В эту минуту из-за угла выехал извозчик. Рядом с ним,
держась за пыльное, облупленное крыло экипажа и размахивая
вздутой папкой с тисненой надписью "Musique", быстро шел
человек в длиннополой толстовке. Он что-то горячо доказывал
седоку. Седок, пожилой мужчина с висячим, как банан, носом,
сжимал ногами чемодан и время от времени показывал своему
собеседнику кукиш. В пылу спора его инженерская фуражка, околыш
которой сверкал зеленым диванным плюшем, покосилась набок. Обе
тяжущиеся стороны часто и особенно громко произносили слово
"оклад". Вскоре стали слышны и прочие слова.
-- Вы за это ответите, товарищ Талмудовский! -- крикнул
длиннополый, отводя от своего лица инженерский кукиш.
-- А я вам говорю, что на такие условия к вам не поедет ни
один приличный специалист, -- ответил Талмудовский, стараясь
вернуть кукиш на прежнюю позицию.
-- Вы опять про оклад жалованья? Придется поставить вопрос
о рвачестве.
-- Плевал я на оклад! Я даром буду работать! -- кричал
инженер, взволнованно описывая кукишем всевозможные кривые. -
Захочу-и вообще уйду на пенсию. Вы это крепостное право
бросьте. Сами всюду пишут: "Свобода, равенство и братство", а
меня хотят заставить работать в этой крысиной норе.
Тут инженер Талмудовский быстро разжал кукиш и принялся
считать по пальцам:
-- Квартира-свинюшник, театра нет, оклад... Извозчик!
Пошел на вокзал!
-- Тпру-у! -- завизжал длиннополый, суетливо забегая
вперед и хватая лошадь под уздцы. - Я, как секретарь секции
инженеров и техников... Кондрат Иванович! Ведь завод останется
без специалистов... Побойтесь бога... Общественность этого не
допустит, инженер Талмудовский... У меня в портфеле протокол.
И секретарь секции, расставив ноги, стал живо развязывать
тесемки своей "Musique".
Эта неосторожность решила спор. Увидев, что путь свободен,
Талмудовский поднялся на ноги и что есть силы закричал:
-- Пошел на вокзал!
Социальные закладки