Современная поэзия

[Lizeta]

Был мне знак, что все складывается в один пазл, в один узор:
Мячик выкатился из-под шкафа, из-под Набокова, - скачет в груди;
Все цитаты, все встречи, весь мелкий сюжетный сор,
Всё говорит - пора, всё говорит - иди,

Не сомневайся, какой еще тебе абсолют,
Дверь заело, так встань на цыпочки, приналяг;
Не дрожи над своей горбушкой - все равно чужие склюют,
Скушай сам, мальчик-с пальчик, - будешь мальчик-с кулак;

...Только и требовалось, что стоять за свою правоту:
Вроде бы стоишь, а при этом теплей, теплей, горячо:
Все звонки, все цитаты, - и прибавляются на ходу, -
Или ангел-хранитель оттягивает плечо?..

Крошки падают, складываются в один узор, в один пазл,
Гуси-лебеди его склюнули - так орнаментом и летят,
Небеса под них прогибаются, еще один год упал,
В каждом птичнике серым-серо лебедят -

Ноша моя неношеная, валящаяся из рук,
Из карманов, опять из Набокова, - франк, грецкий орех,
Папироса, - падают, крошки, вешки, складываются в круг;
Ничего, мальчик-с пальчик, - будешь девочка имярек...

Пыльный прямоугольник солнца валяется на полу.
Книги толпятся на полках, свешиваются за край.
Голуби сели на подоконник. Мяч ёкнул в углу.
Плакать глупо, жить уже поздно, играй, играй.

Татьяна Милова

[Basstet]

Волшебный букетик

Купить у бабушки подснежников букетик
И окунуться в волшебный аромат…
Забыть на миг про все дела и всё на свете,
И ощутить – ТЫ БЕЗ ГРОША БОГАТ!

Пусть вывернет карманы резкий ветер
До швов изнанки, смётаной крестом…
А ты – богач, утонешь в нежном цвете,
Укрывшись фиолетовым зонтом.

И станут вдруг светлей прохожих лица,
Обычный дождь прольётся серебром!
В руках – букетик, а не перо жар-птицы,
Но неожиданно повеяло добром…

На миг забыться… Дольше – только в сказке!
Мгновение в ладонь падёт пыльцой,
Испачкав линии руки в жемчужной краске.
Сжимается реальности кольцо...

[Lizeta]

Перегорела навсегда —
цветок печальный — резеда.
И вовремя взошла тогда —
трава большая — лебеда.
В муку растерли лебеду,
заели горькую беду.
Какое время утекло
в венецианское стекло?
Горячкой губы запекло
и никогда не отлегло.
Во тьме тяжелого стекла
река огромная текла.
В ней утонули все, кто мог
перешагнуть через порог.




* * *


Леса разделись
стали скрипки
виолончели
контрабасы
и заменили ватерпасы
на метрономы
мастера

встал посреди кривого леса
один из гибкого железа
другой из хрупкого железа
с отчаянием новичка:
Стравинский в роговых очках
Прокофьев в роковых очках

Сергей БИРЮКОВ

[Lizeta]

Весы осени


Н Е В И Н Н О С Т Ь
свет свит в неон
винт осени неистов
виснет свитень
в тени осин
он весь во сне
сон носит сотни ос
они — тон «си»
и ноте «стон» висеть
в сонате сна
стена
все вести вас о нас
вино Сиона — ость
вина
и стан Таис —
Оставь! —

Н А И В Н О С Т Ь



Елена КАЦЮБА

[Исида]

* * *

Я буду искать —
Кого люблю —
В закоулках Вселенной,
В черных дырах ее,
В космоса гриве нетленной,
В бороде у Бога,
В зачарованном этом лесу волос.
За вьющейся белой колонной
Волосинки
Найду
Кого я люблю,
Когда я умру —
В раю ли, в аду.
Если и память сгубят
И потеряю себя.
Даже звездная пыль
Рыщет в потемках, любя.
А если найти невозможно —
Повисну,
Руки раскинув крестом,
Где-нибудь под Южным Крестом,
И огонь изрыгну
Как дракон.

И все, все, все
Уничтожу.

Елена Шварц

[Basstet]

Обрывки чуть слышных желаний, летят ввысь прозрачными птицами...
А чудо рождается, где-то за млечною кромкой земли.
Скажи, что же хочется больше всего... проснуться, уснуть или длиться?
Ведь, плыть суждено за моря, где спешат встать на рейд корабли.

Расправить над лодочкой парус, из старой тетради исписанной
Стихами ночных откровений и строчками острой тоски,
Что прячешь в тишайших словах на губах, и в синей реке за ресницами.
Словах, что порой тяжелы и темны, порою светлы и легки.

А там - высоко в небесах за звездой... весь день разговоры насущные.
Да все, о последнем закате, свечою горящем едва.
Прощенные белые ангелы: ручные, послушные, скучные
Все силятся определить смысл отпущенного ремесла.

Да, что нам до ангелов, друг мой... Вот здесь наши ночи бездонные,
Рассветы, любовь и разлуки... и тающий в дымке маяк.
Ты думаешь нам достучаться до них? Их правила так непреклонны, ведь.
И нам, просто хочется сбыться, а это для них, так... пустяк...

[Lizeta]

Ипполиту Богдановичу,

погребенному на Херсонском кладбище в Курске



Прохожий! пусть тебе напомнит этот стих,

исполненный порывом смелым,

о старом кладбище при церкви Всех святых

с Екатерининским приделом,

где памятника два замшелых одному

обнесены оградой ржавой,

искусством счастливым пленявшему Саму,

обремененную державой.

Один из двух камней — не Душеньки ли трон,

спаленной безутешным плачем? —

стихами с четырех исчертанный сторон,

доступными слепым и зрячим.

Ты в лучшем веке жил, о нежный Ипполит!

и умер в захолустье тихом,

чужд умоляющим из-под голгоф и плит

купцам трех гильдий и купчихам.

Пред смертью все равны, все у нее в долгу, —

расчетливая ростовщица

в любой удобный миг — ты знаешь, я не лгу —

за ним готова притащиться.

Блажен, кто не дожил, положенный предел

преодолением ускоря,

в стакан со Стиксовой мешать не захотел

ни капли жизненного моря.

Я приходил сюда частенько, милый прах

молитвой мысленно тревожил,

еще не ведая, как наш Господь всеблаг, —

ты мотыльком вспорхнувшим ожил.

Окомгновение на все про все с тобой

нам было — не напрасно было, —

архангел оглушил, трубя подъем-отбой:

“Здесь Богдановича могила!”


Максим Амелин

[Lizeta]

Сирень отцвела, распустился жасмин

на Малой Никитской и Бронной, —

единство враждующих двух половин,

в себя безответно влюбленный,

шагами я меряю улиц пустых

пространство, ступая сторожко, —

вдруг под ноги шмыг, раздвоивши стих,

сомнения черная кошка.

В какой-то успел переулок едва

свернуть я, как все изменилось:

пожухла трава и опала листва,

поземкой зима зазмеилась,

навстречу киша повалила толпа,

Москва переехала в Питер, —

и хладной рукою с горячего лба

я пот лихорадочно вытер.


Максим Амелин

[Lizeta]

Первый гром

Когда весенний первый гром,
Как бы резвяся и играя...

Ф. Т.

все эти ваши тонкости и штучки
ну что они простому человечку
и можно ли рыдать при виде тучки
жемчужной отползающей за речку
когда из-за реки такие звуки —
тяжелый рок утюжит нашу скуку
и первый гром — как выстрел из базуки
отдача в грудь, чужая сила — в руку

Виктор Кривулин

[Исида]

ГЛАЗА

Бывают глаза от которых на сердце
лучисто,
В них взглянет поэт - и к нему
вдохновенье стучится.
Бывают глаза - в глубине их таятся
раздумья,
С раздумьями рядом - печали бездонны
и чисты.
Бывают глаза - околдуют невиданным
светом,
Лишь в душу заглянут и сменится
сумрак рассветом.
Бывают глаза, обдающие пламенем
жарким.
Бывают глаза - рядом с ними
замёрзнешь и летом.
Бывают глаза, равнодушно глядящие
мимо.
Бывают глаза - к ним влечёт тебя
необъяснимо.
И эти глаза, вдохновенье несущие
людям,
Пусть будут бессмертны, пусть будут
они негасимы.

Айтхожина Марфуга

[Исида]

* * *
Живи, даже если не любится,
Люби, даже если не плачется,
И серая в крапинку улица
За темными окнами прячется.
Терпи, даже если не сбудется,
Молчи, даже если не ладится,
И серая в крапинку улица,
Как будто бы не было праздника.
Иди, пусть никто не заступится,
Свети, даже если застылая,
И серая в крапинку улица
Косыми дождями застирана.
Поверь, даже если отступятся,
Дождись, даже если запродана,
Но серая в крапинку улица
В тебе отзывается Родиной.

Ветрова Виктория Н.

[Исида]

***
Я живу на острове дождей,
Грязных улиц и слепых домов,
В свете неприкаянных огней,
В шуме утихающих шагов.

Я живу на острове зимы,
Бледных и запуганных синиц,
Призрачной и снежной тишины
В скрипе уходящих колесниц.

Ты живешь на берегу тепла,
Солнечных и праздничных дворцов,
В искрах догоревшего костра,
Где царит и властвует любовь.

Ты живешь на берегу борьбы,
Старых и забытых площадей,
Ты живешь на краешке судьбы,
Это - берег острова дождей.

Ветрова Виктория Н.

[Исида]

***
Нет у меня непреданных друзей,
Но есть друзья, предавшие однажды.
Их имена на знамени бумажном
Сдаваемых без боя крепостей.

Есть только слово вечное: «Люблю!»,
Есть только вечер в помутневшей боли.
Я одиночество зажму в свои ладони
И у обрыва встану на краю.

Обрыва необорванная нить,
И небо без конца и без начала.
А я сожму тоску, чтоб не кричала,
И отойду, чтобы хотелось жить.

Ветрова Виктория Н.

[Исида]

* * *
Вьюжный вечер, синий, молчаливый.
Фонари протянуты в зенит
далеко идущей перспективой
невесомых снежных пирамид.
Это возвращённая в избытке
радость, что за гранями стекла
в той далёкой детской пирамидке,
как в пробирке, некогда спала.
Полно плакать: понапрасну жили,
мало отрывались от земли:
Лишь бы эти конусы кружили,
подолами снежными мели.
Фармацевт над ядами в аптеке
зря колдует долгие года:
сколько сил в бессильном человеке,
если он утешен навсегда
тем, что небо пасмурно и сизо,
и фонарь прадедовских времён
широко раскручивает книзу
свой метельный, белый балахон.

Ванханен Наталья

[Lizeta]

Болтливый катер женским голоском
По осени считает пассажиров.
Прожорливый курорт сбесился с жиру —
Не делится захваченным песком:
Повсюду аквапарк. Куда ни глянь —
Любви рабыни свозятся возами,
И смотрят нераскосыми глазами
Татарове, что собирают дань.

Осядет свет. Увянет ветерок.
Увяжет тетка чурчхелуґ и груши.
Посмотрит из партера волн нырок
Закат одной отдельно взятой суши —
И будет месяц в полной тишине
Сидеть над отыгравшею пластинкой,
А солнце до утра лежать на дне,
Обмахиваясь голубой простынкой, —
«Покой» — определит ее покрой
«От автора» читающий герой...

Анна Кузнецова

[Исида]

* * *
Господи, время, куда ты?
Горсткой, обвалом, гуртом!
Я ведь не ставила даты,
думала, это потом.
Думала, все еще будет.
Думала, ну времена!
Думала, время рассудит.
Ан уж и вечность видна.
Что она, впрочем, такое?
Туго налеплен сургуч.
Листья опавшие? Хвоя?
Белый с пылинками луч?
Карцер? Симпозиум умный?
Банька? Бескрайняя даль?
Или веселый и шумный
пионерлагерь “Печаль”,
тот, где, о папе и маме
вдруг загрустив у ворот,
девочка в мятой панаме
пишет в намокший блокнот...

Ванханен Наталья

[Lizeta]

Памяти Б.А.Слуцкого

Мне рассказывали, что Борис Абрамыч
носил складной брезентовый стульчик —
он жил в Москве в доме без лифта
чуть ли не под самою крышей.
Поднимется на один этаж, разложит стульчик,
посидит, пока не наскучит,
снова сложит стульчик
и не спеша поднимается выше.
И никому не жаловался, ни у кого не просил
никаких поблажек и привилегий,
а чтобы изношенное сердце
слегка привести в порядок,
бормотал на ходу «Незнакомку»,
или «Песнь о вещем Олеге»,
или, если в плохом настроении,
что-то из потайных тетрадок.
А лежали эти тетрадки в ящике
из-под тушенки где-то
в темном чулане,
а сверху стояла кухонная посуда.
И стихи жили в ящике, словно евреи в гетто:
рождались, учились, создавали семьи,
работали и умирали, не выходя отсюда.

И вот Борис Абрамыч идет,
сколько хватает дыханья, бормочет,
вспоминает жизнь,
удивляясь просто тому, что выжил,
разложит строчку на отдельные слова,
словно на прочность проверить хочет,
сложит строчку чуть-чуть по-другому
и опять поднимается выше.

НАУМ БАСОВСКИЙ

[Lizeta]

Бал



Они видели лед и вино
Лак резьбы, зыбь зеркал
Их оды вере — выдохи
Ход в роз узор — вдох
Но в зареве севера — звон:
цин-цин. Но взмахам звон — ниц, ниц.
И нет их ада свече в садах и тени
Их усики сухи
иного бала бог они —
ада, сносимого богом, и сон сада.



Елена Кацюба

[Lizeta]

Дуэт дождей

Дождь Микеланджело изваял из влаги
водяное пламя сладкой сердечной скорби
Вниз головой из тучи
обтекает плазмой плоти
горький сахар телесного камня
Строит статую вокруг своего сердца —
иначе мрамор умрет

Дождь Леонардо врубил грозовой процессор
курсором молнии раздвинул линейки ливня
открыл окно в окне за окнами окон
выставил стол за пределом стола
вывел людей за пределы тел
увидел лик за пределом лица
слово творца в грохоте грома
услышал

Импульс — всплеск на дисплее небес…

И только —
сияние тел Микеланджело
пение перспектив Леонардо
вечное живое шоу —
возрождение радуги
в раковине дождя

Елена Кацюба

[Lizeta]

Свеча страха

Свеча боится темноты
Чем больше страх свечи — тем ярче свет
Чем ярче свет — тем жизнь свечи короче
Чем жизнь короче — тем сильнее страх
Чем страх сильней — тем ярче свет свечи
Чем ярче свет — тем жизнь короче
Чем жизнь короче — тем сильнее страх…
… ?

Елена Кацюба