Показать скрытый текст копипаста
Квартал Красных фонарей в Амстердаме – пара каналов и пунктир пересекающих их узеньких улочек. В зависимости от географии, витрины с девочками делятся на престижные, менее престижные и совсем убогие. Самая сердцевина квартала – так называемый «Славянский бульвар» - полон относительно молодых и упругих пришелиц из Восточной Европы; ближе к Чайна-тауну обоснованно расселись азиатки разных возрастов и комплекций. В районе Старой церкви Красный квартал заканчивается полукруглой улочкой-петлей, усеянной витринами (с борделями соседствуют детские садики, типично амстердамская картина). Это самая печальная его часть: здесь гнездятся дамы предпенсионного возраста. Белые, черные, желтые – разных цветов и габаритов, от белых матрон до негритянских слонопотамовых мамушек и высохших индонезиек, которым для полноты картины не хватает вязания.
Когда девочку пользуют, задергивают шторы – красные, тяжелые. Если клиент не уложился в пятнадцать минут, он может либо оплатить следующую четверть часа, либо покинуть помещение – крохотную выложенную белым кафелем комнатку. Встреча двух сердец происходит так: подошедший клиент демонстрирует заинтересованность. Распахивается дверь, девочка выплывает из молодящего царства блэклайта и, превратившись из глянцевой бабочки в растрепанную соседку, впускает жаждущего. К шторам протягивается женская рука с хищными когтями или волосатая мужская, и картинка исчезает.
Бабушки вокруг Старой церкви задергивают свои занавески в одиночестве. Одна, похожая на истрепанную Аллу Пугачеву, всегда подбирается к шторам бочком, как бы пританцовывая, долго стоит у самого окна, а потом резким движением зашторивает свою комнатку. Пожилая латиноамериканка перед актом самозашторивания смотрит вызывающе: «тебе-то какое дело?». Негритянка, свисающая боками с круглой табуретки, вообще не переживает: лениво жуя и не поднимая зада, она протягивает мясистую руку и сдвигает две бархатные половинки.
Через некоторое время они расшторивают свои кабинки. Потенциальный клиент должен был увидеть, что занавески в комнате частенько бывают задернуты: стало быть, хозяйка пользуется успехом.
Обманывают бабушки, впрочем, только себя. Покружив вокруг церкви, как в зоопарке, подвыпившие британцы и блудливые американцы идут к сочным польским наядам.
Как-то мне попалось интервью с одной такой тетушкой. «Это моя профессия, я занимаюсь этим с двадцати пяти лет», - объясняла она непонятливому журналисту. «Я больше ничего не умею. Что мне теперь, брать газету и садиться в садовое кресло-качалку?»
И поэтому они садятся на свои высокие табуретки, периодически создавая закрытыми шторами иллюзию востребованности.
Проходящие мимо посмеиваются – будто полумиллионная квартира, купленная вот этим лощеным клерком по неподъемной ипотеке, не есть те же самые шторы. Шторы, задернутые в одно лицо – это рука стареющего ловеласа на талии равнодушной молодой девицы, позволяющей ему трогать себя, пока он способен оплатить ее досуг. Это пять тысяч друзей в фейсбуке, с трудом представляющих, кто ты вообще такой. Шторы – это последние деньги, выброшенные на дешевые понты; это “I’m okay, thank you”, в то время как ты ни разу не okay; это счастливая семья, ласковыми руками закрывающая друг от друга и от самих себя скелеты, годами тлеющие в шкафу. Все мы в чем-то бабушки вокруг Старой церкви.
Бабушка, почему у тебя такие большие шторы? Да как-то привыкла, дитя мое.
(С)
Социальные закладки