— А Шевченко? — спросилъ Бодянскій.
Гоголь на этотъ вопросъ съ секунду промолчалъ и нахохлился. На насъ изъ-за конторки снова посмотрЂлъ осторожный аистъ.
— Какъ вы его находите? — повторилъ Бодянскій.
— Хорошо, чтò и говорить, — отвЂтилъ Гоголь: — только не обидьтесь, другь мой... вы — его поклонникъ, а его личная судьба достойна всякаго участія и сожалЂнія...
— Но зачЂмъ вы примЂшиваете сюда личную судьбу? — съ неудовольствіемъ возразилъ Бодянскій: — это постороннее... Скажите о талантЂ, о его поэзіи... /99/
— Дегтю много, — негромко, но прямо проговорилъ Гоголь: — и даже прибавлю, дегтю больше, чЂмъ самой поэзіи. Намъ-то съ вами,
какъ малороссамъ, это, пожалуй, и пріятно, но не у всЂхъ носы, какъ наши. Да и языкъ...
Бодянскій не выдержалъ, сталъ возражать и разгорячился. Гоголь отвЂчалъ ему спокойно.
— Намъ, Осипъ Максимовичъ, надо писать по-русски, — сказалъ онъ: — надо стремиться къ поддержкЂ и упроченію одного, владычнаго языка для всЂхъ родныхъ намъ племенъ. Доминáнтой для русскихъ, чеховъ,
малороссовъ и сербовъ должна быть единая святыня — языкъ Пушкина, какою является евангеліе для всЂхъ христіанъ, католиковъ, лютеранъ и гернгуттеровъ. А вы хотите провансальскаго поэта Жасмéна поставить въ уровень съ Мольеромъ и Шатобріаномъ!
— Да какой же это Жасмéнъ? — крикнулъ Бодянскій: — раз†ихъ можно равнять? Чтò вы?
Вы же сами — малороссъ.
—
Намъ, малороссамъ и русскимъ, нужна одна поэзія, спокойная и сильная, — продолжалъ Гоголь
Социальные закладки