Показать скрытый текст Такая вот фигня
КАРТИНА МАСЛОМ
— А это что за художество? — спросил я Карпуху, войдя в комнату и увидев собственную картину, красовавшуюся на самом заметном месте. — Какой варвар её подверг вандализму?
Я в юности немного рисовал и нередко дарил свои натюрморты друзьям. Один из них — перевернутый утюг, на котором жарится яичница, — достался Карпухе. Картина эта уже провисела не один год у него дома и воспринималась как декоративное пятно. Но то наглое новшество, которое он в нее внес, вдруг полностью поменяло суть. Безобидная композиция — после того, как он прилепил к ней фразу "Ще не вмерла Україна..." — приобрела зловещий и недобрый смысл.
- Да вот, — усмехнулся Карпуха, — немного творчески переосмыслил.
— Ничего себе — немного! — возмутился я. — Ты из моей доброй картины пасквиль сделал! Да еще улыбаешься! Теперь желтая скатерть на ней и синяя стена стали смотреться, как державный прапор. Вилка стала похожа на трезуб, а растекшееся яйцо — и вовсе на саму Украину.
— Верно! — похвалил Карпуха, довольный ходом моих мыслей. — Я только еще добавлю от себя: утюг — это бездушная государственная машина, в которой всё поставлено с ног на голову. Искаженное отражение в нем — наша пресса, продажная и лживая. А пустая тарелка — бюджет для народа... Да ладно, хватит пялиться — не в галерее! — пошли чай пить. Лемурка вон уже стол накрыла.
Лемурка — это его жена. Спокойная, тихая, улыбчивая женщина — мечта любого холерика. Карпуха в ней души не чаял — родом она была из Донбасса.
— Обожаю восточную красоту, — сказал Карпуха, одной рукой обняв супругу, а другой -помешивая сахар. — Хотя восток всё же дело тонкое! Терриконы — те же горы, а у горцев особая гордость!
— В чем же она особая?
— А дидька лысого они на мову перейдут! — сказал Карпуха. — Они просто русский обогатят наиболее смачными украинскими словами — и всё! — отчего великий и могучий станет еще более могучим и великим. Правда, Лемурка?
— Правда, — подтвердила Лемурка и задумчиво добавила: — А желток в центре белка мне напоминает Киев.
— Точно! Вот умница! — обрадовался Карпуха. — Конечно, это — Киев. Вон как раздулся, весь оранжевый такой — от нахлынувшего национального самосознания.
— А что означает капелька на столе? — задала вопрос его жена.
Но вопрос остался без ответа.
— Карпуха, — сказал я, отпив пару глотков из чашки. — А тебе не кажется, что вот в таком виде картина может оскорблять чувства граждан Украины?
— Да господь с тобой! Мы что — арабы, что ли? То мусульман можно всякими карикатурками на пророка взбеленить, а мы хоть и не совсем цивилизованные еще, но всё же более адекватные.
— Адекватные? Так ты же, мне помнится, националистов мауглями всегда называл...
— И теперь назову. Дикари, они дикари и есть — с архаическим мышлением. Но одно дело не видеть в других людях равных себе, а другое — чувство здоровой самоиронии. Оно у украинцев в крови!
— Далеко не у всех, — высказал я сомнение. — Если с такой картиной стать на Андреевском спуске, то уже через час тебе ее наденут на голову — это же издевательство над государственными символами!
— Ну и что? — удивился Карпуха. — Я же этим не нарушаю ничьих прав.
— А причем здесь права?
— Да при том — символы не могут быть важнее живого человека. Поэтому чтобы я ни сделал с флагом, гимном и гербом — хоть в мусорное ведро совком их собрал и выбросил! — в этом нет преступления.
Я смотрел на Карпуху и думал — умеет же он нарываться на неприятности.
— Но ты же оскорбляешь этим чувства тех, для кого эти символы дороги!
— Допускаю, что такие фетишисты есть, и они могут обидеться. Ну так и что? Меня вон самого каждую секунду оскорбляют, — то пятой колонной называют, то в Россию зачем-то выпихивают (хотя я в ней ни разу не был), то историю мои дети такую изучают, что кажется я в каком-то параллельном, альтернативном мире живу, в котором победили не немцы даже, а полицаи и предатели! А мой родной русский язык — запретили жестче, чем язык нецензурный. А это уже не чувства — тут права растоптаны. Но что поделаешь, если для сегодняшней власти канадская диаспора, лопочущая на мове, ближе и дороже, чем собственные граждане, платящие здесь налоги, но говорящие по-русски.
РИСКОВАННЫЙ ЗАМЫСЕЛ
— А я поняла, что означает оторвавшаяся капелька, — обрадовано произнесла после небольшой паузы Лемурка. — Это — диаспора.
— Типичная! — подтвердил Карпуха. — Есть такая пословица "Дай муравью залезть на ногу, так он ..."
Но Карпуха не успел закончить фразу — в дверь позвонили — и Лемурка пошла открывать.
Это прибыл слесарь из ЖЭКа. Он был веселый и слегка нетрезвый. Обычный такой слесарь, если б не выглядывающая из-под спецовки довольно-таки поношенная вышиванка.
— Ну, де тут ваш радiатор?
— Если скажу, что на балконе, вы поверите? — сказал Карпуха, с удивлением глядя на новоприбывшего. — Мы вас, вообще-то, пять дней назад вызывали.
— Та то не сердьтесь — багато роботи. Так що вiн не грiє?
— Чтоб вас так жена грела, как нас радиатор.
Коммунальный работник прошел в комнату и пощупал батарею, сначала сверху, потом снизу. Мы, прекратив чаепитие, молча смотрели на него — судя по ядреному запаху пота, слесарь был страстным борцом за сохранение озонового слоя. Потом он обернулся к нам и спросил:
— Вибачте, менi потрiбне щось важке — постукати.
Карпуха огляделся вокруг.
— Вот этим можно, — он взял с полки чугунный бюст Шевченко и протянул слесарю. Этот бюст, помнится, ему подарили еще в пятом классе, как лучшему чтецу украинских виршив.
— Нi — испуганно замотал головой слесарь, — я не можу. Це ж наш Кобзар.
— Ну и что?
— Це символ боротьби за свободу.
— Ах да, извините, я всё время забываю — это ж наш тотем. А у меня, представляете, что-то с головой — ну не чувствую волнения при виде его и всё! Я как-то больше привык живых людей уважать, а не идолов. Ну ладно... Возьмите тогда Пушкина — он был при жизни веселый малый, он не обидится.
Слесарь постучал Пушкиным по радиатору.
— То вона у вас, скорiш за все, чимось забилась, — сказал он, прислушавшись, — та ще iржею вкрилася зсередини. Треба прочищати. То давайте домовимось назавтра зранку — десь о десятiй. Егє?
— Eгє, — согласился Карпуха, — только не опаздывайте.
Специалист по радиаторам уже было направился к выходу, как вдруг застыл, уставившись на картину.
Мы все замерли тоже.
— Яка цiкава у вас картина! — произнес он наконец, восторженно цокнув языком. -Генiальна — самiciнька правда. То ми москалям так вiдповiдаємо: "Ви нам газ перекрили, а ми, кмiтливi, хоч на прасцi, але все ж таки приготуємо собi їжу — та будемо жити далi. Разом iз європою. Дуже, дуже гарна картина...
Мы с Карпухой только переглянулись, а когда слесарь ушел, Карпуха сказал:
— Вот видишь, а ты говоришь — оскорбятся, на голову наденут. Тут дело даже не в самоиронии, а в том, что люди всегда будут видеть именно то, что они хотят видеть. В науке есть такое понятие — "психология восприятия". Поэтому у нас эскулапы с запада считают, что президента отравили вражеские агенты, а гиппократы с востока и юга убеждены, что он сам виноват, что это последствия операции по омоложению — стволовые клетки не так активизировались. Вот так-то. Все поведенные на чем-то вообще всегда готовы увидеть красивую радугу там, где нормальные люди видят бензольные пятна. Особенно таким выпадением зрения страдают нацыки. Я даже — знаешь что — закажу, чтоб мне эту картину с надписью на футболку пересняли. И вот увидите — ни один патриот свидомый мне даже слова плохого не скажет, все будут только хвалить! Через неделю, кстати, я слышал, у них какое-то збиговисько тут в Киеве — вот туда я и схожу. Куртку сниму и буду в одной футболке там прохаживаться. Спорим, что никто из этих мыслителей не подумает, что я над ними издеваюсь?
— Нет, стоп! — возразил я поспешно. — Вот спорить с тобой я не собираюсь. Ты после этого съезда на инвалидную коляску пересядешь, а то и еще хуже, а я что — радоваться, что я выиграл, буду? Хватит мне таких выигрышей! Мало того, Лемурку пожалей — где она второго такого ненормального мужа найдет? Ты думаешь, все такие благодушные, как твой слесарь — тебя сразу раскусят как пятую колонну. Тебя на этой футболке вздернут на самом видном месте.
— Ну ты загнул, фантазёр! Да ладно, пошутил я, — отмахнулся Карпуха и перевел разговор на другую тему.
"АБОНЕНТ НАХОДИТСЯ ВНЕ ЗОНЫ"
А через несколько дней у меня поздно вечером просто взорвался телефон — звонила Лемурка.
— Карпуха... — всхлипнула она и замолчала.
— Что "Карпуха"? — переспросил я. — Лемурка, что случилось?
— Карпуха... не пришел домой до сих пор... И мобильный отвечает, что он вне зоны...
— А когда он ушел?
— Днем еще... я была на работе. Он, ты же знаешь, такой обязательный, сам меня всегда ругал за любую неорганизованность... Что-то случилось... — Лемурка стала плакать.
— Я прошу — не волнуйся, — начал успокаивать я ее. — Возьми себя в руки. Всё будет хорошо... У меня уже был такой случай с одним знакомым — так потом выяснилось, что он просто встретил армейского кореша, ну и загуляли через меру. Найдется и Карпуха, живой и здоровый.
— Игорь... Я вот чего боюсь, он же вчера переснял себе на белую футболку твою картину с этой дурацкой надписью...
— Что??? — я аж опешил. — Он таки сделал эту глупость?
— Сделал, — тихо ответила Лемурка. — И утром надевал ее, примерял и радовался, как картина красиво смотрится в зеркале, и смеялся, что, мол, это у него такая будет вышиванка.
— Да-а-а, — произнес я, вспомнив, что в новостях слышал — сегодня собирались все эти участники национальных змагань. — Ладно, Лемурка, давай надеяться на лучшее, картина всё-таки вполне патриотичная, во всяком случае, такою она должна им показаться. Я убежден — всё, будет хорошо.
— И ещё... — сказала Лемурка. — Мне тут полчаса назад позвонил кто-то незнакомый и спросил: "Чи дома мiй чоловiк?" Я ответила: "Нет". А он мне: "Ну то вже i не буде!" И рассмеялся.
— Кто-то пошутил, — ответил я уже неуверенно. — Что ж, больницы я всё-таки обзвоню. Ты только не волнуйся. Жди. Пока.
Я положил трубку, взял с полки городской справочник и принялся обзванивать больницы. Целый час обзванивал, но Карпухи нигде не было. Надежды на хороший исход таяли с каждым звонком. "Еще пяток больниц осталось, — подумал я невесело, — а потом.." О том, куда звонить потом, даже думать не хотелось. И тут раздался звонок.
— Привет! — услышал я знакомый Карпухин голос, бодрый, только какой-то очень далекий. — Извини, если разбудил... До дома что-то не могу дозвониться — все телефоны заняты, так я — тебе... Что нового?
— Как — "что нового"? — одновременно и обрадовался и возмутился я. — Тебя уже по крематориям ищут, Лемурка с ума сходит. Ты где?
— Да в больнице я, в "Спецтравме", и мобильник потерял. А что разве ей отсюда не перезванивали — я же просил.
— Никто не звонил... — ответил я, вспомнив. — А что с тобой? И почему голос такой, как из склепа?
— Да пустяки, руку немного повредил — так ее зашивали и оставили меня полежать здесь до завтра. Серьезно, ничего страшного. А голос? Не знаю — связь плохая... Подъезжай завтра — заберешь меня, я в девятой палате. И перезвони Лемурке, успокой. А то мне не дают тут долго аппарат занимать.
ПАЛАТА № 9
Рано утром я был уже в "Спецтравме". Дежурная сначала наотрез отказывалась пропускать меня к больным, мотивируя это тем, что им нужен покой, но потом, когда я достал кошелек и выбрал соответствующий пропуск с портретом одного из "великих украинцев", она изменила свое мнение и даже выдала белый халат.
Когда я вошел, палата в первую секунду мне напомнила передачу "Свобода слова", покоем тут и не пахло — около десятка разных перевязанных больных сидели или лежали по своим кроватям, а в центре стоял Карпуха и что-то страстно говорил. Вид у него был, как после рукопашного боя: рука забинтована, под глазом — большой фингал, футболка в пятнах крови, разорвана в двух местах. А на груди — прямо через всю картину — выведенная черным фломастером сияла жирная надпись: "Слава героям УПА!"
"Господи, что же они там с ним делали?" — мелькнула у меня в голове первая мысль. Карпуха же меня не замечал — он как раз отвечал на чей-то вопрос и был, как всегда, в ударе.
— Вот вы спросили меня — "За что я так не люблю Украину?" — сказал Карпуха. — Замечательный вопрос — глубокий и очень конкретный! Такой вопрос хорошо задавать после того, как поставили человека к стенке, когда ответ на него уже не важен, а сам приговоренный оправданию не подлежит. Задал вопрос, добавил слово "гад" и нажал на курок. Но я всё-таки попробую ответить: скажите, а что значит — "любить Украину"? Это морковку в Португалии дёргать, спiвая пiснi про рушныки? Засыпать с томиком Шевченко на подмосковных стройках после тяжелого дня? Упхаться в трудные годы аж за самый океан и оттуда учить нас патриотизму? Это — любовь? Или все-таки "любить Украину" — это остаться с ней, не смотря ни на что, жить, разделяя любые её трудности и беды, добывать уголь, выпекать хлеб, развивать бизнес и изо всех сил тянуть эту страну из дремучести до цивилизованного уровня? Так может, это я вас должен спрашивать — за что вы так не любите Украину? И обязательно спросил бы, если б мозгов было в пять раз меньше.
— А вы гадаетэ — то легко ехать за кордон от родных хат на заработки? — спросил дядька с почти полностью перевязанной головой, сидевший на койке возле окна (похоже, именно он и задавал вопрос "За что?.."). — А чи знаетэ, як там мучает ностальгия по ридной земле?
— Не знаю, — ответил Карпуха. — Но у меня, в отличие от вас, к вам нет претензий. Любовь к Родине может быть и мазохистской, пожалуйста, любите на расстоянии и мучайтесь — имеете право. Только зачем ее, свою такую любовь, другим навязывать? Мы живем по общим психологическим законам — и, независимо от национальностей, у всех везде всегда и во всем свое отношение к любому предмету и свое восприятие одной и той же ситуации. Каждый видит по-своему. Вы замечали, например, как люди, которые хотят залезть в полный автобус, кричат тем, кто уже внутри: "Подвиньтесь, что уперлись, как бараны, — в середине салона свободно!" А потом через минуту, когда сами залезут, то орут уже тем, кто снаружи: "Ну куда лезете? Вздохнуть невозможно — автобус не резиновый!" Один и тот же человек в практически одно и то же время — а какое различное поведение! Так что говорить о разных людях? Как вместе жить?
— Ну и як? — язвительно спросил бинтоголовый.
— А учиться слышать другого человека, а услышав, пытаться понять, — ответил Карпуха. — А если понимать ума не хватает, то хотя бы просто принимать. Другого выхода нет, иначе — война! Что и было всю историю человечества, когда кто-то объявлял свою точку зрения единственно правильной... Я вот подумал — а не лоханулись ли наши толстосумы? Пока они боролись между собой за приватизацию заводов, земель и пароходов, другие в это время приватизировали патриотизм. Да так удачно и ловко, что застолбили за собой эту "любовь к Украине" как торговый брэнд и стали монополистами. Попробуй только пикни, что ее можно любить и в то же время, например, не говорить на мове!
— А какая ж без мовы любовь? — спросил другой больной, сидевший возле Карпухи, но так, видимо, ничего и не понявший, как будто Карпуха разговаривал не с ними, а с засиженными мухами плафонами. — Я вот киевлянин в седьмом с половиной колене и в основном говорю по-русски, но понимаю и признаю — Украина должна быть украинской. И те, кто сберегли язык и нас теперь обучают ему, они нам этим только добра желают. И вообще, как говорят, сколько знаешь языков столько раз ты человек.
— А глухонемой тогда для вас кто — амёба безъязыкая? — ответил Карпуха. — Полиглотом быть, конечно, замечательно, да только учить язык или не учить, тратить на это свое время или нет — решает каждый для себя добровольно — тем более в зрелом возрасте. Почему националисты считают, что имеют право других ломать и куда-то вести? Другие для них не личности, а селекционный материал для выведения какого-то нового этноса. Мичурины хреновы! И дело не в том даже, что — как сказал Есенин: "Человек в этом мире не бревенчатый дом — не всегда перестроишь наново!" — а в том, что человека вообще не нужно перестраивать под всякие теории. В мире полно полезных и важных вещей — например, зарядку делать по утрам или питаться по диете, — но только мы сами должны выбирать, чему отдать предпочтение. Иначе мы только и будем, что гнуть друг друга — каждый, кто временно сверху — под свое представление о счастье. Вот завтра, например, к власти придут вдруг культуристы и спортсмены во главе с Кличко и Вирастюком, то кто им помешает заявить: "Физкультура — это здоровье, каждый человек в состоянии поднять свой вес. Здоровье объединяет нацию". И выдадут первый указ — двери в подъездах и учреждениях утяжелить, а лифты и эскалаторы остановить. Все вроде для нас, для людей, для нашей физической культуры, но идиотизм налицо.
Сообщение от Angelinushka
Тема: Политические Кулуары (*)
Ваши права
Социальные закладки