Показать скрытый текст РЕЧЬ ДЖОНА КЛИЗА НА ПАНИХИДЕ ПО ГРЭМУ ЧЕПМЕНУ
Он прекратил своё существование. Лишившись жизни, он упокоился с миром. Он сыграл в ящик, протянул ноги, обратился в прах, дал дуба, испустил дух, и его прибрал к себе Небесный Глава Развлекательного Вещания. Наверное, все мы сейчас думаем, как это печально, что человек такого таланта, такой способности к доброте, такого необычайного ума должен был так внезапно покинуть нас всего в 49 лет, не достигнув ещё многого, на что был способен, не успев вдоволь повеселиться.
И тут надо бы мне сказать: «Вздор! Скатертью дорога чёртову халявщику! Надеюсь, он там жарится!»
Причина, по которой я обязан это сказать, заключается в том, что он сам никогда бы не простил мне, если бы я этого не сделал, если бы я упустил такую прекрасную возможность шокировать вас всех от его имени. Чем угодно, только не бестолковым «хорошим вкусом». Я почти слышал, как он шептал мне на ухо, пока я вчера писал эту речь: «Ладно, Клиз! Ты так гордишься, что был самым первым, кто произнёс «дерьмо» на британском телевидении. Если эти поминки действительно ради меня, для начала я хочу, чтобы ты стал самым первым, кто на британской панихиде произнесёт «хуй».
Но проблема в том, что я не могу. Если бы он был здесь со мной, может, мне и хватило бы смелости, потому что он всегда ободрял меня. Но, по правде говоря, я не настолько крут, мне не достаёт его блистательного вызова. Поэтому придётся довольствоваться тем, что я скажу «Бетти Мардсен».
Однако вам ещё предстоит сегодня увидеть более смелых и менее скованных натур – Джонса, Айдла, Гиллиама и Пейлина. Бог знает, что ещё будет ближайший час происходить здесь во имя Грэма. Снимание штанов, святотатцы на ходулях, захватывающая демонстрация высокоскоростного пердежа, синхронное кровосмешение. Один из этой четвёрки собирается засунуть себе в задницу мёртвого оцелота и пишущую машинку «Ремингтон» 1922 года под звуки второй части Элгаровского Концерта для Виолончели. И это только начало.
Знаете, Грэй сам хотел бы, чтобы всё было именно так. Правда! Для него не было ничего хуже бестолкового «хорошего вкуса». И, думая о нём, я буду всегда вспоминать именно это. И его олимпийское сумасбродство, разумеется. Он был принцем дурновкусия. Ему нравилось шокировать. В сущности Грэй больше чем кто-либо, кого я знал, символизировал и воплощал всё самое оскорбительное и подростковое в Монти Пайтоне. Ему доставляло такое удовольствие шокировать людей, и он неустанно добивался в этом новых высот. Мне нравится думать о нём, как о новаторе, ставшем путеводной звездой для менее смелых последователей.
Немного воспоминаний. Я помню, как мы писали скетч про гробовщика, и он предложил финальную реплику: «Так и быть, мы съедим её, а если вы пожалеете, выкопаем могилу, и вы туда стошнитесь!» Я помню, как в 1969, когда мы дни напролёт работали в нашей с Конни Бут квартире, он открыл для себя новую забаву. Он печатал на небольших квадратных листках бумаги слово на три буквы и тихонько раскладывал их в стратегических местах по всей квартире, так что нам с Конни приходилось носиться как угорелым в поисках этих бумажек в последние минуты перед приходом важных гостей.
Помню, как на вечеринках Би-Би-Си он, ползая на четвереньках, ласково тёрся о ноги руководящих сотрудников в серых костюмах и осторожно покусывал самые аппетитные женские голени. Миссис Эрик Моркамб должна помнить.
Помню, как его пригласили в дискуссионное Общество Оксфордского союза. Он пришёл туда в костюме морковки – оранжевый конус во весь рост и ярко-зелёный пучок вместо шляпы, а когда подошла его очередь говорить, отказался. Просто стоял там минут двадцать с блаженной улыбкой, не проронив ни звука. Это был единственный случай в мировой истории, когда совершенно безмолвному человеку удалось вызвать бунт.
Помню, как Грэм получал телевизионную награду от газеты The Sun из рук Реджи Молдинга. От кого же ещё! Схватив трофей, он повалился на пол и пополз обратно к своему столику, истошно вопя. Так громко, как только мог. А если вы знали Грэя, можете себе представить, что это было действительно громко!
Изумительно, не правда ли? Мне кажется, главное в шоке – совсем не то, что он может огорчить человека, а то, что он дарит ему краткий миг радости освобождения, когда мы вдруг осознаём, что социальные нормы, жутко ограничивающие нашу жизнь, на самом деле не так уж необходимы.
Что ж, Грэй больше не сможет нас шокировать. Он умер. Он – бывший Чепмен. Всё, что осталось от него, это наши воспоминания. Но пройдёт ещё какое-то время, прежде чем они поблекнут.
Тема: 
Ответить с цитированием
Сообщение от Wicked Joker
Георг Отс
Социальные закладки