благодаря краткости своего пребывания в России, Кюстин как новичок не всегда мог уразуметь отдельные стороны николаевской России. Он спешил со своими заключениями. Например, только приехав в Петербург, он уже судил обо всей России. Но это было полбеды. В сознании Кюстина придворное окружение, с которым он столкнулся в Петербурге, отождествлялось с понятием "народа". И по этой "оторванной" горсти людей он сплошь и рядом судил о подлинной России и её народе. Сталкиваясь же с подлинным народом, Кюстин поневоле обнаруживал некоторую близорукость. "Настоящий народ, - замечает М.Н. Покровский, - трудно было рассмотреть из окон комфортабельной кареты, в которой объезжал Россию французский маркиз. Поэтому обстоятельный Кюстин всегда сбивчив и тороплив, когда говорит о подлинной России. Он увереннее себя чувствует в сфере "высшего света", почему и решается утверждать привязанность русских к своему рабству, хотя страна сотрясалась крестьянскими восстаниями. [ 1; 78 ]. В русском народе Кюстин уловил лишь внешние черты: наружность, наивную хитрость, умение бороться с обстоятельствами, да его унылые напевы, смысл которых Кюстин, отдадим ему должное - сумел хорошо разгадать.[ 2;14 ]
Но и в отдельных подробностях Кюстин обнаруживал большую поспешность и непродуманность. Он не понял значения двух крупнейших явлений предшествовавшего времени: литературной деятельности Пушкина и исступлению своих соотечественников. Многие заключения его весьма смелы и любопытны, но не менее спорны, подобно замечанию насчёт того, что прославленные русские кутежи являлись одной из форм выражения общественного протеста против правительственного деспотизма.
Подобных ошибочных или спорных суждений много рассеяно в книге Кюстина.
Социальные закладки