Любимые стихи

[буква]

А у меня, знаешь, все хорошо,
Сын растет, от зари до зари работа,
Смысл жизни еще меня не нашел,
В воскресенье - кино, сон – в субботу.

А у меня, знаешь, все просто отлично,
Выбираю обои, планирую переезд.
Как на личном? Как-то двулично…
И тоска душу поедом ест.

Как и раньше, всегда улыбаюсь,
Смеюсь и излишне много болтаю,
Наступаю на старые грабли, не каясь,
Как это мне удается? Не знаю!

Про меня, знаешь, неоднозначно,
Что легка, весела и ветрена,
Что по жизни несусь с удачей…
Остальное им незаметно.

Про меня, знаешь, много лишнего -
Слишком уж зелены глаза…
Эти люди пустые и пришлые,
Про них нечего больше сказать.

Положиться, знаешь, не на кого,
Голову на свое же плечо склоняю,
И отчаяться права нет уже - некогда,
Я для этого слишком вменяема.

Не волнуйся, от боли уже не плачу,
Только изредка - от усталости,
В жизни, знаешь, мало значимого
После пройденного осталось.

Я, конечно, все это выживу,
Мне сильней уже просто некуда…
Но на сердце все дочерна выжжено
И подробней не стоит об этом.

Ангелина Головина

[Nuvanna]

Екатерина kaitana Михайлова
Там, где сошлись деревья в лесную секту, в чаще глухой, где есть чего опасаться,
встретить нетрудно Железного Дровосека, - если вы там сумеете оказаться;
там, где ни ветра, ни васильков, ни маков, где человеку жить никакого проку,
циник холодный, рубящий правду-матку, в чаще лесной пробивает себе дорогу.

Даже медведи его стороной обходят, слыша сквозь чащу кровь леденящий скрежет,
если идёт охота - конец охоте, каждому ясно - такой без ножа зарежет;
вот и идёт он лесом, кусок железа, взглядом одним валя вековые сосны,
добрый десяток верных холодных лезвий в редкий полуденный час отражают солнце.

А по утрам растворяется без остатка - сон вспоминаем, если проснуться рано, -
та, что глядит и глядит на него без страха, не опасаясь приподнимать забрало.
Так и идёт, весь дрожа от птичьего меццо, - будто бы в уши вонзаемые рапиры;
просто он весь целиком состоит из сердца,
просто он слишком живой для этого мира.

[Nuvanna]

Принц, понимаешь... Дела у меня не очень.
Ливни идут, а люди - стоят. Тоска.
Ты улетел - и нет уже больше мочи,

мир обезлюдел, как будто бы между прочим.
он состоит из Африки и песка.

Мир состоит из взрослых и одиноких,
сломанных самолетов и навсегда
юных друзей.

Серьезные не жестоки -
Им все равно. Я думаю, это сроки
годности мира. А может, уже года.

Впрочем, достаточно.
Как там ты? А барашек?
А баобабы? А роза? Её шипы?

Мой самолет приземлился среди ромашек,
И у ромашек нету ее замашек...
Это, выходит, наверное, из толпы...

Слушай, напомни! Точно - шестьсот двенадцать?
Твой астероид? И буква, - барашек, "бе"?
Здесь мне почти что незачем оставаться,
И без меня сумеют навоеваться.

Скоро, наверное, я улечу к тебе.
Арчет

[november_witch]

Благодарность

За всё, за всё тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слёз, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За всё, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я ещё благодарил.

Михаил Лермонтов

[L'vovna]

Признание

Я вас люблю, - хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам...
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:
Без вас мне скучно, - я зеваю;
При вас мне грустно, - я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!
Когда я слышу из гостиной
Ваш легкий шаг, иль платья шум,
Иль голос девственный, невинный,
Я вдруг теряю весь свой ум.
Вы улыбнетесь, - мне отрада;
Вы отвернетесь, - мне тоска;
За день мучения - награда
Мне ваша бледная рука.
Когда за пяльцами прилежно
Сидите вы, склонясь небрежно,
Глаза и кудри опустя, -
Я в умиленьи, молча, нежно
Любуюсь вами, как дитя!..
Сказать ли вам мое несчастье,
Мою ревнивую печаль,
Когда гулять, порой в ненастье.
Вы собираетеся в даль?
И ваши слезы в одиночку,
И речи в уголку вдвоем,
И путешествия в Опочку,
И фортепьяно вечерком?..
Алина! сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!

1826

А.С. Пушкин

[Resod]

Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
Я раньше начал, кончу ране,
Мой ум немного совершит;
В душе моей, как в океане,
Надежд разбитых груз лежит.
Кто может, океан угрюмый,
Твои изведать тайны? Кто
Толпе мои расскажет думы?
Я - или бог - или никто!

[NATA92008]

ЧАША ЖИЗНИ

1

Мы пьем из чаши бытия
С закрытыми очами,
Златые омочив края
Своими же слезами;

2

Когда же перед смертью с глаз
Завязка упадает,
И все, что обольщало нас,
С завязкой исчезает;

3

Тогда мы видим, что пуста
Была златая чаша,
Что в ней напиток был - мечта,
И что она - не наша!
1831

[пампушечка]

Если друг твой в словесном споре
Мог обиду тебе нанести,
Это горько, но это не горе,
Ты потом ему всё же прости.

В жизни всякое может случится,
И, коль дружба у вас крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не дай ей зазря разбится.

Если ты с любимою в ссоре,
А тоска по ней горяча,
Это тоже еще не горе,
Не спеши, не руби с плеча.

Пусть не ты явился причиной
Той размолвки и резких слов.
Встань над ссорою, будь мужчиной!
Это всё же твоя любовь.

В жизни всякое может случится,
И коль ваша любовь крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не должен ей дать разбится.

И, чтоб после себя не корить
В том, что сделал кому-то больно,
Лучше добрым на свете быть,
Злого в мире и так довольно.

Но в одном лишь не отступай:
На разрыв иди, на разлуку,
Только подлости не прощай
И предательства не прощай
Никому: ни любимой, ни другу!

Эдуард Асадов.

[Hotice]

Последний свет январских сумерек,
Огонь вечерний наготове,
И выцветает дымный полумрак
В багровый цвет холодной крови.

И мелкий снег в знакомом дворике
Ещё замедленней и тише,
И тени падают, как промельки,
На безысходный край у крыши.

Там на проспекте буйство жаркое,
А здесь – затишье и отрада,
Но с городскою перепалкою
Делить мне ничего не надо.

Стоять. Глядеть в закат нечаянный,
Припоминая всё помалу,
Полуживое, беспечальное,
Что выпало или пропало.

Всё, что исчезло в море тусклого,
Оставив тёмную зарубку,
Что будет жить в душе без умысла
И тайно требовать побудку.

2012

[Klara-Lara]

ТУМАННАЯ УЛИЦА

Туманный пригород, как турман.
Как поплавки, милиционеры.
Туман.
Который век? Которой эры?

Все — по частям, подобно бреду.
Людей как будто развинтили...
Бреду.
Вернет — барахтаюсь в ватине.

Носы. Подфарники. Околыши.
Они, как в фодисе, двоятся
Калоши?
Как бы башкой не обменяться!

Так женщина — от губ едва,
двоясь и что-то воскрешая,
Уж не любимая — вдова,
еще твоя, уже — чужая...

О тумбы, о прохожих трусь я...
Венера? Продавец мороженого!..
Друзья?
Ох, эти яго доморощенные!

Ты?! Ты стоишь и щиплешь уши,
одна, в пальто великоватом!—
Усы!?
И иней в ухе волосатом!

Я спотыкаюсь, бьюсь, живу,
туман, туман — не разберешься,
О чью щеку в тумаке трешься?..
Ау!
Туман, туман — не дозовешься...

Как здорово, когда туман рассеивается!

[Hotice]

Время, бесстрашный художник,
словно на белых страницах,
что-то все пишет и пишет
на человеческих лицах.

Грифелем водит по коже.
Перышком тоненьким — тоже.
Острой иглою гравера.
Точной рукою гримера...

Таинство света и тени.
Стрелы, круги и квадраты.
Ранние наши потери.
Поздние наши утраты.

Черточки нашего скотства.
Пятна родимые страха.
Бремя фамильного сходства
с богом и с горсточкой праха.

Скаредность наша и щедрость.
Суетность наша и тщетность.
Ханжество или гордыня.
Мужество и добродетель...

Вот человек разрисован
так, что ему уже больно.
Он уже просит:
— Довольно,
видишь, я весь разрисован!

Но его просьбы не слышит
правды взыскующий мастер.
Вот он отбросил фломастер,
тоненькой кисточкой пишет.

Взял уже перышко в руку —
пишет предсмертную муку.
Самый последний штришочек.
Малую черточку только...

Так нас от первого крика
и до последнего вздоха
пишет по-своему время
(эра, столетье, эпоха).

Пишет в условной манере
и как писали когда-то.
Как на квадратной фанере
пишется скорбная дата.

Отсветы. Отблески. Блики.
Пятна белил и гуаши.
Наши безгрешные лики.
Лица греховные наши...

Вот человек среди поля
пал, и глаза опустели.
Умер в домашней постели.
Выбыл из вечного боя.

Он уже в поле не воин.
Двинуть рукою не волен.
Больше не скажет:
— Довольно! —
Все. Ему больше не больно.

[Old Lady]

ГОЛОС АНГЕЛА, ИГРАЮЩЕГО НА ЛЮТНЕ

Смолчи, смолчи! Я отвечать не в силах.
Я слышу только лютни перелив.
Пойми: мой долг - искать в напевах милых
К твоей душе единственный призыв.

Но не смутись! Любых речей превыше,
Всего, что есть, что в памяти на дне,
Звучит напев. Стань откровенно тише,
Услышь его, и станешь близок мне.

Альбрехт Гёз, перевод В. Куприянова

[буква]

я иду к тебе, холодильник,
как к любовнику, поздно ночью,
лишь бы только не разбудили
мы с тобой ненасытных прочих.

лопнул образ анарексички,
я рискую стать пуританкой:
втихаря заплету косички
и сосиску макну в сметанку.

от любви никакой отдачи,
только мнительность и тревога...
ты прости меня, спящий мачо,
что не стану обложкой "Вога"!

Сола Монова

[Besss]

Каждый пред Богом
наг.
Жалок,
наг
и убог.
В каждой музыке
Бах,
в каждом из нас
Бог.
Ибо вечность --
богам.
Бренность --
удел быков...
Богово станет
нам
сумерками богов.
И надо небом рискнуть,
и, может быть,
невпопад.
Еще не раз нас
распнут
и скажут потом:
распад.
И мы завоем от ран.
Потом взалкаем даров...
У каждого свой
храм.
И каждому свой гроб.
Юродствуй,
воруй,
молись!
Будь одинок,
как перст!..
...Словно быкам --
хлыст,
вечен богам
крест.

[Princess Belle]

Р. Рождественский
МОНОЛОГ ЦАРЯ ЗВЕРЕЙ.
В катакомбах музея
Пылится пастушья свирель,
Бивень мамонта, зуб кашалота
И прочие цацки...
Человек!
Ты послушай царя
Терпеливых зверей
И прости, что слова мои
Будут звучать не по царски.
"Я - последний из львов,
Но пускай за меня говорит
Лань в объятьях капкана,
Ползучего смога громадность
И дельфинья семья,
За которой неделю подряд
С вертолета охотился ты,
Чтоб развеяться малость.
Пусть тебе повстречается голубь,
Хлебнувший отрав,
Муравейник сожженый,
Разрытые норы барсучьи,
Оглушенная семга,
Дрожащий от страха жираф,
И подстреленный лебедь,
И чайки по горло в мазуте.
Пусть они голосят,
Вопрошая карающий век,
Пусть они стороною
Обходят любую машину..
Ты - бесспорно, вершина природы,
Мой брат Человек,
Только где и когда
Ты встречал без подножья вершину?
Ты командуешь миром.
Пророчишь. Стоишь у руля.
Ты - хозяин! Мы спорить с тобой
Не хотим и не можем.
Но без нас - ты представь -
Разве будет Землею Земля?
Но без нас - ты пойми -
Разве море останется морем?
Будут жить на бетонном безмолвье
Одни слизняки,
Океан разольется
Огромной протухшею лужей.
Я тебя не пугаю,
Но очень уж сети крепки,
И растет скорострельность
Твоих замечательных ружей.
Все твое на планете,
А нашего нет ничего.
Так устроена жизнь -
Мы уже лишь на чучела сгожи.
Зоопарки твои превосходны -
Да жаль одного:
Мы в твоих зоопарках
Давно на себя не похожи...
Так устроена жизнь,
Мы поладить с тобой не могли,
Нашу поступь неслышную
Тихие сумерки спрячут.
Мы уходим в историю
Этой печальной Земли,
Человечьи детеныши
Вспомнят о нас, и заплачут.
Мы - пушистые глыбы тепла,
Мы - живое зверье.
Может, правда, что день ото дня
Мир становится злее.
Вот глядит на тебя
Поредевшее царство мое,
Не мигая глядит,
И почти ни о чем не жалея,
И совсем ничего не прося,
Ни за что не коря,
Видно, правда, что в хоботы,
Ласты и когти
Судьба не дается.
Я с седеющей гривы
Срываю корону царя
И реву от бессилья...
А что мне еще остается?

[Шарки]

Хоть верится слабо в счастливый конец,
Но каждый в душе – желторотый птенец
И ждёт ни войны, ни болезни, ни шторма,
А чьей-то опеки и сладкого корма.

И даже поживший, усталый, седой
Он верит, что он под счастливой звездой
Родился и дальше не смертные муки,
А чьи-то большие и тёплые руки.

Лариса Миллер

[ЛАТОНА]

Агния Барто

Я знаю, что надо придумать,
Чтоб не было больше зимы,
Чтоб вместо высоких сугробов
Вокруг зеленели холмы.

Смотрю я в стекляшку
Зеленого цвета,
И сразу зима
Превращается в лето!

[AnnaR]

Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.

Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.

Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.

Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.

Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.

Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада...
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.

[Hotice]

Прохожий, мальчик, что ты? Мимо
иди и не смотри мне вслед.
Мной тот любим, кем я любима!
К тому же знай: мне много лет.

Зрачков горячую угрюмость
вперять в меня повремени:
то смех любви, сверкнув, как юность,
позолотил черты мои.

Иду... февраль прохладой лечит
жар щек... и снегу намело
так много... и нескромно блещет
красой любви лицо мое.

[Nats]

Что развело нас? Разноречья? Люди?
Разнослова? Разномечты? Увы...
Мы - пленники жестоких разносудеб...
Спешащих дней, обманов, слез, молвы...

И крыльев-рук нам не сомкнуть под сводом
Великой безмятежной высоты...
И впереди у нас разносвобода...
Тебе - сжигать, а мне - тушить мосты...

Разносердца меж нами скорбно бьются,
Лишив надежд, разрушив их почти...
Разнодороги далью изогнутся...
Друг друга в этих "разно" не найти...

И только души молчаливо, строго
Сквозь все разноименности глядят,
Прося защиты трепетно у Бога...
И нам обоим дорог этот взгляд...

Маргарита Назарук