Показать скрытый текст Катастрофа и Сопротивление украинского еврейства. К. 1999. Стр. 118-153
Что гетто на Слободке - это не место, где евреям намерены дать возможность жить, стало ясным с первых же часов. Но Слободка, слишком близко расположенная от города, была неподходящим местом для массового убийства евреев, потому считалась предпоследним этапом на пути к окончательному «решению еврейского вопроса» в городе.
Не успели евреи появиться на Слободке, как был обнародован приказ № 26 (датированный 2 января 1942 г., но обнародованный 14 января), подписанный губернатором Транснистрии проф. Алексяану.
Как все приказы по Транснистрии, он печатался на трех языках: русском, румынском, немецком. В нем писалось: «Все евреи, находящиеся в г.Одессе и ее окрестностях, эвакуируются из этого города и поселяются в северной части Очаковского уезда и южной части Березовского уезда в населенные пункты, установленные администрацией». Таким образом, местностью, куда направляли евреев, был выбран район той же трагически прославленной Богдановки. Днем начала «эвакуации» было объявлено 10 января, т.е. день открытия гетто в Слободке. Палачи, хладнокровно организовавшие истребление десятков тысяч беззащитных людей, продолжали свою гнусную игру. Зная, что произошло на самом деле, мы не можем без чувства содрогания, гнева и презрения к лицемерам, лгунам и трусам читать такие строки этого приказа:
« параграф 5. В местности, куда их поместят, евреи будут жить на свой счет. Они могут быть использованы на всякую работу, для общественной пользы, на земледельческих и индустриальных предприятиях или в профессиональных мастерских, с вознаграждением пищей и содержанием в соответствии с приказом № 23.
Параграф 6. Административные и полицейские власти в местах поселений должны обеспечить добросожительство с местным населением».
У негодяев даже хватало наглости писать, что деньги, «вырученные при ликвидации имущества евреев», будут им выплачены.
Одновременно опубликована была подробная «Инструкция для эвакуации еврейского населения из г. Одессы и его окрестностей», где говорилось о составе «Центрального бюро по эвакуации» и его шести районных отделов. Далее подробно перечислялось, что «разрешается каждому эвакуированному еврею взять» и что запрещалось. Запрет был наложен на «художественные произведения, драгоценности.... всякие другие деньги, кроме марок, любые государственные и банковские ценные документы, любое огнестрельное и холодное оружие, автомобили, любые взрывчатые и легковоспламеняющиеся вещества».
Сообщался и маршрут, по которому должны были следовать «эвакуированные».
«Эвакуация евреев будет продолжаться пешком до станции Одесса-Сортировочная. На станции Одесса-Сортировочная эвакуированные под стражей будут посажены в поезд и отвезены до Березовки. От Березовки они будут продолжать путь пешком». Для стариков, женщин, и детей, и багажа должны быть предоставлены подводы .
Так должна была произойти «эвакуация» в свете официальных документов. Что же произошло в действительности?
По данным проведенной к этому времени регистрации, евреев в городе числилось немногим более 60 тысяч (после массовых казней в Дальнике, артиллерийских складах и т.д.). Власти рассчитывали, что отправляя ежедневно эшелон в 2 тыс. человек, они за месяц ликвидируют еврейское население города. С самого первого дня организации гетто на Слободке стали составлять эшелоны в 2 тысячи каждый и направлять по указанному, в цитированном выше приказе, маршруту. Так продолжалось изо дня в день больше месяца. Для того, чтобы укомплектовать очередную партию, устраивались облавы. Сами власти рассматривали включение в эшелон как серьезнейшее наказание.
Так, в приказе, в котором геттовским евреям запрещалось выходить на улицу до 12 часов дня, писалось: «евреи, обнаруженные на улицах до 12 часов дня, будут задержаны, доставлены в бюро по регистрации и оттуда направлены на сборные пункты для эвакуации, причем им не будет разрешено вернуться в гетто за семьей». Геттовцы всеми силами стремились отдалить страшный момент отправки. Стали просачиваться слухи о том, что на самом деле означает эта «эвакуация». Все еще держались страшные морозы. Отдалиться от города - это значило для многих утрату материальной поддержки от близких и друзей - евреев, оставшихся там. Шла борьба за каждый лишний день в Слободке: прятались, ложились в больницу, и, главное, откупались. Для администрации открывался еще новый повод для вымогательства и взяток...
Раньше или несколько позже, но очередь наступила для всех: в Слободке ни один не остался. Последний эшелон ушел приблизительно 20 февраля. Потом в мае в Доманевку прибыла еще одна партия. Она включала тех, кому каким-то образом удалось избежать высылки раньше.
В лютые холода гнали толпы мужчин, женщин и детей по направлению к станции Сортировочная. По инструкции эту часть пути, примерно 12 км., должны пройти пешком. Самый страшный отрезок дороги пролегал по низкому перешейку, отделявшему лиман от моря. После того, как в дни обороны была взорвана дамба, это пространство было сплошь залито лиманной водой. Приходилось несколько километров брести по колено в ледяной воде на сильнейшем морском ветру. O большинства обмораживались конечности, невозможно было двигаться дальше, а отстававших тут же расстреливали. В более выгодном положении оказались те немногие, кому удавалось проехать эти ужасные километры на подводах. Но тут следует сказать несколько слов о подводчиках, которые - среди них было очень много местных немцев-колонистов - сопровождая евреев на всем протяжении их трагического пути, оставили о себе неприятные воспоминания. Они чудовищно наживались, брали в основном драгоценности и вещи, часто, провезя небольшое расстояние, сбрасывали своих пассажиров, чтобы взять новых, с которыми проделывали то же самое. Случалось так: нагрузив вещи, отвозили их к себе. Конечно, это проделывалось в тесном сотрудничестве с конвоирами, с которыми они делились награбленным.
Один 13-летний юноша, проделавший этот путь, в искренних строках, донес до нас трагическую действительность тех дней:
В конце же ехали телеги,
и шел грабеж на полный ход...
Телеги по полю скрипят,
вослед несчастные глядят
Но плач детей и стариков
смягчить не могут подлецов.
«Я много места не займу,
в углу на корточках присяду,
и что угодно дам в награду.
Но вы смеетесь, почему?».
«Спаси, о дядя, пожалей».
«Отдай пальто» - кричит злодей.
«Но я ведь голой остаюсь,
родной, я смерти так боюсь».
Рысак порывистый летит
И с плачем женщина бежит.
«О ладно, я вам уплачу.
Спасите же, я жить хочу».
И падает. Телега скрылась.
Да, далеко не все доходили до Сортировочной... Там происходила погрузка в товарные вагоны. Вагоны набивались до отказа и запирались. Страшная скученность, отсутствие воды и пищи; ни на минуту не выпускали. Но больше убивал холод. Вагоны простаивали в пути многие часы, иногда дни; были вагоны, где все до одного замерзали. На остановках в вагоны врывались жандармы, выбрасывали трупы, а заодно и полуживых, избивали, грабили, насиловали. Были случаи массовых расстрелов в самих вагонах или у железнодорожного полотна. Умерших, замерзших и убитых складывали в гигантские кучи, обливали бензином и сжигали на кострах. Но в эти костры - и рассказывали очевидны - бросали и многих живых людей, очень часто детей ...
Особенно трагической была участь первых эшелонов. Из них доходили буквально единицы...
Тема: 
Ответить с цитированием
Сообщение от mlch
Одна винтовка на троих?
Социальные закладки