Москва отрицает домашнюю спесь
и ставит будильник на семь;
но всё, что любил, получается здесь -
и это уже насовсем.
Прислушайся, Господи, как горячо
скребёт по асфальту волчок...
Но красная скрипка легла на плечо,
и пальцы не держат смычок.
Так праздная музыка издалека,
навроде каких позывных,
швыряла беспечного холостяка
в объятия тёмных пивных.
Так было однажды с любым из твоих
безумцев, сводящих к нулю
не только означенный набело стих,
но самое слово "люблю".
Наверное, лишний не в праве судить
как эта ошибка сладка,
и стоит ли в сущности переводить
с неведомого языка.
Наверное, в этом не больше греха,
чем кануть бесшумно на дно
и в старые до неприличья меха
вливать молодое вино,
вдыхать этот гибельный воздух, намёк
на то, что пробудит труба...
Но я разучился, и мне невдомёк,
что это и вправду - судьба.
В заневских пространствах, где голод и мор
над морем булыжных голов
способны очистить рифмованный вздор
от необязательных слов,
наивно пенять на отравленный хлеб,
нелепо - рассчитывать на
поправку, что сам ты не боле нелеп,
чем вид из чужого окна.
Прости, я уже не смогу без тебя
в безбожном своём закутке...
Но бабочка смерти коснётся лба,
и нужно идти налегке.
Виктор Куллэ
Социальные закладки