Показать скрытый текст Ответ на этот вопрос найдете здесь
Герои мои вовсе не злодеи; прибавь я только
одну добрую черту любому из них, читатель помирился бы с ними всеми. Но
пошлость всего вместе испугала читателей. Испугало их то, что один за другим
следуют у меня герои один пошлее другого, что нет ни одного утешительного
явления, что негде даже и приотдохнуть или перевести дух бедному читателю и
что по прочтенье всей книги кажется, как бы точно вышел из какого-то душного
погреба на божий свет. Мне бы скорей простили, если бы я выставил картинных
извергов; но пошлости не простили мне. Русского человека испугала его
ничтожность более, чем все его пороки и недостатки. Явленье замечательное!
Испуг прекрасный! В ком такое сильное отвращенье от ничтожного, в том,
верно, заключено все то, что противуположно ничтожному. Итак, вот в чем мое
главное достоинство; но достоинство это, говорю вновь, не развилось бы во
мне в такой силе, если бы с ним не соединилось мое собственное душевное
обстоятельство и моя собственная душевная история. Никто из читателей моих
не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мной.
Во мне не было какого-нибудь одного слишком сильного порока, который бы
высунулся видней всех моих
прочих пороков, все равно как не было также никакой картинной
добродетели, которая могла бы придать мне какую-нибудь картинную наружность;
но зато, вместо того, во мне заключилось собрание всех возможных гадостей,
каждой понемногу, и притом в таком множестве, в каком я еще не встречал
доселе ни в одном человеке. Бог дал мне многостороннюю природу. Он поселил
мне также в душу, уже от рожденья моего, несколько хороших свойств; но
лучшее из них, за которое не умею, как возблагодарить его, было желанье быть
лучшим. Я не любил никогда моих дурных качеств, и если бы небесная любовь
божья не распорядила так, чтобы они открывались передо мною постепенно и
понемногу, наместо того чтобы открыться вдруг и разом перед моими глазами, в
то время как я не имел еще никакого понятия о всей неизмеримости его
бесконечного милосердия, - я бы повесился. По мере того как они стали
открываться, чудным высшим внушеньем усиливалось во мне желанье избавляться
от них; необыкновенным душевным событием я был наведен на то, чтобы
передавать их моим героям.......С этих пор я стал наделять своих героев сверх их собственных
гадостей моей собственной дрянью. Вот как это делалось: взявши дурное
свойство мое, я преследовал его в другом званье и на другом поприще,
старался себе изобразить его в виде смертельного врага, нанесшего мне самое
чувствительное оскорбление, преследовал его злобой, насмешкой и всем чем ни
попало. Если бы кто увидал те чудовища, которые выходили из-под пера моего
вначале для меня самого, он бы, точно, содрогнулся. Довольно сказать тебе
только то, что когда я начал читать Пушкину первые главы из "Мертвых душ", в
том виде, как они были прежде, то Пушкин, который всегда смеялся при моем
чтении (он же был охотник до смеха), начал понемногу становиться все
сумрачней, сумрачней, а наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтенье
кончилось, он произнес голосом тоски: "Боже, как грустна наша Россия!" Меня
это изумило. Пушкин, который так знал Россию, не заметил, что все это
карикатура и моя собственная выдумка! Тут-то я увидел, что значит дело,
взятое из души, и вообще душевная правда, и в каком ужасающем для человека
виде может быть ему представлена тьма и пугающее отсутствие светя. С этих
пор я уже стал думать только о том, как бы смягчить то тягостное
впечатление, которое могли произвести "Мертвые души". Я увидел, что многие
из гадостей не стоят злобы; лучше показать всю ничтожность их, которая
должна быть навеки их уделом. Притом мне хотелось попробовать, что скажет
вообще русский человек, если его попотчеваешь его же собственной пошлостью.
Вследствие уже давно принятого плана "Мертвых душ" для первой части поэмы
требовались именно люди ничтожные. Эти ничтожные люди, однако ж, ничуть не
портреты с ничтожных людей; напротив, в них собраны черты от тех, которые
считают себя лучшими других, разумеется только в разжалованном виде из
генералов в солдаты. Тут, кроме моих собственных, есть даже черты многих
моих приятелей, есть и твои. Я тебе это покажу после, когда это будет тебе
нужно; до времени это моя тайна. Мне потребно было отобрать от всех
прекрасных людей, которых я знал, все пошлое и гадкое, которое они захватили
нечаянно, и возвратить законным их владельцам. Не спрашивай, зачем первая
часть должна быть вся пошлость и зачем в ней все лица до единого должны быть
пошлы: на это дадут тебе ответ другие темы, - вот и все! Первая часть,
несмотря на все свои несовершенства, главное дело сделала: она поселила во
всех отвращенье от моих героев и от их ничтожности; она разнесла некоторую
мне нужную тоску от самих себя. Покамест для меня этого довольно; за другим
я и не гоняюсь........На твой умный вопрос я отвечал и даже сказал тебе то, чего
доселе не говорил еще никому. Не думай, однако же, после этой исповеди,
чтобы я сам был такой же урод, каковы мои герои. Нет, я не похож на них. Я
люблю добро, я ищу его и сгораю им; но я не люблю моих мерзостей и не держу
их руку, как мои герои; я не люблю тех низостей моих, которые отдаляют меня
от добра. Я воюю с ними, и буду воевать, и изгоню их, и мне в этом поможет
бог. И это вздор, что выпустили глупые светские умники, будто человеку
только и возможно воспитать себя, покуда он в школе, а после уж и черты
нельзя изменить в себе: только в глупой светской башке могла образоваться
такая глупая мысль. Я уже от многих своих гадостей избавился тем, что
передал их своим героям, обсмеял их в них и заставил других также над ними
посмеяться. Я оторвался уже от многого тем, что, лишивши картинного вида и
рыцарской маски, под которою выезжает козырем всякая мерзость наша, поставил
ее рядом с той гадостью, которая всем видна. И когда поверяю себя на
исповеди перед тем, кто повелел мне быть в мире и освобождаться от моих
недостатков, вижу много в себе пороков; но они уже не те, которые были в
прошлом году: святая сила помогла мне от тех оторваться. А тебе советую не
пропустить мимо ушей этих слов, но по прочтенье моего письма остаться одному
на несколько минут и, от всего отделясь, взглянуть хорошенько на самого
себя, перебравши перед собою всю свою жизнь, чтобы проверить на деле истину
слов моих. В этом же моем ответе найдешь ответ и на другие запросы, если
попристальней вглядишься. Тебе объяснится также и то, почему не выставлял я
до сих пор читателю явлений утешительных и не избирал в мои герои
добродетельных людей. Их в голове не выдумаешь. Пока не станешь сам хотя
сколько-нибудь на них походить, пока не добудешь медным лбом и не завоюешь
силою в душу несколько добрых качеств - мертвечина будет все, что ни напишет
перо твое, и, как земля от неба, будет далеко от правды. Выдумывать
кошемаров - я также не выдумывал, кошемары эти давили мою собственную душу:
что было в душе, то из нее и вышло.
Показать скрытый текст Нужно любить Россию
(Из письма к гр. А. П. Т.....му)
Без любви к богу никому не спастись, а любви к богу у вас нет. В
монастыре ее не найдете; в монастырь идут одни, которых уже позвал туда сам
бог. Без воли бога нельзя и полюбить его. Да и как полюбить того, которого
никто не видал? Какими молитвами и усильями вымолить у него эту любовь?
Смотрите, сколько есть теперь на свете добрых и прекрасных людей, которые
добиваются жарко этой любви и слышат одну только черствость да холодную
пустоту в душах. Трудно полюбить того, кого никто не видал. Один Христос
принес и возвестил нам тайну, что в любви к братьям получаем любовь к богу.
Стоит только полюбить их так, как приказал Христос, и сама собой выйдет в
итоге любовь к богу самому. Идите же в мир и приобретите прежде любовь к
братьям.
Но как полюбить братьев, как полюбить людей? Душа хочет любить одно
прекрасное, а бедные люди так несовершенны и так в них мало прекрасного! Как
же сделать это? Поблагодарите бога прежде всего за то, что вы русский. Для
русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если
только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в России. К этой
любви нас ведет теперь сам бог. Без болезней и страданий, которые в таком
множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы
никто из нас к ней состраданья. А состраданье есть уже начало любви. Уже
крики на бесчинства, неправды и взятки - не просто негодованье благородных
на бесчестных, но вопль всей земли, послышавшей, что чужеземные враги
вторгнулись в бесчисленном множестве, рассыпались по домам и наложили
тяжелое ярмо на каждого человека; уже и те, которые приняли добровольно к
себе в домы этих страшных врагов душевных, хотят от них освободиться сами, и
не знают, как это сделать, и все сливается в один потрясающий вопль, уже и
бесчувственные подвигаются. Но прямой любви еще не слышно ни в ком, - ее нет
также и у вас. Вы еще не любите Россию: вы умеете только печалиться да
раздражаться слухами обо всем дурном, что в ней ни делается, в вас все это
производит только одну черствую досаду да уныние. Нет, это еще не любовь,
далеко вам до любви, это разве только одно слишком еще отдаленное ее
предвестие. Нет, если вы действительно полюбите Россию, у вас пропадет тогда
сама собой та близорукая мысль, которая зародилась теперь у многих честных и
даже весьма умных людей, то есть, будто в теперешнее время они уже ничего не
могут сделать для России и будто они ей уже не нужны совсем; напротив, тогда
только во всей силе вы почувствуете, что любовь всемогуща и что с ней
возможно все сделать. Нет, если вы действительно полюбите Россию, вы будете
рваться служить ей; не в губернаторы, но в капитан -исправники пойдете, -
последнее место, какое ни отыщется в ней, возьмете, предпочитая одну крупицу
деятельности на нем всей вашей нынешней, бездейственной и праздной жизни.
Нет, вы еще не любите России. А не полюбивши России, не полюбить вам своих
братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к богу, а
не возгоревшись любовью к богу, не спастись вам.
1844
Сообщение от Хольгер Датчанин
Не надо искать в темной комнате черную кошку, однако
Ваши права
Тема: 
Социальные закладки