Я должен жить, хотя я дважды умер,
А город от воды ополоумел:
Как он хорош, как весел, как скуласт,
Как на лемех приятен жирный пласт,
Как степь лежит в апрельском провороте,
А небо, небо - твой Буонаротти...
1935
|
Я должен жить, хотя я дважды умер,
А город от воды ополоумел:
Как он хорош, как весел, как скуласт,
Как на лемех приятен жирный пласт,
Как степь лежит в апрельском провороте,
А небо, небо - твой Буонаротти...
1935
Дуракам свойственно собираться в группы под предлогом глубокомыслия
Много слов на земле. Есть дневные слова —
В них весеннего неба сквозит синева.
Есть ночные слова, о которых мы днем
Вспоминаем с улыбкой и сладким стыдом.
Есть слова — словно раны, слова — словно суд,
С ними в плен не сдаются и в плен не берут.
Словом можно убить, словом можно спасти,
Словом можно полки за собой повести.
Словом можно продать, и предать, и купить,
Слово можно в разящий свинец перелить.
Но слова всем словам в языке нашем есть:
Слава, Родина, Верность, Свобода и Честь.
Повторять их не смею на каждом шагу,
Как знамена в чехле, их в душе берегу.
Кто их часто твердит — я не верю тому,
Позабудет о них он в огне и дыму.
Он не вспомнит о них на горящем мосту,
Их забудет иной на высоком посту.
Тот, кто хочет нажиться на гордых словах,
Оскорбляет героев бесчисленный прах,
Тех, что в темных лесах и в траншеях сырых,
Не твердя этих слов, умирали за них.
Пусть разменной монетой не служат они,
Золотым эталоном их в сердце храни!
И не делай их слугами в мелком быту
Береги изначальную их чистоту.
Когда радость — как буря, иль горе — как ночь,
Только эти слова тебе могут помочь!
Что-то мне недужится,
что-то трудно дышится...
В лугах цветет калужница,
в реке ветла колышется,
и птицы, птицы, птицы
на сто ладов поют,
и веселятся птицы,
и гнезда птицы вьют.
...Что-то неспокойно мне,
не легко, не просто...
Стремительные, стройные
вокруг поселка сосны,
и тучи, тучи, тучи
белы, как молоко,
и уплывают тучи
далеко-далеко.
Да и меня никто ведь
в плену не держит, нет.
Мне ничего не стоит
на поезд взять билет
и в полночь на разъезде
сойти в глуши лесной,
чтоб быть с тобою вместе,
чтоб стать весне весной.
И это так возможно...
И это так нельзя...
Летит гудок тревожно,
как филин голося,
и сердце, сердце, сердце
летит за ним сквозь мглу,
и горько плачет сердце:
'Как мало я могу!'
Вероника Тушнова
Читать проповеди может тот, кто чтит заповеди
Все врут
Очередная запись в общей тетради:
"Погода прекрасна, ночь на зависть нежна,
Откуда, казалось бы, поводы для апатии?
Вот свежие письма от многочисленной братии.
Все мило врут. Я словно бы им нужна,
Но всюду в конец отодвинута за ненужностью.
Привязываешься к людям - финал страшен.
(А не было б души - не плюнули б в душу).
Все врут, но так как никто не слушает,
Этот факт совершенно не важен".
(Вероника Драгане)
Читать проповеди может тот, кто чтит заповеди
Мне твердят, что скоро ты любовь найдешь
И узнаешь с первого взгляда...
Мне бы только знать, что где-то ты живешь,
И клянусь, мне большего не надо!
Сново в синем небе журавли кружат...
Я брожу по краскам листопада.
Мне бы только мельком повидать тебя,
И клянусь, мне большего не надо!
Дай мне руку, слово для меня скажи...
Ты моя тревога и награда!
Мне б хотя бы раз прожить с тобой всю жизнь,
И клянусь, мне большего не надо!
Визбор Юрий
Так у мене є свідомість.Слава Україні
! المجد لأوكرانيا
Glory to Ukraine!
Мне так просто и радостно снилось:
ты стояла одна на крыльце
и рукой от зари заслонилась,
а заря у тебя на лице.
Упадали легко и росисто
луч на платье и тень на порог,
а в саду каждый листик лучистый
улыбался, как маленький бог.
Ты глядела, мое сновиденье,
в глубину голубую аллей,
и сквозное листвы отраженье
трепетало на шее твоей.
Я не знаю, что все это значит,
почему я проснулся в слезах...
Кто-то в сердце смеется и плачет,
и стоишь ты на солнце в дверях.
Владимир Набоков(прочитала один раз и сразу выучила)
Так у мене є свідомість.Слава Україні
! المجد لأوكرانيا
Glory to Ukraine!
ПИСЬМО ТАТЬЯНЕ ЯКОВЛЕВОЙ
В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Я не люблю
парижскую любовь:
любую самочку
шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
сказав -
тубо -
собакам
озверевшей страсти.
Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
Пять часов,
и с этих пор
стих
людей
дремучий бор,
вымер
город заселенный,
слышу лишь
свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе
молний поступь,
гром
ругней
в небесной драме,-
не гроза,
а это
просто
ревность двигает горами.
Глупых слов
не верь сырью,
не пугайся
этой тряски,-
я взнуздаю,
я смирю
чувства
отпрысков дворянских.
Страсти корь
сойдет коростой,
но радость
неиссыхаемая,
буду долго,
буду просто
разговаривать стихами я.
Ревность,
жены,
слезы...
ну их!-
вспухнут вехи,
впору Вию.
Я не сам,
а я
ревную
за Советскую Россию.
Видел
на плечах заплаты,
их
чахотка
лижет вздохом.
Что же,
мы не виноваты -
ста мильонам
было плохо.
Мы
теперь
к таким нежны -
спортом
выпрямишь не многих,-
вы и нам
в Москве нужны,
не хватает
длинноногих.
Не тебе,
в снега
и в тиф
шедшей
этими ногами,
здесь
на ласки
выдать их
в ужины
с нефтяниками.
Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все разно
тебя
когда-нибудь возьму -
одну
или вдвоем с Парижем.
В.МАЯКОВСКИЙ
Cегодня в прогнозе дождь, затем холода, держись -
Oсенний характер крут, капризен и ненадёжен.
Похоже, опять аншлаг на пьесe в театре Жизнь,
Cвободна лишь роль шута, но это - для молодёжи.
Hе выбился в короли - ну что же, увы, слабо,
И, кстати, отнюдь не принц - ну, разве что полукровка.
Hа цокольном этаже у нас проживает бог,
Hо бог этот круглый год в каких-то командировках.
Он рад бы тебе помочь, подобного пустяка
Не может не разрешить натура его прямая,
Да вот улетел в тайгу, ведь там без него никак,
A время идёт и ты со временем понимаешь -
Hет в мире таких богов наверноe - верь, не верь,
Kто разум холодный твой с эмоциями подружит
И, всё же, стучишь опять в проклятую эту дверь,
Kак будто не знаешь сам, что дверь заперта снаружи......
Игорь Приклонский
Безопасность под угрозой
А ну-ка я надену канотье...
А ну-ка я надену канотье!
Дождь в синеву отмыл закат от скуки.
Как мир горит! Забывши о нытье,
Иду хороший, смирный - руки в брюки.
Пусть утро на меня с камнями - в крик -
Набросится, полуживого муча.
Я ринусь в ночь! Я счастлив в этот миг!
А фонари! А девочки - мяуча!
Альфред Лихтенштейн
Перевод Алёши Прокопьева
Бог согнулся от заботы
И затих.
Вот и улыбнулся, вот и
Много ангелов святых
С лучезарными телами
Сотворил.
Есть с огромными крылами,
А бывают и без крыл.
Оттого и плачу много,
Оттого -
Что взлюбила больше Бога
Милых ангелов его.
1916
Дуракам свойственно собираться в группы под предлогом глубокомыслия
Tы тянешься к простым вещам, уходишь на свои круги,
Tвоя привычка упрощать становится сильней других -
Не ждать звонков, не ждать гостей, мешая истину в вине…
Hу что, печаль, стели постель поскольку утро мудреней!
Ha небеса не выдаст виз голубоглазый меценат,
Hе состоится виз-а-ви, поскольку выросла цена
На крылья, перья и хвосты, и полк пернатых поредел -
Ведь слов достаточно простых и простоты привычных дел.
И не случится ничего - ну что ж, останется тогда
Cмотреть подолгу на огонь, на то, как капает вода,
Пpипомнить цвет её волос и повторять “вот если б я...”,
A ночь, которой не спалось, скормить голодным воробьям,
Cидеть в потёмках до утра, налить себе ещё вина
И будет младшая сестра - она же верная жена,
Tвоя святая простота, в которой святости на грош,
Бельишко старое латать и повторять как мир хорош.
И бесполезно отрицать, что это глупая игра,
Ho ты доходишь до конца, дурной привычки верный раб -
До гордой крови “голубой”, до синих вен, до неглиже
И остаёшься сам с собой и проще некуда уже…
Игорь Приклонский
Безопасность под угрозой
СВЕЖИЙ БУБЛИК
На Каляевской в окошке
Тётя бублики печёт!
Я куплю четыре штуки
На четыре пятака.
Пятаки звенят в ладошке,
Дождь за шиворот течёт...
Тесто крутит закорюки-
Бублик делает пока!
Раз-два-три-четыре штуки,
Покупаю закорюки
Для себя и для друзей:
Шуре, Ване и Серёже,
Всей компании моей!
Свежий бублик на лопате
Пышет жаром и блестит,-
Покупатель тянет руки,
Улыбаясь до ушей!
Кто дождётся и заплатит-
Свежим бубликом хрустит!
Я куплю четыре штуки
Для себя и для друзей,
Раз-два-три-четыре штуки:
Шуре, Ване и Серёже,
И себе, конечно, тоже-
Всей компании моей!
Дождь по крыше барабанит...
Вот и очередь моя!
Вдруг нашлась в моём кармане
Вещь прекрасная, друзья!
Это - маленький шпагатик,
Сантиметров пятьдесят,-
У меня теперь на шее
Связкой бублики висят!
Раз-два-три-четыре штуки -
Для меня и для друзей:
Шуре, Ване и Серёже,
Всей компании моей!
ЮННА МОРИЦ
Откровенностью своей
грешим порою –
Может быть, вдруг
выслушают нас.
Перемешиваем радости с
тоскою…
Первый свой… да и
последний час…
Высказаться хочется…
излиться…
Боль…
Она понятна и
близка
Каждому, кто смел в неё
забиться,
Ощущая холод у виска…
Откровенностью… как
будто по осколкам…
Режем кожу наших
светлых душ.
Разлетелись под ногами
громко… звонко…
Притаились под ледком
замёрзших луж.
Слышишь, как дрожит
негромкий голос ?
Просто наступила
тишина.
Клавиши из чёрно- белых
полос…
Ты сегодня слушаешь
одна…
Откровенность… эту
откровенность…
Медленный… наивный
монолог…
Но, открыв глаза, лишь
вижу снежность.
Белый снег… И я один…
Продрог…
Обманулся. Нет тебя.
И
всё живое
В сердце вдруг застыло в
этот миг.
Откровенностью своей
грешу порою…
Но никто не слышит…
Я
привык…
Suum cuique
Доверие
Доверие к мечтам? Уже
давно не греет.
Иллюзий не собрать –
рассыпал, растоптал…
Фантазия кипит, но с
каждым днём мелеет.
И больше, чем нашёл, я
всё же потерял…
Доверие к страстям?
Покаялся и бросил.
Я им не верю, нет, но в
них опять киплю.
Как просто раздевать,
когда об этом просят.
Как трудно признавать
потом, что я люблю…
Доверие к Судьбе? Мы с
ней почти на равных.
Похлопав по плечу, она
даёт совет:
Мир хладнокровен, брат
– в нём нет сегодня
правых,
А также виноватых, увы ,
по сути, нет…
Доверие к Тебе? Оно не
возникает.
Ты меряешь здесь всё
расчётом жлобовским.
А я всего лишь боль
потерь своих считаю.
И этот счёт давно уж
«за …» перевалил.
Доверие к Себе? Тут как
перед иконой.
Посмею ли я суть хоть
малость переврать?
Обманывать других мы
все подчас способны.
А вот самим себе умеем
также лгать?
Suum cuique
Полный вокзал, от натуги перон звенит -
Бедные, едут искать от добра добра.
Мы остаёмся. Но очень прошу - верни
То, что украдено! Как же мне без ребра?
Верим, надеемся - видимо, есть резон,
Даже мечты - для чего-то они нужны?
Ты - моя девочка, ты - мой счастливый сон,
Роспись ногтями на камне моей спины.
Мы привыкаем к хорошим, простым вещам,
Не понимая, что их драгоценней нет.
Скорый уходит с шестого пути - прощай!
Нам не впервой оставаться, тебе и мне.
Всё образуется, глазки рукой не три,
Было хорошее - мы ему машем вслед.
Ты - моя девочка, та, что живёт внутри,
И для тебя мне всегда восемнадцать лет.....
Игорь Приклонский
Безопасность под угрозой
Шампанское — двести бутылок,
Оркестр — восемнадцать рублей,
Пять сотен серебряных вилок,
Бокалов, тарелок, ножей,
Закуски, фазаны, индейки,
Фиалки из оранжерей, —
Подсчитано всё до копейки,
Оплачен последний лакей.
И давнего пира изнанка
На глянцевом желтом листе
Слепит, как ночная Фонтанка
С огнями в зеркальной воде.
Казалось забытым, но всплыло,
Явилось, пошло по рукам.
Но кто нам расскажет, как было
Беспечно и весело там!
Тоскливо и скучно! Сатира
На лестнице мраморный торс.
Мне жалко не этого пира
И пара, а жизни — до слез.
Я знаю, зачем суетливо,
Иные оставив миры,
Во фраке, застегнутом криво,
Брел Тютчев на эти пиры.
О, лишь бы томило, мерцало,
Манило до белых волос...
Мне жалко не этого бала
И пыла, а жизни — до слез,
Ее толчеи, и кадушки
С обшарпанной пальмою в ней,
И нашей вчерашней пирушки,
И позавчерашней, твоей!
А. Кушнер
Снаружи нет тепла, а в доме мало света,
Обшарпанный диван, не помнящий родства.
Я просто глупый бог и все мои заветы
Нужны как декабрю опавшая листва.
В округе нет людей, всё больше люди-звери,
За пaзухой всегда полным-полно камней.
Я просто старый бог, которому не верят,
Лишь ты одна хранишь всю правду обо мне.
Мой храм давно забыт, распроданы иконы,
Деревни сожжены, поля разорены.
Я просто бедный бог, живущий вне закона,
Как скрипка без смычка, как житель без страны
И буду доживать уныло и убого,
Цедить по вечерам церковное вино...
Поверь в меня, поверь - я снова стану богом,
Пусть не для всех людей, a для тебя одной!.....
Игорь Приклонский
Безопасность под угрозой
Детство
Ничего мы тогда не знали,
Нас баюкала тишина,
Мы цветы полевые рвали
И давали им имена.
А когда мы ложились поздно,
Нам казалось, что лишь для нас
Загорались на небе звезды
В первый раз и в последний раз.
…Пусть не все нам сразу дается,
Пусть дорога жизни крута,
В нас до старости остается
Первозданная простота.
Ни во чьей (и не в нашей) власти
Ощутить порою ее,
Но в минуты большого счастья
Обновляется бытие,
И мы вглядываемся в звезды,
Точно видим их в первый раз,
Точно мир лишь сегодня создан
И никем не открыт до нас.
И таким он кажется новым
И прекрасным не по летам,
Что опять, как в детстве, готовы
Мы дарить имена цветам.
1938
Средний возраст
А где-то там, куда нам не вернуться
В далеком детстве, в юности, вдали,—
По-прежнему ревнуют, и смеются,
И верят, что прибудут корабли.
У возраста туда не отпроситься,—
А там не смяты травы на лугу,
И Пенелопа в выгоревшем ситце
Всё ждет меня на давнем берегу.
Сидит, руками охватив колено,
Лицом к неугасающей заре,
Нерукотворна, неприкосновенна,—
Как мотылек, увязший в янтаре.
1962
За пятьдесят, а все чего-то жду.
Не бога и не горнего полета,
Не радость ожидаю, не беду,
Не чуда жду — а просто жду чего-то.
Хозяин вечный и недолгий гость
Здесь на Земле, где тленье и нетленье,
Где в гордые граниты отлилось
Природы длительное нетерпенье, —
Чего-то жду, чему названья нет,
Жду вместе с безднами и облаками.
Тьма вечная и негасимый свет —
Ничто пред тем, чего я жду веками.
Чего-то жду в богатстве и нужде,
В годины бед и в годы созиданья;
Чего-то жду со всей Вселенной, где
Материя — лишь форма ожиданья.
1971
Социальные закладки