Дань памяти (9 мая)

[Sandeli]

Шестнадцать часов перед бессмертием. Подвиг советских танкистов при освобождении г. Борисова в 1944г.

В конце июня 1944 года советские войска вышли к реке Березине. 29 июня 1944 года 2-й батальон 3-й гвардейской бригады 3-го гвардейского танкового корпуса, в состав которого входил взвод гвардии лейтенанта Павла Рака, достиг старой части Борисова. Батальону поручалось захватить мосты через реки Сху и Березину, помешать фашистам взорвать их и тем самым обеспечить переправу основных сил. Взводу Павла Рака – 4-м танкам – предстояло идти первыми.

Вечером гвардии лейтенант Рак уточнил задачу экипажам. Он проводил танк гвардии старшины Кулакова, поручив ему зайти в тыл артиллерийской батарее, замаскировавшейся на борисовском кладбище. За полтора часа до полуночи выступила головная походная застава, которую вёл командир батальона капитан Силин. За ней – мотоциклисты и 2 машины взвода Рака. Оглушающе звонкими залпами заговорила артиллерия из-за Схи. Фашисты хорошо пристреляли въезд на мост. Были подбиты все советские танки. Все, кроме одного…

Павел Рак на огромной скорости «перелетел» через Сху. Всей своей мощью, огнём и гусеницами, обрушился танк Рака на фашистскую батарею, подбившую 2 его машины. Раздавив её, танк устремился к переправе через Березину. Когда он достиг середины реки, вздрогнула земля – рухнул мост через Сху. Спустя несколько секунд раскололся на части березинский. Но танк гвардии лейтенанта Рака уже коснулся твёрдого грунта.

На берегу его уже поджидал притаившийся в засаде «фердинанд». На какую-то долю секунды фашистский наводчик опоздал с выстрелом, и «тридцатьчетвёрка» успев проскочить опасное место, скрылась за поворотом.

Первым же выстрелом советский танк поразил заполненный гитлеровцами бронетранспортёр. Уцелевшие фашисты, поливаемые пулемётным огнём, в ужасе разбегались в разные стороны. Горящий броневик делал их хорошей мишенью.

Ещё перед боем лейтенант Рак, досконально изучив данные разведки, знал, что где-то справа от моста – зенитная батарея противника, опасная как для самолётов, так и для тех, кто должен вскоре форсировать Березину. Тот факт, что лейтенант решил уничтожить прежде всего зенитную батарею, характеризует его как грамотного, опытного командира.

Без единого выстрела, карающим чудовищем вывалился из темноты советский танк, раздавив все до единого орудия. После этого акта возмездия танк устремился в город.

Выехав с Магистральной на Спортивную улицу, танкисты без колебаний ринулись на встречную автоколонну, о которой через какие-то минуты напоминали лишь груды дерева, металла да трупы гитлеровцев.

Конечно, экипаж нуждался в передышке, чтобы наметить дальнейший план. Укрылись в глубине двора. Часы показывали 24.00. Всего 60 минут назад пересекли они Березину и начали схватку с врагом. За это время урон фашистам причинили немалый, вызвали панику в его стане. Можно было с чистой совестью уйти в лес, дождаться своих. Экипаж никто бы за это не осудил.

Но судьбу смельчаков в данный момент определило веление совести: продолжать вершить суровый суд над ненавистным врагом. Комсомольцы Александр Петряев и Алексей Данилов единодушно согласились со своим командиром Павлом Раком сражаться до конца. И они совершили невозможное…

Танкисты действовали спокойно, дерзко, хладнокровно. Одной заправки горючего и одного боекомплекта им хватило на все 16 часов боя ! К комендатуре вышли случайно. О её значимости догадались по скоплению машин у подъезда. В грузовики П.Рак послал осколочный снаряд, окна прошил из пулемёта. Лихорадочно гонявшиеся за «тридцатьчетвёркой» фашисты никак не ожидали её у своего штаба. Внезапность появления нашего экипажа решила исход короткого боя. Выстрел из пушки потряс здание, из окон плеснуло жёлтое пламя. С верхних этажей прямо на асфальт прыгали обезумевшие офицеры, чтобы найти смерть под пулемётными очередями. Танк проутюжил машины у подъезда, раздавил штабной автобус и невредимым скрылся в ближайшем переулке.

В городе царила паника. Гитлеровцы не хотели верить, что всему причиной один советский танк ! А их командование бросало все средства против дерзкой краснозвёздной машины.

Близился рассвет. Ещё сохранялась возможность уйти в лес – днём действовать тяжелее. Но танкисты узнали, что в борисовском госпитале оккупанты содержат больных и раненых красноармейцев, а на окраине города оборудовали лагерь смерти.

К госпиталю отважный экипаж успел именно в тот момент, когда фашисты собирались поджечь людей, запёртых в деревянных бараках. Около 200 узников, спасённых от мученической гибели, ушло в лес.

Как ни торопились отважные воины в лагерь смерти, предотвратить кровавое злодеяние им не удалось. Груды человеческих тел, прошитых очередями, звали к отмщению. И танкисты опять решили вернуться в город, хотя не сомневались, что на этот раз встреча с «тиграми», «пантерами» и «фердинандами» неизбежна.

На железнодорожной станции экипаж увидел готовые к отправке эшелоны, в которых оккупанты спешили вывезти заводское оборудование, сырьё, продукты. Алексей Данилов ударил из пушки по паровозным котлам, чтобы искорёженные локомотивы надёжно забаррикадировали путь.

Роковая схватка с «тиграми» и «пантерами» произошла в 15 часов 30 минут, когда наши танкисты пересекали Минское шоссе, направляясь к Березине, навстречу советским войскам. Вражеские пушки ударили из засады прямой наводкой, с близкого расстояния. Героический экипаж вёл неравный бой до последнего дыхания…
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство Павлу Николаевичу Раку было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Героический экипаж похоронен в городе Борисове. На центральной площади города возведён монумент, посвящённый отважному экипажу, который возглавлял лейтенант П.Н.Рак. На каменном пьедестале навечно водружён танк «Т-34». В историко-краеведческом музее Борисова героям-танкистам посвящён специальный раздел.

Именем Павла Рака названы школа и одна из красивейших улиц города. На его родине в селе Карпиловка установлена мемориальная доска.

[Kertis]

Вспоминает уже знакомая моим читателям Вера Александровна Пирожкова 1921 г.р., во время оккупации проживавшая во Пскове.

"Когда мы полностью осознали, что находимся в состоянии войны, мы поняли, что Псков очень скоро будет занят немецкими войсками. В боевую силу Красной армии мы не очень верили, кроме того, знали, что многие солдаты сражаться за коммунистов не хотели. Армия состояла в своем большинстве из сыновей крестьян, переживших совсем не так давно страшную коллективизацию. Все они потеряли родных и близких, умерших ужасной голодной смертью. Многие не хотели воевать. Я видела сама, как красноармейцы бросали винтовки, а женщины тут же совали им в руки какое-то гражданское одеяние, рубаху, брюки, и они со свертком под мышкой исчезали в толпе."

"К тревогам мы скоро привыкли: немцы город не бомбардировали. Бомбы бросали только на железную дорогу...
И как раз тогда, когда советские войска уже отступили от Пскова, а немецкие еще не вошли, Запсковье подверглось бомбардировке. Тогда погибли дочь (19 лет) и сын (16 лет) нашего учителя словесности Гринина... Гринин и многие другие утверждали потом, что Запсковье бомбардировали не немецкие, а советские самолеты, чтобы отомстить населению, не желавшему бежать с отступавшими советскими войсками. Я не могу судить, насколько правильны были эти утверждения. Советские войска, выйдя из города, обстреляли его из артиллерии, это можно сказать точно, так как мы все видели, с какой стороны летели снаряды. Но относительно самолетов я лично ничего не могу сказать..."

"Это было перед самой оккупацией... отряды советских поджигателей – мы и не знали, что на случай войны организованы такие отряды, – ходили по городу и поджигали здания. Делали они это довольно неорганизованно, без видимого плана... Самое ужасное было, что сожгли политическую тюрьму вместе с заключенными. Близко живущие слышали отчаянные крики горевших живьем или задыхавшихся в дыму людей. Но никто не отважился что-либо предпринять. Для нас настал опасный момент, когда подожгли находившийся недалеко от дома, где мы жили, спиртоводочный завод. С громким треском взрывались бочки со спиртом и огромные искры неслись во все стороны. Жильцы дома начали уже выносить более ценные вещи во двор. Но все обошлось: наш дом не загорелся. Хотели взорвать электрическую станцию, но директор предотвратил взрыв, за что его в последний момент расстреляли. Так он своей жизнью спас городу воду и свет, так как строить во время войны новую станцию для населения немцы, конечно, не стали бы, да и не могли бы."

"В псковском театре устраивались концерты или давались представления для всех – среди зрителей и слушателей были как псковичи, так и немецкие солдаты и офицеры. Были вечера самодеятельности, приезжало немецкое варьете, приезжало русское варьете из Риги, и выступал с концертом Печковский, уехавший потом в Ригу. Только два кинотеатра, единственные в Пскове, немцы забрали для своих солдат. Позже для населения построили отдельное деревянное здание для кино, где и показывали немецкие фильмы... Кроме киножурналов, никакой нацистской пропаганды в кино не было. Все фильмы были аполитичные, исключением был фильм «Еврей Зюс» с антисемитской подкладкой."

"Однажды в дверь квартиры раздался робкий стук. Моя мама открыла: за дверью стоял немецкий солдат и, запинаясь, подбирая слова, сказал по-русски, что он живет внизу под нашей квартирой и слышит иногда игру на рояле. Не разрешили ли бы ему иногда приходить и немного упражняться в игре? Мы разрешили... Оказалось, что внизу была связистская часть, в которой служили только те солдаты, которые владели хоть немного русским языком. Мы познакомились со многими, в том числе с доцентом славистики и учителем гимназии, прекрасно владевшим русским языком. Оба они были ярые антинацисты и этого не скрывали, – по крайней мере от нас. Но они, призванные в армию, служили и делали то, что от них требовалось."

"Я никак не забыла, что Советы в первом же финском завоеванном местечке устроили бутафорское финское правительство во главе со старым членом Коминтерна Отто Куусиненом и заключили с этим «правительством» договор. Конечно, «правительство» кануло в небытие, когда выяснилось, что всю Финляндию завоевать не удалось, и мирный договор был заключен с настоящим правительством Финляндии. Но тогда было всем ясно, что минимум 99% финского народа не примет добровольно «правительства» Куусинена.
Совсем иначе обстояло дело в СССР. Недавно прошла страшная коллективизация. Крестьянские парни, призванные в армию, не могли забыть погибших в коллективизацию родных, а почти у каждого в семье были погибшие. Также и почти у каждого горожанина были арестованные родственники или друзья. Из сдавшихся в первые месяцы войны 4-х миллионов пленных добрая половина, если не больше, были пассивными перебежчиками, которые только и мечтали о том, чтобы взять в руки оружие и сражаться против Сталина и коммунистической диктатуры.
Мне рассказывал один сдавшийся в плен, – о нем речь будет позже, – что он и с ним 300 советских солдат сдались в плен одному немецкому солдату. Они залегли в стороне, когда армия отступала, тогда как немцы думали, что отступили все, и один солдат просто пошел посмотреть местность, когда из кустов перед ним стали вставать триста человек. Он сейчас же поднял руки, готовый сдаться: не воевать же одному против трехсот! Но эти последние положили оружие, и он их гордо повел в плен. Конечно, все они хотели воевать против Сталина, но… некоторые из них умерли в плену, другие, как мой знакомый, хотя и были выпущены, но воевать против Сталина им не пришлось.
Сначала мы не сомневались в том, что скоро, очень скоро, в каком-нибудь крупном городе, – мы предполагали Смоленск, – образуется русское правительство, временное, конечно, отчасти из представителей подсоветской интеллигенции, отчасти, возможно, из русских эмигрантов, начнет формироваться армия и внешняя война перейдет в гражданскую. Немцы будут только давать оружие и поддерживать авиацией, которую нельзя создать скоро. Ведь не может же немецкое руководство думать, что немцы сами могут завоевать всю Россию?.."

"Как-то произошел такой случай: в доме, где жил один из сотрудников этого земельного управления, случился пожар, тушить и вытаскивать вещи из дома на всякий случай стали помогать и немецкие солдаты расположенной вблизи части, и тут они вытащили из-под кровати ящик с патронами. Хозяина квартиры арестовали.
Нужно сказать, что когда немцы вошли в город, они потребовали сдать оружие, в том числе и охотничье, а также фотоаппараты и лыжи. Оружия у нас не было, а фотоаппарат и лыжи мы сдали с сожалением. Нам дали квитанцию и сказали, что после окончания войны нам все вернут. К концу войны было уже не до фотоаппарата и не до лыж…
У этого землемера до войны было разрешение на охоту и соответственно, охотничье ружье, которое он немцам сдал, а о патронах под кроватью забыл. Но у него сохранилась квитанция о сданном ружье, патроны рассмотрели, установили, что они для охотничьего ружья, и его выпустили. Все у нас, конечно, радовались благополучному исходу. Но затем вдруг явился человек из полевой полиции, меня попросили переводить, и то, что он сказал, всех поразило. «Мы слышали, – сказал он, – что у вас оставался налет неблагонадежности на однажды арестованном человеке, даже если его выпустили. Так вот, у нас это не так: если мы кого-нибудь освободили, то он полностью реабилитирован. Вы не должны относиться к своему коллеге с опасением».

"Помню, как я была удивлена, когда узнала, что члены национал-социалистической партии, вступающие в армию, временно, пока они в армии, погашают свое партийное членство, считаются беспартийными. В СССР было как раз наоборот, членство в партии всячески подчеркивалось, а начиная с более высоких чинов (впоследствии, начиная с майора), все командиры должны были быть членами партии. Немецкая армия была старая, в основном дисциплинированная и воспитанная. Она вела себя по отношению к населению корректно, что, конечно, не исключает отдельных эксцессов, которые в военное время неизбежны.
Мы прожили все время оккупации под военным управлением, и у нас не было многих отрицательных явлений, которые происходили, например, в Белоруссии и на Украине, где управление было передано рейхскомиссарам, то есть крупным партийцам..."

"...мне приходилось нередко ходить переводчицей с немецкими военными врачами к русским больным. Официально русским больницам и практиковавшим русским врачам выдалось известное количество лекарств и у них должно было лечиться русское население, военным же врачам было запрещено пользовать русское население. Но врачи с этим запретом не считались. Я не знаю случая, когда военный врач или фельдшер отказался бы пойти к русскому больному, даже поехать на открытой телеге в мороз (затребовать свою машину они не имели права) в отдаленную деревню. Они также всегда давал медикаменты из военных запасов, списывая их на якобы заболевших солдат.
Помню, я как-то была с военным врачом в простой русской семье, где заболела 2-х летняя, довольно замурзанная девчушка. Врач уставил ангину, дал соответствующее лекарство, затем, погладив ребенка по головке, сказал: «Про нас говорят, что мы убиваем детей, нет, мы детей не убиваем». Знал ли он об еврейских детях? Я уверена, что не знал."

"Одной из роковых ошибок оккупационных властей было сохранение колхозов. Как раз на Украине, где ради создания этих колхозов было загублено столько миллионов крестьян, разочарование было велико. Встречая немцев с цветами, украинцы надеялись прежде всего на ликвидацию ненавистных колхозов. Тогда они существовали всего лишь несколько лет, ликвидировать их было бы очень легко. Но немецкие власти, надеясь именно на Украину как основу для снабжения их армии продовольствием, побоялись потрясений в области сельского хозяйства и приказали оставить колхозы.
Но на наш бедный север никто не обращал большого внимания. Коллективизация проходила у нас без таких страшных жертв, как на плодородном юге, а теперь немецкое командование просто не обратило внимания на то, что делают крестьяне, тем более что, повторяю, у нас все время было военное, а не партийное управление.
Крестьяне были так уверены, что как только кончилась для них советская власть, кончились колхозы, – то и другое было для них равнозначно, – что они сразу же колхозы распустили, землю поделили между собой, также и скот, который был, и начали самостоятельно хозяйничать. Им никто не мешал...
Мой отец и я ходили в ту деревню, где мы часто проводили лето, она была лишь в 12 км от города... Мы были там ранней осенью, после оккупации прошло немного времени, но все же мы остолбенели, увидев изменения. Люди были жизнерадостны, настроены по-рабочему. Один сказал мне: «Участок, который мне достался, 7 лет не удобрялся, но теперь он – мой, и я поехал в город, раздобыл удобрения и уже удобрил для озимых, так же удобрю и для яровых..."
Да, насколько легче было бы России, если б уродливые колхозы кончились уже тогда, если б крестьяне действительно смогли стать собственниками на своей земле. Образовались даже отряды молодых парней, которые хотели защищать свои деревни от партизан... Немецкое командование боялось сначала давать этим деревенским отрядам оружие, но потом дало. Вначале, когда немецкий фронт стоял крепко, они могли отражать партизан..."

"Весной 1942 года из министерства Розенберга пришло решение: в северных частях страны распустить колхозы и поделить землю между крестьянами. Как я писала, колхозы в нашей местности крестьяне распустили сами, но теперь надо было это официально закрепить. Немецкие власти стали искать русских землемеров, которые могли бы объездить деревни, размежевать землю и закрепить крестьянскую собственность на землю. Мой отец не только преподавал математику в первые годы советской власти в землемерном техникуме, но и окончил в то время землемерные курсы... решил предложить свои услуги как землемер...
Сначала землемеры опасались, что им придется быть третейскими судьями в спорах из-за земельных участков, но поразительным образом таких споров вообще не было.
Переезды из деревни в деревню на крестьянских телегах были для моего отца утомительны, но в остальном он был очень доволен своей работой... Моего отца радовало согласие между крестьянами и их бодрое настроение, их стремление работать на своей земле. Летом 1943 года настроение в деревне было еще оптимистическим, была надежда или даже уверенность, что с ненавистными колхозами покончено навсегда."

"Однажды мне пришлось сопровождать усатого немецкого вахмистра к старосте деревни. Старосты дома не было, вахмистр попросил его жену пойти с ним к какому-то крестьянину, которые чего-то не сдал, но она сказала, что пойти не может, дело было зимой (в тот год холодной и снежной), а у них с мужем одна пара валенок; сейчас он их надел, и она выйти во двор не может. Вахмистр только качал головой и повторял: «Какая нужда, какая нужда!»

"В первый год оккупации и начальные школы не были открыты, их открыли позже. Но это школьное здание в советское время сумели построить так, что натопить его было невозможно. Дров немцы не жалели, но помещения оставались холодными, в одном конце была накаленная печь, а в другом замерзала пролитая вода...
В Пскове настоящего голода не было, слишком близко были деревни, как-то перебивались, но некоторые голодали, и иные, не очень молодые, шли работать в части преимущественно ради продуктов. Между прочим, все говорили между собой свободно и о политике. Особенно жаркие споры возникали между двумя сестрами. Старшая, 22 лет, была женой командира Красной армии, он был на фронте, и она не знала, где он и жив ли вообще. Младшая, 17-летняя, была горячей антикоммунисткой. Старшая говорила, что ничего не знала о существовании концлагерей, а младшая набрасывалась на нее: «Ты не знала? Все в стране знали о советских концлагерях, а ты вот не знала? Ты не хотела знать, ты спряталась за спину своего командира и делала вид, что все в порядке». И другой раз: «Ты не знала о безработице в стране? Да ведь я, твоя сестра, после окончания семилетки никак не могла найти работу. Как же ты не знала? Или после замужества ты совсем отвернулась от своей семьи и не знала, как мы бедствуем?»


Ссылка a-nikonov.livejournal.com

[Sandeli]

Hемецкий солдат, который воевал под Сталинградом, попал в плен, а в 1953-м, здоровый и
счастливый, вернулся домой.

Потом в Западной Германии
был издан его дневник. Он пишет:
«1 октября 1942. Наш штурмовой батальон вышел к Волге. Точнее, до Волги еще метров 500. Завтра мы будем на том берегу и война закончена».
«3 октября. Очень сильное огневое сопротивление, не можем преодолеть эти 500 метров. Стоим на границе какого-то хлебного элеватора».
«6 октября. Чертов элеватор. К нему невозможно подойти. Наши потери превысили 30%».
«10 октября. Откуда берутся эти русские? Элеватора уже нет, но каждый раз, когда мы к нему приближаемся, оттуда раздается огонь из-под земли».
«15 октября. Ура, мы преодолели элеватор. От нашего батальона осталось 100 человек».
А дальше:
«Оказалось, что элеватор обороняли 18 русских, мы нашли 18 трупов».
Представляете? 18 трупов. И их штурмовал батальон.

[victor.odessa]

Игорь Петров - "по крайней мере не прямо на наших глазах" (выписки из журнала боевых действий ГА Север).

Ниже представлены выписки из журналов боевых действий ГА Север с конца августа по начало ноября 1941 года, касающиеся планов в отношении Ленинграда.

2) Полное окружение города Ленинграда как конечная цель должно быть достигнуто посредством кольца, сжимающегося как можно теснее вокруг города и тем самым экономящего силы. Чтобы избежать собственных крупных потерь сам город не должен атаковаться пехотой; после уничтожения противовоздушной обороны и неприятельских истребителей город должен быть лишен всякой жизнеспособности и обороноспособности посредством разрушения гидротехнических сооружений, складов, источников света и электроэнергии; военные сооружения и силы обороны противника должны быть уничтожены огнем и обстрелом.

http://newseek.org/articles/1363653

[victor.odessa]

Хроники Освобождения: лица военной Одессы (фото)

ОБОРОНА
Фотографии одесситов периода обороны города в основном отражают суть момента – показывают труд простых горожан на нужды фронта — по созданию оружия, строительству баррикад и других укреплений.

ОККУПАЦИЯ
Фотографий простых одесситов периода оккупации очень мало. Фотографировали исключительно оккупанты – немцы и румыны, снимали себя, городские пейзажи, снимали с чисто утилитарными целями различные объекты. Им было не до фото каких-то унтерменьшей. Поэтому одесситы крайне редко становились главными действующими лицами в кадре. Исключение - снимки немецкого фотожурналиста Вилли Прагера, детально фиксировавшего жизнь на оккупированных территориях. Для фотографий оккупированной Одессы характерны сценки уличной торговли, развернувшейся почти на всех улицах города, даже на Дерибасовской. Естественно, в кадр попали развалины. Также имеются снимки самых страшных моментов оккупации – казней наших земляков.

ОСВОБОЖДЕНИЕ
Фото одесситов, сделанные в дни Освобождения и завершающего периода войны, почти исключительно однотипные. Чаще всего это моменты радостной встречи советских солдат. А завершается все радостными танцами в День Победы.

http://dumskaya.net/news/lica-voennoj-odessy-032342/

[Kertis]

► О том, как жили партийные работники в блокадном Ленинграде: «едим, пьем, гуляем, спим или просто бездельничаем, слушая патефон».

Блокада Ленинграда — военная блокада немецкими, финскими и испанскими (Голубая дивизия) войсками во время Великой Отечественной войны Ленинграда (ныне Санкт-Петербург). Длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года (блокадное кольцо было прорвано 18 января 1943 года) — 872 дня. За годы блокады погибло, по разным данным, от 400 тыс. до 1,5 млн человек. Так, на Нюрнбергском процессе фигурировало число 632 тысячи человек. Только 3 % из них погибли от бомбёжек и артобстрелов; остальные 97 % умерли от голода. Благодаря статье в журнале «Социологические исследования» от Н.Н. Козловой, доктора философских наук, профессор философского факультета Российского государственного гуманитарного университета, «Сцены из жизни освобожденного работника», мы можем ознакомиться с дневником инструктора горкома, как жили-были настоящие сталинские партийцы во время ленинградской блокады. Партийцы далеко не самого высокого ранга. Потрясающей человеческой силы документ, советская коммунистическая имморальность в натуральном масштабе. Цитируется дневник мелкого партийного функционера Н.А.Рибковского. К началу войны он был секретарем РК ВКП(б) в Выборге, эвакуировался в Ленинград. В конце войны являлся одним из руководителей Ленинградского горкома профсоюзов, с июля 1943 г. заместитель уполномоченного ВЦСПС по г. Ленинграду. Заболел и умер в 1944. Заметим, что наш герой не какой-то там циничный карьерист, а именно что честный искренний советский коммунист.

«Закончив с отличием Московскую Высшую партийную школу в 1940 г., Н.А. Рибковский становится Секретарем РК ВКП(б) в г. Выборге, который в результате окончания финской войны вошел в состав Карело-Финской ССР. Отходя вместе с отступающими войсками к Ленинграду, он попадает в блокаду. Выехать он не может. В дневнике подробно описаны его мытарства. Он не работает, т.е. является иждивенцем, получая ту самую карточку, по которой можно прожить лишь одну декаду из месяца. В начале блокады он к тому же заболевает дизентерией».

Из дневника: «Страшные реалии тогдашней жизни... Иждивенческих карточек хватает только на декаду «Если продолжать быть иждевенцем» — пропал» (17 ноября 1941 г.)». К декабрю Рибковский находится на грани голодной смерти. Но, наконец-то, товарищи о нём вспоминали и позаботились, он получает мелкую номенклатурную должность. «К нам приходят, обивают пороги такие которым не только не полагается первой категории, а отобрать вторую и гнать в шею следует... Партийные кадры мы обязаны поддерживать. На это имеются указания горкома... (1 декабря 1941 г.)».

«Однако в декабре ситуация резко меняется. Его зачисляют на работу в Смольный. 5 декабря 1941 г. он становится инструктором Отдела кадров Горкома партии Ленинграда. Он начинает жить не как все. Справедливости ради надо отметить, что он не стремился специально к теплому (отапливаемому!) месту в Смольном. Он желал вернуться в распоряжение партийных органов Карело-Финской ССР. Вообще-то наш герой был верным рычагом партии и готов был быть там, куда пошлют».

«С началом работы в Смольном положение его кардинально меняется. Уже 9 декабря 1941 г. наш герой записывает: «С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак — макароны, или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед — первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, на второе свинина с тушеной капустой. Качество обедов в столовой Смольного значительно лучше, чем в столовых в которых мне приходилось в период безделия и ожидания обедать» (9 декабря 1941 г.)».

«А вот запись от 5 марта 1942 г., которая свидетельствует о том, что нет уже никакой речи о «равенстве в страдании» «Вот уже три дня как я в стационаре горкома партии. По моему это просто-напросто семидневный дом отдыха и помещается он в одном из павильонов ныне закрытого дома отдыха партийного актива Ленинградской организации в Мельничном ручье. Обстановка и весь порядок в стационаре очень напоминает закрытый санаторий в городе Пушкине... Очевидцы говорят, что здесь охотился Сергей Миронович Киров, когда приезжал отдыхать... От вечернего мороза горят щеки... И вот с мороза, несколько усталый, с хмельком в голове от лесного аромата вваливаешься в дом, с теплыми, уютными комнатами, погружаешься в мягкое кресло, блаженно вытягиваеш ноги... Питание здесь словно в мирное время в хорошем доме отдыха: разнообразное, вкусное, высококачественное, вкусное. Каждый день мясное — баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное — лещь, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, триста грамм белого и столько же черного хлеба на день, тридцать грамм сливочного масла и ко всему этому по пятьдесят грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину».

«Питание заказываеш накануне по своему вкусу. Я и еще двое товарищей получаем дополнительный завтрак, между завтраком и обедом: пару бутербродов или булочку и стакан сладкого чая. К услугам отдыхающих — книги, патефон, музыкальные инструменты — рояль, гитара, мандолина, балалайка, домино, биллиард... Но, вот чего не достает, так это радио и газет... Отдых здесь великолепный — во всех отношениях. Война почти не чувствуется. О ней напоминает лишь далекое громыхание орудий, хотя от фронта всего несколько десятков километров. Что же еще лучше? Едим, пьем, гуляем, спим или просто бездельничаем, слушая патефон, обмениваясь шутками, забавляясь «козелком» в домино или в карты... Одним словом отдыхаем!... И всего уплатив за путевки только 50 рублей».

Из воспоминаний маршала Еременко: «Что я обнаружил в 43-й армии? Командующий армией генерал-лейтенант Голубев вместо заботы о войсках занялся обеспечением своей персоны. Он держал для личного довольствия одну, а иногда и две коровы (для производства свежего молока и масла), три-пять овец (для шашлыков), пару свиней (для колбас и окороков) и несколько кур. Это делалось у всех на виду, и фронт об этом знал. КП Голубева, как трусливого человека, размещен в 25-30 км от переднего края и представляет собой укрепленный узел площадью 1-2 гектара, обнесенный в два ряда колючей проволокой. Посредине — новенький рубленный, с русской резьбой пятистенок, прямо-таки боярский теремок. В доме четыре комнаты, отделанные по последней моде, и подземелье из двух комнат, так что хватает помещений и для адъютантов, и для обслуживающих командующего лиц. Кроме того, построен домик для связных, ординарцев, кухни и охраны. Подземелье и ход в него отделаны лучше, чем московское метро. Построен маленький коптильный завод. Голубев очень любит копчености: колбасы, окорока, а в особенности рыбу, держит для этого человека, хорошо знающего ремесло копчения. Член военного совета армии Шабалов не отставал от командующего. На это строительство затрачено много сил и средств, два инженерных батальона почти месяц трудились, чтобы возвести такой КП. Это делалось в то время, когда чувствовалась острая нехватка саперных частей для производства инженерных работ на переднем крае. Штрих ярко характеризует этих горе-руководителей. Шабалов по приказу должен заниматься тылами, но ему некогда, и тылы запущены, особо плохо выглядят дороги... В этой армии... от командарма до командиров частей каждый имеет свою личную кухню и большое количество людей, прикомандированных для обслуживания... Много семей комсостава приехало к офицерам - народ начал перестраиваться на мирный лад. Это очень плохо влияло на боеспособность войск».

Из книги «Неизвестная блокада». СПб: Издательский Дом «Нева», Москва: Издательство «ОЛМА-ПЕСС», 2002. 960 с.

Стр.108-9 (во 2, дополненном издании 2004 стр.152 (стр.108)...в руках партийного руководства оставались важнейшие привилегии в период блокады, связанные с распределением продовольствия, которые были недоступны тому же НКВД. Иерархия потребления, безусловно, существовала в блокадном Ленинграде и на уровне органов власти и управления. Лишь в конце февраля 1942 г. на основании договоренности с секретарем ГК ВКП(б) Я.Ф. Капустиным начальник УНКВД ЛО направил председателю Ленгорсовета Попкову списки работников райотделов НКВД на 4 страницах «для зачисления на ужин при РК ВКП(б)». Ранее такими привилегиями работники райотделов НКВД не пользовались, находясь на котловом довольствии № 1, в то время как партийные и советские органы, не говоря уже об уровне Военного Совета, ГК и ОК ВКП(б), тягот голода в дни блокады на себе практически не ощущали. Для того, чтобы представить себе уровень снабжения руководителей среднего звена (район города), приведем выдержки из спецдонесения УНКВД, относящегося к одному из наиболее сложных для Ленинграда дней кануна 1942 г., когда резко возросла смертность и появились случаи каннибализма. Заместитель начальника УНКВД ЛО в своем спецдонесении № 10145 от 22 декабря 1941 г. информировал секретаря Ленинградского горкома ВКП (б) Я.Ф. Капустина о вопиющих нарушениях в сфере распределения продовольствия со стороны руководителей Приморского района города Ленинграда на протяжении военных месяцев 1941 г. (стр.109).

В донесении говорилось:

«С наступлением войны секретари Приморского РК ВКП(б) и Председатель Райисполкома организовали в столовой № 13 при Райисполкоме 2 нелегальные группы на незаконное получение продуктов питания без карточек. Первые месяцы войны, когда продуктов питания в городе было достаточно, существование таких двух групп в 5 и 7 человек не вызывало никаких резких суждений и толкований, но теперь, когда с продуктами питания положение в городе весьма серьезное, существование таких двух групп казалось бы недопустимым. С ноября месяца одна из групп в 7 чел. на получение продуктов питания без карточек была ликвидирована, а группа в 5 человек остается существовать и по настоящее время. Продукты питания без карточек секретарь РК ВКП(б) Харитонов дал указание получать коменданту Сергееву непосредственно самим от треста столовых, а не столовой № 13, что им и делается. По имеющимся данным известно, что трестом столовых перед ноябрьскими праздниками было отпущено специально для столовой №13 — 10 кг шоколада, 8 кг зернистой икры и консервы. Все это было взято в РК ВКП(б), а 6 ноября из РК ВКП(б) звонили директору столовой Викторовой, требуя предоставления еще шоколада, на что последняя отказалась выполнить их требование. Незаконное получение продуктов идет за счет государства, на что ежемесячно расходуется 2-2,5 тысячи рублей, а в ноябре месяце было израсходовано 4 тысячи рублей. Представленный трестом столовых счет на 4 тысячи рублей пред. Райисполкома Белоус к оплате, последний отказывается его оплатить, а хочет сумму в 5 тыс. рублей отнести за счет спецфондов. Харитонов, полученные директором столовой № 13 папиросы «Зефир» для всего аппарата РК ВКП(б), в том числе и сотрудников РО НКВД, дал приказание директору эти папиросы около 1000 пачек никому не выдавать, заявляя: «Я сам буду курить». Сейчас нет возможности выдавать детям пирожное, а Белоус в начале ноября с.г. звонил Таубину: «Достать ему 20 шт. пирожных». Это последним было выполнено. Сообщается на Ваше распоряжение».

[Kertis]

Одно из писем фронтовика-окопника В. Астафьева советскому генералу времен советско-германской войны.

Из книги писем Виктора Астафьева «Нет мне ответа… Эпистолярный дневник. 1952—2001 годы»

1 апреля 1990 г., Красноярск.
Адресат не установлен

Уважаемый Александр Сергеевич!

Ах, как жалко мне Вас огорчать на старости-то лет, да никуда от жизни не денешься.

Я понимаю и Вас, и всех других генералов наших, хвалящихся, ибо никто больше не похвалит. Не за что… И Вы, и полководцы, Вами руководившие, были очень плохие вояки, да и быть иными не могли, ибо находились и воевали в самой бездарной армии со времен сотворения рода человеческого. Та армия, как и нынешняя, вышла из самого подлейшего общества — это и в доказательствах уже не нуждается. Теперь всем уже известно, кроме Вас, конечно, что потери наши на войне составляют 40—50 миллионов, и я повторял и повторяю Вам и на этот раз: не Вы, не я и не армия победили фашизм, а народ наш многострадальный. Это в его крови утопили фашизм, забросали врага трупами. Первая и единственная пока война из 15 тысяч войн, происшедших на земле, в которой потери в тылу превышают потери на фронте — они равны 26 миллионам, в основном русских женщин и инвалидов, детей и стариков. Только преступники могли так сорить своим народом! Только недруги могли так руководить армией во время боевых действий, только подонки могли держать армию в страхе и подозрении — все особые отделы, смерши, 1-е, 2-е… -надцатые отделы, штабы, напоминающие цыганские таборы. А штрафные роты, а заградотряды? А приказ 227? Да за одно за это надо было всю кремлевскую камарилью разогнать после войны. Боясь этого, боясь прозревшей армии, Ваши собратья, понукаемые Верховным, начали расправу над народом. Спасли мы шкуры ублюдкам — больше не нужны.

Сбивши внука Бисмарка, побивши шестую армию немцев, что ж Вы не похвалитесь, что немцы тут же округлили эту цифру и разбили под Харьковом (заманив в явный мешок) шесть наших армий? Только одних Ваших доблестных сотоварищей-лампасников под Харьковом одновременно было взято в плен 19 штук, потому что они привыкли наступать сзади и отступать спереди, вот и угодили в полосу сомкнутого кольца сами. В 1943 году! Или о таком позоре: любимец Сталина Мехлис взялся командовать тремя армиями в Крыму, забыв, что редактировать «Правду» и подхалимничать перед Сталиным, писать доносы — одно, а воевать — совсем другое. Манштейн «танковым кулаком», из двух танковых корпусов состоявшим, подчинив себе по пути на Керчь несколько полевых дивизий, не побоявшись бросить в тылу осажденный Севастополь, так дал товарищу Мехлису, что от трех наших армий «каблуков не осталось», как пишут мне участники этой позорной и кровавой бойни. Мехлис-то ничего, облизался и жив остался. Удрапал, сука!

Я мог бы Вам рассказать, как целую зиму самый крепкий фронт — 1-й Украинский — уничтожал первую танковую армию противника, и сам товарищ Жуков к весне занялся этим делом. А остатки армии, без техники, без боеприпасов, потерявши большую часть боевого состава, вышли из окружения под Каменец-Подольском, и… в 1944 году первая танковая воскресла, преградила путь нашим войскам в Словакию. С нею, с 1-й армией, воевал 4-й Украинский фронт, состоявший из двух армий, в том числе из доблестной 18-й армии (надо ж так бездарно организоваться, чтоб держать штаб фронта ради двух армий!). Им помогал левый фланг 1-го Украинского и правый фланг 2-го Украинского фронтов, но, положив 160 тысяч советских воинов, лавина эта так и не выполнила своей задачи, двинулась на Сандомирский плацдарм, где снова нас ждала неудача…

Ах, как мне тоже хотелось бы похвалиться и похвалить Вас! Да за что? За то, что, борясь за свою «генеральскую» правду, Вы забыли похоронить павших бойцов, и косточки их по сию пору валяются по русским лесам, полям и болотам (за границей-то все они прибраны, и я видел не в ГДР, а в ФРГ бережно хранимые могилы наших солдат), или хвалить за то, что, жируя в послевоенные годы, наши мудрые старшие товарищи вспомнили о вояках через двадцать лет, когда их большая часть уже отстрадалась и лежала в земле?

Не надо трогать и прижигать наши раны, генерал! А правды Вам уже не спрятать, как не спрятать и того, что сейчас творится в доблестной сов. армии. А ведь пытались и пытаются спрятать изо всех сил и такие вот блюстители «чистоты мундира», как Вы, изо всех оставшихся сил помогают творить преступление. Еще одно. Да и одно ли? В мирные дни наша армия несет потери большие, чем граф Чернышев, возглавлявший русскую армию в блистательном походе на Париж. Во время Семилетней войны они равнялись тогда шести процентам. Ну если учесть, что от недогляда отвратительной бесплатной медицины, плохого, часто вредного питания у нас умирает двести тысяч детей в год, так что уж говорить о солдатишках, которые и всегда-то при советской власти были вроде соломы, годной лишь для того, чтобы гноить ее и бросать в костер. Чувствую, что Вы мало читали и читаете, так вот, был такой князь Раевский, который на Бородино вывел своих сыновей на редут (младшему было 14 лет!), вот я уверен, что князь Раевский, и Багратион, и Милорадович, и даже лихой казак Платов не опустились бы до поношения солдата уличной бранью, а вы?!

Ох-хо-хо-ооо, всё же из грязи в князи — никогда ничего не получалось. Я в День Победы пойду в церковь — молиться за убиенных и погубленных во время войны. И Вам советую сделать то же — уверяю Вас, поубудет в Вас злобства, спеси и не захочется Вам подсчитывать «напрасные обиды», нанесенные нашим генералам. Нет таких слов, нет такой молитвы Божьей, которая бы даровала им прощенье за мерзко прожитые дни (хотя бы брежневские), но если все вы, снявши мундиры, не бренча медалями, вышли б в русское поле, окруженное пустыми деревнями (одна из причин их опустошения — война), если вы встанете на колени и, опустив сивые головы, попросите прощения у Всевышнего, может, он вас и услышит. Это единственный путь к спасению вашей генеральской души, иначе вам смердеть на свете и умереть с темной злобой в сердце. Вразуми Вас Бог!

Кланяюсь. В. Астафьев

[Виктор Цой]

Война заканчивается тогда, когда похоронен последний солдат...Та война не закончится никогда...
Спасибо Кертис!!!Комментарий, я думаю, не будет...

[S_]

Война заканчивается тогда, когда похоронен последний солдат...Та война не закончится никогда...
Спасибо Кертис!!!Комментарий, я думаю, не будет...

Ну вот цитата из Астафьева: "да и быть иными не могли, ибо находились и воевали в самой бездарной армии со времен сотворения рода человеческого. Та армия, как и нынешняя, вышла из самого подлейшего общества — это и в доказательствах уже не нуждается." Какие Вы ждете комментарии? Что я, который счастлив и горжусь, что там жил, что соприкоснулся с будущим, буду называть свою страну "подлейшим обществом со времен сотворения мира". И я значит был подлецом, так как был частью этого общества? ))))) А почему? Потому, что так Астафьев написал??? - Вы с ума сошли. )))))
Далее. Что значит "самая бездарная армия со времен рода человеческого"? То есть - и народ, и все АБСОЛЮТНО полководцы, командиры бездари? И не было победы на Халхин-Голе у Жукова? И Рокоссовский был бездарем? И простые участники войны, вроде Маринеско, тоже были бездарями? - Каким же надо быть ублюдком, чтоб написать такое!

Да троллей просто кормить никто не хочет, вот и всё.

[victor.odessa]

Какие Вы ждете комментарии? Что я, который счастлив и горжусь, что там жил, что соприкоснулся с будущим, буду называть свою страну "подлейшим обществом со времен сотворения мира". И я значит был подлецом, так как был частью этого общества? ))))) А почему? Потому, что так Астафьев написал??? - Вы с ума сошли. )))))
Далее. Что значит "самая бездарная армия со времен рода человеческого"? То есть - и народ, и все АБСОЛЮТНО полководцы, командиры бездари? И не было победы на Халхин-Голе у Жукова? И Рокоссовский был бездарем? И простые участники войны, вроде Маринеско, тоже были бездарями? - Каким же надо быть ублюдком, чтоб написать такое!

Да троллей просто кормить никто не хочет, вот и всё.

100%

[GQ]

[SIZE="1"][COLOR="yellow"]Да троллей просто кормить никто не хочет, вот и всё.

+1

[Viktor 7]

http://ivakin-alexey.livejournal.com/547590.html

Бойцы ,как будто бой был только сейчас....Забыли их тогда, и сейчас не вспоминают, за исключением пару раз в году...
Прав Виктор Петрович Астафьев, сотони раз прав.

[Viktor 7]

http://amic.ru/news/?news_id=227714&PHPSESSID=121u0opk66djn2armjk3qo5ti5
http://www.soldat.ru/news/957.html
http://forum.ww2.ru/index.php?showtopic=1349847

[Sandeli]

Людмила Михайловна Павличенко (12 июля 1916 – 27 октября 1974) – Герой Советского Союза, снайпер.

А знаете ли вы, что видимо самая результативная женщина-снайпер Великой Отечественной Войны – Людмила Павличенко – была хорошо известна в Соединенных Штатах Америки и о ней была даже написана песня.

Людмила Павличенко добровольцем пошла на фронт в июне 1941 года и участвовала в оборонительных боях в Молдавии, на юге Украины, в обороне Севастополя и других операциях. Уже к июлю 1942 года Людмила Павличенко уничтожила 309 гитлеровцев, включая 36 снайперов, что было очень сложной задачей). Также она была прекрасным педагогом и воспитала десятки хороших снайперов, которые истребили не одну сотню врагов.

После ранения в июне 1942 года Людмилу Павличенко отозвали с передовой и направили с делегацией в Соединенные Штаты и Канаду. В ходе поездки она была на приеме у Президента Соединенных Штатов Франклина Рузвельта. Позже Элеонора Рузвельт пригласила Людмилу Павличенко в поездку по стране, где Людмила выступала перед американцами с лекциями. А американский кантри-певец Вуди Гатри написал про нее песню «Miss Pavlichenko»
.

[Kertis]

Война заканчивается тогда, когда похоронен последний солдат...Та война не закончится никогда...
Спасибо Кертис!!!Комментарий, я думаю, не будет...

Пожалуйста. Комментарие как всегда примитивные как вы видите. Но это неудивительно совсем. Зашоренные видят только то что блестит. Нет не так, ТЩАТЕЛЬНО ОТМЫТО И БЛЕСТИТ. Это их "история".

[Чебурген]

Шикарно! Такие наши бабушки...! Я думаю, что внучки не хуже...!

За Нину Онилову стоит вспомнить...

[Sandeli]

«Смерть Нины Ониловой». Александр ХАМАДАН

А. Хамадан, участник антифашистского подполья в оккупированном Севастополе, погиб 29 мая 1943 г.


Мы ехали сперва вдоль Черной речки, справа от себя имея в виду Инкерманский монастырь. Потом пересекли речку в нескольких местах, где она, извиваясь, преграждала нам путь. Долиной пробирались к широкой каменистой горе. Вершина горы напоминала раскрытую львиную пасть, зияющую, страшную. Выбитые в горном камне ступени ведут в эту пасть. Там поместился КП чапаевцев. Нас встретил полковник Гросман - хмурый, опечаленный. Вниз, в долину, пошли вместе. Гросман долго молчал. И, только подойдя к машине, тихим, дрожащим голосом сказал:- Вчера была смертельно ранена наша Анка - Нина Онилова.
Губы его подпрыгивали: так мог говорить отец о своей дочери.
- Звонил сейчас в медсанбат. Ответили, что надежды нет.
Жестокий удар. Эту боль чувствуешь, как острие ножа, вонзившегося в грудь. Нина Онилова смертельно ранена! Живая, смеющаяся девушка, певунья. Смерть и Онилова! Могло ли когда-нибудь раньше прийти в голову такое сопоставление? Всегда все знаменитые "сто случаев смерти" щадили ее. И вот теперь один из этих злосчастных ста случаев подстерег, сразил насмерть Нину. Нет надежд.
Аркадия не надо было торопить. Услышав о смертельном ранении Ониловой, он вел машину на максимальной скорости, на пределе. Стремительно несся мимо прыгающих в стороны регулировщиков, отчаянно проскальзывал между грузовиками. Через несколько минут автомобиль свернул с шоссе и покатил вниз, в инкерманские штольни. У входа в гигантскую горную пещеру стояла группа военных врачей, профессора. Начсандив Борис Варшавский грустно повел плечами. Мы поняли его без слов. Он проводил нас.
Она лежала в каменной пещере с высоким потолком. Мягкий свет излучала электрическая лампа, окутанная марлей. В ногах сидела медсестра.
Глаза Нины Ониловой были закрыты. Лицо бело как простыня. Она не двигалась, не стонала. Казалось, что она уже умерла. Но она была жива. Жизнь еще теплилась в ней, еще боролась со смертью.
- Иногда она открывает глаза, - прошептал Варшавский. - Скажет два-три слова и опять впадает в забытье.
Делаем все, что может сделать медицина. Но слишкоммного ран, много крови она потеряла. Только чудо спасет
ее. Но...Он так беспомощно произнес это "но"!
Нина Онилова угасала молча. Она открыла глаза, посмотрела на нас и не узнала. Перевела взгляд на свет лампочки и долго смотрела не мигая. Варшавский рывком снял с лампочки марлю. Яркий свет брызнул в глаза ей. Но она не отвела взгляда. Казалось, она еще пристальнее стала всматриваться в этот свет, точно старалась запомнить его
яркость. Варшавский прикрыл лампочку марлей. Онилова опустила веки и тотчас же подняла их.
Варшавский наклонился к ее уху и спросил:- Вы хотите сказать что-нибудь?
Онилова снова посмотрела на лампочку.- Вам мешает свет?Она опустила веки, и голова ее чуть заметно качнулась в сторону. Мы поняли, что нет, не мешает.- Вам нужно что-нибудь?Она все еще смотрела на лампу. И только теперь мы заметили на столике возле лампы сверток. Варшавский взял его в руки. Онилова улыбнулась и прошептала что-то неслышное. Мы развернули сверток. В нем лежала книжка Л. Толстого "Севастопольские рассказы", ученическая тетрадь, пачки писем, адресованных Нине Ониловой из различных городов, вырезки из фронтовых газет, в которых описывались ее подвиги.
Мы развернули тетрадь. Первые страницы ее были исписаны рукой Ониловой. Торопливые, неразборчивые строчки Полностью записан текст боевой песни приморцев: "Раскинулось море широко у крымских родных берегов". На другой страничке было недописанное письмо: "Настоящей Анке-пулеметчице из Чапаевской дивизии, которую я видела в кинокартине "Чапаев".
.. .Нина Онилова закрыла глаза. Мы вышли из палаты. В кабинете начсандива можно было спокойно рассмотреть записи Ониловой. Она, очевидно, внимательно прочла книгу Толстого о Севастополе: многие слова и строки были подчеркнуты карандашом, на полях книжки стояли восклицательные знаки, кое-где слова:"Правильно!""Как это верно!"
"И у меня было такое же чувство!""Не надо думать о смерти, тогда очень легко бороться. Надо понять, зачем ты жертвуешь своей жизнью. Если для красоты подвига и славы - это очень плохо. Только тот подвиг красив, который совершается во имя народа и Родины. Думай о том, что борешься за свою жизнь, за свою страну, - и тебе будет очень легко. Подвиг и слава сами придут к тебе".Эти торопливые надписи соответствовали строкам Толстого о переживаниях героев первой обороны Севастополя в 1854 -1855 годах. Тетрадь начиналась словами Л. Толстого:"Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, но проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтобы кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах".
И здесь же, на той же странице, был написан Ониловой ответ:"Да! И кровь стала быстротекучей, и душа наполнена высоким волнением, а на лице яркая краска гордости и достоинства. Это наш, родной советский город - Севастополь. Без малого сто лет тому назад потряс он мир своей боевой доблестью, украсил себя величавой, немеркнущей славой!
Слава русского народа - Севастополь! Храбрость русского народа - Севастополь! Севастополь - это характер русского советского человека, стиль его души. Советский Севастополь - это героическая и прекрасная поэма Великой Отечественной войны. Когда говоришь о нем, не хватает ни слов, ни воздуха для дыхания. Сюда бы Льва Толстого. Только такие русские львы и могли бы все понять. Понять и обуздать, одолеть, осилить эту бездну бурных человеческих страстей, пламенную ярость, ледяную ненависть, мужество и героизм, доблесть под градом бомб и снарядов, доблесть в вихре пуль и неистовом лязге танков. Он придет, новый наш Лев Толстой, и трижды прославит тебя, любимый, незабываемый, вечный наш Севастополь".
Так могла отвечать гениальному русскому писателю только подлинная, не знающая ни страха, ни упрека, благородная патриотка.
Дальше следовала другая выписка слов Толстого:"Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, это убеждение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу русского народа".
"Корнилов, объезжая войска, говорил: "Умрем, ребята, а не отдадим Севастополя", и наши русские, не способные к фразерству, отвечали: "Умрем. Ура!" - только теперь рассказы про эти времена перестали быть для нас прекрасным историческим преданием, но сделались достоверностью фактом. Вы ясно поймете, вообразите себе тех людей которых вы сейчас видели, теми героями, которые в те тяжелые времена не упали, а возвышались духом и с наслаждением готовились к смерти, не за город, а за Родину".
В конце тетради - недописанное письмо, адресованное героине кинофильма "Чапаев":
"Настоящей Анке-пулеметчице из Чапаевской дивизии которую я видела в кинокартине "Чапаев". Я не знакома вам, товарищ, и вы меня извините за это письмо. Но с самого начала войны я хотела написать вам и познакомиться Я знаю, что вы не та Анка, не настоящая, чапаевская пулеметчица. Но вы играли, как настоящая, и я вам всегда завидовала. Я мечтала стать пулеметчицей и так же храбро сражаться. Когда случилась война, я была уже готова, сдала на отлично" пулеметное дело. Я попала - какое это было счастье для меня! - в Чапаевскую дивизию, ту самую, настоящую. Я со своим пулеметом защищала Одессу, а теперь защищаю Севастополь. С виду я, конечно, очень слабая маленькая, худая. Но я вам скажу правду: у меня ни разу не дрогнула рука. Первое время я еще боялась. А потом все прошло... (несколько неразборчивых слов). Когда защищаешь дорогую, родную землю и свою семью (у меня нет родной семьи-и поэтому весь народ-моя семья), тогда делаешься очень храброй и не понимаешь, что такое трусость. Я вам хочу подробно написать о своей жизни и о том, как вместе с чапаевцами борюсь против фашистских. .."
Письмо это осталось недописанным.
Вбежал Варшавский и сказал, что Онилову решили перевезти в другой госпиталь: там испытают еще одно средство спасения.
За жизнь этой славной девушки шла упорная, ожесточенная борьба. Из батальонов, полков и дивизий звонили каждые пятьдесят минут. Всех беспокоила, волновала судьба героической пулеметчицы. Ответы были неутешительные. Медсестра Лида, дежурившая у телефона в отчаянии сказала:- Я не могу больше отвечать на эти звонки! Люди хотят услышать, что ей легче, а я должна огорчать их, говорить, что Нине все хуже и хуже.Поздно ночью крупнейший специалист, профессор Кофман, дрожащим голосом сказал:- Все средства испробованы. Больше ничем помочь нельзя. Она продержится еще несколько часов.
Потом нам сообщили просьбу Нины Ониловой. Очнувшись от забытья, она сказала:- Я знаю, что умираю, и скажите всем, чтобы не утешали меня и не говорили неправду.
В госпитальной палате, склонившись над постелью Ониловой, стоял командующий. Голова его подергивалась, но на лице была ласковая отеческая улыбка. Он смотрел Ониловой прямо в глаза, и она отвечала ему таким же пристальным взглядом. Генерал тяжело опустился на стул, положил руку на лоб Ониловой, погладил ее волосы. Тень благодарной улыбки легла на ее губы.
- Ну, дочка, повоевала ты славно, - сказал он чуть хрипловатым голосом. - Спасибо тебе от всей армии, от всего нашего народа. Ты хорошо, дочка, храбро сражалась...
Голова боевого генерала склонилась к груди. Сдерживая нахлынувшие чувства, он быстрым движением руки достал платок и вытер стекла пенсне. Все это продолжалось какое-то мгновение. Он говорил негромко, наклонившись к самому лицу Ониловой:
- Ты хорошо защищала Одессу. Помнишь лесные посадки, поселок Дальник, холмы? ..На губах Ониловой теплилась улыбка. Она широко раскрыла глаза и молча не мигая смотрела в лицо командующего.- Весь Севастополь знает тебя. Вся страна будет теперьзнать тебя. Спасибо тебе, дочка.
Генерал поцеловал ее в губы. Он снова положил руку на ее лоб. Нина Онилова закрыла глаза, ясная улыбка шевельнула ее губы и застыла навсегда.
В палате вдоль стен стояли пришедшие проститься с "чапаевской Анкой" боевые командиры-приморцы. С мокрыми глазами они подходили к постели Ониловой и целовали ее, своего верного и бесстрашного боевого соратника.

[Чебурген]

Обозначился, так и ждём.

В Одессе, кстати, есть даже переулок Нины Ониловой...
Простая девушка. Комсомолка. Не уверен, что спортсменка и красавица...

[IreneF]

Ольга Леонардовна Криппер-Чехова - жена А. П Чехова, а герой Вашего повествования - Ольга Константиновна Книппер-Чехова.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Чехова,_Ольга_Константиновна

[Kertis]

Пьеса "Блокадный балет"

В двух актах.

Действующие лица:

Мирный труженик - советский гражданин всех профессий и возрастов, кроме Рабочего.

Рабочий - советский гражданин, работающий на мирном военном заводе

Партработник - советский гражданин, символизирует коммунистическое руководство Ленинграда

Советский солдат

Корочка хлеба

Пироженка

Фашисты

Господа депутаты.

Акт первый.
На сцене декорации мирного Ленинграда, яркий свет, суетятся Мирные Труженики, бегут Рабочие по свои делам, Партработник наблюдает за всем этим. Много цветов, движутся автомобили, играет веселая музыка, дети в песочнице.

Мирные труженики хором, танцуя друг с другом:

Мир! Труд! Май!
Май! Труд! Мир!
Мы за мир и за май!
За советский мы мир!

Строим будущее наше
Раз, два, три. Раз, два, три!
Сеем, кроим, шьем и пашем!
Посмотри! Посмотри!

Польшу мирно поделили,
И Финляндию забили,
И Прибалтику давили!
Мирно! Разом покорили!

Не агрессоры мы, друзья!
Ты не хочешь войны? И я!

Рабочие хором, стоя на месте:

Я рабочий человек!
Мира я хочу на век!
Порох в гильзы я кладу!
Капиталу на беду!

Мирно танки я клепаю!
В пушки мирно заряжают
Наши мирные солдаты
Добродетели снаряды!

Те снаряды сделал я!
Посмотрите на меня!

Все хором, рабочие и труженики:

Посмотрите, посмотрите
Посмотрите на него!
Те снаряды, пушки, танки -
То продукция его!

Наш потомок депутат
Помни песнь о мире
Русофобы захотят
Правду чтоб забыли!

Запрети их, запрети!
Запрети и посади!

Свет гаснет. Включается красная подсветка. Звучит сирена воздушной тревоги, небо рассекают прожектора. Труженики, Рабочие, Партработник - все сбились в кучу и тревожно смотрят в небо.

Мирные труженики хором:

Беда пришла, советский люд!
Беду эту не ждали...
Фашисты кровь младенцев пьют...
Они на нас напали!

На мирных, спящих, прыгнул зверь,
На тех, кто нес свободу!
Кто пламя революций в дверь
Закинул каждому народу!

Беда! Беда! Беда!

Рабочие хором:

За что спустилась тьма на нас?!
За то, что мирно танки лили?
О Сталин! Что же нам сейчас
Всем делать, чтоб нас не убили?!

Я мирно ружья собирал,
Чтоб свет нести в Европу злую
За это фриц на нас напал?
На Родину мою святую!

Рабочие, труженики и партработник хором:

Не сдадимся, не уйдем,
Город не покинем!
Депутат, потомок, в нем
За тебя мы стынем!

Помни это, депутат!
Ты начальник славный!
Запрети про Ленинград
Врать фашистам смрадным!

На сцену выбегают фашисты с автоматами, в лосинах, накрашены губы. Всполохи света, автоматные очереди. Фашисты окружают Рабочих, Тружеников и Партработника.

Фашисты:

Мы из Германии прибыть!
Блокаду русским приносить!
Ананербе!

Мы город ваш сровняем
В болото закатаем!
Так фюрер приказал!
Приказ он подписал!

А кто вам будет говорить,
Что город сдать нам надо,
Того в тюрьму вам посадить,
Судить и в лагерь гада!

Кто усомнится в героизме вашем,
Того на зону, на парашу!

Рабочие, Труженики, Партработник хором:

Не сдадимся! Не сдадимся!
Фрицу мы не покоримся!
Сталин в Ставке все решит
И на помощь к нам спешит!

Занавес.

ВТОРОЙ АКТ В СЛЕДУЮЩЕЙ записи.