Любимые стихи

[Romko]

Привычная вечерняя тревога
Берет меня в железные тиски,
И катится передо мной дорога
Сомнений будничных и будничной тоски.

И каждый день я ухожу все дальше
И думаю с печалью о конце -
Меня гнетет оттенок скрытой фальши
В моем терновом будто бы венце.

Какие терни, что еще за бредни,
Какие мы страдальцы, что за вздор.
Все суетимся около передней,
Скрывая тупо общий наш позор.

Кому пенять! Воистину обидно,
Что сами виноваты мы во всем,
И как же нам по совести не стыдно,
За то, что так беспомощно живем!

Назавтра день - и новая забота,
И новые усилья без конца
Унылого копеечного счета,
Кривляния усталого лица.

[Romko]

Мне что-то постоянно одиноко,
Мне как-то беспрестанно тяжело.
Без всякого намеченного срока
Я ждал и ждал, а время шло и шло.

А время становилось злей и злее,
И каждый день пускало под клише,
Оно давно свилось петлей на шее,
Повисло камнем на моей душе.

И вот пришел тот день, когда нет мочи,
Когда терпеть все это нету сил,
И глупо ждать восхода среди ночи,
И жизнь любить, бредя среди могил.

И страшная уверенность приходит,
Что срок истек, и это - не беда,
Все было на земле - и все проходит,
Так было - так останется всегда.

Я жить хочу, но это очень трудно,
А главное - нетрудно умереть,
Когда так больно, долго и так нудно
Терять, разуверяться и стареть.

[Romko]

Я, видно, болен не на шутку,
Я, видно, спятил наконец,
Мучения надел венец,
А дела-то на самокрутку.
Перекурить бы это все,
Покрыть их трехэтажным матом,
И снова в строй - опять солдатом,
А я уперся, как осел.
Ну, не сумел. Подохнуть, значит?
Нет, встану, встану - видит Бог!
И ничего, что чуть поплачу.

[Soniq]

Я клавишей стаю кормил с руки
Под хлопанье крыльев, плеск и клекот.
Я вытянул руки, я встал на носки,
Рукав завернулся, ночь терлась о локоть.

И было темно. И это был пруд
И волны.- И птиц из породы люблю вас,
Казалось, скорей умертвят, чем умрут
Крикливые, черные, крепкие клювы.

И это был пруд. И было темно.
Пылали кубышки с полуночным дегтем.
И было волною обглодано дно
У лодки. И грызлися птицы у локтя.

И ночь полоскалась в гортанях запруд,
Казалось, покамест птенец не накормлен,
И самки скорей умертвят, чем умрут
Рулады в крикливом, искривленном горле.

Борис Пастернак

[Soniq]

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях.

Я вывел бы ее закон,
Ее начало,
И повторял ее имен
Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.

В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.

Так некогда Шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.

Достигнутого торжества
Игра и мука -
Натянутая тетива
Тугого лука.

Борис Пастернак

[O_Lin]

Мир выбелен...

Неждана Юрьева

Мир выбелен, как полотно -
Зима на славу постаралась...
Ты смотришь с улицы в окно.
Печально? Вряд ли... Показалось...

Ты ждешь меня, который час...
Ты терпелив и горд не в меру.
И я готова в этот раз
Принять слова твои на веру...

Я постараюсь. Я смогу
Поверить в бред. И сжиться с бредом.
Я вдоль по улице бегу.
К тебе? Нет, за тобою следом.

За опоздание простив,
Ты снова промолчишь о многом.
И остановишь мой порыв
Заледеневших губ ожогом...

Твое "люблю" - осколок льда,
Кусок мозаики для Кая -
Мой пыл растопит без труда...
Но я не Герда... Отпускаю...

Мороз. Спасибо февралю!
До резкой боли в подреберье
Мой вдох: "Я всё ещё люблю"..
И выдох: "Но, увы, не верю"...

Дрожит предательски рука,
И сердце говорит с укором,
Что еле слышное: "Пока"...
Мне станет новым приговором...

Мир выбелен, как полотно.
Зима на славу постаралась.
Любовь потеряна давно...
Печально? Вряд ли... Показалось...

[O_Lin]

Ангинистое

Сказоч-Ник

Когда пожар болезни тело
Сжигал, выпаривая кровь,
Когда оно огнем звенело,
И лоскутами сердце тлело –
Душа цеплялась за любовь.

Сжималось пекло одеяла,
И мокла простынь под спиной,
Ты над беспамятством стояла,
И жар губительный смиряла
Своей прохладною рукой.

И на мои сухие губы
Ложились пальцы изо льда,
В тугих объятиях простуды,
Сквозь сон, сквозь стиснутые зубы,
Я звал, наверное, тебя…

И ты одна всю ночь терпела
Ожоги моих вялых рук,
Шептала, гладила, смотрела
И очень искренно хотела
Сберечь меня от этих мук.

Не отпускала, не сдавалась
И возвращала силы мне,
Сама под утро забывалась,
И так устало улыбалась
Своей победе в этом сне.

И в полдень пластик телефона
Звенел, как будто вызов в рай:
Лежи! Не выходи из дома!
Не вздумай чай пить без лимона.
Я скоро буду, не скучай!

[O_Lin]

Сны любви

Рукой прозрачною взмахнув,
Мои вспугнула сны.
Я вижу воробьиный страх,
Когда гляжу им вслед...
Бессонно предстоит прожить
До краешка зимы,
Но с краешка - прости - сорвусь
В весенний первый свет, -

И будут сны… Да, снова сны -
Как нити-провода,
Протянутые из моей
В другую чью-то грудь,
И снова вся моя любовь,
Неистребимо вся,
Бесстрашно потечёт по ним
В свой вечно новый путь.

Coma

[Lizeta]

Ни слова о любви! Но я о ней ни слова,
не водятся давно в гортани соловьи.
Там пламя посреди пустого небосклона,
но даже в ночь луны ни слова о любви!

Луну над головой держать я притерпелась
для пущего труда, для возбужденья дум.
Но в нынешней луне - бессмысленная прелесть,
и стелется Арбат пустыней белых дюн.

Лепечет о любви сестра-поэт-певунья -
вполглаза покошусь и усмехнусь вполрта.
Как зримо возведен из толщи полнолунья
чертог для Божества, а дверь не заперта.

Как бедный Гоголь худ там, во главе бульвара,
и одинок вблизи вселенской полыньи.
Столь длительной луны над миром не бывало,
сейчас она пройдет. Ни слова о любви!

Так долго я жила, что сердце притупилось
но выжило в бою с невзгодой бытия,
и вновь свежим-свежа в нём чья-то власть и милость.
Те двое под луной - неужто ты и я?

Белла Ахмадулина

1973

[Hotice]

Ты проходишь на Запад Солнца,
Ты увидишь вечерний свет,
Ты проходишь на Запад Солнца,
И метель заметает след.

Мимо окон моих - бесстрастный -
Ты пройдешь в снеговой тиши,
Божий праведник мой прекрасный,
Свете тихий моей души.

Я на душу твою - не зарюсь!
Нерушима твоя стезя.
В руку, бледную от лобзаний,
Не вобью своего гвоздя.

И по имени не окликну,
И руками не потянусь.
Восковому святому лику
Только издали поклонюсь.

И, под медленным снегом стоя,
Опущусь на колени в снег,
И во имя твое святое,
Поцелую вечерний снег. -

Там, где поступью величавой
Ты прошел в гробовой тиши,
Свете тихий - святыя славы -
Вседержитель моей души.

1916

[Веста 07]

Это странно - среди приземлённости,
Вседозволенности, безнаказанности
Позволять себе роскошь влюблённости,
Поэтичности и недосказанности;

Заговаривать фразой: «А знаешь ли…»,
С откровенными медлить признаниями,
Балансировать зыбко на краешке
Меж приличиями и желаниями;

Продвигаться шагами неспешными,
Кратковременными совпадениями,
Комплиментами нежно-безгрешными
И дыхания - чуть - учащениями;

Словно спящая в замке красавица,
Ожидать поцелуя столетиями;
И слова заменять междометиями…

Это странно… Но это мне нравится.


(Кормилицына Татьяна )

[Hotice]

Наконец-то встретила
Надобного - мне:
У кого-то смертная
Надоба - во мне.

Что для ока - радуга,
Злаку - чернозем -
Человеку - надоба
Человека - в нем.

Мне дождя, и радуги,
И руки - нужней
Человека надоба
Рук - в руке моей.

И за то, что с язвою
Мне принес ладонь -
Эту руку - сразу бы
За тебя в огонь!

1936

[vieanna]

Белла Ахмадулина

СТАРИННЫЙ ПОРТРЕТ


Эта женщина минула,
в холст глубоко вошла.
А была она милая,
молодая была.

Прожила б она красивая,
вся задор и полнота,
если б проголодь крысиная
не сточила полотна.

Как металася по комнате,
как кручинилась по нем.
Ее пальцы письма комкали
и держали над огнем.

А когда входил уверенно,
громко спрашивал вина -
как заносчиво и ветрено
улыбалася она.

В зале с черными колоннами
маскерады затевал
и манжетами холодными
ее руки задевал.

Покорялись руки бедные,
обнимали сгоряча,
и взвивались пальцы белые
у цыгана скрипача.

Он опускался на колени,
смычком далеким обольщал
и тонкое лицо калеки
к высоким звездам обращал.

...А под утро в спальне темной
тихо свечку зажигал,
перстенек, мизинцем теплый,
он в ладони зажимал.

И смотрел, смотрел печально,
как, счастливая сполна,
безрассудно и прощально
эта женщина спала.

Надевала платье черное
и смотрела из дверей,
как к крыльцу подводят чопорных,
приозябших лошадей.

Поцелуем долгим, маетным
приникал к ее руке,
становился тихим, маленьким
колокольчик вдалеке.

О высокие клавиши
разбивалась рука.
Как над нею на кладбище
трава глубока.

[Soniq]

Я — есмь. Ты — будешь. Между нами — бездна.
Я пью. Ты жаждешь. Сговориться — тщетно.
Нас десять лет, нас сто тысячелетий
Разъединяют.— Бог мостов не строит.

Будь!— это заповедь моя. Дай — мимо
Пройти, дыханьем не нарушив роста.
Я — есмь. Ты будешь. Через десять весен
Ты скажешь: — есмь!— а я скажу: — когда-то...

Марина Цветаева

[Soniq]

Я только девочка. Мой долг
До брачного венца
Не забывать, что всюду - волк
И помнить: я - овца.

Мечтать о замке золотом,
Качать, кружить, трясти
Сначала куклу, а потом
Не куклу, а почти.

В моей руке не быть мечу,
Не зазвенеть струне.
Я только девочка,- молчу.
Ах, если бы и мне

Взглянув на звезды знать, что там
И мне звезда зажглась
И улыбаться всем глазам,
Не опуская глаз!

Марина Цветаева

[Basstet]

Придёт серенький волчок...

Опять не сплю... Барашек номер сто
бредет, качаясь и вздыхая сонно,
в тьму за окном, в мой детский страх бездонный -
где тащит зверь в ракитовый кусток...

Декабрь начнётся с чистого листа,
зима откроет белую страницу.
Фонарь луны - в нём контур странной птицы
и так светло, что можно снег считать.
Всю ночь сличать снежинок триллионы,
двух идентичных так и не найдя,
а небо сыплет их, сквозь ночь цедя,
и вот, уже меж нами бастионы...
Мы не враги, но больше не друзья,
и недоступна связь, и бьют куранты,
и расцвели на стёклах амаранты.
Рой белых мух летит к теплу жилья,
на свет в окне, на золотой зрачок,
где на краю у сна я снова с краю...
Не упрекай меня, что я играю,
прижмись ко мне, мой серенький волчок.

[Basstet]

Давид Гарбуз

Зима как на картинке –
Толпой в ненастной мгле
Торопятся снежинки –
И люди на Земле.
Их так несметно много,
И как бы это им:
«Кончай судить другого,
И будешь не судим»? –
Прокинуть между прочим,
За общим бы столом,
Чтоб как-нибудь попроще –
Об очень непростом.
Но сколько слов ни скажешь –
Всё как-то невпопад:
Прицелишься – промажешь! –
И будет снегопад,
Свалившийся не к сроку,
Когда в душе темно,
Как будто ненароком
Подглядывать в окно.
Подмигивать скабрезно:
Мол, нас не обмануть! –
И гонит из подъезда –
Чтоб хоть куда-нибудь.
И кто-то смотрит в спину –
Глазами чужака…
Сегодня, чтобы сгинуть,
Довольно пустяка –
Всего лишь с лёгким треском
Движением руки
Отдёрнув занавеску
Дымящейся пурги,
Чуть-чуть зайдя поглубже,
Шагами ночь деля,
Окажешься снаружи
Земного бытия.

[Спилия]

Стоят два дерева года,
Но друг от друга в отдаленьи.
Соединяет на мгновенье
Их только ветер иногда.
Деревья словно незнакомы..
Но под землей, в кромешной мгле,
В тугой комок сплелись их корни,
Невидимые на земле.

(Гульнара Гаристе)

[vieanna]

Константин Симонов



* * *
Я, верно, был упрямей всех.
Не слушал клеветы
И не считал по пальцам тех,
Кто звал тебя на «ты».

Я, верно, был честней других,
Моложе, может быть,
Я не хотел грехов твоих
Прощать или судить.

Я девочкой тебя не звал,
Не рвал с тобой цветы,
В твоих глазах я не искал
Девичьей чистоты.

Я не жалел, что ты во сне
Годами не ждала,
Что ты не девочкой ко мне,
А женщиной пришла.

Я знал, честней бесстыдных снов,
Лукавых слов честней
Нас приютивший на ночь кров,
Прямой язык страстей.

И если будет суждено
Тебя мне удержать,
Не потому, что не дано
Тебе других узнать.

Не потому, что я — пока,
А лучше — не нашлось,
Не потому, что ты робка,
И так уж повелось...

Нет, если будет суждено
Тебя мне удержать,
Тебя не буду все равно
Я девочкою звать.

И встречусь я в твоих глазах
Не с голубой, пустой,
А с женской, в горе и страстях
Рожденной чистотой.

Не с чистотой закрытых глаз,
Неведеньем детей,
А с чистотою женских ласк,
Бессонницей ночей...

Будь хоть бедой в моей судьбе,
Но кто б нас ни судил,
Я сам пожизненно к тебе
Себя приговорил.
Июнь 1941

[MARIMAR]

ЗДЕСЬ ТАК ТИХО

Здесь так тихо, что можно шептаться со снегом.
Здесь недавно бродили забытые детские сны.
Здесь – следы неудавшегося побега
От мучительной осени до конопатой весны.

Мир уютно устроился здесь на зимовье.
В одеяло пушистое носом уткнувшись, сопит.
И под небом возвышенно-немногословным
Время в маленьких валеночках семенит.

Тихо-тихо… Я выйду с утра на крылечко
И услышу приветствие переполошных синиц.
Наколдует мне солнце почти золотое колечко –
Я увижу его из-под полуприкрытых ресниц.

Мой секрет. Мой тайник ожидания счастья.
Я храню его в сердце – священный любви оберег.
Пусть в душе и безудержное ненастье –
Так же тихо со мною здесь шепчется снег….

Елизавета Мишина