Расставание

[Inky]

Magne, отож, когда будут, поймешь, что они - главное, а не на третьем месте.

[-LERA-]

Inky, я думаю, что Magne не имел ввиду кто - на каком месте... скорее всего поочередность появления в жизни самых родных людей

[Magne]

Она пришла! Это я обнаружила почти случайно, выглянув в окошко с утра, как обычно узнавая состояние погоды. Градусник, конечно же, бесполезен - он никогда не может передать настоящую температуру. Весна пришла! И это не может не радовать. Наконец-то наступило то самое призрачное тепло, которое ждали всю зиму. Кое-где даже проклюнулись зелёные стрелки травы и настроение поднялось до невообразимых высот. Хочется дышать полной грудью, восторженно сочинять стихи о цветах, небе и любви. Решено. Сегодня – только лишь позитивное настроение, только улыбка и радость на лице.

Прикупив букетик фрезий с обалденным пьянящим запахом по пути к метро, я настраивала себя на позитив. Кислая усмешка, так прикрепившаяся ко мне за скучную зиму, никак не хотела меня покидать. Ничего, справлюсь. Улыбательные мышцы отрафировавшись от постоянного негатива немного побаливали, растягиваясь под напором позитива, обнажая белые зубы, начищенные до ослепительного блеска. Люди, пока ещё хмурые, настороженно оглядывались на меня, словно боясь, что эти блестящие, отражающие солнечный свет зубки вопьются в них. Глупенькие.

Как всегда толпа. Так, голову кверху, стройно пройти, испуская флюиды благодушия. Мысленно желать всем любви, тепла, добра, бобра… Стоп, перебор. Остановимся на любви. Осторожно протиснувшись внутрь к эскалатору, и всё же ухитрившись не потерять улыбку, спускаюсь к вагонам.
- Асторошна-а, дфери-и закрываюца-а! Слетуютщайа стантсыйа – Быбыкымаламанайа, - пробубнил машинист и двери хлопком пронеслись возле моего носа. А я так и осталась на перонне, улыбкой провожая пассажиров, ещё спящих, жующих, и так и не узнавших всей силы моего позитива.

Пахнул метрополитеновский запах приближающегося состава, смешиваясь с ароматом пыли, горелой резины, масла и фрезий. Мощный поток тёплого воздуха промчал рядом, вытаскивая из туннеля электровоз. Позади спины уже образовалась импровизированная очередь, готовая впихнуть позитивную меня в вагон. Двери разошлись с присвистом, выпуская пассажиров. Они наталкивались на мою улыбку, и ошарашенные проскакивали к колоннам, стряхивая с себя наваждение, обрушившееся на них. Краем глаза я заметила, что не все освободились от него и уже на перроне радостно оборачивались на то место, где их настигла атака улыбкой.

Толчкам и пихам я не позволяла огорчать себя. Я – сплошной позитив и меня никто не собьёт с него. Старушка прижалась, выворачивая своей массой мой локоть.
- Бабушка, если вы сильнее нажмёте, то у вас точно получится поломать мне руку, - ласково улыбнувшись ей, прошептала я.
- Ишь, умные какие, - ещё даже не повернувшись начала отпор бабушка, но с размаху врезавшись взглядом в моё лицо, тоже заразилась улыбкой. Поначалу она тоже не могла разгладить лицо от серьёзных морщин негатива, но всего через пару секунд…
- Внученька, прости меня, а то тут меня толкнули, - и бабушка резким движением локтя провела апперкот соседу.
- Осторожно! – успел возмутиться пассажир, но был сражён сразу двумя выстрелами наших улыбок. – Извините, я так неловок, - жертва позитива довольно таки мило скорчил лицо в подобии счастья.

Все, кто случайно цеплялся взглядом за моё лицо сразу же преображались. Их серо-серьёзные морщинки пропадали, тусклые глаза наливались солнечным блеском, щёчки розовели, словно опалённые ранним загаром. В маршрутке даже грубый водитель-кавказец усмотрев мой позитив в зеркальце заднего вида, ласковыми прибаутками одарял салон, настигая грустных пассажиров. Они поначалу не замечали двусмысленных шуточек, но потом все радостно заухмылялись, встречая новых втискивающихся братьев по газели. Позитивная маршрутка рассекала проспекты и улочки, выбрасывая на остановках заряженных добром пассажиров, стремящихся уже донести до сотрудников свои улыбки-огоньки.

На работе вечно хмурого охранника мой позитивный настрой приковал к креслу и из его улыбки я поняла, что пропуск можно уже не показывать. Секретарша Валечка удивлённо проводила меня и цветы взглядом. Теперь-то ей на весь понедельник будет работа – она забьёт себе голову очень сложной задачей: что за хахаль у этой из бухгалтерии. Пускай. Для неё это тоже своеобразный позитив.

Время подкрадывалось к обеду. Все девчата нашего кабинета, пропахшие фрезиями и улыбками, дружно двинулись в кафешку. От нас просто веяла аура весны, цветов и позитива. Продефилировав возле отдела логистики, мы зацепили нашей волной радости паренька, сидящего возле самой двери. Его моложавое, да что уж там, юношеское, лицо озарила ухмылка. Сначала неловкая, словно испуганная, но потом, за пару секунд, она превратилась в полноценную, весеннюю и радостную улыбку.

В кафешке немолодая официантка расцвела подобно подснежнику, который несмотря на сугробы и холод, тянется к солнцу. Тёмное помещение от нашего присутствия озарилось невидимым сиянием, вливаясь во всех посетителей. Все, кто там находился, сначала нервно оборачивались на нас, а потом, загорались словно лампочки от пущенного тока, вспыхивая светом позитива.
- Обед удался, - подумала я, допивая кофе.

Ближе к вечеру весь офис горел позитивом. Начальник при встречах с сотрудниками в коридоре подбадривал неумелыми комплиментами, пытаясь минимальным набором слов охарактеризовать своё отношение к их честному труду, самоотдаче, профессиональному мастерству и позитивному настроению. Меня даже три раза успел похвалить за выдержку на рабочем месте и самообладание.

Позитив сдох. И всё из-за его смс-ки: «MENYA SEVODNYA NE BUDET. YA UEZJAYU V KOMANDIROVKU NA NEDELU». Из офиса я вышла уже без улыбки. Позитив растаял, подобно льдинке на электрической плите. В метро - всё те же отмороженные лица, нагоняющие грусть. Фрезии остались на работе и теперь только запах метро впитывался в одежду. Ни одного улыбающегося, ни одного позитивного лица. И смысл мне было нагонять в себя радость весны? Всё равно же никому от этого не станет лучше. Улыбка пройдёт как болезнь. Она сотрётся подобно помаде…

Двери открылись и меня вытолкнули на платформу. Со всего маху я налетела на невысокого плюгавенького мужчинку, чуть не впечатав его в колонну. Он ласково удержал меня ладонями и теперь я удивлённо рассмотрела его лицо, невольно расплывшись в улыбке. Он зашёл в вагон и посмотрел сразу на всех, одаряя светом радостного настроения. Состав тронулся, унося уже вагон улыбок в тоннель, а я шагнула на ступеньку эскалатора и все, кто видел меня, преображались в весенний позитив…

© Magne

[Мэри_Поппинс]

Весна пришла! Кое-где даже проклюнулись зелёные стрелки травы

Шепчет солнышко листочку:
- Не робей, голубчик!
И берёт его из почки
За зелёный чубчик.

[Deniska]

Magne, заражаешь позитивом. Спасибо.

[Magne]

Евгений называл себя довольно просто. Не Женей, не Женечкой, не Гешой, а ЕвГением. При знакомствах, когда нужно было представляться, он всегда ненавязчиво подчеркивал ударением вторую «Е» и выделял «Г», словно боясь, что её пропустят. Конечно, он никому не говорил, что считает себя гением, но в мыслях, даже не сокровенных, а в простых повседневных мыслях, он себя называл величайшим ГЕНИЕМ, пока ещё не признанным, но уже почти где-то рядом со всемирной славой.

ЕвГений был величайшим поэтом или писателем в не столь отдалённом будущем. Так он считал, придумывая сюжеты грядущих произведений. Момент излития мыслей на бумагу казался ЕвГению высшим смыслом Бытия, единственной целью жизни, в которой нужно просто обязательно оставить нечто шедевральное. В этом моменте было что-то эротическо-гламурное, брутально-сексуальное, интимно-космическое, в нём заключалась вся невысказанная Вселенская высшая мудрость. Он пытался вложить в каждую строчку максимум сжатой информации, которая принесёт страждущему читателю настоящее откровение духовного пира, даст наслаждение пафосным звучанием рифмы.

Ему нравилось играть словами, растаскивая их на буквы, вычленяя потусторонний смысл. Сам процесс написания походил на смакование фраз, предложений и слогов, словно на ритуал сомилье при снятии пробы с марочного вина. Он перекатывал на нёбе безударные гласные, полоская горло раскатистыми, слегка грассирующими звонкими согласными, выплёвывая глухие и проглатывая роскошный аромат сладостных звуков, отдающих неповторимый букет увядающих окончаний.

На открытый документ Ворда лились потоком чёрные закорючки, окаймлявшие белый лист узорами буквенной вязи и полосочки разрастались со скоростью нескольких страниц в минуту. Всё это происходило без напряга, без какой-либо внутренней напряжённости, присущей начинающим писателям. Протухшую фантазию не приходилось стимулировать новыми ощущениями изменнённой реальности или релаксирующе-убаюкивающими восточными мелодиями, пробуждавшей осмысленные образы фантасмагорического сознания. Высокая поэзия выходила из-под пера ЕвГения, распиная ямбы и хореи, четверостишья и троестрочья речитативных и мелодичных строк.

Он писал вдохновенно, отрешённо, абстрагируясь от всея. Словоформы рождались из ниоткуда, из самого дыхания Вселенной, плавно меняя направленность фабулы в русло угодное автору, прогибаясь под его волю и становясь лишь послушной игрушкой в руках Мастера.

Заранее заведённая на просторах Интернета страничка Живого Журнала с нетерпением ждала его произведения. Конечно, первый попавшийся стих он бы не стал выкладывать, потому тщательно выверенный до мелочей образец лучшего шестнадатистрочного творения был отредактирован на наличие всех возможных закорючек запятых, размашистых точек, нелепых точек-запятых, раздавленных двоеточий, лежащих дефисов и стройных восклицательных знаков.

Через сорок минут вернувшись в собственноручно отконтроэсэнно-контроэменный стих в ЖЖ он увидел ЭТО! Пересыпь «кг/ам» и гнусного мата в неравных пропорциях с отборными ругательствами на странном, просто диком языке. Самым безобидным комментарием к гениальному стиху оказалась малопонятная фраза на как-бы-русском языке, где фонетическая составляющая написания доминировала над всеми правилами, узаконенных в словарях Ожегова, Даля и Розенталя. Эта фраза повергла в шок, вырвала остатки разума, безжалостно растоптав, подобно жириновцам, низвергнувших пресловутый гамбургер из МакДональдса на асфальт.

Безумное словосочетание букв «аффтар выпий йаду» стало последней каплей, наполнившей чашу ЕвГения. Он подскочил к системному блоку, с размаху круша ногой упавшую клавиатуру и скидывая монитор на пол. Из корпуса повалил дым, перерастая в язычки пламени, уничтожая все романы, повести, рассказы, эссе, новеллы, стихотворения и поэмы на жёстком диске. Только на столе нетронутым островком испещрённого талантом гения остался лежать черновой вариант стихотворения, накарябанный на клочке туалетной бумаги:


Шахматы, шахматы, маты и шахи,
Шахи и маты, хаши-тамы!
Таши и хамы, Махи и Тахи,
Хаты и Маши, Тыма шамы.

Шахамтаматы, атмахамшамы
Мых там ашама, Шым ах мымтым,
Тама - шамшамы, тама – шамамы;
Хаш и шамаш, и махаш ашатым.

Ты – и ашама, ты – и ахмаша,
Ты – и шахаша ахмата ахмыш.
Там и шишама ашимамаша,
Там и ашмаха ахимамыш.

Шыта-махыта, Хы и атамы,
Хама шахата, мыха и шым.
Шатамахата, Шааха шатамы,
Матхашамаха! Ах, ты - машым!

© Magne

Навеяно https://forumodua.com/viewtopic.php?t=4788

[Inky]

Пора бросать нюхать клей...

[Oldmanша]

Magne, Велимир Хлебников нервно курит в стороне

[Magne]

Две пары глаз встретились. Счастливые и печальные, радостные и грустные, глаза свободного человека и глаза раба.

Солнце почти взошло. Он поёжился, потянулся и открыл глаза. Впереди – ещё один день, ещё один безумный день безумно красивого мира. Пока лето – можно спать, практически, под небом, наслаждаясь свежим воздухом и предутренним холодом, вытягивающим тепло. Сегодня предстояло успеть занять место на площади, расставить работы и надеяться, что дождя не будет. Но даже если и пойдёт, ничего не изменится…

Солнце почти взошло. Он поёжился, потянулся и открыл глаза. Часы, инкрустированные бриллиантами, мягко запели, напоминая о начале нового дня. Мерный гул «кондишина» обдавал прохладой. Сегодня предстояло сделать пару визитов в благотворительные общества, встретиться с советом правления крупного банка, заехать на открытие приюта для бездомных. И так мало времени, чтобы всё это сделать…

Хмурые куски ваты туч разрывало ветром, разнося по небу. В просветах виднелось синее небо и солнце, выхватывающее лучами землю. В парке одиноко махал метлой дворник, выцарапывая из щелей асфальта окурки и пыль. Пара художников уже успели занять места возле неработающего фонтанчика и заботливо расставляли картины. Теперь и он вытащил из мешковидной сумки свои рисунки. Почти на всех были морские дали, одинокие корабли, плывущие за горизонт, и, самое главное, там была Свобода. Свобода от всего суетного, всего кратковременного, всего бренного…

Хмурые куски ваты туч разрывало ветром, разнося по небу. Машина подкатила к подъезду и охранники вышли, придерживая дверь, словно по команде, натренированно, не сговариваясь, пропуская через живой коридор хозяина. Он заскочил в бронированный Мерседес, и машина сразу, быстро, но очень плавно, тронулась. Внутри звучала ненавязчивая музыка, и мысли сами потекли в такт мелодии, вяло осознавая весь распорядок дня. Так хотелось скинуть себя с себя весь груз ответственности, выкинуть рабское ярмо, называемое «галстуком»…

Дождь всё же начался. Торговцы, продающие всякие побрякушки, сувениры, накрыли клеёнками свой небогатый скарб. Хуже пришлось художникам. Они в спешке собирали картины, уже подмоченные летним ливнем. Только один из них не скидывал полотна под навесы, не закрывал своим телом разрисованные поверхности холстов. Он просто бродил под дождём, наслаждаясь падением тёплых капель на давно небритое лицо. Вода стекала с длинных волос, одежда прилипала к телу, лужи проникали в сандалии. Только лишившись всего можно стать Свободным.

Дождь всё же начался. Мерседес рассекал лужи, как катер, оставляя за собой волну брызг. Встречу на воздухе пришлось отменить и теперь машина везла его к банку. Власть и деньги не дают самого главного – Свободы. Её не купишь, её не заработаешь. Свободным можно стать только не имея ничего, не завися ни от кого. Ни от кредиторов, ни от государства, ни от… Мерседес притормозил на перекрёстке и даже сквозь тонировку окна он увидел его. Стекло поползло вниз. Две пары глаз встретились. Счастливые и печальные, радостные и грустные, глаза свободного человека и глаза раба.

© Magne

[Найт]

Это пять...

[Inky]

Деньги = свобода, отчеканенная в золоте. И тот раб, у кого их нет.

[<PIN>]

Понравилось. На самом деле не все так просто, как описано. Но понравилось.

[FINT]

Inky, правильно подметила!!!

[Inky]

FINT, опа, меня уже в женцкий пол записали

[Alisa_Sunny]

ничё так ,молодец)

[Мэри_Поппинс]

Весна - это особое, поэтическое время года, когда дерьмо на газонах уже растаяло, но еще не засохло... :wink: :shine_2:

[Мэри_Поппинс]

Карл Левит - возвращается,

Простите, но это богохульство. Не пишите подобного и не открывайте таких тем. Пользы ни вам, ни нам от этого не будет

Бог изощрен, но не злонамерен.

(Альберт Эйнштейн)

[Мэри_Поппинс]

Magne,

Евгений называл себя довольно просто. Не Женей, не Женечкой, не Гешой, а ЕвГением.

Смех смехом, но я ОЧЕНЬ ЧАСТО встречала людей (как мужчин, так и женщин), которые настойчиво просили называть их Евгениями, но НЕ Женями. Видимо, имя Женя - они считают слишком уж простоватым и дурацким, если помните было время, когда практически всех рождённых мальчиков даунят называли Женечками. У нас во дворе тоже был свой великовозрастный даунёнок Женя, который пускал слюни и с упоением всему двору рассказывал стишок "Я сижу на вишенке, не могу накушаться".

[афера в юбке]

Пора бросать нюхать клей...

и пить много водки!

мне копм жалко!

[Magne]

Люсёк позвонила ближе к вечеру и взахлёб стала рассказывать о «потрясном» тренинге. Я попыталась протестовать, но потом сдалась и пригласила к себе, чтобы в спокойной обстановке провести с ней сеанс одновременной игры по сплетням и обсудить новое увлечение. До ураганного появления подруги оставалось каких-то пару получасий, и я выскочила в магазин, прикупить печенюшек к чаю и конфет к ликёру.

Вообще-то мою настырную подругу раньше звали просто Люсей, но, благодаря появлению программы «Камеди клаб» и, в частности, Люська Сорокина, нашу Людочку-Людмилку сразу же прозвали Люськом, припаяв дополнительно кличку «Сорока». Подобно этой птице она приносила на хвосте кучу сплетен, историй, произошедших с нашими общими и не очень знакомыми; она трещала без умолку, промывая косточки всем сотрудникам, соседям; носила безвкусные украшения, медальончики, кидаясь на всё блестящее. И вот именно она должна была поведать об очередном чём-то сногсшибательном.

- Мариночка, я была на таком обалденном тренинге, ты просто не представляешь! Я испытала настоящее счастье, представляешь! И теперь хожу полностью счастливая. Тебе просто необходимо на него попасть, а то куксишься целыми днями, - начала чуть ли не с порога тараторить Люсёк-Сорока.
- Люсенька, зайди сначала, а потом уже всё остальное. Тапки сама знаешь где, - остановила её я и нырнула в кухню, где начинал свой предкипячённый свист чайник. Уже возле плиты я слышала бормотание Люси про психологию, счастье и ещё что-то там сверхъестественное.

Уже поглощая печенье Люсёк взахлёб чаем рассказывала о чудо-тренинге. После пары минут сбивчиво-восторженного монолога я поняла, что она достигла счастья. И теперь Люся уговаривала меня пройти через тоже самое.
- Люсенька, я не смогу, у меня просто времени нет, тем более ехать нужно к чёрту на кулички, - отмазалась я от предложения Сороки.
- Да не вопрос! Сейчас я сама тебе проведу этот тренинг! Ложись поудобнее закрой глаза.
Я послушно завалилась на подушку и прикрыла веки. Голос Люси навис надо мной и замогильным голосом начал:
- Счастье есть. Попытайся представить самый счастливый день, который будет у тебя в жизни.
- Ну, представила, - сказала я и открыла глаза.
- Не открывай! – строго отчитала меня Люся и добавила, - представь свой самый-самый счастливый в жизни день и опиши его.
- Как описать?
- Вслух, конечно. Опиши, что это будет за день. Начиная с утра и до вечера, в подробностях. Придумай, где ты будешь жить, с кем ты будешь, что за сезон будет. Расскажи, что будешь чувствовать, что будешь ощущать, что будешь слышать, что говорить и так далее.
- Это, похоже, надолго.
- Всего полчасика, - успокоила Сорока. – Начинай.

Я честно попыталась представить. Сначала хотелось рассмеяться, но и Люсю обижать не хотелось. Потому пришлось отфантазировать на полную.
- Итак, это – лето. Месяц, примерно, июнь-июль. Я живу где-то рядом с морем. Просыпаюсь. Не от будильника, а от того, что мой любимый гладит меня по волосам. Нежно-нежно целует в щёчку. Ладно, фиг с ним, в губы. Допустим, что он уже успел почистить зубы и изо рта не воняет.
- Ты можешь серьёзнее отнестись к этому? – возмущённо прервала мою фантазию Люся.
- Да я и так сама серьёзность!
- Давай без своих язвочек, хорошо?
- Продолжаем разговор… Он меня целует, нежно шепчет на ушко: «С днём рожденья, любимая».
- У тебя же зимой день рожденья! – вновь встряла Люся.
- Ну это же мои мечты. Шепчет на ушко и достаёт здоровенный букет роз. Не колючих, мраморно-белых, с вкраплениями алых точечек на лепестках. Он просто осыпает меня ими и мы занимаемся любовью. Долго-долго. А потом – обед.
Люсёк не выдержала и фыркнула. Потом извинилась и я снова погрузилась в мечту, в своё счастье.

- На обед у нас будут устрицы или мидии с креветками. Короче – морепродукты. И вино. Токайское, конечно. А после обеда мы пойдём на море. Не, не пойдём! Поедем. У него будет машина, кабриолет какой-нибудь. Мы будем мчать по склону, а тёплый ветер – развевать мои волосы. На небе – ни облачка, солнце согревает кожу, лаская тёплыми лучами. Море слегка шумит волнами, накатывающимися на песчаный пляж, людей нет вообще. Это наш личный пляж и никто там и близко не появляется. Мы выходим из машины и я иду пощупать воду, а любимый в это время выносит два плетёных кресла, огромный зонтик от солнца, и всё это расставляет. В багажнике ещё лежит холодильник переносной, а в нём – минералка, пиво, бутылочка вина на всякий случай, и слегка подмороженные отварные крабы. Такие, не замёрзшие, а именно слегка подмороженные. А рядом – клубника и сливки. На ягодах – небольшая изморозь, они с небольшими капельками влаги, очень крупные, аппетитные.
- Хватит издеваться, у меня уже сливки потекли. То есть, слюнки, - Люся чуть не поперхнулась.
- Дальше - купание. Скидываю платье, трусики. Остаюсь полностью обнажённой. Медленно вхожу в воду, изящно покачивая бёдрами, будто соблазняя. Вода поднимается всё выше и выше, обволакивая тело теплом и мягкими волнами разбиваясь об грудь. Не выдерживая медленного погружения, я ныряю. Просто ныряю и разглядывая дно, песочное дно с редкими камушками. Иногда проскальзывают, словно прячась от меня, рыбки. Проплываю под водой несколько десятков метров, пытаясь полностью прочувствовать своё тело, ощутить работу мускулов, сладостное обволакивание водой всю меня. Выныриваю.

Я заплываю далеко-далеко. Еле видны берег и машина. Короткими, но мощными гребками ко мне плывёт любимый. Его мускулистые руки и плечи с бронзовым загаром просто прекрасны. Я расслабилась, легла на воду спиной, закрыла глаза и жду его. Когда он подплыл, мягко прикоснувшись к моей ноге, открываю глаза. И сливаемся в поцелуе. Губы холодные, с привкусом соли. Но это как раз и приятно. Ну, а потом поплыли вместе к берегу. Там уже стоят креслица, зонт воткнут в песок, под зонтом – холодильник. Чайки летают, а некоторые, особо наглые, подходят к нам почти вплотную. Я им кинула пару кусочков краба, и они довольные отстают от нас.

- Эх, - вздохнула Люся. – Ты так всё это рассказываешь…
- Ещё не конец. Я откидываюсь на кресле. Нет, лучше встаю и ложусь на песок. Почти обжигающий песок. Но очень приятный. Ложусь так, чтобы он видел меня во всей красе. Полностью. Пусть любуется. Закрыла глаза и отдалась солнцу. Лучи просто проникают в меня, всей кожей впитываю это солнечный сок, забирая всё без остатка. Ветерок мягкими ладошками гладит меня еле заметно. Только закрыв глаза можно почувствовать его. Он словно играет моим телом, играет как на фортепиано, только нежно. То коснётся моей ноги, то погладит сосок, то потревожит бархатными пальчиками лицо. Открыв глаза я поняла, что меня уже гладит не ветер, а любимый. Гладит очень-очень нежно, так незаметно, но так обалденно приятно. Это нельзя выразить словами, такое нужно прочувствовать.
- Я уже начала заводиться, - томно прошептала Люсёк. – Ты просто офигенно рассказываешь.
- Не отвлекай, это моё счастье. Итак. Ну а потом – любовь на пляже. Извини, рассказывать не буду. Дальше – вечер. Мы встречаем закат, солнце погружается в воду красным шаром, утопая в синеве моря. Краски заката смешиваются, превращаясь то в синевато-багровый, то ярко-синий, с оттенками сиреневого. Солнце зашло и мы садимся в машину, кстати, она тоже сиреневая, и едем домой, в наш трёхэтажный особнячок. Когда открывается дверь и мы заходим в темноту прихожей, резко включается свет и наши друзья кричат: «С Днём рождения, Мариша!» Я, конечно, догадывалась, что именно так всё и будет, но виду не подала. Следует официальная часть с вручением подарков, цветов и тому подобного. Но самый большой подарок, не по размеру, а по важности и значимости, дарит он. Становясь на колени, протягивает мне коробочку. А там – колечко. И он так торжественно произносит: «Солнышко, Мариша! Я тебя очень люблю! Становись моей женой!» Зардевшись, я беру кольцо, надеваю на палец, попутно удивляясь правильно подобранному размеру. Он поднимается и мы сливаемся в поцелуе. Все аплодируют и искренне поздравляют. А через часик гости уходят и мы остаёмся вдвоём.
- Это всё? – Сорока уже с нетерпением смотрела на часы.
- Нет, потом снова любовь на огромной кровати. Рядом стоят свечи. Полутусклый свет откидывается на нас и тени на стене двигаются в такт наших тел. Это всё происходит очень долго. Свечи догорели, а мы всё ещё поглощены любовью. И день заканчивается моим засыпанием у него на груди. Сладким сном, в котором я опять переживу всё то, что случилось за эти сутки. И у меня точно будет ощущение, что завтрашний и все последующие дни будут не хуже.
- Здорово. А сейчас ты чувствуешь себя счастливой?
- Конечно, - улыбка сама появилась. Улыбка чертовски довольной женщины, улыбка полнейшего счастья. Всё внутри просто пело, словно я действительно только что была там, в лете. Была на берегу неизвестно какого моря, ощущала тёплую негу волн и прикосновение ветра. Я даже чувствовала запахи. Кисловато-сладкий аромат клубники, укропно-крабовый морской запах, слегка масляничный аромат свечек. И я точно помнила его. Его лицо, запах его тела, его вкус, его силу.
- Всё, дорогуша, я побежала, - Люська быстренько впихнула в рот остаток печенья и жуя на ходу, двинула к двери.

А после её ухода у меня началась депрессия. Жутчайшая. Сначала я ходила довольная, счастливая, заметая крошки с паласа и напевала что-то под нос моя посуду. А потом как навалило. Я всё вспомнила до мельчайших подробностей. И наш особнячок, и море, и машину, и кольцо. Вот тогда-то до меня и дошло, что ничего этого у меня никогда не будет. Никогда!!!

Тарелка недомытым изгоем лежала в раковине, а я ревела в подушку. Мне стало стыдно даже за те мечты, за то, что я никогда не смогу быть такой счастливой. Тот день не наступит. Он появился в моём мозгу лишь для того, чтобы подразнить меня, плюнуть в душу и растереть безжалостно-грязным башмаком. Я никогда не буду так счастлива, я не смогу ничего этого увидеть и ощутить на самом деле. Всё это – лишь глупая фантазия одинокой женщины.

Слёзы лились в два ручья. Я уже не думала о своём счастье, я просто ревела, наслаждаясь своей беспомощностью и глупостью. Но звонок телефона заставил вынырнуть из самобичующего состояния.
- Алё, Мариша? – голос Люси был почти сонный, словно она заснула, но вспомнив что-то важное, дёрнулась в полузабытье, разлепив глаза. – Я забыла тебе сказать ещё что-то по поводу этого тренинга. В общем, после того когда, ты ощутишь счастье, тебе скажут, что это – лишь иллюзия. Но, если ты достигла такого состояния сама, пережила это чувство, значит ты можешь быть счастливой когда захочешь, по своему собственному желанию. Ну всё, пока. Спокойной ночи.

Я положила трубку. И снова заревела. Какая я всё же дура! Ведь самый счастливый день был у меня сегодня! Я сама сделала себя счастливой, сама окунулась в счастье. Пусть придуманное, пусть несбыточное, но я действительно была счастлива. Счастлива по собственному желанию.

© Magne