Современная поэзия

[Исида]

У нее внутри звенят золотые гаечки...

У неё внутри звенят золотые гаечки, гомонят бубенчики, шепчутся шестерёнки.
К девяти утра в палату приходит нянечка, начинает мыть полы и менять пелёнки.
Из-за двери тянет хлоркой, тоской и плесенью; надо ждать, глотать лекарства, считать тик-таки.
А настанет вечер – спустится с неба лесенка, и по ней поскачут львы, козероги, раки.
Дили-динь-динь-дон – ступеньки поют под лапами, голубой телёнок тычется влажным носом...
А врачи кололи руки, светили лампами, подарили куклу (у куклы такие косы,
как у мамы), врали: мамочка стала ангелом и теперь живёт на самой пушистой тучке.
А она на всякий случай кивала – мало ли? – и смеялась: трудно, что ли, соврать получше?
В циферблате солнца зреют минуты-семечки. Бубенцы в груди лишились последних звуков.
Часовщик, кряхтя, встает со своей скамеечки, близоруко щурясь, тянется острой штукой,
улыбаясь, гладит стрелки – щекотно, весело… рядом с ним крылатый кто-то выводит гаммы…

Ей сегодня можно будет взбежать по лесенке и пройтись по тучкам: вдруг там и вправду мама?

Ширанкова Светлана

[Selena513]

Один и тот же сон мне повторяться стал:
Мне снится, будто я от поезда отстал.
Один, в пути, зимой, на станцию ушел,
А скорый поезд мой пошел, пошел, пошел,
И я хочу бежать за ним - и не могу,
И чувствую сквозь сон, что все-таки бегу.

И в замкнутом кругу сплетающихся трасс
Вращение Земли перемещает нас -
Вращение Земли, вращение полей,
Вращение вдали берез и тополей,
Столбов и проводов, разъездов и мостов,
Попутных поездов и встречных поездов.

Но в том еще беда, и, видно, неспроста,
Что не годятся мне другие поезда.
Мне нужен только тот, что мною был обжит.
Там мой настольный свет от скорости дрожит.
Там любят лечь - так лечь, а рубят - так сплеча.
Там речь гудит, как печь, красна и горяча.

Мне нужен только он, азарт его и пыл.
Я знаю тот вагон, я номер не забыл.
Он снегом занесен, он в угле и в дыму,
И я приговорен пожизненно к нему.
Мне нужен этот снег. Мне сладок этот дым,
Встающий высоко над всем пережитым!

И я хочу бежать за ним - и не могу,
И чувствую сквозь сон, что все-таки бегу,
И в замкнутом кругу сплетающихся трасс
Вращение Земли перемещает нас.

[qwe72rty]

Эти странные люди так верили в чудо,
Как слепые котята, как малые дети!
Ну, как будто бы родом совсем не отсюда!
Или просто в числе «самых-странных-на-свете»…

Их пугали, что кончилось, умерло лето,
Что вся жизнь может стать просто днем непогожим.
А они собирали в ладошки рассветы
И дарили их щедро суровым прохожим.

Мир крошился вокруг, и звучали мотивы
Отреченья, предательства, лжи и паденья,
Только верили в чудо и тем были живы
Эти люди, не знавшие вкуса сомненья.

Просто слушали блюз и творили безумства,
Танцевали по лужам под радугой румбу,
Разливали в бокалы ванильные чувства,
Открывали друг друга с восторгом Колумба.

Все смотрела на них… и молила я небо:
«Пусть не трогает их злых случайностей вьюга,
Пусть всегда верят в чудо упрямо и слепо

Эти странные люди – что любят друг друга!»

Синельникова Юлия

[Lizeta]

Такою грустью может только осень
Похвастаться. И здесь она права.
Как будто разбиваемая оземь,
С деревьев осыпается листва.
Снежинок одинокие качели
Всё кружатся, и ветер иногда,
Подобно птичьим, – выдувает трели
Из трубочек блистающего льда.
Созвучие и шороха и звона –
В каких ещё услышишь временах?
Вот даже непугливая ворона
Взлетает в небо за единый взмах,
Шаги мои заслыша… Ведь безмолвны
Окрестность, парк, холодная вода,
И с шумом набегающие волны,
И тихо уходящие года…

Владимир Морозов

[Lizeta]

Эти ягоды слаще, чем все поцелуи твои,
и твои, и твои, и твои.
Ну и хватит об этом,
Дай мне ягоду эту — в твоей и моей крови.
Слаще ягоды этой — поганой — на свете нету.




Я с детства сладок был настолько, что меня
от самого себя, как от вина, тошнило,
а это — просто бог кусал меня,
а это — просто жизнь со мной дружила.

Уже — всей сладостью, всей горечью — тогда
я понимал, что я никем не буду,
а этой мелочью, снимаемой с куста,
а этой формой самого куста
а этой ягодой блаженной — буду, буду.

Цветочным грузом — в чьих–нибудь руках,
отягощенный нежностью и силой,
я утром просыпался в синяках,
но это бог — жевал меня впотьмах,
но это просто — жизнь меня любила.

Так — в лихорадках каждого куста,
обсыпанного розоватой сыпью,
я узнавал и вспоминал себя:
ты — заразил меня, ты — наказал меня,
ты — этой мелочью бессмысленной — рассыпал.

Я знаю, что я временно живу,
но ради этих — белых, синих, алых,
так мало давших сердцу и уму, —
о нет, пожалуйста, не начинай сначала.

Пусть эта книга, пусть — она — стоит,
вся в горьких ягодах, вся в вмятинах уродства,
смотри, смотри, — она сейчас прольется
прощальным ливнем ягод и обид.

О, дай же мне — таким же светлым днем
всей этой сладостью и горечью напиться,
стать этой гущей ягод — а потом
перевалиться на твою страницу
цветочным ливнем, ягодным дождем.

И больше — никогда — не повториться.
Нигде — ни с кем — никак — не повториться,
ни там, ни здесь,
ни дальше — ни потом.

Дмитрий Воденников

[Исида]

Прощай, моя мельница, света сторон колесо!
Меня уже тянет и тащит, я вас вспоминаю, как сон.
Никто мне уже не вернёт ни ключей, ни камней,
Ни имён, ни костей.
Я с искрою света в ладонях лечу среди ливня теней.
О ливень, о мельница, о водопад!
Мы смолоты в пепел и прахом осядем на дне.
Лев, ангел, орёл и телец растворились во мне.
Но если успеешь ещё оглянуться вверх, на исток —
Там стороны света кружатся, как чёрный цветок,
И если я искру с ладони своей проглочу —
То чудо случится — я вверх, в сердцевину лечу.

Елена Шварц

[Исида]

СМЯТЕНЬЕ ОБЛАКОВ

Светлане Ивановой

На теплой выжженной траве
Не час, не два,
Не жизнь, не две...
Вздуваясь кругло, облака ходили, будто корабли,
И вдруг промчалось низко так
Одно, дымящее, как танк,
И унесло с лица земли.
Кружась, смеясь, летела я
В пустыню дикобытия,
Как лист с дерев,
Где нет дерев.

Потом на облаке другом
Я возвращалась в старый дом,
Смотрела сверху на траву,
Завидовала муравью,
Что он не плачет.
И муравей в траве привстал,
И бронза щек его – кимвал,
И сердца каменный кристалл
В нем лязгал глухо и сверкал,
Он ожерелье слез сухих
Чужих перебирал.

А я валялась в облаках,
В стогах пышнейших,
На бело-розовых полях
Нежнейших,
И, как дельфин, вращалась в них,
В шафранных, апельсинных,
Набитых пеною густой,
В их парусах, перинах...

На ярко-розовом клочке
Повисла и носилась,
В космический пустой карман
Оно клонилось.
И запах облаков пристал –
Он стойкий, громкий, будто мухи,
Он пахнет мокрой головой
Отрубленной черемухи.

Елена Шварц

[Lizeta]

эти женщины в окне
торопливые соблазны
все движения в огне
предварительно согласны
пальцы липкие по шву
губ лекарственная сода
я не знаю чем живу
это лето без исхода
этот пагубный июль
с обольщением проворным
словно горсточка пилюль
с легким действием снотворным
снова окна через двор
звездной россыпью привычной
скоротечный уговор
царство похоти первичной
небосвод в глазной воде
недоверчивая шалость
никому никто нигде
отказаться соглашаясь

Алексей Цветков

[Исида]

САМОУБИЙСТВЕННОЕ МОРЕ

Когда выплачешь море,
То и кончится горе.
Едкое из глаз сочится
По слезинке в час,
Будто хочет броситься в землю,
Вылиться через нас.
Горькое на вкус, теплое для уст,
Но вот уж источник пуст.
Лилось оно, сочилось,
Кончилось – нет его.
Тут все, что было на дне, в глубине,
Прихлынуло тоже ко мне,
Все его осьминоги,
Кораллы и камни
Толкают изнанку глаз,
Хвостами, мордами злыми,
И выскочат вместе с ними.
Почему с моими?
В каких же ты было, море,
Погибельных местах,
Что решило вдруг раздробиться
В человеческих скудных слезах?

Елена Шварц

[Исида]

* * *

Б. Ахмадулиной

Напрасно мною выстрелит метро
В пустое сердце мокрого проспекта,
Меня не видно, я никто, ничто,
Я выпала из радужного спектра.

Напрасно мною выстрелит метро.
В его стволах ружейных мчась напрасно,
Я раню жизнь, царапнув только рот,
Но это не смертельно, не опасно.

Елена Шварц

[qwe72rty]

Я иду по аллее Нескучного сада
И вдали вижу облик Ваш. Мне он знаком.
Не зовите меня. Мне Вас больше не надо,
Ведь любовь натолкнулась на жизни излом.

В той поре быстротечной глаза отсверкали,
Унося сердца дрожь паровозным гудком,
Оставляя в душе переплёты печалей,
Предсказаньем на жизнь неизвестности ком.

Я сейчас будто там, где листва засыпала
Под минорным холодным осенним дождём,
От себя я тогда вновь в себя убегала,
И струилась слеза по щеке янтарём.

А сейчас Вы опять душу мне бередите,
Посылая приветы тому октябрю.
Я Вас с болью прошу – уходя, уходите,
На ладони своей унося дежавю...

[Исида]

Я зарастаю памятью,
Как лесом зарастает пустошь.
И птицы - память по утрам поют,
И ветер-память по ночам гудит,
Деревья-память целый день лепечут.

И там, в пернатой памяти моей,
Все сказки начинаются с "однажды".
И в этом однократность бытия
И однократность утоленья жажды.

Но в памяти такая скрыта мощь,
Что возвращает образы и множит...
Шумит, не умолкает память-дождь,
И память-снег летит и пасть не может.

Д.Самойлов

[Исида]

Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя - сушь,
Мне и в жару без тебя - стыть .
Мне без тебя и Москва - глушь.

Мне без тебя каждый час - с год,
Если бы время мельчить, дробя,
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.

Я ничего не хочу знать -
Слабость друзей, силу врагов;
Я ничего не хочу ждать,
Кроме твоих драгоценных шагов.

Н. Асеев

[Исида]

Твоя собака

Твоя собака
Целый день лежит под кроватью,
Плохо ест, не играет с бахромой кресла,
Ревнует тебя ко мне.

Мы выходим гулять втроем,
Убегаем от поливочной машины,
Пропадаем в зеленых листьях старых деревьев.

Я берусь за поводок.
Собака упрямо останавливается
И смотрит обиженно в сторону
Влажными серыми глазами.

Собачье сердце разрывается на части
От горя, которое у людей
Зовется изменой.

Зоя Ященко

[Исида]

Порой умирают боги - и права нет больше верить
Порой заметает дороги, крестом забивают двери
И сохнут ключи в пустыне, а взрыв потрясает сушу,
Когда умирает богиня, когда оставляет души
Огонь пожирает стены, и храмы становятся прахом
И движутся манекены, не ведая больше страха
Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином
Теперь больше верят погонам и ампулам с героином
Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин
Фолклором народным станет убивший Авеля Каин
Погаснет огонь в лампадах, умолнут священные гимны
Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут
Так иди и твори, что надо, не бойся, никто не накажет
Теперь ничего не свято...

Янка Дягилева

[Исида]

Расстреляли рассветами


Расстреляли рассветами память, бредущую в поле,
Исходили всю воду, а берега до сих пор нет.
Поменяли не глядя на счастье свободную волю,
Да пожгли фонари, не познав, где кончается свет.

Я не сплю, мое время, как смертник скребет по бумаге ,
Я в конюшне для птиц, я в плену отношений ко дну.
У бездомного пса видишь больше ходячей отваги,
Как, подняв свою лапу, он лечит больную страну.

Сколько веры в огне, сколько верности в тающем снеге…
Так темно, я в аду иль за пазухой брата Христа.
Ты бросаешь цветы на могилу, закутавшись в неге,
Я лечу, как солдатики в счастье, с гнилого моста.

Съели жизнь в одночасье, десерт, - как всегда, будет голод,
Мы бросали слова в рок-н-ролл, как незрячих щенков.
Рано утром в тумане теплом отражается холод -
Блеск ненужных и сданных в уценку счастливых подков.

Я не знаю, как жить, если смерть станет вдруг невозможной.
Память вырвать не просто, как выклянчить песнею дождь,
Имена на дверях перелистывая осторожно,
Не заметишь, как на пол гербарием выскользнет вождь.

Раздарил всем по сердцу, себе ничего не оставил,
Чьи-то звезды вокруг, а мои перекрестки пусты.
Вот и кончился пир, я последнее в брюки заправил,
Мы поклонникам вместо автографов ставим кресты.

Золотая луна, цвета спелого, зрелого яда,
Как стрелок за окном, целит мне в оловянную грудь.
Все года - по домам, провожаю последнего взглядом,
Твое вечное, знаю - запомнит и наше чуть-чуть…

Александр Башлачев

[Исида]

* * *

……………………………
………………………
………………………………………
…………………………………
……………………………………


Так дымно здесь
и свет невыносимый,
что даже рук своих не различить –
кто хочет жить так, чтобы быть любимым?
Я – жить хочу, так чтобы быть любимым!
Ну так как ты – вообще не стоит – жить.

А я вот все живу – как будто там внутри
не этот – как его – не будущий Альцгеймер,
не этой смерти пухнущий комочек,
не костный мозг
и не подкожный жир,
а так как будто там какой-то жар цветочный,
цветочный жар, подтаявший пломбир,

а так, как будто там какой-то ад пчелиный,
который не залить, не зализать…
Алё, кто хочет знать, как жить, чтоб быть любимым?
Ну чё молчим? Никто не хочет знать?

Вот так и мне не то чтоб неприятно,
что лично я так долго шёл на свет,
на этот свет и звук невероятный,
к чему-то там, чего на свете нет,

вот так и мне не то чтобы противно,
что тот, любой другой, кто вслед за мною шёл,
на этот звук, на этот блеск пчелиный,
на этот отсвет – все ж таки дошёл,

а то, что мне – и по какому праву –
так по хозяйски здесь привыкшему стоять,
впервые кажется, что так стоять не надо.
Вы понимаете, что я хочу сказать?

Огромный куст, сверкающий репейник,
который даже в джинсы не зашить –
последний хруст, спадающий ошейник –
что там еще, с чем это все сравнить?

Так пусть – гудящий шар до полного распада,
в который раз качнется на краю…
Кто здесь сказал, что здесь стоять не надо?
я – здесь сказал, что здесь стоять не надо?
ну да сказал – а все еще стою.

Так жить, чтоб быть
ненужным и свободным,
ничейным, лишним, рыхлым, как земля –
а кто так сможет жить?
Да кто угодно,
и как угодно – но не я, не я.

Д.Воденников

[Исида]

REMAKE – REMIX
(ИЛИ ВСЕ-ТАКИ НЕ ПОСЛЕДНИЙ)


Опять сентябрь, как будто лошадь дышит,
и там – в саду – солдатики стоят,
и яблоко летит – и это слышно,
и стуки, как лопаты, говорят.

Ни с кем не смог
ни свыкнуться, ни сжиться –
уйдут, умрут, уедут, отгорят –
а то, что там, в твоем мозгу стучится,
так это просто яблоки стучат.

И то, что здесь
сейчас так много солнца,
и то, что ты в своей земле лежишь,
надеюсь, что кого-нибудь коснется.
Надеюсь, вас. Но всех не поразишь.

А раз неважно всем,
что мне еще придется,
а мне действительно еще придется быть
сначала яблоком, потом уже травою –
так мне неважно знать: ни то, что будет мною,
ни то, что мной уже не сможет – быть.

А что уж там во мне рвалось и пело,
и то, что я теперь пою и рвусь,
так это все мое (сугубо) дело,
и я уж как-нибудь с собою разберусь.

Смирюсь ли я, сорвусь ли, оскудею
или попробую другим путем устать,
я все равно всегда прожить сумею,
я все равно всегда посмею стать.

Но – что касается других:
всех тех, которых нет,
которых не было,
которых много было –
то если больно им
глядеть на этот свет
и если это важно вам – спасибо.

Д.Воденников

[Исида]

REMAKE – REMIX 2
(ЗАКЛЮЧЕНИЕ)


ВОТ Я СТОЮ ПЕРЕД ВАМИ,
ПРОСТОЙ РУССКИЙ МУЖИК,
ЖИЗНЬЮ БИТЫЙ,
СОБОЮ, КАК ВОДИТСЯ, ЛОМАНЫЙ –
ВОТ СТОЮ Я И ДУМАЮ:

а ведь нету претензий нету обид
все что могло – все стряслось
а что не сложилась
как-то иначе моя ненаглядная жизнь –
ну не сложилась

ЗАТО –

КТО-ТО ЗАВИДУЕТ МНЕ,
КТО-ТО БОИТСЯ,
А МНОГИЕ ДАЖЕ МЕНЯ УВАЖАЮТ.

Как это мне удается –
мне неизвестно.

Д.Воденников

[Исида]

* * *

Так неужели
я никогда не посмею
(а кто, собственно,
может мне здесь запретить,
уж не вы ли, мои драгоценные,
уж не вы ли) –

признаться:

ну были они в моей жизни, были,
эти приступы счастья,
эти столбики солнца и пыли
(все постояли
со мной в золотистой пыли),

и все, кто любили меня,
и все, кто меня не любили,
и кто никогда-никогда не любили –
ушли.

Д.Воденников