Любимые стихи

[Resod]

I

Для отрока, в ночи глядящего эстампы,
За каждым валом - даль, за каждой далью - вал.
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах - как бесконечно мал!

В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль, и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей.

Что нас толкает в путь? Тех - ненависть к отчизне,
Тех - скука очага, еще иных - в тени
Цирцеиных ресниц оставивших полжизни -
Надежда отстоять оставшиеся дни.

В Цирцеиных садах, дабы не стать скотами,
Плывут, плывут, плывут в оцепененье чувств,
Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя
Не вытравят следов волшебницыных уст.

Но истые пловцы - те, что плывут без цели:
Плывущие, чтоб плыть! Глотатели широт,
Что каждую зарю справляют новоселье
И даже в смертный час еще твердят: - Вперед!

На облако взгляни: вот облик их желаний!
Как отроку - любовь, как рекруту - картечь,
Так край желанен им, которому названья
Доселе не нашла еще людская речь.

II

О ужас! Мы шарам катящимся подобны,
Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры
Нас Лихорадка бьет, как тот Архангел злобный,
Невидимым бичом стегающий миры.

О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть - везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде...

Душа наша - корабль, идущий в Эльдорадо.
В блаженную страну ведет - какой пролив?
Вдруг среди гор и бездн и гидр морского ада -
Крик вахтенного: - Рай! Любовь! Блаженство! Риф.

Малейший островок, завиденный дозорным,
Нам чудится землей с плодами янтаря,
Лазоревой водой и с изумрудным дерном. -
Базальтовый утес являет нам заря.

О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!
Скормить его зыбям иль в цепи заковать, -
Безвинного лгуна, выдумщика Америк,
От вымысла чьего еще серее гладь.

Так старый пешеход, ночующий в канаве,
Вперяется в мечту всей силою зрачка.
Достаточно ему, чтоб Рай увидеть въяве,
Мигающей свечи на вышке чердака.

III

Чудесные пловцы! Что за повествованья
Встают из ваших глаз - бездоннее морей!
Явите нам, раскрыв ларцы воспоминаний,
Сокровища, каких не видывал Нерей.

Умчите нас вперед - без паруса и пара!
Явите нам (на льне натянутых холстин
Так некогда рука очам являла чару) -
Видения свои, обрамленные в синь.

Что видели вы, что?

IV

«Созвездия. И зыби,
И желтые пески, нас жгущие поднесь.
Но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы, -
Ах, нечего скрывать! - скучали мы, как здесь.

Лиловые моря в венце вечерней славы,
Морские города в тиаре из лучей
Рождали в нас тоску, надежнее отравы,
Как воин опочить на поле славы - сей.

Стройнейшие мосты, славнейшие строенья, -
Увы! хотя бы раз сравнялись с градом - тем,
Что из небесных туч возводит Случай - Гений.. -
И тупились глаза, узревшие Эдем.

От сладостей земных - Мечта еще жесточе!
Мечта, извечный дуб, питаемый землей!
Чем выше ты растешь, тем ты страстнее хочешь
Достигнуть до небес с их солнцем и луной.

Докуда дорастешь, о, древо кипариса
Живучее? ...Для вас мы привезли с морей
Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса, -
Всем вам, которым вещь чем дальше - тем милей!

Приветствовали мы кумиров с хоботами,
С порфировых столпов взирающих на мир,
Резьбы такой - дворцы, такого взлета - камень,
Что от одной мечты - банкротом бы - банкир...

Надежнее вина пьянящие наряды
Жен, выкрашенных в хну - до ноготка ноги,
И бронзовых мужей в зеленых кольцах гада...»

V

И что, и что - еще?

VI

«О, детские мозги!
Но чтобы не забыть итога наших странствий:
От пальмовой лозы до ледяного мха -
Везде - везде - везде - на всем земном пространстве

Мы видели все ту ж комедию греха:
Ее, рабу одра, с ребячливостью самки
Встающую пятой на мыслящие лбы,
Его, раба рабы: что в хижине, что в замке
Наследственном: всегда - везде - раба рабы!

Мучителя в цветах и мученика в ранах,
Обжорство на крови и пляску на костях,
Безропотностью толп разнузданных тиранов, -
Владык, несущих страх, рабов, метущих прах.
С десяток или два - единственных религий,
Всех сплошь ведущих в рай - и сплошь вводящих в грех!

Подвижничество, так носящее вериги,
Как сибаритство - шелк и сладострастье - мех.
Болтливый род людской, двухдневными делами
Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе,
Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя: -
Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе! -

И несколько умов, любовников Безумья,
Решивших сократить докучной жизни день
И в опия моря нырнувших без раздумья, -
Вот Матери-Земли извечный бюллетень!»

VII

Бесплодна и горька наука дальних странствий.
Сегодня, как вчера, до гробовой доски -
Все наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски.

Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя -
Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,
Чтоб только обмануть лихого старца - Время,
Есть племя бегунов. Оно как Вечный Жид.

И, как апостолы, по всем морям и сушам
Проносится. Убить зовущееся днем -
Ни парус им не скор, ни пар. Иные души
И в четырех стенах справляются с врагом.

В тот миг, когда злодей настигнет нас - вся вера
Вернется нам, и вновь воскликнем мы: - Вперед!
Как на заре веков мы отплывали в Перу,
Авророю лица приветствуя восход.

Чернильною водой - морями глаже лака -
Мы весело пойдем между подземных скал.
О, эти голоса, так вкрадчиво из мрака
Взывающие: «К нам! - О, каждый, кто взалкал

Лотосова плода! Сюда! В любую пору
Здесь собирают плод и отжимают сок.
Сюда, где круглый год - день лотосова сбора,
Где лотосову сну вовек не минет срок!»

О, вкрадчивая речь! Нездешней речи нектар!..
К нам руки тянет друг - чрез черный водоем.
«Чтоб сердце освежить - плыви к своей Электре!»
Нам некая поет - нас жегшая огнем.

VIII

Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!
Нам скучен этот край! О Смерть, скорее в путь!
Пусть небо и вода - куда черней чернила,
Знай - тысячами солнц сияет наша грудь!

Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
Мы жаждем, обозрев под солнцем все, что есть,
На дно твое нырнуть - Ад или Рай - едино! -
В неведомого глубь - чтоб новое обресть!

[Sasha_Silence]

Я срублю себе дом с трубой
У созвездий всех на виду,
Погрущу вечерок-другой
И зверёныша заведу.
Буду чистить ему ворсу,
Пересчитывать волоски...
Я от смерти его спасу,
Он от смертной меня тоски.

А когда нас найдут с огнём,
Волоча за плечами тьму,
Мы лишь морды к земле пригнём
И рванём, поперёк всему
Мимо ржавых крестов и звёзд
Прямиком за Полярный Круг...
До чего же он будет прост,
Мой неистово нежный друг!

Даже в самой больной ночи,
Где ни зги и мороз до ста,
Он не взвоет мне: \"Замолчи!\"
И чужим не подаст хвоста.
Так и будем друг друга греть,
Перешёптываться сквозь снег:
Я - и сам уже зверь на треть,
Он - без четверти человек.

Дмитрий Растаев

[Asechka1984]

Я не люблю фатального исхода,
От жизни никогда не устаю,
Я не люблю любое время года,
Когда весёлых песен не пою,

Я не люблю холодного цинизма
(В восторженность — не верю) и ещё —
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо,

Я не люблю, когда — наполовину
Или когда прервали разговор,
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор,

Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или когда — всё время против шерсти,
Или когда — железом по стеклу,

Я не люблю уверенности сытой —
Уж лучше пусть откажут тормоза, —
Досадно мне, что слово «честь» забыто
И что в чести наветы за глаза,

Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне, и неспроста:
Я не люблю насилье и бессилье —
Вот только жаль распятого Христа, -

Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют,
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более — когда в неё плюют,

Я не люблю «Манежи» и «Арены»:
На них мильон меняют по рублю...
Пусть впереди большие перемены —
Я это никогда не полюблю!

В.С.Высоцкий.

[Lizeta]

СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД

Но всё равно мы – дети, нам так страшно
на ёлку опоздать из-за метели,
из-за трамвая или гололёда
на этот праздник детский опоздать!
Мы женимся, разводимся… Простите,
но всё равно мы – дети, мы – на ёлку,
и мы летим за праздничной добавкой:
добавьте нам хоть Старый Новый год!

Он старый-старый, он совсем уже не новый,
на нём уже пылали эти свечи,
на них уже сверкали эти слёзы…
Однажды утром эти гости разошлись.
Но мы летим опять на это пламя,
но втайне мы надеемся на чувство –
на эту самую желанную добавку!..
Добавьте нам хоть Старый Новый год!

Он старый-старый, он совсем уже не новый,
на нём уже звенели эти струны,
и этот снег, и этот воск, и эти чувства…
Однажды утром этот воск окаменел.
Но всё равно мы – дети, мы – на ёлку,
и мы летим за этой праздничной добавкой,
за невозвратным и неповторимым, -
добавьте нам хоть Старый Новый год!

Он старый-старый, он совсем уже не новый,
на нём уже слыхали эти песни,
и эти клятвы жаркие, как свечи:
однажды утром – только пепел золотой!
Но мы готовы умереть за этот пепел,
за этот праздник нашей нежности и грусти,
и мы летим за этой призрачной добавкой, -
добавьте нам хоть Старый Новый год!


Юнна Мориц

[O_Lin]

Я поняла,—
ты не хотел мне зла,
ты даже был
предельно честен где-то,
ты просто оказался из числа
людей, не выходящих из бюджета.
Не обижайся,
я ведь не в укор,
ты и такой
мне бесконечно дорог.
Хорош ты, нет ли,—
это сущий вздор.
Любить так уж любить —
без оговорок.
Я стала невеселая…
Прости!
Пускай тебя раскаянье не гложет.
Сама себя попробую спасти,
никто другой
спасти меня не может.
Забудь меня.
Из памяти сотри.
Была — и нет, и крест поставь
на этом!
А раны заживают изнутри.
А я еще уеду к морю летом.
Я буду слушать, как идет волна,
как в грохот шум ее перерастает,
как, отступая, шелестит она,
как будто книгу вечности
листает.
Не помни лихом.
Не сочти виной,
что я когда-то в жизнь твою вторгалась,
и не печалься —
все мое — со мной.
И не сочувствуй —
я не торговалась!

Вероника Тушнова

[Lerika]

« Сжав отчаянно кулачки, до предела, до посинения,
По земле идут хомячки в неизвестном нам направлении.
Хомячки идут не спеша, но уверенно, гордо, твёрдо,
Пусть кого-то, быть может, смешат их бесстрашные лица (и морды).
Ночью прячутся в камышах, днем выходят в широко поле…
Хомячкам удалось сбежать из казенной клетки на волю.
Пусть слепит глаза, режет слух этот мир невозможно новый –
В них бушует и крепнет дух, боевой такой, хомячковый.
Им диктует: «Смелей держись!» сила воли и вера в силы.
Хомячки надкусили жизнь, и она их ошеломила.
Хомячков нещадно несёт в круговерть прямого эфира…
Им бы только идти – и всё! Хоть бы по миру, но по миру!
Разорвав былое в клочки, неизведанной новью бредя,
По земле идут хомячки, веря в то, что они – медведя!
»
— © Крысы-барды с Юпитера

[blagoroden_don]

На дне окопного оврага
добыл я гильзу из стены.
А в ней -истлевшая бумага,
письмо,пришедшее с войны.

Должно быть,кто-то перед боем
смочил графит карандаша
и с перемазанной губою
писал,как думал, -не спеша.

Вручал слова бумаге бренной,
писал,склонясь к фитилю.
...И вот слова сожрало время.
и лишь одно скользит :"лю-блю"...

Одно осталось...Но упрямо
горит сквозь все,что в жизни есть!
...Что он "лю-бил"? ..Отчизну? Маму?
Иль ту,которую?...Бог весть.

Любил,и все.Не по приказу.
А по приказу он в тот раз,
наверно,встал и умер сразу.
И вот воскрес.
Во мне.
Сейчас.
1976

[Lizeta]

ВОПРОСЫ

У моря, у бурного моря полночного

Юноша-муж одиноко стоит.

В груди его скорбь, сомнением полна голова,

И мрачно волнам говорит он:

Скажите, волны: что есть человек?

Откуда пришел он? Куда идет?

Кто там над нами живет, на звездах золотых?

Волны журчат своим вечным журчаньем;

Веет ветер; бегут облака;

Блещут звезды, безучастно-холодные...

И дурак ожидает ответа.

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ

в переводе Михаила Ларионовича Михайлова (1826-1885)

[vieanna]

ИННА ЛИСНЯНСКАЯ

* * *

Какое блаженство улечься и думать о прошлом,
Не видеть греха ни в безвкусном, ни в глупом, ни в пошлом,

А видеть балкон, под которым ночуют атланты,
На трёх головёнках повязывать пышные банты, —

На темечках, словно тычинки, торчат волосёнки, —
Ах, где вы, мои дорогие меньшие сестрёнки?

Но я ведь о прошлом хотела, о прошлом хотела!
Взросли и забыли — какое мне, собственно, дело?

Я снова при жизни — лелею супруга чужого,
Соседскую кошку и это приблудное слово,

И снов я не вижу, поскольку во снах пребываю,
О прошлом задумаюсь — будущее забываю,

А в будущем лезут в окно к одинокой старухе
Зимою синицы, а летом зелёные мухи,

А в памяти нет ничего, кроме бантов крылатых —
Не вынянченных, не ушедших и не виноватых.

1979

[Lizeta]

Оставь меня!


День в тёмную ночь влюблён,
В зиму весна влюблена,
Жизнь — в смерть…
А ты?.. Ты в меня!

Ты любишь меня… Уж тебя
Объемлет страшная тень.
Ты вянешь, мой нежный, цветок,
И кровью исходит душа твоя…

Оставь меня и люби
Бабочек резвых, весёлых,
Играющих в солнечном блеске…
Оставь несчастье при мне!

Генрих Гейне
в переводе М. Михайлова

[Hotice]

Чаевые черной розы

Прошлое!
Пусти меня, пожалуйста, на ночь.
Это я бьюсь бронзовой головой в твои морозные ставни!
И закрой меня от будущего напрочь!
Умоляй, уламывай... может, лучше станет?
Я помню себя, когда еще был жив Сталин,
пыльную Потылиху, торт Новодевичьего монастыря,
радость мою, – детство с тонкой талией,
в колокольном звоне – учителя.

О, я не такой уж плохой, прошлое!
Я забыл математику да Окружной мост,
а еще я забыл немного позже
пару рыжейших, прекрасных кос.

Я не виноват, да и ты, наверное,
стало подслеповато, как зеркало дамы пик.
За тремя картами я хочу наведаться,
неужели настоящее – дабы пить?!

Прошлое, отдай мне их, три шестерки!
Три дороги легли на моем пути.
Моя Муза в расстегнутой гимнастерке
и с цветами невинными на груди –
то ли пьяной солдаткою на ночь тянет,
то ли легкой принцессою в травах тонет.
Мужики избегались. Где тут тайна?!
Извелись, измаялись, будет то ли
еще!.. Нет, нет, нет, я не Васнецо-
вский витязь – этот так и не уедет от камня.
Я знаю, прошлое, вас в лицо,
покрытое сиренью и синяками.

Прошлое! Дай мне три карты, живой воды,
о четвертом тузе позаботится шулер.
Наша дама убита, но нет беды,
это ваш банкомет неудачно шутит.

Прошлое! У меня остался еще один туз,
и у этого туза – лицо церкви.
Ну а даме пик мы подарим как груз
золотые, звонкие, злобные цепи.

Ну а чтобы не всплыла старая тварь,
мы положим на грудь ей милого мальчика
из бубновой масти, где я – государь,
а она противная виновая мачеха.

Прошлое! Ты думаешь я жалуюсь на настоящее?
Это настоящее? Нет, хоть убей!
Пусть мы пропащие, но парящие,
как пара влюбленных тех голубей.

Прошлое! Я жалуюсь на тысячу истин,
мне ль их разбирать – Христос я, Будда, что ль?!
Прошлое! Мы все покроемся листьями
или обрастем великим будущим!

Говорят – не пей так много водки!
Говорят – не бей расхристанных девок!
Где ж ты, мое детство в розовой лодке?
Ничего не надо – ни слов, ни денег.

Прошлое! Я просто пришел погреться,
мы с тобой за чаем сыграем в штосс.
Затонуло в розовой лодке детство...
Что?!

Детство, говорю, затонуло в лодке,
помнишь, без гранита была река-то?
Прошлое! Давай с тобой хлопнем водки
и отдай, пожалуйста, три карты!

Бережет меня Бережковская набережная,
и царевна Софья Дьяволу молится.
А четвертый туз горько и набожно
у Москвы-реки в зеркало смотрится!..

[Lizeta]

Цыганская страсть разлуки!
Чуть встретишь — уж рвёшься прочь!
Я лоб уронила в руки
И думаю, глядя в ночь:

Никто, в наших письмах роясь,
Не понял до глубины,
Как мы вероломны, то есть —
Как сами себе верны.

Марина Цветаева

[Lizeta]

Смывает лучшие румяна —
Любовь. Попробуйте на вкус,
Как слёзы — со́лоны. Боюсь,
Я завтра утром — мёртвой встану.

Из Индии пришлите камни.
Когда увидимся? — Во сне.
— Как ветрено! — Привет жене,
И той — зеленоглазой — даме.

Марина Цветаева

[Lizeta]

Лизе страшно полюбить.
Полно, нет ли тут обмана?
Берегитесь — может быть,
Эта новая Диана
Притаила нежну страсть —
И стыдливыми глазами
Ищет робко между вами,
Кто бы ей помог упасть.


А.С. Пушкин

[Soniq]

Не вспоминай меня. И не забудь.
Мы не расстались, мы растаяли с тобою,
мы глубокро влились в единый путь,
где след не оставляется стопою.

На том пути любой преображен
и в силах приподняться над сейчасом,
где здравый смысл иных мужей и жен
не сыт любовью, хлебом, жизнью, мясом,

не сыт весельем и печалью дней,
не сыт свободой, силою и славой.
И вот, один другого голодней,
грызут науку сытости кровавой.

А я сыта по горло всем, что есть,
и голод мой не утолит добыча!
Не возвращайся. Встретимся не здесь,
а в голубом, воркуя и курлыча.

Не вспоминай меня. И не забудь.
Пускай как есть - не дальше и не ближе.
Подольше не давай меня задуть
и чаще снись - во сне я лучше вижу!

Юнна Мориц

[serg1969]

Одесский пляж. Обледененье.
Маяк хрустальный в отдаленье
Да изваянья лебедей.
Их кормят сердобольно хлебом.
Напуганные вьюг напевом,
Они и не бегут людей.

Но всё не так. Но всё – тревожней.
Я знаю это. Я была
У кромки льда, что злой таможней
Меня от крыльев берегла.
Я кралась в сумерках по следу.
И лунный свет кружил во льдах.
Грустил причал, корабль-легенду
Сияньям призрачным отдав.
Меня встречал дозор державный.
И превращались в корабли
Те лебеди, что стыли плавно
В снегах вдоль лунной колеи.
Так стойко охраняли птицы
Чужую тайну, чуждый век!
И накликали на ресницы
Иллюзий запредельных снег.
А на другом конце вселенной,
Где город вырос невпопад,
Грозил уснувшим вдохновенный,
Слепой, до-вечный снегопад.
Тревожно спали горожане.
Им снился лебединый стон,
И на морской сверкавшей длани
Судеб подлунных перезвон.
Им снились призрачные лица,
И снежных вихрей круговерть,
И гордые и злые птицы,
Отвергшие земную твердь.
Им снились в море обелиски,
И ледяные корабли,
И голоса далёких близких,
Что в вечном поиске земли.....

Вера Зубарева

[O_Lin]

В твоё окно заглянет белый двор -
Осколок замороженной ривьеры,
Раздевшийся без жалоб и борьбы.
Пропахнут снегом сброшенные листья...
Начнешь о чём-то важном разговор –
О скудости тепла,
Безверьи веры,
Невнятных знаках сдержанной судьбы…
И чай с лимона в сахар будет литься…
Вдруг потеряешь нить,
И всякий вздор закружит мысли:
Что-то про галеры,
Где ты двенадцать лет уже -
женой,
Весомых преимуществах синицы...
Перелистаешь бегло монитор,
Не находя приюта...
Сквозь портьеры
себя увидишь,
Слитую с толпой...
Зачем-то пудрой дунешь на ресницы,
Пальто накинешь цвета абрикос,
Воткнёшь герберу в дымный ёж волос,
И к выходу
проспектом нестолицы.

Светлана Монахова

[Травка]

Любовь – урок дыханья в унисон.
Беда – урок дыханья цепного.
И только сон, и только крепкий сон –
Урок дыхания как такового.
Освобожден от обонянья вдох,
а выдох не татуирован речью,
и проявляется в чертах – двух – трех –
лица – лицо щемяще человечье.
Ты – человек. Запомни: только ты
и более никто – ни зверь, ни птица –
спать можешь на спине, чтобы с высоты
твое лицо к тебе могло спуститься,
чтоб, выдохнув из легких черный прах,
дышать как в детстве, набело, сначала,
и чтобы по улыбке на устах
твоя душа впотьмах тебя узнала.

Вера Павлова

[Hotice]

Ровесникам

Знаешь, друг,
мы, наверно, с рожденья
такие...
Сто разлук нам пророчили
скорую гибель.
Сто смертей
усмехались беззубыми ртами.
Наши мамы
вестей
месяцами от нас ожидали...

Мы росли —
поколение
рвущихся плавать.
Мы пришли
в этот мир,
чтоб смеяться и плакать,
видеть смерть
и, в открытое море бросаясь,
песни петь,
целовать неприступных красавиц!
Мы пришли
быть,
где необходимо и трудно...
От земли
города поднимаются круто.
Век
суров.
Почерневшие реки
дымятся.
Свет костров
лег на жесткие щеки
румянцем...
Как всегда,
полночь смотрит
немыми глазами.
Поезда
отправляются по расписанью.
Мы ложимся спать.
Кров родительский
сдержанно хвалим.
Но
опять
уезжаем,
летим,
отплываем!
Двадцать раз за окном
зори
алое знамя подымут...
Знаю я:
мы однажды уйдем
к тем,
которые сраму
не имут.
Ничего
не сказав.
Не успев попрощаться...
Что
с того?
Все равно: это —
слышишь ты?—
счастье.
Сеять хлеб
и смеяться в ружейные дула…
Жить взахлеб!
Это здорово кто-то придумал!

[-polina-]

Два дерева хотят друг к другу...

Два дерева хотят друг к другу.
Два дерева. Напротив дом мой.
Деревья старые. Дом старый.
Я молода, а то б, пожалуй,
Чужих деревьев не жалела.

То, что поменьше, тянет руки,
Как женщина, из жил последних
Вытянулось, - смотреть жестоко,
Как тянется - к тому, другому,
Что старше, стойче и - кто знает?
Еще несчастнее, быть может.

Два дерева: в пылу заката
И под дождем - еще под снегом -
Всегда, всегда: одно к другому,
Таков закон: одно к другому,
Закон один: одно к другому.

Марина Цветаева
Август 1919