Любимые стихи

[blagoroden_don]

Отправляясь в путешествие до Итаки,
проси, чтоб дальней стала дорога,
полной опасностей и открытий.
Лестригонов или циклопов,
и гневного Посейдона не бойся –
они не встретятся на твоем пути,
покуда жива твоя мысль, а душу и тело
охватывает высокое возбуждение.
Ни циклопов, ни лестригонов
ни злого Посейдона ты не встретишь,
если не принесешь их с собою,
если душа твоя сама не породит их.

Проси же, чтоб дальней стала дорога.
И пусть будет много летних рассветов,
когда ты с благодарностью и любовью
вступишь в гавани, которые видишь впервые.
Пройди по рыночным площадям
Финикии, накупи красивых товаров:
перламутров и кораллов, черного дерева и амбры
и ароматных возбуждающих жидкостей всякого рода,
накупи, сколько сможешь, возбуждающих ароматов.
Пройди по городам страны Египет,
чтобы учиться – учиться у посвященных.

А образ Итаки в сердце своем храни.
Прибыть туда назначено тебе судьбою.
Но не торопись с путешествием.
Пусть лучше продлится оно многие годы,
чтобы тебе прибыть туда глубоким стариком,
обогащенным всем, что дала тебе эта дорога,
и не ожидая в дар от Итаки иного богатства.

Итака подарила тебе это путешествие.
Ради него только и пустился ты в путь.
Иных даров от него не требуй.

А найдешь ее бедной – значит, она не обманула тебя:
после путешествия у тебя достанет мудрости и опыта,
чтобы понять теперь, что значат острова Итаки.

Перевод Евгения Колесова

[blagoroden_don]

То ль связь времен пытаяся найти,
то ль время скоротать иначе не умея,
я за столом всю ночь провел почти,
читая панегирик Птоломеям.
В нем льстить царям не уставал язык,
но лесть во все века одна и та же:
велик да славен царь, и даже
женщин, что к тому принадлежали роду,
писатель древний чествовать привык
как дивных Клеопатр и Вероник.

Когда же я немного разобрался
в эпохе, я собрался эту книгу
отложить; но ты, Цезарион,
и впрямь увлек меня…

Так вот он – ты, таинственный правитель,
прекрасный телом и душою. История
о тебе хранит лишь пару строк. Поэтому
я полагаюсь на свое воображение:
ты молод и красив. Твое лицо
загадочно, весь облик твой чарует.
Мое искусство, моя фантазия сделали
тебя таким. Вчера ночью, когда моя лампа
погасла – я сам дал ей погаснуть, –
мне показалось, что ты вошел в комнату,
и остановился предо мной,
вернувшись из побежденной
Александрии: бледный, усталый,
прекрасный в своем разочаровании,
по-прежнему веря в милосердие плебеев,
усердно бормотавших: “Аве Цезарь!”

Перевод Евгения Колесова

[blagoroden_don]

Куда ушел день вчерашний, что всё изменил однажды?
Разве нет больше рек, чтоб наши суда унести?
Нет разве неба, чтоб исцелить нас от жажды,
чтобы душу от лотоса ласковой неги спасти?

С онемелой надеждой мы поверить готовы сказке:
занавес распахнется, и станет явью мечта;
мы ангела ждем, как древней драмы развязки,
на закате, когда умолкают робко уста

алых роз... Роза алая ветра и судеб усталых,
в памяти жить ты осталась, но памяти шаток мост.
Ты ушла, стала сном, тяжким ритмом шагов запоздалых,
перекатами близкого шторма на море... Мир прост.

Перевод Евгения Колесова

[iglagol]

Коли серед усіх ти тяму маєш
А інші хором кажуть: винен ти,
Коли довіру ти собі плекаєш
Та іншим сумніватися даси.
Коли чекаєш довго і невтомно
То гомін брехунів ти геть не чуй,
З тебе глузують – не чини тотожньо
Їх вибач, але дуже не мудруй.

Коли ти мрієш, мріям не віддайся,
Коли міркуєш, думка – не мета.
Падінням й успіхом не переймайся,
Різниці поміж ними бо нема.
Коли ти терпиш, як твій вислів сильно
Шахрай якийсь для дурнів спростував,
Чи намагаєшся життя розбите
Владнати, але все ж не поладнав:

Коли досягнення зібравши в купу,
Ти ризикуєш, але все заклав,
І все програв, і вилітаєш в дупу,
І словом не згадавши, що втрачав.
Коли зусиллям серця, духу й тіла
Ти йдеш, хоча немає сил іти,
Рушай, бодай все тіло заніміло,
І тільки Воля спонукає "Йди!".

Коли у натовпі сумління маєш,
Серед царів не розгубив чуття,
Від друзів, ворогів образ не знаєш,
Тебе шанують, та без співчуття.
Як зробиш ти хвилину сподівання
Секундами, що мають сенс життя,
Земля твоя і все її надбання,
Бо ти Людина – це твоє ім’я!

[Lizeta]

Б.Слуцкому


Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.

Булат Окуджава

1968

[Lizeta]

Ю. Левитанскому


Заезжий музыкант целуется с трубою,
пассажи по утрам, так просто, ни о чем...
Он любит не тебя. Опомнись. Бог с тобою.
Прижмись ко мне плечом,
прижмись ко мне плечом.

Живет он третий день в гостинице районной,
где койка у окна - всего лишь по рублю,
и на своей трубе, как чайник, раскаленной
вздыхает тяжело...
А я тебя люблю.

Ты слушаешь его задумчиво и кротко,
как пенье соловья, как дождь и как прибой.
Его большой трубы простуженная глотка
отчаянно хрипит. (Труба, трубы, трубой...)

Трубач играет туш, трубач потеет в гамме,
трубач хрипит свое и кашляет, хрипя...
Но как портрет судьбы - он весь в оконной раме,
да любит не тебя...
А я люблю тебя.

Дождусь я лучших дней и новый плащ надену,
чтоб пред тобой проплыть, как поздний лист,
дрожа...
Не много ль я хочу, всему давая цену?
Не сладко ль я живу, тобой лишь дорожа?

Тебя не соблазнить ни платьями, ни снедью:
заезжий музыкант играет на трубе!
Что мир весь рядом с ней, с ее горячей медью?..
Судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе...

Булат Окуджава

[Lizeta]

Все глуше музыка души,
все звонче музыка атаки.
Но ты об этом не спеши:
не обмануться бы во мраке,
что звонче музыка атаки,
что глуше музыка души.

Чем громче музыка атак,
тем слаще мед огней домашних,
и это было только так
в моих скитаниях вчерашних:
тем слаще мед огней домашних,
чем громче музыка атак.

Из глубины ушедших лет
еще вернее, чем когда-то --
чем громче музыка побед,
тем горше каждая утрата,
еще вернее, чем когда-то,
из глубины ушедших лет.

И это все у нас в крови,
хоть этому не обучали:
чем чище музыка любви,
тем громче музыка печали,
чем громче музыка печали,
тем выше музыка любви.

Булат Окуджава

1985

[Basstet]

Рот как кровь, а глаза зелены,
И улыбка измученно-злая…
О, не скроешь, теперь поняла я:
Ты возлюбленный бледной Луны.

Над тобою и днем не слабели
В дальнем детстве сказанья ночей,
Оттого ты с рожденья – ничей,
Оттого ты любил – с колыбели.

О, как многих любил ты, поэт:
Темнооких, светло-белокурых,
И надменных, и нежных, и хмурых,
В них вселяя свой собственный бред.

Но забвение, ах, на груди ли?
Есть ли чары в земных голосах?
Исчезая, как дым в небесах,
Уходили они, уходили.

Вечный гость на чужом берегу,
Ты замучен серебряным рогом…
О, я знаю о многом, о многом,
Но откуда – сказать не могу.

Оттого тебе искры бокала
И дурман наслаждений бледны:
Ты возлюбленный Девы-Луны,
Ты из тех, что Луна приласкала.


Марина Цветаева

[Basstet]

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес,
Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою – как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца –
Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других – у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я – ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя – замолчи! –
У того, с которым Иаков стоял в ночи.

Но пока тебе не скрещу на груди персты –
О проклятие! – у тебя остаешься – ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир,-
Оттого что мир – твоя колыбель, и могила – мир!

15 августа 1916

Марина Цветаева

[serg1969]

Мир отразился где-то в зеркалах.
Мильон зеркал темно-зеленых листьев
Уходит вдаль, и мира легкий шаг -
Единственная из полезных истин.

Уносят образ мира тополя
Как лучшее, бесценное изделье.
В пространство, в бездну пущена земля
С неоспоримой, мне понятной целью.

И на листве - на ветровом стекле
Летящей в бесконечное природы,
Моя земля скрывается во мгле,
Доступная Познанью небосвода.......


В. Шаламов

[Lizeta]

КАМЕЯ

Она из тех, к кому идут камеи,
Медлительность, старинная эмаль,
Окошко в сад, жасмин, луна, печаль,
Нить жемчугов вкруг лебединой шеи.

Ей даровали царство чародеи,
В нем близь всегда причудлива, как даль.
И времени разрушить сказку жаль.
Тот сад минуют снежные завей.

Я подошел к полночному окну.
Она сидела молча у постели.
Газелий взор любил свою весну.

И липы ворожили старину.
Роняли полог бархатные ели.
Ей было жаль идти одной ко сну.


Константин Бальмонт

[Lizeta]

СТОЛЕПЕСТКОВАЯ

Безукоризненный в изяществе наряд.
Все одноцветное, в рассветно-сером, платье.
Зеленоватость в нем всесветна без изъятья.
У пояса костер приковывает взгляд.

Столепестковая таит душистый яд.
Меняет ясность чувств. Внушает мысль объятья,
О, если б мог тебя всю, всю в себя вобрать я.
Но губы алые безгласно не велят.

И пепельных волос волна, упав на плечи,
Змеино поднялась к тяжелой голове.
Уму не верится, что кос здесь только две.

Светясь, вокруг нее поют немые речи.
Вся говорит она. И вот не говорит.
Лишь в перстне явственно играет хризолит.

Константин Бальмонт

[Lizeta]

В ТАНЦЕ

Бойтесь, когда спокойное придет
в движенье. Когда посеянные ветры
обратятся в бурю. Когда речь людей
наполнится бессмысленными словами.
Страшитесь, когда в земле кладами
захоронят люди свои богатства.
Бойтесь, когда люди сочтут
сохранными сокровища только
на теле своем. Бойтесь, когда возле
соберутся толпы. Когда забудут
о знании. И с радостью разрушат
узнанное раньше. И легко исполнят
угрозы. Когда не на чем будет
записать знание ваше. Когда листы
писаний станут непрочными,
а слова злыми. Ах, соседи мои!
Вы устроились плохо. Вы все
отменили. Никакой тайны дальше
настоящего! И с сумою несчастья
вы пошли скитаться и завоевывать
мир. Ваше безумие назвало самую
безобразную женщину - желанная!
Маленькие танцующие хитрецы!
Вы готовы утопить себя
в танце.

Николай Рерих

1916

[Selena513]

Прости, я, наверно, совсем неправильный ангел,
И если меня разобрать по частям, то внутри
Окажется горстка опилок и ворох бумаги,
А может быть - пара пружинок и пух. Не смотри,

Как я канонично сижу в изголовье кровати.
Ты знаешь, в Раю очень странный дают соцпакет:
Ни отпуска, ни медстраховки, зарплату не платят,
И даже медаль не дождёшься за выслугу лет.

Я очень устал. И поверь мне, что это побольше,
Чем просто усталость под вечер нелёгкого дня.
Ты видишь в окно облетевшую чёрную рощу?
В ней меньше дерев, чем таких было вас у меня.

Я самого первого помню. Второго - чуть хуже.
А после десятого - смутно, как сквозь толщу вод.
Ты знаешь, тебе, в общем, ангел-хранитель не нужен -
С твоим атеизмом - ресурсов пустой перевод.

Ну что, я пойду? Я припас тут и ствол, и патроны,
Я видел, как делают люди, я справлюсь, поди.
А ты присмотри за собой, хорошо? ...телефонный
Звонок. Мой последний совет: подойди. Подойди.

[qwe72rty]

Я, заключенная навеки в "Алькатрас"
твоей любви, и стены не подвластны
теченью времени, я поймана не раз
за то, что взгляд бросала ежечасно
на золотые крылья за спиной
и целовала в танце ветра страстно...
Я заключенная, и только всхлип немой
тебе подскажет, как же я опасна...

Решетки не удержат мотылька,
лишь только он лишается свободы,
как крылышки индиго рвут века,
в которых цепи были очень модны.
Но есть решетки крепкие, как сталь.
Они построены из собственных признаний,
их не разрушит слухов глупых фальшь,
и не распилит вечер покаяний.

Как часто отдаемся мы навек,
испытывая нежность и волненье,
но времени река ломает брег
и подмывает стены злым сомненьем.
Но все же,вечен нежный "Алькатрас",
что принимает новых заключенных,
века идут, и мы еще не раз
наручники оденем обреченно...

Федор Тютчев

[gowa]

Ламентации

Хорошо при свете лампы
Книжки милые читать.
Пересматривать эстампы
И по клавишам бренчать, -

Щекоча мозги и чувство
Обаяньем красоты,
Лить душистый мед искусства
В бездну русской пустоты ...

В книгах жизнь широким пиром
Тешит всех своих гостей,
Окружая их гарниром
Из страданий и страстей:

Смех, борьба и перемены,
С мясом вырван каждый клок!
А у нас... углы да стены
И над ними потолок.

Но подчас, не веря мифам,
Так событий личных ждешь!
Заболеть бы что ли тифом,
Учинить бы, что ль, дебош?

В книгах гений Соловьевых,
Гейне, Гете и Золя,
А вокруг от Ивановых
Содрогается земля.

На полотнах Магдалины,
Сонм Мадонн, Венер и Фрин,
А вокруг кривые спины
Мутноглазых Акулин.

Где событья нашей жизни,
Кроме насморка и блох?
Мы давно живем,как слизни,
В нищете случайных крох.

Спим и хнычем. В виде спорта,
Не волнуясь,не любя,
Ищем бога, ищем черта,
Потеряв самих себя.

И с утра до поздней ночи
Все,от крошек до старух,
Углубив в страницы очи,
Небывалым дразнят дух.

В звуках музыки - страданье,
Боль любви и шепот грез,
А вокруг одно мычанье,
Стоны, храп и посвист лоз.

Отчего? Молчи и дохни.
Рок - хозяин, ты - лишь раб.
Плюнь, ослепни и оглохни,
И ворочайся, как краб!

...Хорошо при свете лампы
Книжки милые читать,
Перелистывать эстампы
И по клавишам бренчать.

Саша Черный

[Юлия_В]

Константин Ваншенкин

Мальчишка

Он был грозою нашего района,
Мальчишка из соседнего двора,
И на него с опаской, но влюбленно
Окрестная смотрела детвора.

Она к нему пристрастие имела,
Поскольку он командовал везде,
А плоский камень так бросал умело,
Что тот, как мячик, прыгал по воде.

В дождливую и ясную погоду
Он шел к пруду, бесстрашный, как всегда,
И посторонним не было прохода,
Едва он появлялся у пруда.

В сопровожденье преданных матросов,
Коварный, как пиратский адмирал,
Мальчишек бил, девчат таскал за косы
И чистые тетрадки отбирал.

В густом саду устраивал засады,
Играя там с ребятами в войну.
И как-то раз увидел он из сада
Девчонку незнакомую одну.

Забор вкруг сада был довольно ветхий -
Любой мальчишка в дырки проходил,-
Но он, как кошка, прыгнул прямо с ветки
И девочке дорогу преградил.

Она пред ним в нарядном платье белом
Стояла на весеннем ветерке
С коричневым клеенчатым портфелем
И маленькой чернильницей в руке.

Сейчас мелькнут разбросанные книжки -
Не зря ж его боятся, как огня...
И вдруг она сказала:- Там мальчишки...
Ты проводи, пожалуйста, меня...

И он, от изумления немея,
Совсем забыв, насколько страшен он,
Шагнул вперед и замер перед нею,
Ее наивной смелостью сражен.

А на заборе дряхлом повисая,
Грозя сломать немедленно его,
Ватага адмиральская босая
Глядела на героя своего.

...Легли на землю солнечные пятна.
Ушел с девчонкой рядом командир.
И подчиненным было непонятно,
Что это он из детства уходил.

[Юлия_В]

Константин Ваншенкин

Первая любовь

Мир отрочества угловатого.
Полгода с лишним до войны,
Два наших парня из девятого
В девчонку были влюблены.

Любовь бывает не у всякого,
Но первая любовь - у всех.
И оба парня одинаково
Рассчитывали на успех.

Но тут запели трубы грозные,
Зовя сынов родной земли.
И встали мальчики серьезные,
И в первый бой они ушли.

Она ждала их, красна девица,
Ждала двоих, не одного.
А каждый верил и надеялся,
А каждый думал, что его.

И каждый ждал: душой согреть его
Уже готовится она.
Но вышла девушка за третьего,
Едва окончилась война.

Косицы светлые острижены,
И от былого - ни следа...
Ах, если бы ребята выжили,
Все б это было не беда.

[Юлия_В]

Юлия Друнина

Два вечера

Мы стояли у Москвы-реки,
Теплый ветер платьем шелестел.
Почему-то вдруг из-под руки
На меня ты странно посмотрел -
Так порою на чужих глядят.
Посмотрел и улыбнулся мне:
- Ну, какой же из тебя солдат?
Как была ты, право, на войне?
Неужель спала ты на снегу,
Автомат пристроив в головах?
Я тебя представить не могу
В стоптанных солдатских сапогах!..

Я же вечер вспомнила другой:
Минометы били, падал снег.
И сказал мне тихо дорогой,
На тебя похожий человек:
- Вот, лежим и мерзнем на снегу,
Будто и не жили в городах...
Я тебя представить не могу
В туфлях на высоких каблуках!..

[Юлия_В]

Юлия Друнина

Не встречайтесь с первою любовью,
Пусть она останется такой -
Острым счастьем, или острой болью,
Или песней, смолкшей за рекой.

Не тянитесь к прошлому, не стоит -
Все иным покажется сейчас...
Пусть хотя бы самое святое
Неизменным остается в нас.