7.
Мефистофель ворвался этим утром ко мне в комнату пятнистый и прекрасный, как фавн. Примостился на краешке канапе. Свил ноги гибкой петлей. Достал из сумочки чизбургер и уставился на него.
- Твой тиран умер вчера. В Венеции. Ешь спокойно, - сказала я ему, улыбаясь.
- Да, мой бог умер вчера. Теперь тело Вацы не нужно ни голоду, ни душе. - Мефистофель опустился на колени и заплакал, как русалка.
8.
- Вот тебе загадка: в моей жизни было три прекрасных женщины. - Мефистофель, вероятно, только что возвратился с ночной пирушки. Он был откровенен и стариковски-слезлив. - Представь себе, все три умерли от язв.
Первая - от язвы желудка, вторая - от язвы на нижней губе, третья - от сердечной язвы. Третья любила меня так сильно, что заболела. Теперь скажи мне, кого из них тебе жаль больше? - Мефистофель крепко выжал в чай лимонную дольку.
- Конечно же, последнюю, мессир, ведь она?..
- Все ясно. Да, она любила меня. А первая была самой страстной, самой сумасшедшей. Она проигрывала себя на скачках. Обожала острую мексиканскую пищу и водку. Она изменяла мне с кубинскими моряками в порту и с французскими хористками в закоулках борделей. Иногда мы уходили в поле и лежали, разбросав руки, блуждая глазами в созвездиях. А потом любили друг друга так, что земля подбрасывала вверх наши бедра, пружиня. Она, конечно,
не любила меня, - он улыбнулся.
- Вторая много курила, пила абсент, читала стихи, сидя в плетеном кресле. Она была манерной особой с ломаными руками. И ее любовники всегда смотрели свысока на меня, на мои стоптанные туфли, бедную одежду. Она втаскивала меня в свою постель и заставляла подчиняться ей, а потом давала мне денег. Она резала себе вены, убивалась люминалом и
ждала спасения. Мы много путешествовали: Греция, Египет, Индия. В Индии она и подцепила эту заразу. Уже ничто не смогло ей помочь. - Мефистофель отломил край галеты и сунул в рот. Запил чаем.
- Не думаю, чтоб она меня любила. Хотела - да, но не любила. А вот третья... Та пела мне колыбельные и рисовала мой портрет на стене комнаты. Говорила, что минута, проведенная в разлуке, - мертвая минута. Она всегда плакала, провожая меня на работу, всегда оставалась дома, дожидаясь меня, уснувшего в баре. Даже посвящала мне длинные протяжные стихи. Она называла меня "мужем", и случилось - создала крошечное подобие
меня - ребенка. Я часто оставлял ее одну, ибо ей нужно было плакать в одиночестве. Потом ее сердце съела язва любви, и мать с отцом приехали в город похоронить дочь. Скажи мне теперь, кого из них тебе жаль больше?
- Ну, конечно же, третью, мессир...
- Баба!... - заметил он мне, перебивая.
9.
- Вы не поможете мне, мессир?
- Да-да. А в чем, собственно, дело? - Мефистофель нехотя оторвался от фруктового салата и посмотрел на меня.
- Мне нужен яд, мессир. Много яда. Дайте мне в долг, пожалуйста.
- Помилуйте! Для чего тебя яд? Неужто решила-таки травиться? - он размахивал перед моим носом вилочкой, унизанной долькой апельсина.
- Нет, мессир. Не травиться, но травить. Я хочу отомстить обидевшей меня, мессир.
- Ха! Тогда просто полюби ее, дуреха! Любовь окажется сильнее цикуты и разъест столь ненавистное тебе существо, - он потянулся через стол, взял черничное варенье и сдобрил им кусок белой булки. - И пока ты можешь любить, никогда не проси яда взаймы. Даже у меня.
10.
Стакан томатного сока с солью, чесноком и перцем. Что может быть лучше? Я облизала губы.
- Может быть, убив, я пойму смысл мною отнятой жизни? Увижу его на носике пули?
- Ты только что убила сок. Ни за что, ни про что. - Мефистофель схватил пустой стакан и разбил его о подоконник - Я размозжил голову стеклянному баловню. Где же был повод их
существования? В чесноке, перце, томатах? Не вижу! Может, он закатился под тумбочку? - Мефистофель обшарил взглядом всю комнату.
- Помилуйте, мессир! Жизнь человека - не помидоры, и не стекло!
- Но ведь ты даже не задумалась, чем именно опалил тебе губы последний глоток, правда!? - Мефистофель подошел к графину и втянул ноздрями пряный багровый запах.
11.
- Теперь у тебя только один недостаток - молодость. - Мефистофель добавил в кофе ложку сахара. Плеснул из молочника жирных сливок.
- Разве это недостаток, мессир? Ведь они влюбляются в мою молодость и превозносят ее до небес. Они сами становятся моложе, постоянно расцветая.
- Но ни одна из них не захочет поменяться с тобой местами. Неужели ты не замечала, что женщины ухаживают за своими морщинами? Твоя молодость нужна им, как вуаль, за которой другим не разглядеть опыта лица. Но они никогда не расстанутся с возрастом, вот увидишь, - он намазывал медом хрусткий булочный ломтик.
- Значит, я так смела, мессир, что могу не прятать щек, лба и глаз!
- Просто ты еще глупа и не знаешь, что у человека нет ничего, кроме собственной истории, чем можно было бы укрыться в гробу. Муслин твоей юности спасает их лица от воров. - Мефистофель говорил, плотно набив рот, истекая янтарем слюны.
- Эй! Воры! Берите мою историю, мою жизнь! Берите всю! Вы прогадали, мессир, ха-ха! Видите, никто не стремится красть чужое прошлое.
- Неудивительно. Даже я еще не вижу на тебе лица, - он резко откинулся на спинку стула. Зевнул. Прикрыв губы платком.
12.
- ... разве разумный взрослый человек способен убить другого, да еще таким изощренным способом?... - Мефистофель намотал на вилку ломтик яичницы и пихнул в рот - Так ненужно жестоки могут быть душевнобольные и дети с еще неокрепшим мягким мозгом.
- Но тогда, кто же дети, мессир?
- Дети и есть те пресловутые "мудрые взрослые". Не потому ли так редко встретишь убийцу-ребенка... - он густо полил сосиску горчицей.
- Но тогда, кто же взрослые мессир?
- Не понимаешь? Это старые озлобленные дети с холодцом в головах. Они без устали плодятся, надеясь родить себе подобных, но каждый раз их ждет неудача. Рождаются взрослые, и вместе с ними в детях расцветает злоба и зависть. Не потому ли родители наказывают свое чадо поркой и без устали ругают новое поколение?... - Мефистофель взял с блюдца поджаристую гренку.
- Но тогда, куда же деваются все взрослые, когда вырастают?
- Увы, они вырастают в детей. Их шрамы со временем заживают, обиды забываются, мозги наполняются жижей, животы - детенышами. Все идет по кругу.
- Но я не хочу становиться старым ребенком, мессир!...
- Тогда спускай штаны. Нужно подновить тебе родительские отметины! - он невесело присвистнул и встал из-за стола.
Социальные закладки