Демонстранты двигались к городской площади, и это движение было планомерным и неотвратимым.
А впереди, примерно метрах в ста от этих отчаявшихся и уже разъяренных людей, стояла плотная шеренга солдат, а за шеренгой - еще одна. Третья шеренга была милицейская. Из громкоговорителей на бронетранспортерах гудели слова, призывающие всех немедленно разойтись по домам. Но люди все шли и шли вперед.
Тогда рупоры сказали, что в случае неподчинения войска будут вынуждены применить силу... Первая шеренга солдат зашевелилась, сзади бегали военные начальники и что-то отчаянно кричали.
Взвыли моторы танков и бронемашин, в толпу врезались лучи прожекторов, и толпа встала.
До солдат оставалось несколько шагов. Колонна людей, только что кричавшая и скандировавшая, вмиг смолкла. Смолкли и громкоговорители. И только танки там, за солдатами, угрожающе урчали, хотя их еще даже не было видно, они стояли на площади.
В первой шеренге стояли совсем молодые ребята - вэпэшники с испуганными и даже какими-то затравленными лицами. Рядовой Анохин стоял девятый с левого конца. Ему было девятнадцать лет, и его призвали два месяца назад из-под Пскова. Он смотрел на людей перед собой, и его трясло. Он никогда и ни за что не смог бы стрелять по ним.
...Но вид солдат начал пьянить демонстрантов. Среди передних послышались сначала отдельные выкрики, а потом все закричали разом на чужом, страшном языке. Анохин силился понимать слова и не понимал. От этого душа его стала нестерпимо тосковать.
- Братцы, идитя по домам, вам же лучше будет. Ну, братцы, идитя!
Но люди не слышали. И Анохин вспомнил, что вот так однажды в детстве лаяла та соседская собака, брызжа слюной и страшно щерясь. Она остервенело рвалась с цепи и дико вопила, когда он только открыл калитку, за которой лежал его красный резиновый мяч. Анохин не видел, как из толпы выскочил человек с металлическим прутом, пьяный и обкуренный. Он не видел, как человек нанес ему смертельный удар в переносицу, которая не была закрыта защитным забралом. И конечно, он не мог видеть, как упал и умер. Ему казалось, что он все стоит и просит разойтись их по домам, от греха...
"Ах ты, сука!" - заорал Костюхин. Он сначала ударил демонстранта ногой в живот, а когда тот согнулся от боли, ударил со всей огромной силы, которая в нем была, его дубинкой по голове раз, а потом уже падающего - еще раз. Бастующий рухнул на край тротуара виском и придавил его тяжестью головы и тела. И только тут грянули выстрелы вверх, полетели гранаты с газом и побежали люди.
Через день состоялись похороны демонстранта. Его тело несли через весь город под траурными знаменами. Плакали мужчины и женщины, на площади произносились речи, и люди клялись над гробом, что никогда не забудут его имени - имени национального героя. Только никто не видел, как выл на "губе" Костюхин, и как стукнуло и больно отозвалось сердце матери Анохина в далекой псковской деревне.
Тема: 
Сообщение от Инженегр
Социальные закладки