоза (со стороны Преображенской у Фруктового корпуса) под большой навес-шатер. А через пару лет после тяжелой аварии (с гибелью мотогонщика) аттракцион прикрыли…

[alex_tomcat]

Неподалеку от театральных ворот восседают две одесские дамы «цветущего воз-раста» в модных муслиновых платьях «с оборочками» на тугих телесах. Жидковатые волосёнки уложены «визгом сезона» – «шестимесячной» завивкой. Укрывшись от солнца и нескромных, по их мнению, взглядов под веселеньким летним зонтиком с лакированной бамбуковой тростью. Оч-чень шикарная вещица. По большущему секрету (Ни-и, боже мой, шоб узнали дяди «из органов») зонтик привез сосед одной из собеседниц, летчик Митя, «ну, прамо з самой той Кореи. Токо, за это – ша! Вы ж понимаете, он, таки, просто так катался ув командировку, где-то там себе на Дальний восток. Тигров полосатых два года ловить со своего истребителя»…
«Фира, так и шо вы себе знаете (это не вопрос, это восклицание), я сегодня утром увстре-тила на Новом базаре Мусю Фурфуркис. Ну, вы, жи ж, её помнить – та худючая жлобеха со с Балковской, вся из себя семь раз некрасивая. Она, вжэ, стала такая гладкая, почти что бэз тех страшных прищей, а платье у ей из «крэп-маракена» – закачаешься, сам Зюня-портной стро-ил. От, шалава! А я для моего Монечки курицу покупала. Вы жи ж видели, как он любит куриный супчик с «пупочками» и домашней лапшичкой.
Так, я уже взяла себе курочку, ой, вы себе не имеете никакого представления, шо это за курочка, таки, просто цыпочка. Вся такая жирненькая желтенькая в «капочку». Ножки, как у той балэрины с оперного театра. И тут, нате вам – Муська. Не, она до мне с всем рэспэктом – «тётя Сима, издрасьте, а и как ви себе здоровы, а как дяди Монино «ничего себе» (т.е. здоровье), или всё у его в артели «апитифурис» (как надо)? А, и де ви брали тую шикарную курочку?». Никакой себе разговорчик, мансы (фантазии, брехня) за просто так.
И тут, с какой-то радости, эта пархатая фраерша начинает надуваться и распускать свой облезлый хвост, как та павлиниха с зоосада, и брякает, шо она со своим «хуцином» (же-них, хахаль) каталась на купейном поезде аж до самой Москвы. Шо она там пела за ихню их-скурсию, говорить не буду, шоб сильно не попортиться нервами. Но скажу за то, что ей в столице Родины один чмурик (придурок) накапал, будто сам Додик Айзенхауер, таки да, аид (еврей)».
Здесь вступает соседка по корейскому зонтику Фира: «Сима, и что вы, таки, слушаете «забобоны» (уверения) от всякой халамидницы. Это жи ж, полный холоймист (чушь, чепуха). Во-первоих, так я себе ув голове не могу поверить, чтоб такой видный мужчина – и он, тоже «д-а-а». Это ж, как мой задрипанный Сёмчик с его конопатой лысиной и, нате вам, – татар-ско-монгольский самурай с длинным ножиком. Ой! Таки я вас умоляю! Тот Муськин чму-рик − он, просто, шмаркатый идиёт из Слободки (где психбольница). А во-вторых, Айзенхауер и совсем уже не Додик, а Дувайт, сама в «Правде» читала».
«Фирочка, любочка, та вы вжэ совсем тоже чиканутая, – вступается за американского президента Дуайта Эйзенхауэра Сима, – и где вы себе видели такое, шоб жена того мэрикан-ца, как вы своего Сёму, приглашала на кровать: «Д-д-дув-ва-айт-тик, иди вжэ до мине!». Тут же, пять раз поперхнэшься, а делать такое ув койке ис законным мужем – это ж, полный «цу-рис» (гиблое дело, крах) для семейной жизни.
Ой! Та ну их, Муськины понты, в баню. Я, тута вот, любуюсь на афиши Летнего теат-ру. Так я и нигде не могу видеть, шобы мне попалась такая фамилия, как Утёсов. Тарапунька со своим Штепселем – они есть. А Утёсова, шоб «живьём» – как нет. Он в той кацапской Москве совсем уже забыл за родную Одессу? «Зафраерился» маленький «курдупель» (малыш, недомерок (польск.)). Тольки по «точке» (радио) выступает. Не-е, брешу! Я ж, на «пейсах» (пасху) была в гости до того «олтер фарцера» (э-э-э, старого пердуна) Аркадия Самуиловича. Так-таки он всем хвалился новомоднешней цацкой (игрушкой) – телевейзер, что ли. Картинка ма-аленькая, как дуля, и смотреть – на глаза погано видно, но там, таки, пел про «Чёрное мо-ре моё» Лёдик Утёсов. Я его, как сразу, узнала, хотя, какой он вам Утёсов. Он такой же Утесов, как я – «всесоюзочный староста дедушка Калинин». Тоже мне, о зохен вей! Лёдик у Москве сделался, таки да, большой пуриц (м-м, значительная личность)! Он, же, был – маленькая «шмакодявка» со с Треугольного переулка и, сдаётся мне, этот «шая» (придурок, простак) пиликал на скрыпочке в той музыкальной школе, что на углу Нежинской и Толстого. И скрыпочка в ево была со с той Одэсской музыкальной фабрики».
«Милая моя, и шо вы таке рассказываете. Вэйз миир! А и кто у нас в Одессе не водил своих детлахов попиликать на скрипочке? Этот еще почти молодой, но такой «намузыкаленный», Додя Ойстрах. Он, что, «мацал» свою скрипку где-то там, в захолустном «Бердечеве»? А и в Одессе оказался просто так, для понту? Не-е-е, тут жили (и живут) его папа с мамой. И, они таскали своего шкета до школы, аж, самого мосье Столярского. И там нашего Додика, таки да, научили, шо такое – делать музыку на скрипке. Таки что, хай он – чуточки «шлемазл» (тронутый, идиот)!.. А и, шо вам так мешает жить та наша музыкальная фабрика? Она, таки, ничего себе!».
«Сима, та, я жи ж, и ничего. Просто, я с вас удивляюсь, вы, и даже, совсем не в курсе за «те» Лёдины проблэмы? А вы так сильно распереживались. И где вы были, шо вы ничего не слышали? Лет пять тому взад весь, жи, Привоз так гудел, так гудел. Сделался, таки да, большой гармидер (шум, беспорядок). Люди говорили, шо Лёдю сильно на что-то подставили хлопчики, шо у синих фуражках. Как того зеленого фраера ув кепке. И так много ему нага-дили на душу, шо он тепер до Одессы ни ногой. Хоч тресни. От, вам, пожалуйста. Сначала от «их» имел гембель этот наш немец на пианино Славик Рихтер, а тепер, уже Лёдя наступил в «это самое»…

Оценивая этот подслушанный диалог, отметим, справедливости ради, что в Одессе так коверкали язык преимущественно пожилые граждане, выросшие в семьях, где основным языком общения был идиш и образование, в лучшем случае, один-два класса хедера (школы) при синагоге. Поэтому, лексика, семантика и фонетика идиша естественным образом накла-дывалась, скажем так – на их восприятие русского языка с иным построением фраз и пред-ложений, иной расстановкой ударений. Что, зачастую, приводило к комическому и забавно-му эффекту. Но, почти всегда, к более точному и «смачному», чем просто, по-русски.
«Адэсский язык» – это туфта, которую придумали, скажем, москвичи, неправильно понявшие (и перевравшие) то, что им говорил одесский собеседник. «Прослышали» что-то о термине «одесский язык», появившемся в середине 19 века. Одесский, точнее будет сказать, диалект – это нормальный русский язык с вкраплениями слов и выражений из идиша, фран-цузского, итальянского, греческого, украинского языков (сказывают знатоки, штук пятна-дцать разных языков «поучаствовали»…). Ну, и специфическое построение фраз и предло-жений, привычно заимствованное из других языков. Ведь, столетиями бок о бок жили. А, предположим, Исаак Бабель (Бобель) в своих «Одесских рассказах» с его карикатурным жлобом-королём Беней Криком, очень мягко говоря, чуток «перепедалировал» одесский вы-говор. Быть может, чтобы понравиться тем же москвичам и, как то, выделиться среди огром-ной массы «пишущих» двадцатых годов. Тем более, с его (Бабеля) «мутной» биографией. Не говорили так в Одессе. Даже тупые и наглые рэкетиры с Молдованки типа бабелевского Бе-ни…
Нередко, так сказать, «московские товарищи» обижаются – «почему вы, одесситы, всегда отвечаете вопросом на вопрос?». Это, они, зря! Просто здесь существует, пардон, «вопрос» определённого недопонимания. Скажем, москвич спрашивает одесского приятеля: «Так ты пойдёшь со мной вечером в театр?». Следует ответ: «А что такое?». Это вовсе не «вопрос на вопрос». Это восклицание, может, слегка саркастическое. Вместо длинной тира-ды: «Конечно же, пойду. Неужели, у тебя могли возникнуть какие-то сомнения? А если и были, то какие?». То есть, собеседнику всегда вежливо дается «ненавязчивый шанс», если что, передумать («слинять в сторону»). Иногда такой «вопросительный ответ» следует на нечётко поставленный вопрос. Если поразмыслить, не видится ли Вам некоторый «идио-тизм» в классическом вопросе «приезжих» под «указателем» на углу Ришельевской и Дери-басовской: «А как я смогу пройти на Дерибасовскую?». У быстро соображающего одессита возникает сразу «участливое» желание помочь, но уточнить, не калека ли спрашивающий, не считает ли он, что для «прохода туда» нужен особый пропуск, а, может, «товарищ» пред-ставляет центр Одессы «дикими» джунглями и чего-то боится. Вот и возникают «уточняю-щие» вопросы. Как правило, «местные» недоуменно вопрошают – «А и шо Вы «имеете в виду»?». Нет, не в смысле «вида на Дерибасовскую», а – «Признайтесь, Вы, таки, на что-то «намёкиваете»?.. Или надо Вам просто помочь «пройти» эти пару шагов? Таки, это совсем не больно». Исключается хамский нецивилизованный ответ типа: «Мужик! У тебя, ч-о-о, «повылазило»? Вот она, тута!»…

В послевоенные годы «в народе» гуляла и любовно переписывалась в тетрадки некая полустихотворная «пиеса» «Борис Годунов и его шобла», где перевирался не столько одес-ский язык, сколь, популярный еврейский акцент. Привожу в качестве примера небольшой фрагмент: «…Ле хайм, бояры! И, что-то, я не вижу среди здесь Васылий Шмульскис (Шуйский), где этот поц? Кто сделает сказать за ето мне?…». И далее в таком же духе. Жуть, как забавно.
А, уж, эти плесневелые хохмы типа: «Две большие разницы» или «он еще немножко шьет на машинке Зингер», просто убогие попытки местечковых выходцев «зпопид Кыйива» имитировать популярный «у столичной богемы» одесский диалект. Может, в тех местечках так и говорят страдальцы бывшей «черты оседлости», но не в Одессе. По крайней мере, я за свои шесть с гаком десятков лет от одесситов ничего подобного не слышал. А, вот такое, слышал: (та же будка с газводой) «Милочка, Вам с вишневым чи малиновым сиропчиком?» «Ой! Мине никакой разницы с чего полнеть! Смотреть уже нет сил на тот мой тухес (задни-цу). А-а-а! Накапайте и тоё, и тоё. Сколько той жизни?!..».
Запомнилась мне еще одна тирада «одесского разлива». В Одессе до 57-го года, т.е. до прихода в город Шебелинского газа, почти не было центрального отопления (и газовых плит тоже. Примусы и керогазы «шипели» в кухнях). Небольшое количество новых «сталинок» имело свои угольные котельные. Некоторые дореволюционные («доходные») дома, тоже были с котельными. Махонький одесский газовый завод мог обеспечить ограниченное число потре-бителей. А, в большинстве своём, одесситы «грелись» от печного отопления. В квартирах (и учреждениях, и некоторых старых школах) возвышались монументальные «кафельные» печ-ки. Старинные, – крытые голландской (или английской) изразцовой печной плиткой – «кафелем» по-местному. Часто, с золотыми орнаментами, цветами, коронами, пейзажами. С «шикарными» лепными позолоченными карнизами. Современные, – попроще, из белой об-лицовочной плитки, «без выкрутасов». Но все – на дровах и угле.
В подвалах домов располагались «личные» сарайчики, где держали топливо и домаш-ний хлам. Помню, пацаном зимой, прийдя из школы, непременно исполнял «семейную бар-щину» – пилил и колол дрова и таскал из сарая вёдра с углем в квартиру к приходу родите-лей. А в, остывшей за день, коммуналке стоял собачий холод. Кто из соседей первым прихо-дил с работы, растапливал «Свою»(!) печку. И, хоть по коридору, наконец распространялось какое-никакое тепло. Ведь, практически, «задние» фасады и «топки» всех печей располага-лись в коридорах. Если где были пенсионеры-домоседы, там было потеплее.
Так вот, приходит с работы тот «первый» сосед, растапливает быстренько свою печку. И стоит, раскинув руки и прижавшись «всей спиной» к печи в ожидании тепла. Выползает из своей комнаты лентяюга-сосед, закутанный в одеяло (самому затопить было «в облом»), и следует интеллигентный диалог: «Израиль Владимирович! Здра-ась-сьте! И что Вас так сильно имеет стоять крупным планом у печки?» – «З-з-зусман (холод), «цекавый» (любопытный) В-вы мой, Ушер Ф-файфелевич! А на ш-шо вы таки над-деялись?»…

[alex_tomcat]

И вообще, совершенные бредни, − что поголовно все коренные одесситы непременно острят, коверкают русский язык и занудно донимают приезжих своими хохмами. Всё зависит от повседневной сферы общения, уровня образования и, даже, ситуаций. У меня были и есть знакомые «чистопородные» евреи, которые на работе говорили на практически идеальном русском языке, а приходя домой, общались между собой на утрированном диа-лекте. Или, когда общались с заезжими туристами. Был в этом некоторый «форс». Вот, мол, какие мы «не такие» (!). Хотя, те, кто считал, что владеет идишем, зачастую, не могли пояснить конкретное значение, даже, широко употребляющихся одесситами (и не только ими!) слов. Например, «жлоб», «халамидник», «геволт», «чмо» (чмурик, чмара), «шая» и, даже, «поц». Что касается последнего «термина», обозначающего некий мужской орган, – слышал я легенду (не знаю, правдивую ли), что так назывался э-э-э «служащий» синагоги, научно выражаясь, «дефлорировавший» умерших девственниц иудейского вероисповедания. Вроде как, не принято являться на тот свет (без шуток!) старой девой. Такие вот, религиозные странности, если легенда не врёт…
Помню, соседка по коммунальной кухне кормит, пришедшего из школы, сына. При виде не до конца опорожненной тарелки с остатками еды, она разражается саркастической тирадой: «Это что, ты совсем уже покушал? А кому оставил эти «цуцелы-муцелы»? Или, каким-то «гицелям» это всё доедать?». На мой вопрос, что такое «цуцелы-муцелы» (про гицелей я и сам уже знаю, что это повсеместно презираемая каста «извергов-собачников»), тётя Рая ответствует: «Ой! Пацан, только не надо мине делать потную голову. «Цуцелы-муцелы» – это те «еврейские церемонии», которые мой Вова оставляет на своей тарелке». Коротко и, почти, ясно. Всё равно, что спрашивать украинца – что такое «сало». «Сало – во-но і є сало. Їж, хлопчику, сало із часником, та й не задавай дурні питання».
Еще случай с соседкой, но по двору, хамовитому сынку которой, я «поставил» ши-карный «бланш» под глазом (нам обоим было лет восемь-девять). Она, как фурия, примча-лась жаловаться моей бабуле: «Ольга Калинниковна! Ваш «бандятски могды» (бандитская мор-да) исделал моёму Эдичку фингал под пгавый глаз. Ви вжэ набьёте, когда-нибудь наконэц, того вашего шкэта? Или что?». Выволочку от бабули я, таки, получил… Но тираду Эдиковой мамы запомнил, хотя уже забыл, как выглядел тот пацан…

Как то, на Приморском бульваре я разговорился с очень пожилым евреем, который еще помнил «то-о-о мирное время» до «первой империалистической войны». Разговор «за жизнь» плавно перекатился к одесским делам и проблемам (Пускай, москвичей «шарпают» их московские проблемы). Он, типичный «пикейный жилет», невесть как доживший до шестидесятых годов, сказал мне: «Молодой человек, это всё полная чепуха. И абдуценс (отсутствие (латынь.)) всякой проблемы. В Одессе евреев, что «кот наплакал». Процентов 15 – 20. И все они учились советской школе без «национального уклонизма». Про упомянутые Вами хедеры знают из рассказов своих «бобылэ» и «дедылэ». Или, начитались того зануды – Шолома (Алейхема). А, что до людей, которые знают идиш, так Вам, таки, легче найти в песке в Аркадии хорошие швейцарские часы «Омега», чем тех, которые в этом «знают». Уже у них в Израиле появился «новый» староеврейский (до Вашего сведения, так нем я каждое утро читаю Тору). Иврит, если не знаете. Теперь на нем уже и говорят. Так кому нужен дурной старый идиш? Помесь немецкого с кацапским.
А про этот одесский язык, я Вам так скажу – Чем меньше синагога, тем больший «хай» (шум, скандал) евреи там поднимают». Вот такое мнение старого одессита.
Между прочим, я нескромно поинтересовался в конце разговора возрастом дедули и, главное, как он умудрился «потянуть» такой длинный «марафон».
– Ой! Что вы себе думаете, молодой человек? Я всю жизнь кушал на ночь кефир, не пьянствовал, как сапожник, не курил папироски и был себе спокойный, как рэбэ в местечко-вой синагоге. Так вы – просто попали мимо. Курю я, как видите, и сейчас. Ем немного и то, что хочет мой организм. И стопочку могу выпить за обедом.
Просто, до шести десятков – это было, скажу я вам, увлекательное занятие. А потом, когда интерес к гешефту (здесь – «к деловой жизни») пошел «на мизер», а болячки «поднимали ставки», сами собой начались маленькие гонки с «коллегами» на «не дождётесь». Нет, я со-всем даже не хотел «пережить» их. Мне, таки, становилось нехорошо в организме, когда я «вспоминал» сколько глупостей и чепухи эти шлемазлы наговорят у моего собственного гроба. И что подумает про меня Иегова за такую «холоймист» (здесь – «дурную болтовню»)?..
Эти гонки «до гафта» я, таки да, выиграл где-то в девяносто. И что мне с того? Никого из «порядочных» людей уже не осталось «живьем». Но, потихоньку, я привык и к такому. Сижу на бульваре, пускаю дым своей папироской. Смотрю на вас, молодых. Жизнь идет. И с вас, таки да, что-то путное для этого мира вырастет. А через еще полвека, вы, уже не сильно молодой и резвый, будете курить на этом месте свою сигаретку и, кряхтя, любоваться на новое поколение Одессы...
(Небольшой комментарий к выражению «до гафта». Гафт (польск.) – это кружева в гробу усопшего (по-моему, независимо от национальности). В этой связи могу вспомнить малоиз-вестную у медиков классификацию трёх степеней «кадухиса»: «инсульт», «инфаркт» и «ин гафт» (в кружевах). Как в хоккее – первый, второй и третий тайм. А дальше.., вместо большого парнуса (выгоды, «навара») победителю.., как у Шекспира, – тишина…)…

Что до сферы общения? Я, например, вырос в большой коммунальной квартире, где на входной двери в парадной красовалось около десятка кнопок-звонков. И под каждой таб-личка с фамилией. Среди Эндлеров, Гофштандов, Розенталей и пр., наша, несколько отлич-ная по звучанию и окончанию на «-ов», фамилия выглядела, как то, одиноко. Звонивший однажды во все звонки, слесарь из ЖЭКа, ехидно спросил меня: «А вы, то, с вашей фамилией, здесь как оказались?»…
Для меня с детства был знаком и привычен обычный и утрированный одесский диа-лект, на котором общались наши соседи на коммунальной кухне. С «понтами» и без оных. В то же время, бывая в аналогичных (по национальному составу) коммуналках, где жили мои школьные товарищи, я, иногда с удивлением, замечал, что все говорят на, почти, правильном русском языке с легким «одесским нацветом».
И национальность, говорящего на одесском диалекте, вовсе не при чем. Мой сосед по «коммуналке» Виктор Семенович Фельдман – совершенно удивительный человек и образо-ваннейший интеллигент, всю свою долгую жизнь проработавший библиотеке Одесского университета, знаток и профессиональный ценитель русского языка и литературы, никогда не позволял себе «еврейских штучек» (его слова) в русском языке. «Русскому – русское, идишу – идишево» втолковывал он мне, «нееврейскому пацану», возможно отвечая каким-то своим мысленным оппонентам…

Существуют, скажем, никем не писаные правила произношения названий улиц. Ко-ренной одессит никогда не скажет Приморская улица, а только Приморская (распевались в то время частушки не очень приличного содержания: «Я гулял по Приморской, меня шварк-нули доской, я лежу да охаю, а прохожим … всё равно!»). Произносилось – не Ти-распольская, а Тираспольская. Не Гаванная, а Гаванная.
А косноязычный вопрос приезжих: «А как «мине» доехать на «жидэвокзал»?», вызы-вает, лишь, тихое бешенство и склонность к непечатным выражениям. Многие считают, что термин «синие» («сини»), т.е. баклажаны, присущ только Одессе. Эти лингвисты-самоучки, вероятно, понятия зелёного не имеют, что в дореволюционной России помидоры называли «красными томатами», а баклажаны – «синими томатами». Кто не верит – загляните в пова-рённую книгу неодесситки Елены Молоховец 19 века.
По-своему, интересно, как в Одессе называли представителей, населяющих её, нацио-нальностей. Заметим – это не из идиша. Кроме общеизвестных «кацапов», «гоев», «бульбое-дов» («бульб») и «хохлов», были и такие: болгары – «чуляки», румыны (иногда, молдованы) – «лапацоны», «мамалыжники», греки – «пиндосы», евреи – «марамойцы», «французы», «аиды», «маланцы», албанцы – «арнауты», поляки – «пшеки», «ляхи», грузины – «кацуки», армяне – «ары», вообще азиаты – «чучмеки». Кстати, выражение «кацап», говорят, очень похоже по звучанию на «кузнец» в иврите («кассап»). Хотя некоторые «щирые хохлофилы» переводят это как «козёл» (т.е. «цап» по-ихнему). Вот, такие лингвистические странности.
Между прочим, в Одессе тех лет для жаргонного обозначения денег еще не употреб-лялись термины «зелень», «баксы», «бабло» или «лавэ». «Лавэ» было, но, лишь изредка, употреблялось в уголовной и цыганской среде. Широко применялись – «бабки» (ласково – «бабулики»), «сармак», «башли» и «капуста» (для валюты). Десятирублёвая банкнота – «червонец», «чирик». 25 рублей – «четвертак». Сотня – «стольник». Тысяча – «штука», «ко-сая» («косарик»).
Можно также отметить, что термин «пацан» для «взрослых пацанов» трансформиро-вался в, такой же, полублатной, – «кент» («кентяра»). А, скажем, «дамочка» нетяжелого по-ведения (также – «горизонтального полёта») называлась «хуна». Определенно, англо-голландского происхождения.

[alex_tomcat]

Выше, я упоминал весело брызгающийся фонтан в Горсаду. В Одесе тех лет была уй-ма фонтанов. И все они, что сегодня парадоксально, с весны до осени действовали, а не слу-жили для нецивилизованной публики, так сказать, «смитниками». А, вот, на всех шестнадцати станциях Фонтана (и Большого, и Среднего, и Малого), еще один парадокс, не было, даже, малюсенького захудалого фонтанчика.
В городском саду на Преображенской, где сейчас кафедральный собор, работал ста-ринный мраморный фонтан в виде ступенчатой вазы-цветка. Он, кажется, был первым в Одессе и работал от подземного источника. В Пале-Рояле у Оперного театра мраморная ля-гушка «цыкала» струйками воды на обнявшуюся парочку, тоже мраморных, детишек. Позже, дети с лягушкой «переехали» на клумбу сквера с другой стороны оперного, а еще погодя, «мокрая троица» перекочевала чуть-чуть дальше – в махонький скверик у музея Морского флота (бывший Английский клуб). Но Пале-Рояль не осиротел на фонтанчик. Там воцарилась, ранее скромно, «всухую» торчавшая под ёлочками, бронзовая дева (а, может, юноша) под зонтиком, с которого деловито прыскали струйки воды. А неподалёку, на «греческой тумбочке» лобызались мраморные Амур и Психея. На клумбе с другой стороны театра был сооружен большущий многоструйный фонтан с цветной подсветкой по вечерам. И «шикарной» цветочной клумбой. А на железнодорожном вокзале (помните? – «жидевокзал») в центральном зале располагался бассейн из пёстрого мрамора с прожилками. В нём плавали разнокалиберные «золотые» рыбки, а на дне поблескивали монетки, брошенные отъезжающими, «на счастье» и «за обратный» приезд в Одессу. На привокзальной площади в скверике бил в десяток струй, тоже, старинный фонтан. Да, что там, не только в скверах, но и во многих одесских дворах функционировали фонтанчики. Большие и маленькие, старинные и современные. Что в жару очень освежало, не только воздух, но думаю, и нравы горожан. Доктора, ведь, рекомендуют нервно «подстреленным» смотреть на воду и слушать её журчание.

Дерибасовская. Улица, не только для вечерних «шпацеров», но и улица магазинов. Местный, так сказать, Бродвей. И что, эти «шнобелястые», тупо долбят про «вечно пустые прилавки» при Советской власти. Ага! Целая улица магазинов – и «все пустые». Воображе-ние идиотов или мелких пакостников. Вот, «возьму и нагадю», а в «ихней» Америке узнают и похвалят, может, денюжки дадут или пустят к «себе». «Фантазёры баксовые»!..
И магазины были, и товары. Попадались, даже, магазинчики со старыми дореволюционными названиями. К примеру, расположенный прямо посреди Дерибасовской парфюмерный магазин «Тэ-Жэ» (что-то вроде «для тебя любимой» по-французски. Дамы, вероятно, знают популярные духи «For You»). А рядышком, почти аналогичное тому, на Ришельевской, кафе-мороженое с мраморными столиками. Напротив, двухэтажный Дом обуви (не пустой!). Рядом – широкая белая колоннада летнего кинотеатра «Комсомолец» с большим киноконцертным залом (около тысячи мест, приблизительно). Киноэкран находился в глубине большой сцены-эстрады. Кино можно было смотреть и в светлое время суток. И концерты там бывали. Вместо кресел – лента деревянных нумерованных скамей-диванов (как на бульваре). И пол выстелен мелкой шелестящей галькой. У стен – каменные вазы с живыми цветами.
Еще шажок – никогда не пустовавший магазин «Табак». Кроме советских папирос-сигарет, табака, продавалось там «курево» с Кубы, Болгарии, Югославии и, очень давно, из Албании (пока не «поругались» албанцы и «юги» с Никитой за его «обгаживание» Ста-лина). А сигареты албанские были классные (кажись, «Джебел», «Дерби»…), аналогичные турецким (те попадали в Одессу только «контрабандой»)…
В промежутке, вспомню один случай, связанный с Албанией. Рассказывал мой дядя – капитан первого ранга. В начале пятидесятых (флот еще был в Одессе) случилось, как то, ему, командиру боевого корабля, в составе нашей эскадры «прогуляться» с миссией мира и дружбы по странам Адриатического моря (в те времена, не только америкосы гуляли по све-ту с подобными «миссиями»). В частности «заходили» и в Албанию. В честь наших моряков был устроен торжественный приём «на правительственном уровне». Заявляются в прези-дентский дворец советские моряки, с ног до головы в «белом», со сверкающими кортиками и золотыми «крабами» на фуражках. Все в боевых орденах. Встречает их президент Энвер Ходжа с многочисленной свитой. Вроде как, «лепота»! И тут, мой дядька замечает – и президент, и свита – в европейских костюмах. Да! Но, поголовно, все – в стоптанных башмаках и без носков. И руки у президента с «трауром» под ногтями. Нищета, что ли, жуткая или еще дикие. И в Греции с Турцией немногим лучше было. Не смешно, а, как-то, жалко их. И это в «центре» послевоенной Европы. Надо было «здорово оборзеть», чтобы потом укорять СССР в нищете…

На углу Дерибасовской и Екатерининской еще нет многоэтажного ресторана «Брати-слава» с «Кулинарией» в первом этаже (нынче, его уже тоже нет). На этом месте на возвы-шении со ступеньками располагалось большое кафе-терраса ресторанного типа. Ограж-дение-баллюстрада, живые цветы в каменных вазонах. Пьём пиво-водку, закусываем шашлычками, любуемся видом на Дерибасовскую.
В начале шестидесятых открылась, некоторым образом «знаменитая», благодаря не-большому рассказу А.Куприна, пивная «Гамбринус», где в начале прошлого века музициро-вал для матросов и портовых грузчиков некий «скрипач Сашка». Но на углу Дерибасовской и Колодезного переулка (вице-адмирала Жукова), а не на «родном» месте – подвальчик на Преображенской угол Дерибасовской. Однако, там восстановить «Гамбринус» не представ-лялось возможным. В «том» подвальчике уже находился склад-хранилище большого юве-лирного магазина «Радуга» (в первом этаже). Опоздали «пивные» историки. Одесситы, в большинстве, игнорировали новосозданный «Гамбринус», считая его аляповатой «туфтой». Приезжим, не знавшим «исторических деталей», видимо, нравилась, как бы, «адэсская» ат-мосфера пивной с «новорожденым» – ряженым скрипачом «Сашкой» с длинными «пейса-ми», в лапсердаке и чёрной жилетке (будто он – правоверный «хасид»), задушевно пиликав-шим «Ах, Адэсса, таки, жэмчужына у мора…». Дело «вкуса»…
На другом углу Преображенской в красивейшем старинном здании с балкончиками, «греческими» скульптурами и барельефами – универсальный магазин «Пассаж», с, располо-женной в верхних этажах, гостиницей, тоже, «Пассаж». Внутренний проходной дворик (т.е. пассаж) с множеством магазинов накрыт прозрачным стеклянным колпаком-«фонарем». А снаружи, здоровенный, на два «крыла» продовольственный «Гастроном №1», никогда, на моей памяти, не «пустовавший». И «дефициты» там были, может быть, чуть-чуть пониже «классом», чем в московском «Елисеевском»…
Кстати, расположенная в середине Дерибасовской гостиница «Большая Московская», тоже, не из «самана» сделана. Шикарное старинное здание в стиле декоративного модерна с растительными орнаментами, женскими масками. С большим кондитерским магазином «Зо-лотой ключик». Здесь же в уголке, небольшая кафешка-кондитерская, где можно «отведать» продукцию под чашку кофе или бокал «шампусика». Качественные тортики и шоколадные конфеты поставлялись с Одесской кондитерской фабрики и специальных кондитерских це-хов-фабрик (под «номерами»). Как признак качества на, скажем, коробках с вкуснейшими тортами писался номер смены и фамилия мастера-кондитера. И где они теперь?!.. А в «Золо-том ключике» (и не только), таки да, выстраивались длиннющие очереди за свежепривезён-ными тортами (иногда, двухкилограммовыми) «Одесса» или «Киевский». Килограммовый такой торт стоил 2р.20к.-2р.50к., очень вкусный слоеный торт «Весенний» – 2р.10к. И шоко-ладные конфеты с логотипом кондитерской фабрики ОКФ-1 («Одесса») не залёживались. Особенно, фирменные в коробках – «Пушкинский платан», «Белая акация», ромовые «Виш-ня в шоколаде». Кстати, через много лет (в семидесятых и позже) мне приходилось часто бывать в командировках в Москве и Киеве. Все тамошние друзья и приятели непременно просили привезти «одесские тортики». И, очень популярное и недорогое «Одесское белое шипучее» (рупь двадцать пять бутылка, а «красное» – 87 копеек). Для «не капризных» – не хуже знаменитого «Одесского шампанского» (по 3р.12коп.). Бывало, я с собой «волок» ящик такого «шипучего шампанского» и несколько тортов. Успех в Москве был неизменный…
Буквально, напротив, где через некоторое время восстановят «на лесенке» (еще доре-волюционный) кинотеатр им. Уточкина («УточКино»), снова – кафе-мороженое. Чуть по-меньше тех, ранее упомянутых, но с таким же ассортиментом и сифонами с бесплатной «сельтерской» на столиках. На вечернем «шпацере», хош – в кино, хош – в кафе. Шампан-ское, водка и коньяк в меню «присутствуют». Как и одесские пирожные и бутербродики с икрой (аккуратнее и свежее, чем в «забегаловках»)…
Вот, я – всё про кафе-мороженые. А где «туристу» или «местному» перекусить (по-обедать) по-человечески? С «этим» в Одессе никогда проблем не было. Начиная с лёгкого ланча-перекусона до плотного обстоятельного обеда. Не в традиционном ресторане с его (не заоблачными, как сейчас) ценами. Как в классном ресторане «Кавказ» с армянской и грузин-ской кухней, здесь же, на Гаванной (нынче, но хуже – «ресторан Печескаго»). С летним ка-фе-рестораном в Горсаду. И большим магазином кулинарии рядом на Гаванной.
Хотя, рестораны исправно «посещались» и днем, и вечером. По большей части, не только свадьбы, но и дни рождения, юбилеи, семейные праздники отмечались в ресторанах. Не всегда в «коммуналке» это было возможно. И тесно, и что приготовишь на ком-мунальной кухне на 15-20 человек. В «хрущевке» – аналогично. А «гулянка» в ресторане стоила очень и очень недорого.
Да что там, гулянка. Уже в семидесятые я с женой и дочкой, один-два раза в месяц по воскресеньям, ходил днем «обедать» в ресторан гостиницы «Красная» или в «Лондонскую» («Лондяру»). «Плотный» и качественный обед (с мясными-рыбными закусками, салатами, цыплятами-табака, киевскими котлетами или шашлыками) «на троих» с графинчиком водочки для меня, сухим «Каберне» для жены и порцией красной икры в мельхиоровой вазочке «на льду» для дочки стоил общим счётом 10-15 рублей (вечером такое «удовольствие» стоило чуток подороже). При моей зарплате в 190р. («мастер» на стройке) и студенческой стипендии жены в 35р. (повышенная!) это было весьма доступно. Приятели могли «скинувшись» по десятке («по чирику») хорошо «погудеть» вечерок в кабаке…

[alex_tomcat]

В пятидесятые годы, не удивляйтесь, существовали, даже, кафе-автоматы без офици-антов и барменов. Столики, как правило, высокие (не для «рассиживания»), но есть и обыч-ные для родителей с детьми. И ряды автоматов с нишами и щелью («слотом» по-нынешнему») для монет. Бросил в слот 10коп., в «нишу» въезжает свежий бутерброд с сы-ром или «Докторской», пирожное, пончики с сахарной пудрой. Опустил в другой 15коп. (дорого!) – подставь стакан и нальётся горячий натуральный кофе с молоком или, за 5коп., чай. А рядом, за стеклом (для любопытных) виден, сверкающий шлифованной «нержавей-кой», автомат (отечественный или польский) по изготовлению пончиков-колечек, жареных во фритюре. Изредка мелькает «прислуга», раскладывающая эти пончики (и пирожные с бу-тербродами) на тарелочки и, запихивающая их сзади в автоматы. Всё аккуратно и «на виду».
Почти в самом начале Екатерининской (напротив Театрального переулка) находился магазинчик-пекарня «Одесские бублики» со старинными стеклянными витринами. Еще с дореволюционных времен. Там всегда были горячие румяные бублики с маком по 5 коп. и «с таком» по 3 коп., «московские баранки» (маленькие хрустящие бублички). Там же, маленькая кафешка, где можно было «вкусить» продукции под чай-кофе. Хотя, одесситы выстраивались «со с рання» в очередь к подходу следующей партии горячих бубликов, чтобы накупив целую вязку, завтракать дома, намазав еще теплые бублики свеженьким сливочным маслом. Остывшие ценились меньше (не так смачно, видите ли, хрустели). Мы, пацанами забегали в бубличную «со двора» полюбоваться на «процесс» и, заодно, получить от пекарей по раскаленному бублику (на шару). И «хакая» (горячо ведь!) рвать зубами хрустящую вкуснятину.
Для «пообедать» существовало множество кафе, пельменных (вареничных) и столо-вых, шашлычных и чебуречных. И обычных, и «фирменных». И тех, которые «стоя» (по-быстрому), и – которые «сидя» (с «достоинством и без спешки»). Со своими вывесками-названиями, типа «Українські вареники», «Картопляники», «Грузинские шашлыки», «Ар-мянская кухня», «Русские пельмени», «Алые паруса», «Русский чай», «Спартак» и масса по-добных, но с вполне «съедобной» и недорогой продукцией. (Спиртного и пива, правда, «не подавали», но желающие «вкусить и расслабиться» разливали втихаря под столом свои шкалики и поллитры). «Шашлычная» под народным названием «У тёти Ути» (подвальчик на Ленина, угол Дериба-совской) пользовалась многие годы, не совру, «бешеной» популярностью…
Одесситы всегда любили «хорошо покушать». И не только дома. Что сказывалось на качестве («вкусности») продукции, так сказать, одесского общепита. Ситуацию облегчала одинаковость цен в кафе-столовых-закусочных (как и в продовольственных магазинах. См. выше). И, желающий перекусить, выбирал где вкуснее. Например, «мелочь» – пирожок с мясом. Одесситы предпочитали нежнейшие слоёные пирожки с мясом по 26коп. из кафе-столовой «Спартак» (и где это кафе вместе с гостиницей «Спартак»?). А неподалеку, в «Алых пару-сах» или кулинарии ресторана «Кавказ», слойки были хуже – жестче. Зато, пирожные – луч-ше…

Улица Советской Армии (ранее, Красной Армии и Преображенская). Маленький скверик, в который упирается улица Розы Люксембург (бывшая Полицейская). Соратница одного из двух «Карлов», т.е. Либкнехта. До одури любило городское начальство этих, яко-бы немецких, страдателей «за дело рабочего класса». Что ни улица, то ихинный «р-революционщик». Какие-то, богом забытые, Францы Меринги, Клары Цеткины, Кангуны… Каким «боком» они прислонились к Одессе?
Ну, да ладно с ними. Мы в скверике. Примечателен он тем, что здесь «радует глаз» мраморная «многоместная» статуя «Лаокоон с дитями и змеями». Говорят, точная копия той, что «у них» в Италии, завезённая в Одессу самим Маразли. Так вот, стоял грек лет сто (или больше) на «тумбочке» со своими отпрысками, вяло тужился в борьбе со змеиным отродьем. И, на тебе! Какой-то затрушенный урод отбивает «папане», ну-у, фрагмент «босого», не прикрытого фиговым листиком, мужского достоинства. Да-с, трагедия. Глядеть на кастрированного Лаокоона очень жалко, но терпимо. Ему все равно – он мраморный, а граждане, как то, притерпелись бы к греческому инвалиду. Они, статуи, и в музеях то, сплошь с «утраченными» фрагментами на телесах.
Но «чесались» руки у местных эстетов. Больно им было смотреть на «папу Кастраки-са». И, ничего лучшего не придумали, как «подлечить» ущербного беднягу. «Операцион-ную» прикрыли на пару дней заборчиком. А когда заборчик убрали, Одесса чуть не рухнула. От хохота, вперемешку с возмущённым «гвалтом».
Представьте, стоит, смуглый от времени, мраморный грек и щегольски выставляет напоказ новенькую, ослепительно белую, гипсовую «пипиську». Да на пару размеров большую, чем была родная (А чо-о-о, жалко, что ли? Нехай, дядько порадуется.). Позорище, разумеется, немедленно было прикрыто тем же фиговым заборчиком. Надеюсь, кое-кому кое-что, если не отбили, то основательно потрепали. А, приблизительно, через месяц пред-стал страдалец перед народом «излечённый». Уже, в «исконном» цвете и размере травмиро-ванного «фрагмента». А через несколько лет «грека с семейством», и вовсе, перенесли (вер-нули) обратно к Археологическому музею. В скверике на месте «травмированного» распо-ложились бронзовые Катаевские одесситы – Петя и Гаврик. Им и отбивать нечего. Разве что, руки скульптору, «сотворившему» маленьких уродцев-гоблинов.

[alex_tomcat]

Приморский бульвар. Памятник Пушкину («От граждан Одессы»). По четырём сторонам фонтанчики с бронзовыми рыбками, что брызгают в «греческие» чугунные чаши струйками воды.
Мы ещё не «дожились» до того унижения, когда, какая-то бандеровская сволочь будет мыть сапоги в этих фонтанчиках, а «граждане» политкорректно это проглотят. И не разорвут западеньского подонка «на шматки». Без всякой, там, «национальной розни». Про-сто, за то, что тупой и наглый «мудак». Эти уроды в Одессе звались «голі чваны» («галичаны») – нищие, тупые, но с безосновательными амбициями на их исключительность. Что и подтвердилось впоследствии…
Центральная аллея Приморского бульвара является частью маршрута ежевечернего «шпацера» горожан, с началом на Дерибасовской (иногда, по-местному, Бродвей, проще, «Брод»). Две аллеи поуже. Одна – ближняя к морю с парапетиком из «дикого» камня, чисто прогулочная. Другая – сплошь уставлена скамейками-диванчиками для «посидеть-потрепаться-похапать воздух». Гуляешь себе, здороваешься со знакомыми, проветриваешься после душного дня под вечерним солоноватым бризом с моря. Одевается на эти шпацеры народ во всё самое лучшее – так, шоб, таки, люди посмотрели и «закачались» от зависти.
Одесса, я полагаю, всегда была «городом улицы». Это подразумевает, что «на улицу» (!) ты выходишь в самой лучшей и модной одежде (чего бы это ни стоило). Дома ты «мо-жешь себе ходить, как биндюжник», в «лахманах» и замусоленном галстуке на «босую» шею. Но вечером, на шпацер – все, что есть, самое модное. «Хай завистники сильно болеют и не дождутся, шоб им стало лучше!». Думаю, из-за того, что одесситы, в большинстве сво-ём, «прилично» и ярко одевались, у нас не было тех московско-питерских «проблем» со «стилягами». Здесь стиляги были, что называется, «через одного». «Менты» бы, просто «за-морились» их ловить. А что, вы думаете одесские менты «после работы» (!) в «мешковину» и лапти одевались? И в таком виде «швыцали» по бульвару?
Упаси боже, не подумайте, что одесситы целыми вечерами бесцельно «швендялись» по бульвару и Дерибасовской. В городе тогда работала масса театров и клубов. «Под ан-шлаг» шли профессиональные и самодеятельные спектакли и представления. В одесском цирке сменяли друг друга представления и аттракционы и своей, и заезжих трупп. Кинотеатров (об этом ниже) только официальных было около двух десятков. Еще не появилась дурная мода торчать целыми вечерами у телевизора (хотя сами телевизоры были) и пучиться на идиотские сериалы или заморскую «чернуху». Народ успевал в течение вечера и на спектакль сходить, и в кино, и прошвырнуться по Дерибасовской. Я уж не говорю о ресторанах и кафе. А «танцульки»?..
И что «удивительно», никто в театре или кино не хлебал, смачно отрыгиваясь, пиво, не хрустел, как лошадь, попкорном. На, изредка, шелестящих обёрткой от конфет, дружно «шикал» весь зал. Вот, ведь, какие «неевропейские» были граждане той ушедшей эпохи. И, даже, на летних открытых танцплощадках никто не курил. Самые отпетые «фулиганы» – ни-ни! Невтерпеж закурить – геть наружу. Только билет «не посей». Подымил – заходи обратно и пляши...
Между прочим, где-то в 48 году «эмигрировал» из Львова в Одесу (уж, не знаю по ка-кой причине) русскоязычный театр Красной Армии (?), преобразованный здесь в театр опе-ретты. Расположился он в конце Греческой рядом с Русским театром. Помещение было тес-новатое, но довоенное здание театра музкомедии (как и ТЮЗа) было разрушено немцами. Вначале, довольно слабенький, на живительной одесской «почве» он, так сказать, вос-прянул. И за счёт обновленного актерского состава (Водяной, Дембская, Демина, Крупник и многие другие), и благодаря одесским композиторам. С успехом прошли новые постановки («Белая акация», «Вольный ветер», «Сильва»). Всего за несколько лет театр оперетты стал в Одессе «своим».
В новое здание на ул. Белинского театр «переехал» где-то в восьмидесятом. Правда, одесситы называли это строение не очень оптимистично – «дом с золотыми гробами» (кому интересно, присмотритесь к архитектурному «шедевру». И помяните «добрым» словом того главного архитектора Одессы). Между прочим, ранее на этом месте находился большой и успешный Одесский мото-велотрек со своей ремонтно-технической и тренировочной базой. К сожалению так и не восстановленный, как обещалось, властями. «Убили» одесский мото-циклетный и велосипедный спорт одним ударом…

Скрипит под ногами мелкий гравий Приморского бульвара. Рядом, на площадке у ко-лоннады Обкома партии (позже, Горсовета, а при «старом режиме» – биржи) с городскими часами-курантами и фигурами Дня и Ночи на фронтоне – старинная, то ли английская, то ли турецкая пушка «с фрегата». Скамеечки-диванчики. Обилие ухоженных цветов на, невытоптанных «благодарными» гражданами и гостями, газонах. Прямо, напротив гостиницы (и очень посещаемого ресторана!) «Лондонская» (вывеску «Гостиница Одесса» никто и никогда «в упор» не хотел видеть), стоит аккуратненький «голубэсэнький» павильончик. Рядом круглые столики на высоких ножках. Разливное пиво «с таранькой» для взрослых, мороженое в стаканчиках, «ситро» и «крюшон» для детей. «Лафа» для гуляющих. Некоторые взрослые, втихаря, доливают в кружки с пивом некую прозрачную жидкость из «шкаликов». Для «просветления в глазах». Всё равно ж, выходной, гуляем.
Подходим к «дюку». Герцог Ришелье задумчиво всматривается во что-то на морском горизонте. И что он такое увидел? Ему там, на пьедестале, виднее. Рулончик свитка в дюко-вой руке очень эротично смотрится с определённой точки бульвара («На дюка – смотри со второго люка»). Нынче этот люк, по-моему, под асфальтом. Но точка «наблюдения» оста-лась на том же месте. Как, слава богу, и бронзовый дюк де Ришелье со своим фаллическим свитком в левой руке. И его постамент с франко-турецким ядром, торчащим из гранита. Рядом, почти на месте «того» люка, расположился фотограф с допотопной деревянной фотокамерой и размалёванным фанерным щитом. Фотокамера, помнящая самого Даггера (даггеротип), «для понту». Снимает он желающих отечественным «ФЭД-ом». Если фотографируемый (разумеется, «приезжий») запихнёт физиономию в дырку на щите, то получится чудная «фотка» с его мордасой в спасательном круге на фоне, «художественно» исполненного пляжно-морского пейзажа. На круге корявая надпись – «Привет с Одессы». Можно, также, сфотографироваться (для детей) с пожилой грустной обезьянкой или плешеватым попугаем. Можно, конечно, и рядышком с дюком запечатлеться. А «Привет с Одессы» пририсуют на фото. Очень популярно. Дядя-фотограф в допотопной соломенной шляпе «канотье» (Ах! Эти наши «понты») без работы не сидит. «Искусство – в массы!», как утверждали марксисты.
А рядышком у фуникулёра сидит на раскладном стульчике дама в белом халате. Пе-ред ней медицинские весы. За традиционные 10-20 копеек можно «узнать свой вес» и изме-рить давление. На весах стоит изрядных размеров мужчина с необъятным пузом. Он, явно тужась, пытается втянуть живот. Стоящая рядом жена, глядя на эти мучения, саркастически изрекает: «Ой! Та не надо меня смешить. Думаешь, весы покажут меньше, чем в тебе «этого» всего есть?». На что хозяин пуза степенно ответствует: «Маня! Мине твоя ирония «до Фени». Просто, за животом я не вижу цифры на весах».
Кстати, «до Фени» – местная идиома. Когда хотят «послать…». До «тёти Фени с ули-цы Костецкой» – «Бениной матери». Ласково, так, посылают: «Иди до Бениной мамы! Ей морочь голову».
Между прочим, чуть левее Потёмкинской лестницы на небольшой площадке, прямо над обрывом, расположился махонький летний ресторанчик. Но меню – как в большом. Сек-рет в том, что все службы ресторана (кухня, кладовые и пр.) расположены в, вырезанных прямо в известняковой скале, помещениях. Наверху, только площадка (открытый зал?) со столиками. Народ выпивает и закусывает цыплятками-табака под полосатыми зонтиками-тентами и, тут же, любуется видом на порт и море.
Можно прогуляться дальше, до конца бульвара к высокой красивой чугунного литья решётке, за которой Воронцовский дворец (дворец пионеров). В семидесятые годы одному придурковатому, но «с апломбом», главному архитектору Одессы, как говорят, «стукнула фиолетовая моча в голову», и он «распорядился» немедленно снести в городе все ограды и заборы для, мол, «полного простора и воздушной перспективы». Варварски выломали ограду Воронцовского дворца. И не только. На Французском (Пролетарском) бульваре без-жалостно снесли и металлические, и каменные старинные заборы. Вместо них «присобачили» низенькие «оградки» (сантиметров 30 высотой) из гнутой железной полосы. У нас на кладбищах на «бедных» могилках, и то, лучше ставят. И, где «они» искали перспективу на узком, тенистом, заросшем кронами деревьев, как парковая аллея, Французском бульваре? Когда общественность очнулась «от сна голубого», ограды Воронцовского дворца, как и многих других, уже и «след простыл». Вот, жлобы «бес-памятные»!..

[alex_tomcat]

Между прочим, там – ближе в Воронцовскому дворцу, на крайней от моря аллее со-бирались по вечерам группки ребят с гитарами. Пели и блатные песни, и те, что позже назо-вут «городским романсом». И общеизвестные, и собственного сочинения. Иногда песенки «складывались» коллективно, строчка по строчке, прямо на лавочках бульвара. В одной из таких «компашек» я, кстати, познакомился с Валерой Ободзинским (наверняка, его еще пом-нят не только в Одессе). Он классно «шарил» на гитаре, сам сочинял песни, а уж, его голос – !!!. Никакой конкуренции. Он был на пару-тройку лет постарше меня. Но в одной из первых встреч на бульваре в разговоре «выяснились» наши сходные «польские корни» и (слабенькое) знание языка. Маленький рыжеватый блондинчик в туфлях на высоком каблуке (вообще то, это были «а ля» ковбойские сапоги, но на «мужике» я такое видел впервые) и с не-пременной гитарой. Я тоже таскал на бульвар гитару, кое-как «тренькал». Валера, как более «продвинутый», помню, показывал мне несколько гитарных «аккордов» и «захватов». А вообще, всей небольшой «толпой» мы пели или подпевали Ободзинскому. Пели, преимущественно, тихонько, чтоб не «мешать» гуляющим, но иногда, Валера «запускал» оглушительную «трель» своим мощным тенором. Мгновенно подлетали менты или военный патруль, но, «оценив» ситуацию, «отваливали», иногда просили, чтоб потише. С Ободзинским мы частенько встречались в Аркадии или на Ланжероне, выпивали (по бутылочке «сухенького»), трындели о музыке и девочках. Ходили по городу разные слухи, что он был членом какой-то банды грабителей, чуть ли не «уркой». Да, была у него кличка – «Цуна» («цунами»). Так это от взрывного характера и мощного голоса, а не от связей с ворами. Тогда, практически, все, что-то из себя представляющие ребята (пацаны!), ходили с кличками (как правило, составленными из сокращений фамилии или личных достоинств и недостатков. «Кликухи», естественно, давались «коллективом». Мода была на «блатняк»). Так что, лабуда все это про «криминал». Знаю только, что в середине шестидесятых (я тогда «благополучно профукал» вступи-тельные экзамены в институт и «загремел» на три года службы в армии) он «удачно» женился и отбыл в стольный град завоёвывать своим изумительным тенором Советский Союз. И весьма, весьма успешно… Между прочим, на бульваре, вот в таких группках «ошивалось» изрядное количество, не особенно выдающихся, пацанов, которые стали через многие годы более или менее знаменитыми и в Одессе и в стране. Чаще всего «по линии» искусства и театра…

Перед дюком Ришелье простирается вниз Потёмкинская лестница. Не будем препи-раться, в честь светлейшего князя Потёмкина получила она своё название или, в память о пресловутом броненосце с плохой кухней для матросов. Ранее, она называлась Николаев-ской, в честь святого Николая-угодника. А может, потому, что сам бульвар именовался «до революции» Николаевским (в честь царя). Но об этом, чуть-чуть позже. А пока, мы просто начнём спускаться по лестнице. Предварительно глянем вниз, в сторону моря и Нового мола.
Оп-па! А где же входной стеклянно-бетонный сарай-комплекс морвокзала? И, где сам морвокзал, «украшенный» «золотым» младенцем-дауном в отверзнутых внутренностях? (Это ж, как люто нужно ненавидеть и детей, и женщин, чтобы удумать такую пакость. Да, еще и водрузить её в людном месте). Стоп, ребята! Морвокзал со всеми причиндалами поя-вится в году, эдак, шестьдесят седьмом. А маленького дебила «в потрохах», всучит «земляч-ку»-мэру один скульптор-параноик, никому «неизвестный» Эрнст с Брайтон-Бич, еще через тридцать лет. Возможно, по причине некоторого сходства позолоченного уродца с упомяну-тым «мэром». Так сказать, «Эдик в золотой утробе».
В пятидесятых же, на противоположной стороне Приморской улицы мы себе «име-ем» маленькую портовую церковь-часовню св. Николая-угодника, покровителя мореходов, рыбаков и бродяг. А за ней – порт, «набитый» портальными кранами и невообразимым количеством торговых судов. И, никаких бетонных эстакад нынешнего морвокзала. И дурацкой «стекляшки» – отеля «Кемпински», что ли. Торчит, как одинокий зуб в опус-тевшей пасти одесского порта.
Нет, морвокзал в пятидесятых, конечно, есть. Как же, портовому городу и без морско-го вокзала. И, «откудова», скажите, одесситы и гости катались бы «с ветерком» на белых прогулочных катерах на все пляжи города, аж до самого дальнего в Люстдорфе, за 20 копеек с «носа»? Есть он, есть, но только метров на двести влево по Приморской.

Чуть погодим с морвокзалом и обратимся «фейсом» к сооружению, немного правее Потёмкинской лестницы.
Ба-а! Да это же фуникулёр. Работает, с некоторыми перерывами, ещё с «царского времени». Творение, всё того же, русско-бельгийского трамвайного товарищества. Аккурат-ные павильончики вверху, на бульваре, и внизу, на Приморской. Два вагончика, отде-ланные лакированным деревом, с раздвижными стеклянными дверями. Четыре кабинки-купе с деревянными диванами на обе стороны, расположены уступами, соответственно уклону дороги. Вагончик катится по однорельсовому пути, который, точно на середине, раздваивается, чтобы пропустить встречный вагончик. «Прицеплены» они через блок (кто помнит физику?) на одном тросе. Один вагончик вверх, другой, естественно, вниз.
А над развилкой устроен пешеходный мостик с Потемкинской лестницы в «Луна-парк», зелёный массив справа под бульваром. Какой там замечательный большой грот-фонтан из «дикого камня». Из того же камня сделаны низенькие ограждения-парапеты ал-лей парка. Ухоженная зелень, клумбы с цветами. Длинная извивистая лестница из италь-янских базальтовых плит ведет вниз, на Приморскую. Такими же, серо-аспидного цвета плитами были покрыты многие одесские улицы и дворы.
Левый, такой же, массив с входными воротцами старинного чугунного литья, называется «Пионерский парк». Ведь, наверху, на бульваре располагается дворец пионеров (бывший Воронцовский дворец). Кстати, в этом «парке» были устроены два спаренных озера-пруда, где в то время плавали «в натуре» белые и чёрные лебеди. По территории разбросаны детские качели, карусели, песочницы, шведские стенки, ажурные деревянные веранды для «посидеть-отдохнуть». Есть, даже, тир. И, непременный, старенький мраморный фонтан. Отдыхай, развлекайся – до «не хочу». Всё – «на шару». Для пионеров, масса «кружков» по интересам. На вертикальной обрывистой стене сооружен, почему-то, большой барельеф с профилем Максима Горького (кажись, до войны дворец пионеров был «имени его»). Прямо над бассейнами с лебедями.
А по вечерам Пионерский парк – излюбленнейшее место для пылких свиданий моло-дёжи (диванов-скамеек то, уйма). Ну, и мелких «гоп-стопов». Как там нынче, не знаю. Давно уже не ходил на свидания. Ни в «Пионерский», ни в «Луна-парк». А чуть дальше, на склоне, прямо под бельведером-колоннадой Воронцовского дворца и с видом вниз на (старый) морвокзал, где-то в середине пятидесятых соорудили постамент с танком «Т-34». Но простоял он там недолго. Вероятно, из-за «слабости» весьма крутого склона, не выдержавшего тяжести танка. Но мы, пацанами, вволю налазились по нему.

[alex_tomcat]

Кстати, о «гоп-стопах» (Ох! Гуляла по Одессе в те годы песенка на эту «тему» – «Гоп стоп, Зоя…». Блатная, но шибко-шибко непечатная). В послевоенные годы в Одессе дейст-вительно «сильно» вырос уровень преступности. Преступность не появилась на голом месте, а была следствием «нового режима свободного предпринимательства», заведённого «при румынах», новым «городским головой» и «губернатором Транснистрии», неким жирным боровом по фамилии Пынтя, т.е. во время оккупации Одессы. Тогда в городе много всякой уголовной швали набилось со всех оккупированных территорий. «Сигуранца» (румынская «служба безпеки») относилась к этому отребью снисходительно, лишь бы «леи» «отстёгивали». Не в пример немцам, которые подобный «контингент» без разговоров ставили «к стенке». Вот и вылезла эта шпана с «малин» и «нычек» после освобождения Одессы. Всякие, там, банды, «чёрные кошки», квартирные и уличные воры, грабители (гопники). Об этом подробнейшим образом «поведал» нам сериал «Ликвидация». Может, как «боевичок», эта «кинуха» и ничего. Но, как исторический факт – полная ерунда. Ни-какой бравый маршал Жуков, вкупе со своими «вояками», не «спасал» Одессу от бандюков. Этот «обиженный герой» в течение года (1946) «ссылки» в Одесский военный округ, сказывают, ничем, кроме беспробудного пьянства, не «увлекался». И хороших актеров жалко, когда они, ломая языки, мучительно пытаются имитировать одесский выговор. Может, исключая Машкова. Он, на мой взгляд, несколько «проникся» одесским «духом».
А с бандитами и ворьём прекраснейшим образом, но не за год, справилась одесская милиция, усиленная срочным набором бывших фронтовиков. Как правило, из армейской разведки, «Смерша» и т.п. Замечу, что и в основной состав одесской милиции набирались, обычно, горожане из интеллигенции, служащих и рабочих. Не было в этом никакой «эта-кой» политики. Просто, приезжим (обычно, «сельским») необходимо было предоставлять жильё. А с жилплощадью в городе всегда были, ну, о-очень большие проблемы.
Что до участия «военных» в охране и наведении порядка, то по городу в помощь ми-лиции ходили, чуть ли не круглосуточно, патрули. Только, для одесситов – существенная деталь, это были военные морские (!) патрули.
И это, скажу я вам, было красивейшее зрелище. Во главе патруля – бравый «лейтер» или мичман в белом кителе и широченных чёрных «клёшах». На левом бедре покачивается, сверкает позолотой и слоновой костью морской кортик, на правом – револьвер в чёрной ко-буре на длинных ремешках (почти, по-ковбойски). На макушке бодро красуется «мица» – «мичманка», белая флотская фуражка «с крабом». За офицером (мичманом) шагают два мат-роса, тоже – белый верх, чёрный низ. Лихо надвинутые на лоб, белые безкозырки с разве-вающимися чёрными ленточками. Синие «гюйсы» (флотские наплечные воротники) с якорьками по краям. «Клёши» еще шире мичманских. На плечах новенькие (тогда!) «Калашниковы». Любо-дорого смотреть. А, «кое-кому» – опасаться. Такие патрули ходили по Одессе и, когда «криминогенная обстановка» стабилизировалась. Разумеется, в меньшем количестве и, только, днем. Вплоть до пятьдесят шестого года, пока Никите Сергеевичу не взбрело в голову убрать флот из Одессы и перевести его в Севастополь.
А жаль! Флот был, тоже, «лицом города». Вы и представить себе не можете, какие устраивались военизированные парады-представления в День Военно-морского Флота. Пря-мо в Одесской бухте разыгрывались морские «сражения» с пальбой из корабельных пушек (разумеется «холостыми»), высадкой десантов. С артиллерийскими салютами с кораблей, с праздничной иллюминацией. На Приморском бульваре в этот день яблоку негде было упасть от одесситов и гостей. Примерно, так нынче отмечают этот праздник в Севастопо-ле…
А в морской (!) Одессе осталась пустынная Военная гавань с несколькими катерами погранохраны и двумя дряхленькими подводными лодками. Одна из них через несколько лет, вероятно, от старости, тихонько и грустно «утопла» без траурных почестей…
Между прочим, в Одессе многие годы и бульвары, и улицы, и площади в праздники украшались разноцветными гирляндами из электрических лампочек. Что, естественно, соз-давало «праздничное» настроение у горожан. Заканчивались праздники, а яркие цветные гирлянды частенько «забывали» убрать (дешевую электроэнергию не было резона экономить на важ-ные «общественные мероприятия». И деньги городские еще никто безнаказанно не «хапал»). А праздничное настроение у людей оставалось надолго. Вечерний и ночной город «смотрелся» очень краси-во и в будние дни. Особенно, зимой, когда падает мелкий снежок, радужно искрясь в свете разноцветной иллюминации…

Впрочем, наш путь лежит на «старый» морвокзал. Вокзал, как вокзал. Большая пло-щадь. Слева деревянное здание с башенкой, собственно, вокзала. На втором этаже, как по-ложено, ресторан «Волна» и буфеты. Прямо по курсу – здания таможни, досмотровый зал, «погранцы», милиция, медпункт. Ничего особо интересного. Интересное дальше, на прича-лах. Там, слегка покачиваясь, стоят «на швартовых» белоснежные пассажирские лайнеры. Много их было. «Россия», «Украина», «Победа», «Пётр Великий»… Не очень хочется упо-минать «Адмирал Нахимов» с его печальной судьбой. Это большие. А были и махонькие, типа «Азов» и «Львов». Но ходили по всем морям. Правда, эти, два последних, не очень ре-комендовались для «хилых на морскую болезнь». Даже при среднем шторме некоторых пас-сажиров основательно укачивало. А, какой интерес, вместо «любования» морскими пейза-жами, непрестанно, пардон, блевать на них.
Лайнеры совершали пассажирские рейсы по всем портам Черного моря. Но самый, самый интерес был в круизных туристических рейсах. Основной и наиболее привлекатель-ный – круиз по Крымско-Кавказской линии. Иногда говорили – «Махнем по Крымско-Колымской!». Вероятно, из-за большой любви к круизу «гостей» из этого гостеприимного края (помните фразу из фильма? – «Приезжайте к нам в гости на Колыму»). А одесситы, «точно знали», что на Колыме, кроме снега, есть три «З»: зэки, золото и зусман (мороз, холод). И, белёсые на мордасы, «дяди» с «наколками», приезжавшие с «той» Колымы, были, разуме-ется, всегда «при больших деньгах».
А сам этот круиз, без преувеличения, был «шикарным» отдыхом и развлечением. При весьма доступной цене для советских туристов. Она, конечно, зависела от типа теплохода и класса кают. Кто побогаче, могли любоваться морем из палубных окон («люксы»). Иные, через большие иллюминаторы. С повышением номера класса кают (1-й, 2-й, 3-й) вы оказываетесь всё ближе и ближе к уровню моря и шуму корабельных двигателей. Самые дешёвые каюты – это когда вы с двухярусной койки пялитесь, вместо иллюминатора, на стальную переборку и чувствуете, не только шум, но и вибрацию двигателей. Впрочем, многие не брали в голову «этих глупостей». Билет то, дешевле, а остальные «со-ставляющие» круиза почти равнодоступны. Что для «люксовиков», что для «трюмников».
А «составляющие» эти были такими. Трёхразовое питание в корабельном ресторане (весьма обильное и качественное), бассейны с морской водой, палубные шезлонги, вся-ческие коллективные игры и развлечения, танцульки до упаду. Но главное – корабельные прохладные бары. Это было, что-то особенное. Кроме отечественных водки, коньяка и шампанского, можно было (за свои «кровные» рублики!) вдоволь нахлебаться, невидан-ными для советских «трудящихся», висками, джинами, вермутами, да французскими конь-яками «Наполеон» и «Курвуазье». И по цене, чуть дороже родимой «Столичной». А кофе-эспрессо в махоньких чашечках. Опять же, ледяная кока-кола через соломинку. Изумительные бутербродики и тарталетки. А потом, если хватит сил, поплескаться с ба-рышнями в бассейне с морской водой. Нет, как говаривал незабвенный Ося Бендер – это, таки, Европа «А».
Круизы по Крымско-Кавказской линии были, если память не изменяет, одно- и двух-недельные. Разница в том, что лайнер по пути до Батуми и «обратно», швартовался, буквально, во всех городах Крымского и Кавказского побережья. А недельный – вдвое меньше. Распорядок тура был такой. Утром причаливает теплоход, например, в Ялте. День пассажиры шляются по городу (с перерывом на обед в корабельном ресторане), а вечерком, «ту-ту!», рейс с танцульками и барами продолжается до следующего утра и, разумеется, очередного курортного городка. Скучать некогда. Даже, при хорошем питании на судне, многие экскурсанты не отказывают себе в удовольствии «навестить» местные шашлычные, чебуречные, пивные и винные «забегаловки», базары, коих по пути следования встречалось несметное количество. Ну, и экскурсии (и пешие, и автобусные) по достопримечательным и «памятным» местам. Такие круизы успешно просуществовали вплоть до развала Союза и полного «растрынькивания», как пассажирского, так и торгового флота, новыми «хазяйвамы» незалэжной Украины.

[alex_tomcat]

Мы же, вернёмся на морской вокзал и прогуляемся еще на один «интересный» при-чал. Это причал прогулочных катеров. Действительно, можно отправиться «за рупь» в двух-часовую прогулку вдоль одесского побережья с пояснениями и комментариями экскурсово-да. Это – для «приезжих». Одесситы же, за 20 коп., очень удобно добираются до городских пляжей «Лузановка», «Отрада», «Ланжерон», «Аркадия», Фонтанские и Люстдорфские пля-жи. Значительно комфортнее и приятнее, чем «тараниться» в потном трамвае и слушать «гавкотню», ошалевших от духоты, пассажиров. В катере помещается 150-200 человек. Имеется в наличии буфет. Опять же, пиво, воды, соки, бутерброды. Как приятно прихлёбы-вать пивко на свежем тугом и прохладном морском ветерке.
А как интересен проход по морской глади через весь одесский порт. Над головой ми-мо проплывают громады корпусов торговых кораблей, танкеров, сухогрузов. Слышны гудки, шум двигателей, звяканье якорных цепей. В воздухе смесь запахов моря, солярки, бананов. Орут чайки и бакланы. Умудряются, кстати, выдрать из рук зазевавшегося пассажира бутерброд с колбасой. Местная, так сказать, экзотика. Катер выходит за Одесский маяк, ветерок становится сильнее. Иногда, «на волне», пассажиров на открытой палубе окатывает солёными брызгами. Освежает! Встречный катер приветствует (взаимно) приветственными протяжными гудками. В среднем, полчасика, и вы на пляже. С «большим удовольствием» и без проблем.

Пляж «Ланжерон». Один из центральных городских пляжей. Это, если прогуляться вниз по довольно крутому спуску из парка Шевченко («голгофа» на обратном пути!). Или, для сообразительных, добраться на прогулочном катере. В самом низу к пляжу ведет широ-кая каменная лестница. Справа и слева – отдыхающие каменные львы. И что они «забыли» на одесском пляже? Но впечатляет. Позже они (львы) «переехали» к Дворцу пионеров (Во-ронцовский дворец с колоннадой-бельведером в начале Приморского бульвара). А на Лан-жероне на постаментах, вместо львов, утвердились большие белые шары. Слева круглый желтенький павильон касс прогулочных катеров. Выступающий в море пирс-причал с этими беленькими катерами. Еще левее, так называемый «массив», с нагромождением бетонных противоволновых плит. Там предпочитает загорать и сигать в прозрачную морскую воду, преимущественно, молодёжь.
Чуть ниже касс прогулочных катеров большим полукругом расположены помещения раздевалок, камер хранения, душевых. Все бесплатно. Копеечную плату за пресный душ (10коп.) и камеру хранения (20коп.) ввели в начале шестидесятых. Там же, медпункт и спа-сатели. А еще ниже у самой воды, близ пирса-причала – станция проката лодок и морских велосипедов-катамаранов. Они – платные, если память не изменяет – 50коп в час.
Здесь же, здоровенная конструкция горки-желоба, чтобы лихо, на скорости бухаться в воду. И это удовольствие вовсе, не только для детей. Взрослые, особо те, что моря раньше не видели, часами циркулируют по этому «слипу». Был как-то забавный случай с одним таким туристом в дефицитных нейлоновых плавках. Он, балдея от радости, многократно шлепался с желоба в воду. И тут, приключился казус. По желобу (для «смазки» задниц) всегда течет ручеек морской воды, подкачиваемой прямо из моря небольшим насосом. И, на тебе, засори-лась на минутку заборная сетка насоса (медузу притянуло или водоросли). Короче, ручеек иссяк, а увлекшийся мужик раз за разом продолжает гукаться в воду. Пока в очередной раз весь пляж не обращает внимание на его ослепительно белую голую задницу с остатками ре-зинки. Импортный нейлон не выдержал долгого натирания всухую о нержавейку желоба. Так этот несчастный с белой задницей и малиновой, от смущения, рожей, еще и орет на весь пляж, сидя на верхушке слипа: «Дуся! Так ты мне уже принесешь какие-то штаны или весь день тут позориться? Люди ж кругом!»…
Направо (если смотреть в сторону «Аркадии»), широкая лента песка. До подпорной стенки, где вверху, что-то вроде прогулочной набережной с шашлычными-чебуречными и детскими площадками, а ниже под решетчатым навесом – топчаны и шезлонги «для куль-турных». Как и душевые, пока «на шару».
Откровенно говоря, песка почти не видно из-под массы тел одесситов, отдыхающих, загорающих, закусывающих, выпивающих, режущихся в преферанс «по маленькой». Или, просто, пялящихся на, слинявшую от жары, прозрачную зелень моря, на белые и голубые яхтенные паруса, на стоящие на дальнем рейде торговые суда.
Может, пытаются разглядеть за горизонтом тот самый «берег турецкий», который, как и Африка нам «не нужен»? Во всяком случае, уже «здорово поддатый» мужичок в драной майке и черных сатиновых трусах до грязноватых колен, «цыганящий» у соседей по песку папироску, с апломбом заявляет: «До Турции, пацаны, доплыть, как раз-два плюнуть. Лег на волну и «на бочку» − шлёп-шлёп, а волна сама довезёт! За день можно управиться. «Мажем» на бутылку водяры, а?».
У самого берега слабенький прибой лениво перекатывает клочки водорослей и ма-леньких перламутровых медуз. Пацан лет четырёх в белой панамочке, но с голой попкой, деловито грузит песком жестяной грузовичок (продукция одесских артельщиков). К нему «набивается» в помощники девчушка того же возраста и «формы одежды», но с совком и ведерком. Пацан привстаёт, пристально оглядывает её, потом себя, снова её. И серьёзно вопрошает: «Отойвала?». Она, присмотревшись к своей и его анатомии, – «Не-а!». Он, с ужасом, – «Потеяла?!». «Не-а. Так и было!»…

[alex_tomcat]

А неподалёку, как стадо тюленей, «культурно» отдыхают два дружественных одес-ских семейства. «Культурно» – это потому, что трапезуют из кастрюлек и тарелочек, а отцы семейств «хлюкают» «Московскую» из гранёных рюмочек-лафитничков. Впрочем, видно, что с основным перекусоном (свежепожаренная рыбка, куриные котлетки, «степные» поми-дорчики, домашние малосольные огурчики, варёная кукуруза и пр.) уже покончено и обще-ство, как бы поделикатнее сказать, «кушает» арбуз.
Нет, нет! Это, вам, не нынешняя, набитая нитратами, даже, и не полосатая, гадость. Это настоящий, первый в сезоне, херсонский арбуз (с ударением на «а»). Ярко-красный, ис-крящийся на солнце, с тонкой кожурой и чёрными лакированными семечками. Эдак, кило-граммов на восемь весом. И как они его допёрли до пляжа?
В ожидании съедения арбузик, любовно закопанный до половины в песок, охлаждал-ся-прохлаждался в полосе прибоя. На зависть окружающих. Затем, «кавунчик», нежно опо-лосканный в морской воде, водружается на блюде. Один из отцов семейств деликатно «цокает» по полосатому боку. Звенит чи нет? Звенит! Значит, спелый. В ритуал входит аккуратное обрезание «жопок» с обеих сторон. И, наконец, здоровенным, почти пиратским кинжалом, арбуз с хрустом нарезается на «скибки». По корке за ножом бегут маленькие змеистые трещинки. Еще одно доказательство спелости и свежести полосатого гиганта.
Откровенно говоря, процесс, м-м-м, «поедания» (да, что там, пожирания) херсонских арбузов зрелище, довольно таки, специфичное. Хруст, смачное чавкание, руки по локоть в сладком липковатом соке. Физиономия от уха до уха в том же соке. Плюс налипшие на «физию» и грудь чёрные скользкие семечки. Картина не для эстетов и пуристов. Пляж – са-мое «то» место, где можно без санитарных проблем и презрительных взглядов лопать арбу-зы. Море рядом. Всё смоет. Да, что я о взглядах окружающих? В них только зависть и, слег-ка нервное, с «гульканием», сглатывание слюны. С вопросом в глазах: «И где, эти гады, умудрились «достать» такую прелесть?».
Но, как и всё хорошее, пиршество заканчивается. Мужчины, ополоснув мордасы, бе-седуют, сидя в полосе прибоя и, время от времени, лениво выковыривают арбузные се-мечки, застрявшие в шерсти на груди. Дамы, собрав посуду, приглядывают за детьми. «Сёмочка, а ну, «бикицер» (быстро) выйди мне с воды. Ты уже весь синий и мокрый, как «хлющ». И зубами стукаешь, как балалайка… Выйди оттудова, ирод царя небесного!». – «Раечка, правильнее говорить по-русски «олух царя небесного». – «Ой! Не надо мне рас-сказывать! Эти «гои» вечно всё напутают. Олух – это мой Веня, который уже цельный час сидит всей жопой в холодной воде и в голову не берёт, чтоб подумать об своё здоровье и за эти его «причиндалы». Нет, Сёма, ты, таки точно, получишь «в глаз», если не вылезешь быстро с той воды»…

Ранее, я мельком упоминал Воронцовский дворец. Не буду многословно распростра-няться о его достоинствах. Не стану рассказывать, какой великий человек был сам граф Во-ронцов и сколько доброго он сделал для Одессы. Что было, то было. И много бумаги не зря потрачено на описание плодотворной деятельности графа (что, мы, всё – граф, да граф. А на усыпальнице Воронцова в Преображенском соборе было – «светлейшему князю…»). В горсаду («на Соборке») на Преображенской красуется, несмотря на годы и режимы, памятник Воронцову. Очень красивый и величественный. С бронзовыми барельефами, оградой из цепей на низеньких стоечках. Этим все сказано. Впрочем, не всё. Когда в р-революционном экстазе, ошалевшие от безнаказанности и «зеленого вина», «народные массы» попытались низвергнуть «тирана и угнетателя трудового народа», «номер» у них «не вышел». Афронт, видите ли, приключился. Не смогли «освобождённые массы» сковырнуть память (памятник) «постылому тирану». Ну, и что дальше? А, ничего. Плюнули, хлебнули самогона и пошли ковырять еще живых. Памятнику же, отомстили тем, что присобачили на нем табличку с дурацкой и несправедливой эпиграммкой юного балбеса Александра Сергеича. Он, тоже, в свое время, считал, что таким образом «отмстил» Воронцову за свои безуспешные притязания к Елизавете Ксаверьевне. Так и стоял граф в горсаду и, с бронзовым спокойствием, терпел холопскую пачкотню на своём постаменте. Аж, до девяностых, когда на место была возвращена старая бронзовая надпись. Ишь ты, опасливые, эти «освобождённые выходцы из народа». Слабо, видать, было её уничтожить.
Кстати, в те же двадцатые годы был, таки, снесён памятник, а точнее, целый скульп-турный ансамбль, Екатерине и её «приспешникам» на площади её же имени. И в том случае «сдрейфили» «народные массы» пустить бронзовую историю Одессы в переплавку. «За-ныкали» раскуроченный ансамбль во внутреннем дворике Краеведческого музея на Гаван-ной улице. Может, совесть заела, а может, «в назидание всяким сатрапам». «Катькину», вро-де как отрубленную бронзовую голову, уложили на белый постаментик. Так, мол, будет с каждым, кто «посягнёт». Гильотинисты-французоподражатели хреновы.
До чего ж, сильна и неистребима тяга тех (как вижу, и этих, нынешних «помаранчо-вых») «майданных р-революционеров» воевать с памятниками. Не так боязно (не дадут «сдачи»), а «напиариться» перед такими же «интэлэктувальными» уродами можно всласть.
И, что забавно, на осиротевшей Екатерининской площади, на, м-м-м, фаллическом постаменте, тогда срочно «присобачили» гипсовую голову Карла Маркса. «По-народному» это звучало несколько иначе, ближе к форме постамента. Однако, из-за явной непристойно-сти термина, я, щепетильно оставлю «при-э-э-собачили». Да и, гипсовый «Карлуша» благо-получно развалился в следующую же зиму. «При румынах» (в немецко-румынскую оккупа-цию) на «босом» столбике, говорят, намеревались «при…ть» физиомордию самого Адольфа. И Екатерининскую обозвать «Адольфгитлерштрассе». Но, слава богу, не успели румынские оболтусы. Зато, «преуспели» доморощенные оболтусы, когда в 65-м ни к селу, ни к городу «обновили» Екатерининскую площадь утюгом-памятником «восставшим с голодухи» матросам-потёмкинцам. Однако, я, о другом.
В детстве я, с мамой и бабушкой, перед церковными праздниками, ездил прибрать могилы прадеда и прабабушки на Слободское христианское кладбище. Очень старое и, по-своему, красивое. А какие знаменитые одесские фамилии можно было увидеть на мо-гильных памятниках.
Мы шли на Тираспольскую площадь, а оттуда, на пятнадцатом трамвае до конечной остановки на Слободке у тогдашней областной клинической больницы. Далее, по пустын-ной, в те времена, грунтовой дороге, мимо психбольницы, прямиком к кладбищу. И, в каж-дое наше посещение, бабушка водила меня к небольшой могилке у самой кладбищенской стены. Там, под мраморным (?) постаментиком в невысокой оградке, как говорится, навеки упокоилась Елизавета Ксаверьевна Воронцова. Жена и спутница графа Воронцова и «безот-ветная» любовь, блудливого не по годам, Александра Сергеича. А могила с надгробием са-мому графу, если не ошибаюсь, находилась совсем неподалёку, почти в центре кладбища. «Товарищи», со скрежетом зубовным, «переселили» сюда прах Воронцова, когда рушили Преображенский собор. Ныне, «статус кво» восстановлен. Вместе с Преображенским собо-ром.
По-своему интересна многострадальная судьба еще одной одесской церкви. Немецкой кирхи в конце улицы Петра Великого, переименованной в девяностые «нациянально-свидомыми» олухами в Дворянскую. За что они так не любили Петра Первого? За то, что «начистил рожу» Карлу Двенадцатому вместе с их идолом Мазепой?..
Но, мы – о кирхе. Очень красивое здание евангелистско-лютеранской церкви. До ре-волюции 1917г. там находилось также и училище им. Св.Павла. В советское время и кирха и прилегающие территории находились в ведении Одесского института связи, не в религиозных, разумеется, целях.
В начале пятидесятых в кирхе располагался Одесский экспериментальный телевизи-онный центр. С антенны на шпиле кирхи вещала одна из первых в стране телестудий. С первой одесской телеведущей Нелли Харченко. Центрального телевидения еще не было. Не было почти и программ в видеозаписи. Все передачи шли в прямом эфире. И очень даже неплохие. В основном музыкальные, юмористические и сатирические (на тему дня). В программах были задействованы актеры одесских театров. Когда появилось передвижное телеоборудование, стала возможной прямая трансляция театральных представлений, футбольных матчей со стадионов «Пищевик» и «СКА», общественных мероприятий. И просто, уличных репортажей. Нынче – это в порядке вещей, а тогда это была, ух, какая но-винка.
В шестидесятых было построено на второй станции Большого Фонтана здание одес-ского телецентра с башней-антенной. А кирха, фактически, пустовала до конца семидесятых. По просьбам одесситов немецкого происхождения (даже деньги собирали) местные власти принялись за ремонт-реконструкцию здания кирхи, как памятника архитектуры (!) (чтоб не цапаться с КПСС на темы религии). Пару лет реставрация проходила довольно активно. Однако, и при Советской власти некоторые, скажем так, «строители» оказались падкими на слабоконтролируемые добровольные взносы от граждан и организаций. Приключилась парочка «неожиданных» пожаров («возгораний»!). Кого-то там посадили, но само здание в ужасающем виде простояло до девяностых годов, когда, уже с помощью (финансовой) немцев из Германии его восстановили. Установили, немецкий же, орган. И начали проводить службы…

Екатерининская площадь. Как и улица, она, пока, «Карла Маркса». Но, из-за явного неблагозвучия в названии труднопроизносимого слога «-кс-с-с-а» (все бродячие кошки оза-боченно поворачивают головы – может пожрать кто зовёт?), одесситы быстро оттарабанива-ют: «Карламарла». Так проще. И кошкам спокойнее.

[alex_tomcat]

Между прочим, многочисленные и, почти безмятежные, одесские кошки – это тема для отдельного разговора. Вспоминаю, как на одну из очередных городских кошачьих вы-ставок припёрлась делегация немецких «кошковедов». Так один из членов делегации, дородный «дойчер» в белых штанах с широкими подтяжками «в цветочек» и дурацкой куцей «шляпочке», как пацан скакал по уличным газонам за бродячими котами, «клацал» своим «Никконом» и щебетал: «Ах, ах! Вундербар! Дер уникалише экземплярен..».
А, представьте – летняя одесская улица, подъезд дома. Тут же, лавочка со сплетни-чающими бабульками. Рядом на солнышке «кемарит» здоровенный рыжий котяра с, обку-санными в «боях», ушами. Мимо пробегает бродячий пёс. В глазах вопрос: «А чего, этот «ржавый» здесь расселся? Дол-лой кошаков!». А котяра спит, но, как говорят на Украине, «курей бачыть». Следует молниеносный взмах когтявой лапой и – псу уже не до «разборок», он с обиженным визгом трётся ободранным носом о газонную траву. «Рыжий», демонстра-тивно потянувшись, «делает верблюдика» и, задрав хвост, степенно удаляется во двор. Не-много спустя, возвращается на «старое» место. До следующего пса. Видать, это у него такое «развлечение». Террорист «собачий»…
А на Греческой площади (еще не изуродованной одним одесским мэром с застенчиво-хитрыми воровитыми э-э-э восточными глазёнками) лет двадцать назад на старом дереве «свил себе гнездо» здоровенный котище. И довольно долго жил на дереве, благосклонно поглядывая на восхи-щенную толпу. Иногда слазил вниз за, предлагаемым людьми, угощением (под деревом стояла куча мисочек). Кто-то из доброжелателей даже соорудил котяре что-то наподобие до-мика с насестом. Всё ж удобнее, чем на ветке моститься. Вот такая была «котячая достопри-мечательность Одессы».

В центре Екатерининской площади треугольный скверик с пирамидальными тополя-ми. Декоративный подстриженный кустарник. Посреди, клумба с цветами и сиротливо-голым припыленным постаментом.
Я сижу на широком подоконнике, свесив ноги «на улицу». Родители на работе и не-кому «дать по макушке» за эдакие вольности. Впрочем, и высота небольшая – бельэтаж. Прямо за сквериком видна перспектива на Екатерининскую. Налево вниз – Приморский бульвар, направо – Сабанеев мост. За ним, на ул. Гоголя – Центральный почтамт (пока то здание, что на ул. Садовой, отстраивают после попадания в 41-м авиабомбы). Рядом у моста начинаются работы по восстановлению, также разрушенной во время войны, музыкальной школы имени профессора Столярского (а ведь, построена школа была недавно – в 39-м). Рас-сказывают, что когда еще до войны власти решили «поименовать» эту музыкальную школу, то на вопрос Столярскому, чьим именем её назвать, он саркастически ответил: «Как это чьим? Имени «мене»!
За Сабанеевым мостом Дом учёных, экс-особняк графа Львова с цветными окнами-витражами (обалденные лилии и хризантемы в стиле «модерн»), с чудным двориком-садом и непременным мраморным фонтаном. Красивая литая чугунная ограда. С закруглённым ограждением из острых «пик» на границе с Сабанеевым мостом. Мы, сопливыми пацанами, перелезали с риском для жизни через эти копья (метров восемь «лететь» до, проходящей под мостом, булыжной мостовой Военного спуска (Ж.Лябурб)). И всё это – чтоб посмотреть «на халяву» кинушку в махоньком летнем кинотеатрике Дома ученых (был там и зимний зал). Вероятно, «за отвагу» билетеры нас не прогоняли. Слава богу, не добрались до этой ограды пакостные ручонки главного архитектора по имени Вася.
Солнце съезжает к закату. По мостовой Екатерининской площади передо мною то-пает колонна угрюмых мужиков в драных серых мундирах и пилотках. Немецкие военно-пленные. Вкалывают на восстановлении Дворца моряков (бывший дворец князей Нарышкиных) на Приморском бульваре, ими же и разрушенного. Сейчас бредут в казармы, где-то, на Приморской. А утром – в обратный путь. «Арбайтен» фрицы! Что сломали, гады, то и отстраивайте. Ребята с моего двора скачут вокруг угрюмой колонны, орут: «Фриц-Фриц, хенде хох, чтоб ты сдох! Гитлер твой – шелапут, он уже совсем капут!» «Матка, матка – яйка, курка» – слопай дулю и не «муркай»!». Солдатики-конвоиры от души хохочут. Во-еннопленные вяло и кисло улыбаются. Иногда просят хлеба. И сердобольные тётки, тоже иногда, выносят им еду, хоть и сами не переедают. «Что уж, там! Отвоевались, немчуры. Больше уже не сунутся, гансики поганые». В этом всё презрение наших людей к неудавшимся «арийцам-завоевателям»…

Одесса. Март 1953г. Перекрёсток Екатерининской и Греческой. Мы с дедом стоим в огромной толпе народа. Холодно, мелкий снежок припудривает белым мостовые. Но люди стоят с непокрытыми головами. Все смотрят вверх, на черный раструб уличного громкого-ворителя над городскими часами. Ждут, когда начнут передавать «важное правительствен-ное сообщение». Ждут, хотя уже все знают, о чём будет говориться, но не могут, не хотят поверить. У меня на рукаве пальто, как и у большинства окружающих, «красивая» черно-красная повязка. Их, уже с утра, разносили по квартирам дворники. Я гордо слегка отстав-ляю в сторону руку с повязкой – я такой же, как все взрослые вокруг.
И, наконец, из репродуктора на всю Одессу (на всю страну!) Левитан печальным ро-кочущим басом сообщает о смерти вождя. Я не совсем понимаю, что произошло. Но глядя, как плачут взрослые дядьки, понимаю, – случилось что-то ужасное. Непоправимое. Левитан дочитал уже правительственное сообщение, из репродуктора слышна траурная музыка. Ревут на Пересыпи заводские гудки. Люди стоят молча, не расходятся. Слышны лишь женские всхлипывания. На лицах горе и недоумение. Может, это какая-то ошибка. «Он», просто, приболел. Может, поправится. Ему, все-таки, 73 года. Но Левитан снова и снова по-вторяет печальную весть. Как быть дальше? Ведь, почти тридцать лет прожили под Его руководством. Срок немалый, чуть ли не вся история молодой страны. Трудно, почти невозможно, представить, что кто-нибудь сможет Его заменить…

А через три года состоится двадцатый съезд партии. И лысый болван-кукурузник примется «разъяснять» народу, как «погано» мы жили последние тридцать лет. И виноват во всех бедах и ошибках исключительно и единолично − Он. Все равно, уже помер «хозяин» и не оправдается. Как будто, сам кукурузный любитель и всё холуйское Политбюро треть века проживали в, несколько позже столь полюбившейся Никите, благодатной Айове. Лишь через 10 лет он поймёт, как «нехорошо» гадить на своего предшественника, когда сам получит поджопник «от благодарных друзей и товарищей» из Политбюро (как там, в песенке? − «Удивили всю Европу, показали «наготу». Десять лет лизали жопу, оказалось, что не ту…»). И скромные похороны «в кругу родных и близких» через несколько лет. И памятник на могиле – лысая голова, как чёрный мёртвый булыжник. И сынок хрущевский, «слинявший» немедленно в, многократно проклятую папаней, империалистическую Аме-рику.
А в пятьдесят шестом, не в меру ретивые, Никиткины холопы бросились выполнять озвученные и тайные «пожелания» нового барина. Позабыв, вероятно, что у них «за плеча-ми», как и у их науськивателя, вовсе не белое ромашковое поле с кристально-чистой «пар-тейной» биографией.
Под покровом ночи (чтоб не «заехали в рыло» нервенные народные массы!) в оцепле-нии милиции сковыривали в скверике в начале Преображенской бюст Сталина (повторно. В первый раз лопнула цепь, опоясывавшая монумент, а вовремя подоспевшие народные массы основательно набили морды и трактористу, и его «ассистентам»). Трактором со стальным тросом «ташшыли-ташшыли», всё никак не могли оторвать от постамента. Видно, прочно прирос Он к этой земле. Как и светлейший князь М.С. Воронцов, скончавшийся, почти точно, на 100 лет раньше.
А в парке Шевченко, и вовсе, по-дурацки вышло. Приходят граждане, отдыхающие и прогуливающиеся, в парк, бросают привычный взгляд на милую бронзовую парочку, сидя-щую, как воркующие голубки, на, такой же, бронзовой скамеечке – «Ленин и Сталин бесе-дуют «за жизнь любимого народа»». Ан, глядь, а что-то здесь не «аб гемахт». Ну, конечно же, непорядок – Ленин с глупым видом пялится на пустое место рядышком: «А, и где, же ж, мой визави?».
Надо же, какие осмотрительные идиоты, – Виссарионыча, значитца, «отодрали» от скамеечки, а Ильича не посмели (его, то, в «культе личности», кажись, пока (!) не было ко-манды марать). Вот, и оставили вождя мирового пролетариата вопросительно пучиться на пустую лавочку. Правда, некоторое время спустя, ущербную композицию «скамеечка с оди-ноким дедулей» убрали вовсе. Видать, поняли кретинизм ситуации.

[alex_tomcat]

Парк Шевченко. А точнее, Центральный парк культуры и отдыха им. Т.Г. Шевченко (ЦПКиО). В те годы он, действительно, был «парком культуры и отдыха». Весьма ухожен-ным и полным аттракционов и развлечений на любой возраст. Не то, что нынешний забытый и заброшенный пустырь-помойка («смитник» по-одесски) и вольница для «наркомов», шпаны и бомжей. Вместо цветов – одни пустые шприцы от «широк», да битые пивные бутылки.
При входе в парк еще не торчал «мунумэнт» национальному идолищу, и не топта-лись «дэлэгации» в «вышиванках» (в Одессе их, почему-то, называли «антисемитками». Между прочим, это «удовольствие» стоит нынче, чуть ли, не 200 долларов и более. Богато живут «нациянально-свидомии») с сине-жёлтыми петлюровскими флагами. Какое мог иметь отношение к парку, да и, к Одессе, вечно злобно скулящий («скиглік нації») Тарас Григорович? Понятия не имею. Назвали, и назвали. Кажись, в честь какого-то кобзарёвого юбилея году в пятьдесят первом. Бог с ним. До «того» парк назывался «Александровским». В честь царя-императора назван, заложив-шим этот парк, городским головой одесским греком Григорием Маразли.
Гляжу на нынешнюю «нациянальную» суету вокруг того Шевченко и «диву даюсь». Где, в какой стране могут скакать на майданах клоуны-дегенераты в шёлковых шароварах и с, клееными на дурную голову, «оселедцямы»? И «співати шевченківських пісень»: «Ой! Не п′ється горілочка,.. бо живі іще жиди проклятії… Ще не всіх паганих ляхів порізали коза-ченьки…», «Вийму ножик із чобота – буде москалям скорбота…». Автор – Т.Г.Шевченко. Да за такую бандитско-шовинистскую «песенную малину» давно уже в любой стране отправили бы и автора (если б был живой), и «спиваков» в дурдом или в тюрьму лет на двадцать. А тут – гулеванят уроды-«козаченьки» безнаказанно, «чекають» когда «згынуть ихнии вороженькы»… А Одесса «політично» помалкивает. Одесситы! Ау-у-у?!...

Да, так стояла тогда (пока ещё!) в начале парка, уже упомянутая, скамеечка с вор-кующими Лениным и Сталиным. А, вместо кобзарика – клумба с «анютиными глазками».
Справа по небольшой аллее – Зеленый театр, где, как и в Летнем театре Горсада гаст-ролировали местные и заезжие знаменитости тех лет. Летний зрительный зал был устроен на манер греческих амфитеатров. В центре – прямоугольные ряды партера, а вокруг, расположенные кольцом, открытые кабинки-ложи, за ними – ряды амфитеатра. От левого края сцены-портала с огромным просцениумом и «оркестровой ямой», до ее правого края. Слышимость со сцены на всех местах была идеальная.
Далее, широкая центральная аллея с цветниками и скамейками вела к небольшой площади. Справа от которой, высился (и высится) на невысоком холме памятный обелиск на месте, вроде как, «Суворовской» земляной крепости, судя по надписи на табличке (Бред собачий. В народе он всегда назывался «Александровский столп»). Чуть дальше, Одесская государственная обсерватория с изрядным, на те времена, телескопом.
Слева располагался Центральный городской стадион, если не ошибаюсь, на 50 тысяч мест. Нет, он звался не «Черноморец». Футбольной команды с таким же именем, ещё пока, не было. Появится, чуточку, позже. А пока – это Центральный стадион или по имени фут-больной команды – «Пищевик». Вот, так то. Что не умаляет достоинств тогдашней футболь-ной команды и высокой посещаемости стадиона. Вспомните историю про те трамваи перед матчами. И колонны болельщиков, топающих вниз по улице Жуковского (Почтовой при «старом» режиме) на очередную игру. С дудками, барабанами, флагами. Как, впрочем, и сейчас. Но без дикости и чрезмерного потребления пива. И, под ласковым отеческим «при-смотром» милиции.
Справа от центрального трехстворчатого входа на стадион расположился открытый летний театр с «ракушкой» сцены. Прямо на площади. Подходи, садись. Смотри и слушай выступления самодеятельных и профессиональных исполнителей. Опять же, «на шару».
Налево, мимо стадиона, вниз ведет аллея к комплексу развлекательных аттракционов. Качели (для детей и взрослых), карусели, тиры, комнаты смеха («кривых зеркал») и т.п. Есть, даже, вышка для желающих «сигануть» с парашютом. Цены традиционные. 10, 20, 30 копеек, для «парашютистов», кажется, полтинник. «Дорогое» удовольствие, но чего не сделаешь, чтоб «пощекотать нервишки» и почувствовать себя, чуть ли не покорителем воздушных океанов. Существовало, кстати, еще одно «воздушное приключение», правда, не в парке, а на аэродроме. Старом, у «Двух столбов» (там сейчас строительный рынок, кажется). Автобусы регулярно ходили от касс «Аэрофлота» на Екатерининской (между прочим, там когда-то располагалось «знаменитое» кафе «Фанкони»). А само «развлечение» – часовой полет на вертолете над городом. За 2р. «с носа». «Носов» в Ми-6 набивалось, по-моему, до шестнадцати «штук». Очень интересно любоваться в окошко вертолета на город и одесский залив с портом и кораблями на рейде, однако, шум двигателей немного портил удо-вольствие. А на «школьном» аэродроме многие годы работал учебный аэроклуб ДОСААФ, где желающие могли (бесплатно!) научиться «настоящим» прыжкам с парашютом и пилотированию малых спортивных самолетов. (Если кто не знает, ДОСААФ – Добровольное об-щество содействия армии, авиации и флоту. В его учебных клубах и школах также обучали «желающих» пацанов радиотехнике, военному делу, подводному плаванию с аквалангом и т.п. Плата – членский билет ДОСААФ с «добровольными взносами» 10коп. в месяц для молодых и 30коп. для взрослых).
А, чуть ниже к морю, развлечения для солидных «дядей» – биллиардные. В буфете – холодное пиво, разная «закусь». А для «своих», ещё и с водочкой и коньячком (по результа-там бильярдной «партии»). Между прочим, профессиональных бильярдистов (были и такие, но негласно), называли «промышленниками». Видать, промышляли игрой. Хотя, в биллиарде «гнать фуфло» невозможно. Нужно, действительно, быть «ассом кия».
Были в парке две танцплощадки (с народным названием «бац-майдан». Потому как, «сбацать» означало «потанцевать»). Они, кстати, ограждены забором – платные. Те же стан-дартные 20 коп. за вход. Но по вечерам отбоя нет от желающих публично «покрутить задни-цей». А какие грандиозные драки там бывали. С немедленным появлением милиции и эва-куацией, героически щеголяющих «бланшами» под одним или обоими глазами, «фу-лиганов» в участок. Одна такая «танцулька» у площади с аттракционами, она «для куль-турных» и за полтинник, другая, побольше, но подешевле – у «Барятинского» входа в парк. Почти у обрыва к морю. Здесь, где подешевле, в основном, тусуется зеленая молодёжь, «тинэйджеры», как сейчас говорят.

А что же в те годы танцевали? Нет, не допотопные «падэспань» или «международ-ную полечку». Хотя, их исполнения время от времени требовал, присутствующий на танцульках, обязательный представитель райкома комсомола. Такой же, как и все, сопливый подросток-студент, но – «облечённый» (на время!), непонятной ему самому, властью тормозить «процесс морального загнивания молодого поколения строителей социализма». Хотя сам танцевал «на дурняка» (за входной билет не платил) всё «гниющее» подряд.
Да-а, так танцевали тогда быстрые и медленные фокстроты, томные танго, «лати-носовские» румбы-самбы. В городе полным-полно было школ, кружков и классов где учили танцам (бесплатно!). Рок-н-ролла, как термина, ещё не было. Но весь бац-майдан лихо от-плясывал «буги-вуги» (Народный фольклор: «От Москвы и до Калуги все «лабают» буги-вуги…») под «Рок-раунд-о-клок» Билли Хейли. Или под популярную мелодию «Чаттаннуга чу-чу трейн» из «Серенады Солнечной долины» («Собирайтесь девки в кучу, я вам чу-чу отчебучу…»). На популярную мелодию «Сент-Луи блюз» в исполнении на трубе Луиса Армстронга («Сачмо») в Штатах сочинили забавную песенку в стиле ритм-энд-блюз, а наши «умельцы» сварганили к ней русский текст: «Колхозный сторож Иван Кузьмич в защиту мира купил «Москвич»… И т.д. полтора десятка куплетов. Может, кто-нибудь их еще помнит.
Этот народный фольклор по переиначиванию зарубежной музыки на «понятный» язык, по-моему существовал всегда. Иногда это выглядело забавно, иногда – глуповато. В этой связи можно вспомнить вовсе не забавную историю, приключившуюся в самом начале шестидесятых.
На Дальнем Востоке (уточняю – Советского Союза) сильнейшим штормом сорвало со швартовых и унесло далеко в море (Тихий океан!) угольную баржу Тихоокеанского военно-морского флота. А на барже четверо молодых ребят – моряков срочной службы ВМФ. Баржу искали 45 суток (!!!). Не только наши, но и американский флот, и японцы. Здесь не до «политики» – морские законы. Даже, в разгар «холодной войны». На «SOS» реагируют все. Хотя и наши, и американские моряки понимали, что полтора месяца в океане зимой – это «хана». Но поиски продолжались. И вот, через 45 дней неподалеку от побережья США американский авианосец находит баржу. А на ней наших ребят. Живых, но отощавших, как скелеты. Американские военные спецы по морскому выживанию «лежали в обмороке». По-моему, до сих пор «научно» не известно, как наши парни смогли столько времени продержаться. А ребята рассказали, что от холода не страдали, т.к. была печка-буржуйка и «навалом» угля (баржа то, угольная). Вот с едой был полный швах. Скудные «аварийные» запасы «НЗ» на барже быстро закончились, а затем они варили в котелке свои кожаные ремни и сапоги (!!!). Благо!, тогда на флоте амуниция еще была кожаной, а не кирзовой. Морскую воду «опресняли» с помощью немудрёного перегонного аппарата (котелок с кипящей морской водой, а над ним миска. Кто учил химию или гнал дома самогон, поймет эту технику). А «в свободное время» (в обморок можно упасть!) – они танцевали под музыку из отечественного батарейного радиоприёмника «Турист».
Вот и появился «народный» текст под «Rock tonight» того же Билли Хейли: «Зиган-шин – буги, Поплавский – рок, Сысоев ест второй сапог. Танцуют парни на барже, – ремни все съели вчера уже. Сысоев – парень из Калуги, он лихо пляшет буги-вуги…». Насколько помню, на тему о «приключениях» этих ребят насочиняли в Союзе, чуть ли не 60 куплетов под ту же мелодию. Вот такая «музыкальная» история.

Некоторые «умники» от танцев знали такие слова, как «свинг», «джайв» и «рокабил-ли». Как танцевать «буги», учились у, частенько приходивших на танцульки, иностранных морячков («мариманов»). В основном, «красно-шоколадной» масти. Но дело не в цвете рожи, а в том, что он «выхиляет» своими ручками и ножками. И крутит своих партнёрш, как ковбой лассо. Бывало, расплясавшаяся пара теряла партнёршу. И та, слегка, улетала в толпу под ликующие вопли, той же, толпы. Тогда «выходил на сцену», с трудом вспомнивший «о долге перед партией и комсомолом», потный от танцев «представитель» и, под стращание закрыть «вечер» с помощью милиции, останавливал «ползучую западную заразу». Кое-кого, из особо «расплясавшихся», невежливо провожали к выходу. Техник («диск-жокей» по-нынешнему) ставил пластинку с вальсом или полькой. «Народ» какое-то время «остывал», а затем – танго-фокстрот и снова – буги-вуги. Правда, чтоб не «цапаться» с линией партии и комсомола, тогдашний ди-джей застенчиво объявлял: «А теперь – «быстрый танец!». И – рок-н-ролл до упаду. До следующего «комсомольского перекура». Или, если не вспыхнет драка из-за, э-э, раздела «дамских» приоритетов. Понимаете, о чём я? У кого из «пацанов», значитца, больше прав делать из приглянувшейся девушки (тёлки, чувихи) ковбойское лассо.
Вообще то, откровенно говоря, молодежь в те годы особенно не зацикливалась на рок-н-роллах. Так, для стравливания молодой энергии. Но для этого предостаточно имелось спортивных клубов, секций и площадок в каждом районе города (для всех и бесплатно). На танцы ходили, чтоб танцевать ме-е-едленные страстные танго, вальсы-бостоны и слоу-фокстроты. Охрененным успехом пользовался слоу-фокс «Маленький цветок» с соло на сак-софоне. «Плыть» под музыку, плотно прижав к себе разгоряченное тело партнерши (партне-ра) без риска нарваться на скандал или оплеуху. «Просыпающаяся» природа «стучала» в го-лову и требовала, именно, таких танцев. Почему и говорилось иногда – «танцы-обжиманцы». И где, скажите, зарождались первые любовные «романы» и поцелуи зеленых «тинэйджеров»? На «бац-майдане», естественно. Иногда, с интимным «продолжением» в кустах парка неподалёку от танцплощадки.

Рядом с бац-майданом летний кинотеатр (кажется, «Луч»). Крутят с шести часов ве-чера, как бы, «трофейные» американские фильмы. Гангстерские, приключенческие или «про любовь». Между прочим, под грифом «трофейных» демонстрировались, правда, недублиро-ванные и сильно «порезанные», «Серенада Солнечной долины», «Джон из Динки-джаза», «Дилижанс» и «Some like it hot» с Мерилин Монро, который значительно позже назовут в официальном прокате «В джазе только девушки».
Вообще, если вспомнили про «кино», необходимо отметить, что в центральных го-родских кинотеатрах, как правило, шли советские фильмы. Тогда это были, к примеру, «Ку-банские казаки», «Свинарка и пастух», «Семеро смелых», «Учитель танцев», «Двенадцатая ночь» (по Шекспиру), а в 56-м, Рязановская «Карнавальная ночь» с молоденькой Людмилой Гурченко… Да, трудно и перечислить. Мне, тогдашнему пацану хорошо запомнился «при-ключенческий» фильм с Николаем Крюковым «Последний дюйм» по рассказу Джеймса Ол-дриджа. О американском лётчике с парнишкой-сыном, потерпевшими аварию на махоньком частном самолете на тихоокеанском островке. С восхитительными подводными съёмками и кровожадными акулами. Хоть и наш, но, вполне, «западный» фильм. Там, кстати, весь фильм звучала мелодия «Sixteen tons» с русским текстом.
Насколько я знаю, киностудии Союза в год выпускали до сотни (!) художественных и документальных фильмов. И где сейчас все эти «республиканские» киностудии (и прибалт-ские, и среднеазиатские, и украинские)?..
Демонстрировались тщательно отобранные Госкино (на предмет «антисоветчины») лучшие западные фильмы. Французские, итальянские, английские. С Брижжит Бардо, Жера-ром Филлипом («Фанфан-Тюльпан»), Жаном Габеном, Мастрояни, Фернанделем, с моло-деньким, еще не лысым, Луи де Фюнесом и многими другими звездами мирового кино. Не-частые тогда и на Западе, постельные и «неприличные» сцены застенчиво «вырезались». Для сохранности целомудрия отечественного зрителя. (В скобках замечу, что частенько «смачные» сцены вырезали из фильмов не цензоры, а сами киномеханики – «для себя»).