Современная поэзия

[Исида]

* * *

А ему все хотелось чего-то космического,
а ей напротив пещерного, доисторического.

А ему в то же время предпраздничного, фестивального.
А ей - усталого и послевокзального.

Ему хотелось запретного и ребяческого,
А ей - законного, темного, старообрядческого.

Ему хотелось столичного, интеллигентского.
А ей, если хочешь, обычного, деревенского.

А он был с лицом святого и нелепо сложён,
И любил бессмертной любовью своих прежних жен.
И когда он пил пиво и смотрел dvd про подводную лодку,
Ей хотелось вцепиться в его одинокую глотку.

И она ушла отдышаться в соседнюю комнату,
Где было много икон и священных книг.
И решила, что больше не будет с головой да в омут
И что ну его к лешему этот единственный миг.

Аня Логвинова

[Исида]

* * *

В жизни бы не узнала, в чем смысл маникюра,
если бы не открыла почтовый ящик,
это ведь так красиво: синее с красным,
а если пришло письмо - красное с белым.

В жизни бы не узнала в чем смысл маникюра,
если б не мыла сиреневую посуду,
если бы не читала зеленую книгу,
если бы бросала серую трубку.

В жизни бы не узнала в чем смысл маникюра,
если б сейчас не гладила твою светлую голову,
если бы не увидела, как исчезают
и опять появляются в свежей сухой соломе
10 земляничных ягод.

Аня Логвинова

[Исида]

* * *
"Человек человеку снег"
К.Рупасов

Человек человеку - солярис.
мы боялись, но мы очень старались,
мы за что только ни цеплялись,
когда вы от нас избавлялись.

Ведь в отечественной соляристике-
главное - листики.

Человек человеку солярис,
мы подстраивались и менялись,
мы стеснялись, мы растерялись,
наши действия повторялись.

Ведь в отечественной соляристике-
главное - листики.

Мы пришли и хотели как лучше,
чтобы все как в лучшие времена,
чтоб на суше на суше на суше
всех отпустила вина.

Чтоб в отечественной соляристике-
было главное - листики.

Мы пришли и сидим не сутулясь.
Вы проснулись, а мы вернулись

Аня Логвинова

[Исида]

Слепой человек

Я бы успел все, что должен, и был бы свободен с этого дня,
Если б не человек, стоящий за плечом у меня,
Он говорит, я слепой, ничего не вижу, стою себе и стою,
И тянет ко мне поближе змеиную шею свою.

Почту ли проверяю или зерна кофейные отмеряю,
Тезисы выдумываю или в ванной от тоски по тебе умираю,
Слепой человек всегда стоит за моим плечом,
Говорит, ты сам за собой и подглядываешь, я тут при чем.

Я бы мог любить тебя сильнее в тысячу раз,
Написать тебе сотни открыток с сотнями ничего не весящих фраз,
Выложить под твоим балконом из самолетиков слово люблю,
Если зачихаешь, собирать по болотам клюкву и терафлю,
У тебя во дворе накатать отряд дружелюбных снеговиков,
Пронести в стихах твое имя сквозь череду веков,
Но слепой человек стоит за моим плечом,
Говорит, ты сам себе и мешаешь, я тут при чем.

Говорит мне, не отвлекайся, заканчивай то, что начал,
Я ничего не вижу, считай, что я ничего не значу,
А я ложусь на диван и смотрю себе в потолок,
Если ты ничего не видишь, значит, тебе невдомек,
Что я мог бы двенадцать суток в далеких горах поститься,
А потом просветленным в путь за мечтой спуститься,
Что я мог бы возглавить концерн по производству счастья
Для всех, кто за мной не смотрит, рядом со мной не всегда, и отчасти
Я даже рад, что слепой человек стоит за моей спиной,
Позволяя мне быть собой,
Спасибо,
Что ты до сих пор со мной.

Анна Русс

[Исида]

* * *

Больно почкам лопаться весною,
Так робка весна — не оттого ли?
И не оттого ль, горя душою,
Мы бледнеем, скорчившись от боли.
То, что было заперто зимою,
Прочь, наружу просится, стучится.
Больно, больно раскрываться почке:
Больно — жизни —
и ее темнице.

Трудно, очень трудно каплям — падать,
Зависать над пропастью разверстой,
К ветке льнуть — и вниз скользить, срываясь,
Трепетать, еще держась, над бездной,
Трудно, жутко — наконец решиться,
Страшно — в пропасть грозную сорваться,
Трудно оставаться, замирая,
Вниз стремиться —
и хотеть остаться.

И когда терпеть уже нет мочи,
Листья вырываются из клетки,
И когда последний страх отброшен,
Капли отрываются от ветки,
Позабыв о страхе перед новью,
Позабыв об ужасе паденья,
Полнятся — доверьем и покоем —
Чудным, животворным —
на мгновенье.


Карин Бойе

(Перевод со шведского А. Щеглова)

[Исида]

* * *

Голосов — много,
Твой — словно дождь,
Как вода — льется,
Шумит — сквозь ночь,
Журчит, стихая,
Редко, негромко,
Обрываясь, тая,
Трепетно, робко.

Он средь прочих звуков
Один — раздается,
Медленно, по капле
На меня — льется,
Заставляет смолкнуть,
Затаив дух,
Шепчущей памятью
Полнит слух.

Тебя не тревожа,
Травы буду тише,
Буду там, где можно
Твой голос — слышать.
Голосов много,
Сквозь них — звучит
Для меня твой голос,
Как дождь — в ночи.

Карин Бойе

(Перевод со шведского А. Щеглова)

[qwe72rty]

Совсем не мудрый дяденька-психолог
Придумал, что уверенность в себе
Ты можешь обрести, усилив гордость
Внушением: я лучший на земле!

Я самый замечательный, достойный!
А страхи и все комплексы свои
Замазываешь краскою трёхслойной
Огромной к самому себе любви.

Гордыни шар словами наполняешь,
Работой наслаждаясь «надувной»,
Ты шар на нитке к верху поднимаешь
И носишь постоянно пред собой.

Взглянул со стороны бы на картинку -
В ней счастье прибывает и покой,
Пока никто не дёргает за нитку
И в шар не тычет острою иглой.

А лопнет шар – не станет лживой маски,
И всё, что было спрятано внутри,
Откроется сквозь трещины на краске,
А там сплошные комплексы твои.

Уверенность в се6е совсем другое -
Ни вверх, ни вниз, а твёрдо на земле,
В стабильном состоянии покоя
И в критике, и в лестной похвале!

Уверенность в себе свои ошибки
С достоинством умеет признавать,
Но отвергает споры, войны, крики,
Попытки миру что-то доказать.

Уверенность в большом потоке мнений
Своим делам поставит верный бал,
Но не желает с кем-либо сравнений,
Сравнил – уже считай, что проиграл!

Звучат слова уверенности просто:
Не лучший и не худший: Я – ДРУГОЙ!
Для поиска, движения и роста
Я выбрал путь один возможный – СВОЙ!

Татьяна Валяева

[Selena513]

Не знаю, что творится этой ночью.
Все улицы - как высохшие русла.
Першит в гортани, точно от песка.
И в воздухе, разорванным на клочья,
ворочается сумрачно и грузно
глухая, обнажённая тоска.

[Selena513]

Всегда платить за всё. За всё платить сполна.
И в этот раз я заплачу, конечно,
За то, что шелестит для нас сейчас волна,
И берег далёко, и Путь сияет Млечный.

Душа в который раз как будто на весах:
Удастся или нет сравнять ей чашу с чашей?
Опомнись и пойми! Ведь о таких часах
Мечтали в детстве мы и в молодости нашей.

Чтоб так плечом к плечу, о борт облокотясь,
Неведомо зачем плыть в море ночью южной,
И чтоб на корабле все спали, кроме нас,
И мы могли молчать, и было лгать не нужно…

Облокотясь о борт, всю ночь, плечом к плечу,
Под блеск огромных звёзд и слабый шелест моря…
А долг я заплачу.. Я ведь всегда плачу.
Не споря ни о чём… Любой ценой… Не споря.

1936 год

[Исида]

* * *
яблони, яблони, выводки ртов грачиных,
кружево белых свадебных майских лат.
бог мне простит, что бога люблю в мужчинах.
в женщинах тоже, но женщины — это ад.

только яблони, только они, похоже,
женскую кротость прячут в душе ствола.
детский мой призрак, помнишь, ты тоже, тоже
яблоне куклу старую отдала.

разве поверит живущий в розовой праге
в пригород, подыхающий от тоски,
чьи беспризорные дети чудят в овраге,
перебирая белые лепестки.

что за причуды, право, у малолеток —
каждый уверен, что ангел следит за ним.
дряхлая яблоня с куклой в развилке веток,
точно старуха с подкидышем неземным.

и цветет из последних, и машет белым,
и качает — весна, мол, гляди, весна...
ангел мой, пока ты по оврагам бегал,
я смотрела на яблони из окна.

мы сейчас о причудах, не о причинах,
я сейчас вообще о чем, не пойму.
вспомнила: я бога люблю в мужчинах.
и потому, конечно, и потому...

ОЛЬГА РОДИОНОВА

[Исида]

* * *
а я теперь ничего не помню —
ни тёплых дней, ни живых огней.
моя любовь ковыляет по небу,
но я уже не слежу за ней.
она малиновым цветом мажет
на тёмно-синем и золотом,
она мне машет, она мне машет
драгоценным своим хвостом,
своим оранжевым, желтым, рыбкиным,
цареубийственным, золотым —
прореха в памяти, дырка, рытвина,
моя царапина, мой алтын.
воображаемая принцесса,
покройся корочкой, не боли,
мы шли да шли по краю процессии,
мы дошли до края земли.
там блесна самолёта в облаке
над китайской стеной песка.
о, мое чудовище обло,
как стозевна твоя тоска!...
алтын мой нищий, мое сокровище,
потеря памяти, забытьё...
мои ладони и веки все ещё
солёные, как море твоё.
ну, а как им не быть солёными?
царским золотом на крючке —
воображаемый самолёт на
воображаемой ниточке.

Ольга Родионова

[НинаАП]

* УМРИ, ЛИСА, УМРИ *

Промолчу, как безъязыкий зверь.
Чтобы узнать, что у меня внутри,
Разложи меня как тряпочку в траве,
И скажи: "Умри, лиса, умри."

Покатились по лесу глаза,
Чтобы на себя не посмотреть.
Ты сказал: " Умри, лиса, умри, лиса."
Это значит нужно умереть.

Промолчу как рыба и мертвец.
Чтоб тебе спокойно говорить,
Разложив меня как тряпочку в траве:
"МРИЛИСАУМРИЛИСАУМРИ".

Ржавым будущим по мне прошлась коса.
Полумесяц вынул острый нож.
Все сказали мне: "Умри, лиса, умри, лиса."
Все убьют меня и ты убьёшь.

Я уже не слышу голоса.
Если хочешь, всё же повтори:
"РИЛИСАУМРИЛИСАУМРИЛИСА
САУМРИЛИСАУМРИЛИСАУМРИ".

Не узнаешь своего лица,
Попадая вновь всё в тот же ритм.
Только не УМРИЛИСАУМРИЛИСА,
А умри и сам, И САМ УМРИ И САМ УМРИ.

Посмотри в мои красивые глаза,
Я хочу тебе их подарить.
Помолись: "УМРИЛИСАУМРИЛИСАУМРИЛИСА"
ИЛИ САМ УМРИ И САМ УМРИ И САМ УМРИ .

Я затем даю себя убить,
Чтоб в шубийство кутаясь в мороз,
Ты бы смог рукой пошевелить,
Как когда-то шевелился хвост.

Перед зеркалом ты рыжий, шерстяной,
Словно зверь с чудовищем внутри.
Ты однажды отразишься мной.
Я скажу тебе "УМРИ, ЛИСА, УМРИ".

Алина Витухновская

[Матильда]

Страна молчащих телефонов

Пересекая границы
страны молчащих телефонов,
мысленно листаю
страницы потрепанного паспорта.
Ухмыляется год рождения.
С протяжным стоном
говорю тихому одиночеству
«здравствуйте».
Новогодние дни, как ель,
украсили любимые книги.
Тишину взрывают
только телевизионные новости.
Бродят по комнате
редкие солнечные блики,
напоминая имена тех,
кто забыл зайти в гости.

Праздник был,
отшумел хороводом чужих поцелуев,
в море подарков
вижу соломинку участия.
Я уже не люблю,
а привычно и нудно ревную:
состояние больных зубов
в стареющей пасти.
Разучилась лаять,
разговариваю глазами,
только
их монолог никому
не слышен, не виден, не нужен.
Делю себя
на лимонные дольки,
сама себе их подаю на ужин.
Все молча,
я теперь жительница глухой страны.
С просроченным паспортом
надежды на счастье.
Здесь
ни слова, ни любовь не нужны.
Оскал по-собачьи –
похоже на «здрасьте».

Елена Медведева

[blagoroden_don]

В воздухе средь акробатов и птиц
я устрою себе жилище:
кровать примостится на трапеции чувства,
качаясь гнездом на кончике ломкой ветки
под натиском ветра.

Я куплю себе одеяло из шерсти тончайшей
шелковистых овечек,которые
в лунном свеченье
мерцающими облачками
проплывают над прочной землею.

Я закрою глаза и укроюсь руном
этих преданных мне животных,
ощущая песок,забившийся в их копытца,
слыша,как щелкнула щеколда,
замкнувшая на ночь конюшню.

На оперении птиц возносит меня пустота.
Я никак не засну.
Голова идет кругом.
Руки ищут,за что ухватиться,
и только в розе находят опору.

Перевод И.Журбиной-Грицковой

[Lizeta]

Зря, слепя парчою рубищ,
на колени ставите:
не развяжешь, не разрубишь
узелки на памяти.
Как же ласка развязала -
вот, и нитка целая! -
всё, что я не так сказала,
всё, что я не сделала?

Вера Павлова

[Lizeta]

Прошёл трамвай по кличке Аннушка,
Что нас с тобою подвозил.
Теперь какая-нибудь панночка
Откроет модный магазин.

Разложит белое и чёрное,
Протрет пустые зеркала,
На мониторы отключённые
Она посмотрит из угла —

Увидит в них не время пятницы,
Не покупающий народ,
Не три-четыре лёгких платьица,
А что-нибудь наоборот.

Увидит в сутолоке будничной
Походку дедовской весны,
Тебя, стоящую у булочной,
Авоську с воздухом страны.

Но это прошлое плавучее,
Его бессмысленный укор
Слезой затянется до случая
И камнем канет в монитор.

Мы открываемся, как краники,
Туда-сюда, туда-сюда,
И магазинные охранники
На нас не смотрят никогда.

Мария Степанова

[Lizeta]

Старость по двору идёт,
детство за руку ведёт,
а заносчивая молодость
вино в беседке пьёт.
Поодаль зрелые мужчины,
Лаиса с персиком в перстах.
И для полноты картины
рояль виднеется в кустах.

Кто в курсе дела, вряд ли станет
стыдиться наших пустяков,
зане метаморфозой занят:
жил человек — и был таков.
А я в свои лета, приятель
и побратим по мандражу,
на чёрный этот выключатель
почти без робости гляжу.

Чик-трак, и мрак. И всё же тайна
заходит с четырёх сторон,
где светит месяц made in China
и спальный серебрит район,
где непременно в эту пору,
лишь стоит отодвинуть штору,
напротив каждого окна —
звезда тщеты, вот и она.


Сергей Гандлевский

[Исида]

* * *

Слышишь снега недавнее пение?
Напрягись же, переболей –
чем медлительнее, тем нетленнее,
чем стремительнее, тем теплей
длится рынок, рывок, вьется синька
неба мартовского, влажный яд –
что ж дневник одинокого киника
застарелым презреньем богат? –

Пляшут, вьются нестройные линии
нот, играющих с нами до дна,
в острогрудом синеющем инее –
длится музыка... что же она
забывает земное веселие
и летит во вселенную ту,
где гармония, ложь во спасение,
будто нож в окровавленном рту?

Бахыт КЕНЖЕЕВ

[blagoroden_don]

Во мраке скрипучем стоны...
Кто мне гибель предрек?
Исайя бросает вихри
в пропасть моих тревог

Давид бежит.Над холмами
вскрик ночи словно металл,
толкает меня в бездну,
чтобы я не восстал.

Не светит мне даже месяц.
Иову он светил;
сидел на гноище Иов,
но свет его посетил.

А среди кедров ангел
над спящим непоколебим;
кротостью удивляет,
страшит меня пылом своим.

Перевод Владимира Микушевича

[Lizeta]

Короче, короче, короче.
Прошу тебя,не тяни:
Короче становятся ночи,
Но будут короче и дни

Александр Кушнер