Любимые стихи

[Soniq]

Листья падают, листья падают.
Стонет ветер,
Протяжен и глух.
Кто же сердце порадует?
Кто его успокоит, мой друг?

С отягченными веками
Я смотрю и смотрю на луну.
Вот опять петухи кукарекнули
В обосененную тишину.

Предрассветное. Синее. Раннее.
И летающих звезд благодать.
Загадать бы какое желание,
Да не знаю, чего пожелать.

Что желать под житейскою ношею,
Проклиная удел свой и дом?
Я хотел бы теперь хорошую
Видеть девушку под окном.

Чтоб с глазами она васильковыми
Только мне -
Не кому-нибудь -
И словами и чувствами новыми
Успокоила сердце и грудь.

Чтоб под этою белою лунностью,
Принимая счастливый удел,
Я над песней не таял, не млел
И с чужою веселою юностью
О своей никогда не жалел.

Сергей Есенин

[Heyday]

Ты все ещё тревожишся - что будет?
А ничего. Все будет так как есть.
Поговорят, осудят, позабудут -
у каждого свои заботы есть
Не будет ничего...
А что нам нужно?
Уж нам ли не отпушено богатсв:
то мрак, то свет, то зелено, то вьюжно,
вот в лес весной отправимся, бог даст...
Нет, не уляжется
не перебродит!
Не то, что лечат с помощью разлук,
не та болезнь, которая проходит,
не в наши годы...
Так-то, милый друг!
И только ночью боль порой разбудит
как в сердце нож..
Подушку закушу
и плачу, плачу,
ничего не будет!
А я живу, хожу, смеюсь, дышу...

Вероника Тушнова

[blagoroden_don]

Вот письма, что писал Эндимион, -
Слова любви и нежные упреки;
Взволнованные, выцветшие строки,
Глумясь, распродает аукцион.

Кристалл живого сердца раздроблен
Для торга без малейшей подоплеки.
Стук молотка, холодный и жестокий,
Звучит над ним как погребальный звон.

Увы! не так ли было и вначале:
Придя средь ночи в фарисейский град,
Хитон делили несколько солдат,

Дрались и жребий яростно метали
Не зная ни Того, Кто был распят,
Ни чуда Божья, ни Его печали.

Перевод Евгения Витковского

[mothlight]

привет, мам

Елена Пуговкина
И такая, ты знаешь, мама, ненужность фатальная.
Для чего это все? Для каких таких берегов
Я везу это все контрабандное, нелегальное,
Высшей пробы накопленное тепло?
Мама, здесь никому это и не надо.
Я пустое место, ничья отрада,
Чемодан неуместно нежных вещей
На складе не-первой-свежести-овощей.
Мама, я отрастила волосы ниже плеч.
Но никто в них не запускает пальцы.
И никто не станет меня беречь.
Мама, я чемпион одиночных танцев,
гений невстреч.
И поэтому я пишу только дурацкие стансы
И не фильтрую речь.

[blagoroden_don]

Ты всегда любил появляться в компании женщин.
И стоишь теперь в книжном шкафу между Брик и Бронте…

Перевод Дениса Датешидзе

[Lesja]

Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.

Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?

Знаю я — они прошли, как тени,
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.

Пусть твои полузакрыты очи
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень,
Утопая в дальнем дорогом.

Этот пыл не называй судьбою,
Легкодумна вспыльчивая связь,—
Как случайно встретился с тобою,
Улыбнусь, спокойно разойдясь.

Да и ты пойдешь своей дорогой
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.

И когда с другим по переулку
Ты пройдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.

Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер!»
Я отвечу: «Добрый вечер, miss».

И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь,—
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.

4 декабря 1925

[Basstet]

Ангел дураков

Мы бы здесь давным-давно пропали,
но Господь, по счастью, не таков.
Чтоб из нас не выпали детали,
есть на свете ангел дураков.
В понедельник или в воскресенье —
мне узнать про это не с руки —
нам его послали во спасенье:
там у них вверху не дураки!
Он нас ночью утешает: “Тише!” —
если вдруг отчаянье грызет.
Он нас ловит, падающих с крыши,
и на скорой помощи везет.
В слипшихся, насквозь промокших платьях,
в водорослях, залепивших рот,
он несет нас бережно в объятьях,
невредимых, на берег кладет.
Он следит, кого и кто обидел,
возле печки тушит угольки.
Говорят, его никто не видел.
Что с нас взять — вестимо, дураки!
Чтобы мы в потемках не плутали,
чтоб уж точно, чтоб наверняка,
он включает фонари в квартале —
чтоб дурак увидел дурака.
А потом сквозь сумерки и вьюгу
добрый ангел, улетая ввысь,
бросит нас в объятия друг к другу,
чтобы мы здесь не перевелись.

[O_Lin]

Вера Павлова

Они влюблены и счастливы.
Он:
– Когда тебя нет,
мне кажется –
ты просто вышла
в соседнюю комнату.

Она:
– Когда ты выходишь
в соседнюю комнату,
мне кажется –
тебя больше нет.

***
Сквозь наслоенья дней рождений
все лучше виден день рожденья.
Сквозь наслоенья наслаждений
все наслажденней наслажденье
вобрать и задержать в гортани
большой глоток дождя и дыма...
Чем ближе мы подходим к тайне,
тем легче мы проходим мимо.

***
сесть у реки
и бросать и бросать в воду
свои трудности
и смотреть
как они уплывают
вниз по течению
не тонут легкие

***
Я в курсе своих ракурсов -
я фотогигиенична.
Улыбку сырную? - Накося!
К себе изнутри привычная,
хозяйка своих мускулов,
ваяю себя снаружи
и прячу свою музыку,
тоску, одиночество, ужас.

*

Да
уже знаю
что смерти нет
еще не знаю
как сообщить
об этом
умершим

Стать
Как собака в подвал – помирать,
отползаю в себя – понимать,
понимаю, что нету подвала,
где б когда-нибудь не помирало
пониманье, чтоб снова родиться
и явиться высоким и чистым,
и ломать за границей границу
прирожденным империалистом.

Нас. Вас
Мы любить умеем только мертвых.
А живых мы любим неумело,
приблизительно. И даже близость
нас не учит. Долгая разлука
нас не учит. Тяжкие болезни
нас не учат. Старость нас не учит.
Только смерть научит. Уж она-то
профессионал в любовном деле!..

Тень
Страх, мягкий, как детский позвоночник,
становился совершенно нестерпимым к ночи.
Ходить не могла – все время бегала,
убегала от чего-то, чего не было.
Теперь – есть. Но страх стал твердым,
несгибаемым, как позвоночник, гордым.
Больше не бегаю – как с лучшим другом,
хожу под ручку с собственным трупом.

Тлен
а) Смерть, которая жизнь подчеркивает:
в старости, в сознании, подведя итоги;
б) смерть, которая жизнь зачеркивает:
молодая, нелепая, посреди дороги,
которая кровью себя подчеркивает,
на поминках опаивает ядом трупным;
в) смерть, которая себя перечеркивает
крест-накрест. Но это безумно трудно.

Со
Событие, со-бытие,
которое определяет
сознание, со-знание,
которое не оставляет
со мнения, со-мнения
в сочувствии и соучастье.
И если умру, то не я.
Ну, может отдельные
(не самые нужные)
(не самые лучшие)
(не самые красивые)
части.

*
Камоша
В школьной раздевалке красная девица
потеряла сменку – хрустальный лапоть.
Память, твоя художественная самодеятельность
заставляет меня краснеть и плакать.
Память, ну что это за любительщина,
дилетантщина сентиментальная!
Из каких чемоданов вытащено
это грязное платье бальное
с мишурой новогодней, пришитою
наживую, а вышло – намертво?..
Похоже, память, не пережить того,
что в твоих чемоданах заперто...

Юнг
и стали сны воспоминаньями
воспоминанья стали снами
те и другие предсказаньями
те и другие письменами
разборчивыми и нелепыми
благовестителями тайны
и лотерейными билетами
не на Ковчег но на Титаник

***
Мгновение в полете — мотылек.
Лови, лови! В ладонях шевеленье
щекотно. А раскроешь — там листок,
еще не желтый, но уже осенний.
Тогда клади его между листов
не Песни Песней — Бытия, Левита.
А завтра — не нашелся, был таков.
Видать, вернулось в стадо мотыльков
мгновение, что было мной убито.

***
Весть обызвестковалась. Смерть нашла
в моей груди незанятое место
и там в клубок свернулась и пригрелась,
тиха, как подобает приживалке,
хитра, как подобает компаньонке,
коварна, как положено подружке.
Когда смеюсь, она со мной смеётся,
а плачу — так смеётся надо мной.

***
Если ветки сгибаются под тяжестью цветов,
что же с ними сделает плодоношенье?
Снег? Гнезда? Тот, кто всегда готов,
никогда не возьмет на себя решенье,
зная — любое хуже, помня — над ней,
близостью, сердцу приходится столько биться!..
Вешняя ветка, кого ты любишь нежней —
ветер? Пчелу? Соседнее дерево? Птицу?

[Basstet]

Внезапный снег сорвался с неба,
Укрыл продрогшую Москву.
И снова, слыша запах снега,
Я ощущаю, что живу.

Крахмальный хруст под каблуками,
Роскошно-белая земля.
Вдыхаю жадными глотками
Студеный ветер февраля.

Лечу Рождественским бульваром
(Мне вправду кажется: парю)
Над черно-белым тротуаром,
Над всполохом зелено-алым —
Мгновенным памятником фарам,
Льду, светофору, фонарю.
Лечу. Лечу по февралю.

Лечу в прекрасной, невесомой,
Бездомной, резкой, молодой
В февральской одури веселой
Над занесенной, полусонной
Москвой, над мерзлой мостовой.
Люблю февральские сюрпризы
За оттепель, за снегопад,
За перемены, за капризы,
За крыши, арки и карнизы…
За это счастье невпопад.

… А жизнь застыла, словно губкой
С ночных бульваров сметена,
И над Москвой пустой и гулкой —
Почти лесная тишина.

[serg1969]

Не отогреться на звездных, на резких ветрах —
только дрожишь и от стужи лицо защищаешь.
Господи Боже, прости мне отчаянный страх,
как ты другому минутную дерзость прощаешь!

Где она, песня? Ни звука, ни знака в ответ.
В малую горсть уместились душа и свобода.
Мне бы смолчать — но зачем тот пронзительный свет
из-за небесного, низкого, тесного свода?

Там, завершив над моей головою виток,
клонит все ниже к земле пересохшую ветку
звездное небо, как черный дырявый платок,
наспех наброшенный на соловьиную клетку.......

Ирина Василькова

[serg1969]

Дискретен мир. На частности разъят.
Его единство неподвластно глазу.
Так рассыпают жемчуг. Так дробят
на буквы крепко слаженную фразу.

Несовершенство нашего ума —
как безупречно боги рассчитали! —
не видя, в чем гармония сама,
улавливать мельчайшие детали.

А мир лукав: нас настигает вдруг
внезапная любовь к зеленой ветке,
к воде, к звезде, к касаньям чьих-то рук
и к стансам, сочиненным в прошлом веке,
к заречным купам встрепанных ракит,
к траве, к рисунку на античной вазе...

Все дразнит и возможностью томит —
увидеть токи тех неявных связей,
скрепляющих, сливающих в одно
сто частностей, конкретных и неверных,
включающих, как малое звено,
меня и вас в свой хоровод безмерный.

И тот из нас блаженней, кто постиг
сокрытый смысл гармонии великой —
не тысячу оттенков, граней, ликов,
а вечность, отразившуюся в них......

Ирина Василькова

[Valentyn]

Я возьму белый, белый холст,
И достану коробку с красками,
Нарисую счастливую жизнь,
С чудесами, любовью и ласками.

Нарисую красивый дом
С бледно- бледно розовым садом,
Нарисую себя в саду
И тебя на скамейке рядом.

Бледно-желтой будет луна,
Золотыми на небе звезды,
Будет мир этот голубой
Для меня и тебя лишь создан.

Если будет нам кто-то мешать.
Я их черной замажу краской,
Эта жизнь на холсте цветном,
Будет нашей маленькой сказкой.

И пускай это только мечта,
Пусть я красками холст малюю,
Сверху золотом напишу,
Как тебя ,мой родной, люблю я.


АЛЯ

[Truly]

Дмитрий Кедрин

БЕССМЕРТИЕ

Кем я был? Могильною травою?
Хрупкой галькою береговою?
Круглобоким облачком над бездной?
Ноздреватою рудой железной?

Та трава могильная сначала
Ветерок дыханием встречала,
Тучка плакала слезою длинной,
Пролетая над родной долиной.

И когда я говорю стихами —
От кого в них голос и дыханье?
Этот голос — от прабабки-тучи,
Эти вздохи — от травы горючей!

Кем я буду? Комом серой глины?
Белым камнем посреди долины?
Струйкой, что не устает катиться?
Перышком в крыле у певчей птицы?

Кем бы я ни стал и кем бы ни был —
Вечен мир под этим вечным небом:
Если стану я водой зеленой —
Зазвенит она одушевленно,

Если буду я густой травою —
Побежит она волной живою.
В мире всё бессмертно: даже гнилость.
Отчего же людям смерть приснилась?

1938

[Hotice]

О, твоя красота!
Золотых бы монет,
Чтоб швырять, не жалея –
Пляши, ма-лад-ца!

Ты похож на Христа,
Но в тебе Его нет.
Тем вода холоднее
С такого лица.

О, твоя красота!
Слишком знаешь о ней…
Голословна, как мат, –
Сразу вижу: нужна.

Ты похож на Христа
Вне хлебов и камней.
Вместо Божьих стигмат –
Человечьи стегна.

О, твоя красота!
Ни боюсь, ни смеюсь…
Я ее пририфмую
И к тем, кто не я.

Ты похож на Христа,
Что сказал: «Ну и пусть!
Захочу – и минует
Мя чаша сия!».

[Basstet]

А может быть, останусь жить?
Как знать, как знать?
И буду с радостью дружить?
Как знать, как знать?
А может быть, мой черный час
не так уж плох?
Еще в запасе счастья часть,
щепотка крох...
Еще осталось: ночь, мороз,
снегов моря
и безнадежное до слез —
«Любимая!».
И этот свет, на краткий миг,
в твоем лице,
как будто не лицо, а лик
в святом венце.
И в три окна, в сугробах, дом —
леса кругом,
когда февраль, как белый зверь,
скребется в дверь...
Еще в той лампе фитилек
тобой зажжен,
как желтый жалкий мотылек,
трепещет он...
Как ночь души моей грозна,
что делать с ней?
О, честные твои глаза
куда честней!
О, добрые твои глаза
и, словно плеть,
слова, когда потом нельзя
ни спать, ни петь.
. . . . . . . . . . . . . . .
Чуть-чуть бы счастья наскрести,
чтобы суметь
себя спасти, тебя спасти,
не умереть!

[Спилия]

Э. Асадов

Глаза покинутой собаки
Мне снятся ночью... как тут быть?
Ее обидеть может всякий
И даже попросту убить.
Хозяева прогнали прочь
И я не в силах ей помочь..
В моей квартире коммунальной
Она помехой будет всем,
Но плач ее призывный, дальний,
Мне душу вымотал совсем!
И вот, настойчиво и глупо
Я всех прошу, забыв покой:
Плесните ей немного супу!
Погладте ласковой рукой!
Хоть на часок пустите в сени!
Пускай погреется она!
Она поймет, она оценит,
До смерти будет вам верна!
О, одиночество, огромность
И невозможно потерять
Собачью вечную готовность-
Любить, служить и доверять.
Пусть человек добрее будет!
Не прихоть это, не пустяк.
Внимательно вглядитесь, люди,
В глаза покинутых собак.

[Горгоша]

Л.Филатов

КОМПРОМИСС

Я себя проверяю на крепость:
Компромиссы – какая нелепость!
Я себя осаждаю, как крепость,
И никак не решаюсь напасть.

Не решаюсь. Боюсь. Проверяю.
Вычисляю, тревожно сопя,
Сколько пороху и провианту
Заготовил я против себя.

Но однажды из страшных орудий
Я пальну по себе самому,
Но однажды, слепой и орущий,
Задохнусь в непроглядном дыму…

И пойму, что солдаты побиты.
И узнаю, что проигран бой,
И умру от сознанья победы
Над неверным самим же собой…

[Hotice]

Жизнь в рассеянном свете

Грохот цинковой урны, опрокидываемой порывом
ветра. Автомобили катятся по булыжной
мостовой, точно вода по рыбам
Гудзона. Еле слышный
голос, принадлежащий Музе,
звучащий в сумерках как ничей, но
ровный, как пенье зазимовавшей мухи,
нашептывает слова, не имеющие значенья.

Неразборчивость буквы. Всклокоченная капуста
туч. Светило, наказанное за грубость
прикосновенья. Чье искусство -
отнюдь не нежность, но близорукость.
Жизнь в рассеянном свете! и по неделям
ничего во рту, кроме бычка и пива.
Зимой только глаз сохраняет зелень,
обжигая голое зеркало, как крапива.

Ах, при таком освещении вам ничего не надо!
Ни торжества справедливости, ни подруги.
Очертания вещи, как та граната,
взрываются, попадая в руки.
И конечности коченеют. Это
оттого, что в рассеянном свете холод
демонстрирует качества силуэта -
особенно, если предмет немолод.

Спеть, что ли, песню о том, что не за горами?
о сходстве целого с половинкой
о чувстве, будто вы загорали
наоборот: в полнолунье, с финкой.
Но никто, жилку надув на шее,
не подхватит мотивчик ваш. Ни ценитель,
ни нормальная публика: чем слышнее
куплет, тем бесплотнее исполнитель.

1987

[RODI_ON]

Пока земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:
умному дай голову, трусливому дай коня,
дай счастливому денег... И не забудь про меня.

Пока Земля еще вертится — Господи, твоя власть!
Дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому, хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня.

Я знаю: ты все умеешь. Я верую в мудрость твою,
как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
как верит каждое ухо тихим речам твоим,
как веруем и мы сами, не ведая, что творим!

Господи мой боже, зеленоглазый мой!
Пока Земля еще вертится, и это ей странно самой,
пока ей еще хватает времени и огня,
дай же ты всем понемногу... И не забудь про меня.

[RODI_ON]

Не о любви прошу, не о весне пою,
Но только ты одна послушай песнь мою.

И разве мог бы я, о, посуди сама,
Взглянуть на этот снег и не сойти с ума.

Обыкновенный день, обыкновенный сад
Но почему кругом колокола звонят,

И соловьи поют, и на снегу цветы,
О, почему, ответь, или не знаешь ты?

И разве мог бы я, о, посуди сама,
В твои глаза взглянуть и не сойти с ума!

Не говорю — поверь, не говорю — услышь,
Но знаю: ты сейчас на тот же снег глядишь.

И за плечом твоим глядит любовь моя
На этот снежный рай, в котором ты и я.