Сообщение от
chereshny1958
Рассказ за фотографию оккупантов на фоне пушки и мента-бандита – автора «Зелёного фургона»
От Валерия Смирнова.
Приморский бульвар узнаваем. Под пушкой сидят австро–венгерские оккупанты. Им–то и уделял всё внимание каждый при взгляде это фото. Но, в отличие от любителей, профессионал не забывает: любая картина складывается из множества мелких деталей. Кто обратит внимание не то, что на одесситов, уставившихся на порт, стоя спинами к оккупантам, но на смотрящего в ту же сторону гимназиста, прижавшегося к постаменту пушки? Кто вообще способен узнать его? И пушка, и австро–венгры – фон, на котором позирует гимназист, картинно держащий по–наполеоновски правую руку.
В те времена этот удравший с концами из своей гимназии пацан стоял в голу команды «Чёрное море». «Кто у них стоит в голу?» — спрашивал меня через десятки лет старый Лев, которого я имел честь знать, также игравший за команду «Чёрное море» и поражавший своей выносливостью, что портовых амбалов в двадцатые годы, что поголовно всех — в семидесятые. Он был таки Львом не только по имени, даже во времена своего шкетства, когда от сильного голода не придумал ничего интереснее, чем взять на гоп–стоп жирного фраера в шикарной шубе, вдавив ему в живот наган с одним–единственным патроном. Всё это закончилось тем, что шустрый шпингалет Лев оказался в доме того так и не ограбленного ним фраера, и потому он стал не налётчиком, а студентом авиационного института, хотя звали обладателя шикарной шубы Михаилом Винницким, который повсеместно известен как Мишка Япончик.
Через год после того, как Мишка Япончик был убит, тот самый гимназист, случайно попавший в кадр у пушки, уже работал инспектором Одесского уголовного розыска. Затем он взялся выбрасывать такие привычные для Одессы коники, что хоть в Москве за него тоже, как за Мишку Японинчика, кино снимай. Он организовал банду, которая, отсиживаясь в Люстдорфе, наводила шорох по всему Городу. Но всему на свете бывает край, и когда эту вычисленную банду брали, её главарь, не сумев уйти от погони, вступил в перестрелку с бывшими коллегами–ментами. Но потом взял и сдался одному из них – Жене, с которым и учился в одном классе, и играл в той самой футбольной команде «Чёрное море».
Его приговорят к расстрелу, и первые красавицы Одессы зарыдают на том суде, а затем было ожидание вынесения приговора, кассация и выход на свободу по амнистии. Бывший мент и бандит по уже сто раз мною названной причине пойдёт хорошо проторенной одесситами дорожке в Москву, где будет работать с тем самым другом Женей в одной газете, и когда уже станет ведущим журналистом газеты «Экономическая жизнь» по настоятельному требованию своего друга напишет повесть.
Он, как и Женя, уйдёт из жизни в сорок лет. Как и соавтор Жени — Илья. И от той же болезни. Которая передалась гимназисту-голкиперу-менту-бандиту-журналисту в наследство от отца. Впоследствии его единственная повесть будет дважды экранизирована. Кроме неё, он написал, в частности, и замечательный рассказ «Фоня», его переиздали в начале семидесятых, и мы, тогда еще пацаны, потухали при одном упоминании названия этого произведения, а фраза «И тут Фоня увидел вэщь!» стала крылатой в нашем лексиконе.
Такой вот получился рассказ за фотографию оккупантов на фоне пушки, сюжет которого отнюдь не полон… Впрочем, для Одессы, с её воистину легендарной биографией, жизнь никогда не писала иных сюжетов.
Автор: Валерий Смирнов.
Тема: 
Ответить с цитированием
Социальные закладки