Любимые стихи

[Alisa-od]

Женщина - с нами, когда мы рождаемся,
Женщина - с нами в последний наш час.
Женщина - знамя, когда мы сражаемся,
Женщина - радость раскрывшихся глаз.

Первая наша влюбленность и счастье
В лучшем стремлении - первый привет.
В битве за право - огонь соучастия,
Женщина - музыка. Женщина - свет.

Николай Асеев

[Hotice]

Мария Петровых

Весна так чувственна. Прикосновенье ветра
Томит листву, и грешная дрожит.
Не выдержит? И этой самой ночью...
Пахучая испарина ползет
И обволакивает. Мягко
Колышутся и ветви клена,
И чьи-то волосы, и чей-то взгляд.
Все - обреченное. И я обречена
Под кожу втягивать прохладную звезду,
И душный пот земли, и желтый мир заката..
Но по железу ерзнула пила,
И кислое осело на зубах.

[Alisa-od]

Ее называют "брошенная"
"Оставленная", "забытая"
Звучит это, как подкошенная,
Подрезанная, подбитая.
Раздоры-вещи опасные,
а нравы у жизни строгие,
Ведь там, где все дни ненастные,
А взгляды и вкусы разные,
То разные и дороги...
Мудрейшая в мире наука,
Гласит, что любви не получится...
Где двое мучат друг друга
И сами все время мучаются...
Сейчас выяснять бессмысленно
Кто прав был в их вечном споре.
Счастье всегда таинственно,
Зато откровенно горе...
А жизнь - то казнит, то милует
И вот он встретил другую:
Не самую молодую
Но самую видно, милую.
Должно быть, о чем мечталось,
То и сбылось. Хоть все же
Любимая оказалась
С судьбою нелегкой тоже.
И вот он, почти восторженный
Душой прикипел влюбленной
К кем-то когда-то брошенной
Обманутой, обделенной.
И странно чуть-чуть и славно:
Была для кого-то лишнею
А стала вдруг яркою вишнею,
Любимой и самой главной!
А с первою, той, что в раздоре
Кто может нам поручиться,
Что так же все не случиться,
И счастье не встретит вскоре?
Покажутся вдруг невзгоды
Далекими и смешными,
И вспыхнут и станут годы
Празднично-золотыми.
Ведь если сквозь мрак, что прожит
Влетает к нам сноп рассвета,
То женщин ненужных нет,
Нет, и быть не может!
И пусть хоть стократно спрошенный
Стократно скажу упрямо я:
Что женщины нет брошенной,
Есть просто еще не найденная.
Не найденная, не встреченная,
Любовью большой не замеченная.
Так пусть же, сметя напасти,
Быстрее приходит счастье!

Эдуард Асадов

[Hotice]

Меня одолевает острое
и давящее чувство осени.
Живу на даче, как на острове.
и все друзья меня забросили.

Ни с кем не пью, не философствую,
забыл и знать, как сердце влюбчиво.
Долбаю землю пересохшую
да перечитываю Тютчева.

В слепую глубь ломлюсь напористо
и не тужу о вдохновении,
а по утрам трясусь на поезде
служить в трамвайном управлении.

В обед слоняюсь по базарам,
где жмот зовет меня папашей,
и весь мой мир засыпан жаром
и золотом листвы опавшей...

Не вижу снов, не слышу зова,
и будням я не вождь, а данник.
Как на себя, гляжу на дальних,
а на себя - как на чужого.

С меня, как с гаврика на следствии,
слетает позы позолота.
Никто - ни завтра, ни впоследствии
не постучит в мои ворота.

Я - просто я. А был, наверное,
как все, придуман ненароком.
Все тише, все обыкновеннее
я разговариваю с Богом.

Борис Чичибабин, 1965.

[Hotice]

Вы полюбите меня. Но не сразу.
Вы полюбите меня скрытноглазо.

Вы полюбите меня вздрогом тела,
будто птица к вам в окно залетела.

Вы полюбите меня – чистым, грязным.
Вы полюбите меня – хоть заразным.

Вы полюбите меня знаменитым.
Вы полюбите меня в кровь избитым.

Вы полюбите меня старым, стертым.
Вы полюбите меня – даже мертвым.

Вы полюбите меня. Руки стиснем.
Невозможно на земле разойтись нам

Вы полюбите меня?! Где ваш разум?
Вы разлюбите меня. Но не сразу.

[qwe72rty]

Напиши мне хоть несколько строк,
С губ стирая прощания привкус,
Чтоб короной носить я их мог,
Погоняя по прериям Сивку;
Чтоб огнивом искрились они,
Разгоняли смолистые тени
И кричали мне в душу: храни
Память лучших своих наваждений!

Сохраню, только ты напиши,
Как ревнуешь меня или помнишь,
И грустишь, уходя под самшит
Обнимать одиночеством полночь.
Сивка роет копытом песок,
Шаг свободный меняет намётом,
И хрипит: ты чего же, браток,
Погоняй, если ищешь кого-то!

Я поводья прессую в кулак:
Не скачи оглашённо, не надо,
Океан между нами – овраг,
Да и нынешний возраст преградой.
Пусть я в мире не так одинок,
Но по прошлому плавится сердце...
Напиши мне хоть несколько строк,
Мне хотелось бы ими согреться!

Иосиф Бродский

[Hotice]

Напиши мне хоть несколько строк,
С губ стирая прощания привкус,
Чтоб короной носить я их мог,
Погоняя по прериям Сивку;
Чтоб огнивом искрились они,
Разгоняли смолистые тени
И кричали мне в душу: храни
Память лучших своих наваждений!

Сохраню, только ты напиши,
Как ревнуешь меня или помнишь,
И грустишь, уходя под самшит
Обнимать одиночеством полночь.
Сивка роет копытом песок,
Шаг свободный меняет намётом,
И хрипит: ты чего же, браток,
Погоняй, если ищешь кого-то!

Я поводья прессую в кулак:
Не скачи оглашённо, не надо,
Океан между нами – овраг,
Да и нынешний возраст преградой.
Пусть я в мире не так одинок,
Но по прошлому плавится сердце...
Напиши мне хоть несколько строк,
Мне хотелось бы ими согреться!

Иосиф Бродский

Это не Бродский. Это Игорь Белкин

[Hotice]

Иосиф Бродский

Выступление в Сорбонне

Изучать философию следует, в лучшем случае,
после пятидесяти. Выстраивать модель
общества - и подавно. Сначала следует
научиться готовить суп, жарить - пусть не ловить -
рыбу, делать приличный кофе.
В противном случае, нравственные законы
пахнут отцовским ремнем или же переводом
с немецкого. Сначала нужно
научиться терять, нежели приобретать,
ненавидеть себя более, чем тирана,
годами выкладывать за комнату половину
ничтожного жалованья - прежде, чем рассуждать
о торжестве справедливости. Которое наступает
всегда с опозданием минимум в четверть века.

Изучать труд философа следует через призму
опыта либо - в очках (что примерно одно и то же),
когда буквы сливаются и когда
голая баба на смятой подстилке снова
для вас фотография или же репродукция
с картины художника. Истинная любовь
к мудрости не настаивает на взаимности
и оборачивается не браком
в виде изданного в Гёттингене кирпича,
но безразличием к самому себе,
краской стыда, иногда - элегией.

(Где-то звенит трамвай, глаза слипаются,
солдаты возвращаются с песнями из борделя,
дождь - единственное, что напоминает Гегеля.)

Истина заключается в том, что истины
не существует. Это не освобождает
от ответственности, но ровно наоборот:
этика - тот же вакуум, заполняемый человеческим
поведением, практически постоянно;
тот же, если угодно, космос.
И боги любят добро не за его глаза,
но потому что, не будь добра, они бы не существовали.
И они, в свою очередь, заполняют вакуум.
И может быть, даже более систематически,
нежели мы: ибо на нас нельзя
рассчитывать. Хотя нас гораздо больше,
чем когда бы то ни было, мы - не в Греции:
нас губит низкая облачность и, как сказано выше, дождь.

Изучать философию нужно, когда философия
вам не нужна. Когда вы догадываетесь,
что стулья в вашей гостиной и Млечный Путь
связаны между собою, и более тесным образом,
чем причины и следствия, чем вы сами
с вашими родственниками. И что общее
у созвездий со стульями - бесчувственность, бесчеловечность.
Это роднит сильней, нежели совокупление
или же кровь! Естественно, что стремиться
к сходству с вещами не следует. С другой стороны, когда
вы больны, необязательно выздоравливать
и нервничать, как вы выглядите. Вот что знают
люди после пятидесяти. Вот почему они
порой, глядя в зеркало, смешивают эстетику с метафизикой.

март 1989

[blagoroden_don]

Один. В разлуке.Мы с тобой.
Душа тоскует без другой,
Без слов желания кричат,
И бесконечно длится ночь.
Ни звука.Что-то гонит прочь,
И поцелуй в зубах зажат.

Одни.В разлуке.Ты и я.
Но вот смирилась страсть моя.
И ночь в скитания зовет.
На сбитых в кровь ногах бреду.
Когда же я тот край найду,
Где страсть к бродяжеству уснет

Перевод Н.Григорьевой

[Hotice]

Иннокентий Анненский

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.

Царское Село, 3 апреля 1909

[qwe72rty]

Это не Бродский. Это Игорь Белкин

Извиняйте, люди дорогие... жарааааа

[Hotice]

Душа моя — Элизиум теней,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
Ни помыслам годины буйной сей,
Ни радостям, ни горю не причастных.

Душа моя, Элизиум теней,
Что общего меж жизнью и тобою!
Меж вами, призраки минувших, лучших дней,
И сей бесчувственной толпою?..

1836


* * *

Когда на то нет божьего согласья,
Как ни страдай она, любя, -
Душа, увы, не выстрадает счастья,
Не может выстрадать себя...

Душа, душа, которая всецело
Одной заветной отдалась любви
И ей одной дышала и болела, -
Господь тебя благослови!

Он милосердый, всемогущий,
Он греющий своим лучом
И пышный цвет, на воздухе цветущий,
И чистый перл на дне морском.

январь 1865


* * *

Когда дряхлеющие силы
Нам начинают изменять,
И мы должны, как старожилы,
Пришельцам новым место дать, -

Спаси тогда нас, добрый гений,
От малодушных укоризн,
От клеветы, от озлоблений
На изменяющую жизнь;

От чувства затаенной злости
На обновляющийся мир,
Где новые садятся гости
За уготованный им пир;

От желчи горького сознанья,
Что нас поток уж не несет
И что другие есть призванья,
Другие вызваны вперед;

Ото всего, что тем задорней,
Чем глубже крылось с давних пор, -
И старческой любви позорней
Сварливый старческий задор.

сентябрь 1866

[Hotice]

Иосиф Бродский

Кентавры

Кентавры I

Наполовину красавица, наполовину софа', в просторечьи -- Со'фа,
по вечерам оглашая улицу, чьи окна отчасти лица,
стуком шести каблуков (в конце концов, катастрофа --
то, в результате чего трудно не измениться),
она спешит на свидание. Любовь состоит из тюля,
волоса, крови, пружин, валика, счастья, родов.
На две трети мужчина, на одну легковая -- Муля --
встречает ее рычанием холостых оборотов
и увлекает в театр. В каждом бедре с пеленок
сидит эта склонность мышцы к мебели, к выкрутасам
красного дерева, к шкапу, у чьих филенок,
в свою очередь, склонность к трем четвертям, к анфасам
с отпечатками пальцев. Увлекает в театр, где, спрятавшись в пятый угол,
наезжая впотьмах друг на дружку, меся колесом фанеру,
они наслаждаются в паузах драмой из жизни кукол,
чем мы и были, собственно, в нашу эру.

Кентавры II

Они выбегают из будущего и, прокричав "напрасно!",
тотчас в него возвращаются; вы слышите их чечетку.
На ветку садятся птицы, большие, чем пространство,
в них -- ни пера, ни пуха, а только к черту, к черту.
Горизонтальное море, крашенное закатом.
Зимний вечер, устав от его заочной
синевы, поигрывает, как атом
накануне распада и проч., цепочкой
от часов. Тело сгоревшей спички,
голая статуя, безлюдная танцплощадка
слишком реальны, слишком стереоскопичны,
потому что им больше не во что превращаться.
Только плоские вещи, как то: вода и рыба,
слившись, в силах со временем дать вам ихтиозавра.
Для возникшего в результате взрыва
профиля не существует завтра.

Кентавры III

Помесь прошлого с будущим, данная в камне, крупным
планом. Развитым торсом и конским крупом.
Либо -- простым грамматическим "был" и "буду"
в настоящем продолженном. Дать эту вещь как груду
скушных подробностей, в голой избе на курьих
ножках. Плюс нас, со стороны, на стульях.
Или -- слившихся с теми, кого любили
в горизонтальной постели. Или в автомобиле,
суть в плену перспективы, в рабстве у линий. Либо
просто в мозгу. Дать это вслух, крикливо,
мыслью о смерти -- частой, саднящей, вещной.
Дать это жизнью сейчас и вечной
жизнью, в которой, как яйца в сетке,
мы все одинаковы и страшны наседке,
повторяющей средствами нашей эры
шестикрылую помесь веры и стратосферы.

Кентавры IV

Местность цвета сапог, цвета сырой портянки.
Совершенно не важно, который век или который год.
На закате ревут, возвращаясь с полей, муу-танки:
крупный единорогий скот.
Все переходят друг в друга с помощью слова "вдруг"
-- реже во время войны, чем во время мира.
Меч, стосковавшись по телу при перековке в плуг,
выскальзывает из рук, как мыло.
Без поводка от владельцев не отличить собак,
в книге вторая буква выглядит слепком с первой;
возле кинотеатра толпятся подростки, как
белоголовки с замерзшей спермой.
Лишь многорукость деревьев для ветерана мзда
за одноногость, за черный квадрат окопа
с ржавой водой, в который могла б звезда
упасть, спасаясь от телескопа.

1988

[Hotice]

О, не лети так, жизнь, слегка замедли шаг.
Другие вон живут, неспешны и подробны.
А я живу - мосты, вокзалы, ипподромы.
Промахивая так, что только свист в ушах

О, не лети так жизнь, мне важен и пустяк.
Вот город, вот театр. Дай прочитать афишу.
И пусть я никогда спектакля не увижу,
Зато я буду знать, что был такой спектакль

О, не лети так жизнь, я от ветров рябой.
Мне нужно этот мир как следует запомнить.
А если повезет, то даже и заполнить,
Хоть чьи-нибудь глазах, хоть сколь-нибудь собой.

О, не лети так жизнь, на миг хоть, задержись.
Уж лучше ты меня калечь, пытай, и мучай.
Пусть будет все - тюрьма, болезнь, несчастный случай.
Я все перенесу, но не лети так, жизнь.

[Hotice]

Предпоследний этаж
раньше чувствует тьму,
чем окрестный пейзаж;
я тебя обниму
и закутаю в плащ,
потому что в окне
дождь -- заведомый плач
по тебе и по мне.

Нам пора уходить.
Рассекает стекло
серебристая нить.
Навсегда истекло
наше время давно.
Переменим режим.
Дальше жить суждено
по брегетам чужим.

[Hotice]

ИРОНИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Мне нравится иронический человек.
И взгляд его, иронический, из-под век.
И черточка эта тоненькая у рта -
иронии отличительная черта.

Мне нравится иронический человек.
Он, в сущности,- героический человек.
Мне нравится иронический его взгляд
на вещи, которые вас, извините, злят.

И можно себе представить его в пенсне,
листающим послезавтрашний календарь.
И можно себе представить в его письме
какое-нибудь старинное - милсударь.

Но зря, если он представится вам шутом.
Ирония - она служит ему щитом.
И можно себе представить, как этот щит
шатается под ударами и трещит.

И все-таки сквозь трагический этот век
проходит он, иронический человек.
И можно себе представить его с мечом,
качающимся над слабым его плечом.

Но дело не в том - как меч у него остер,
а в том - как идет с улыбкою на костер
и как перед этим он произносит:- Да,
горячий денек - не правда ли, господа!

Когда же свеча последняя догорит,
а пламень небес едва еще лиловат,
смущенно - я умираю - он говорит,
как будто бы извиняется,- виноват.

И можно себе представить смиренный лик,
и можно себе представить огромный рост,
но он уходит, так же прост и велик,
как был за миг перед этим велик и прост.

И он уходит - некого, мол, корить,-
как будто ушел из комнаты покурить,
на улицу вышел воздухом подышать
и просит не затрудняться, не провожать.

[Hotice]

Николай Рубцов

Ласточка носится с криком.
Выпал птенец из гнезда.
Дети окрестные мигом
Все прибежали сюда.

Взял я осколок металла,
Вырыл могилу птенцу.
Ласточка рядом летала,
Словно не веря концу.

Долго носилась, рыдая,
Над мезонином своим...
Ласточка! Что ж ты, родная,
Плохо смотрела за ним?

[Hotice]

Ты, чьи сны еще непробудны,
Чьи движенья еще тихи,
В переулок сходи Трехпрудный,
Если любишь мои стихи.

О, как солнечно и как звездно
Начат жизненный первый том,
Умоляю-пока не поздно,
Приходи посмотреть наш дом!

Будет скоро тот мир погублен,
Погляди на него тайком,
Пока тополь еще не срублен
И не продан еще наш дом.

Этот тополь! Под ним ютятся
Наши детские вечера.
Этот тополь среди акаций
Цвета пепла и серебра.

Этот мир невозвратно-чудный
Ты застанешь еще, спеши!
В переулок сходи Трехпрудный,
В эту душу моей души.

[coon]

Странник Вадим
Второе дыханье любви

Меж двух глубоких снов горит огонь,
Ты мысленно приблизь к нему ладонь,
Умерь поток движенья бурных вод,
Дай колесу времён обратный ход,
В тумане серебристой пустоты
Зажжён цветок невинной красоты,
Для внутреннего взора он рождён
И чистотою духа наделён,
Пройдя его сквозь крест седьмого дня,
Очисть свой разум таинством огня,
И мертвое сознанье оживи,
Вторым дыханьем истинной любви.

[coon]

Странник Вадим
Огонь любви

искала ты в ночи огня,
в холодных помыслах виня
свою судьбу, и вышла к свету,
к началу солнечного дня…

огонь не всякому подвластен,
искавшему приют в ненастье,
но не хранящему любовь,
подобен он драконьей пасти.

любви познанья яркий свет
оставил в сердце бурый след
и ослепил своим сияньем
тебя уже на много лет…