 Показать скрытый текст
 Показать скрытый текст  продолжение
И  тогда, соединив глубокое чувство любви к  утерянному с острой  необходимостью вернуть себе его, мы получим  исторический шанс. Судьба  человечества как никогда висит на волоске, и  очень многое зависит от  России (а значит, и от нас с вами), от ее  способности сказать  решительное слово, подобно тому, как сказала она  его в октябре 1917  года.
Никогда  великая революция не совершается без опоры на некоторую  революционную  традицию. Речь идет, конечно, не о карнавальных оранжевых  революциях, а о  настоящих революциях - Великой Французской, Великой  Октябрьской.  Русская революция имела свою мощную традицию, в пределе  уходящую в  мессианские настроения Московского царства Ивана Третьего, а  в каких-то  смыслах – еще глубже.
В 19 веке парадоксальным образом  мессианско-пророческий посыл наследует  русская культура, великая русская  литература. Совершенно беспомощными  видятся попытки исключения  революционного духа из русской культуры,  прежде всего, литературы. Духом  справедливости и восстания назло  окружающей действительности пропитаны  великие произведения русских  классиков. Вспомним Пушкина, который  уникальным образом сочетал в себе  державность и революционность:
   Мы ждем с томленьем упованья
  Минуты вольности святой,
  Как ждет любовник молодой
  Минуты верного свиданья.
Гоголь  с истинно революционной страстью бичевал пороки общества своего   времени. Может показаться, что Достоевский в зрелые годы был далек от   революции. Но и это не так! Достоевский мучительно искал возможности   совмещения духа революции с православием! Он в каком-то смысле был   прогружен в проблематику христианского социализма, социализма без отказа   от бога. Стоит почитать хотя бы его «Пушкинскую речь» или «Сон  смешного  человека».
Здесь нужно сделать небольшое отступление. Дело в  том, что  просвещенческие и социалистические идеи легли на христианский  формат  русской души. Русскую душу практически не задела секуляризация и   специализация. Она сохраняла свою религиозную целостность. При этом,   очень своеобразно перерабатывала на свой лад идеи западного просвещения.   И русский атеизм первоначально возник на религиозной почве (как бы   парадоксально это ни звучало): русские, глядя на зло и жестокость   окружающей их действительности, не могли смириться с тем, что такой мир   мог быть сотворен благим Творцом и отказывались верить в бога.
Русский  атеизм первоначально был заряжен моральным пафосом. Его рождала   проблема, которая наиболее известна как проблема теодицеи, то есть   оправдания зла, наличествующего в мире. Русский атеизм, в отличие от   западного, вполне рационалистического и научного, носил религиозный   характер.
И тема  теодицеи – одна из основных тем русской культуры. Все русские   литераторы, революционеры заняты одним общим делом – исканием путей   построения справедливого мироустройства. В своем целостном масштабе   русская литература гуманистична, как ни одна другая, она вся погружена в   человеческую проблематику. Что самое интересное, в конечном итоге  никто  из русских мыслителей не находит прообраза желанного  мироустройства в  западном мире.
Тут наиболее показателен пример Герцена, который,  оказавшись на Западе,  до того бывшим его идеалом, Запад возненавидел. Он  увидел Запад как  царство победившего мещанина, где дух свободы оказался  предан в пользу  покоя и комфорта. Уже упоминавшийся нами Достоевский  изобразил эту  коллизию в своем «Великом инквизиторе», в котором  содержатся  непосредственные пророчества о нашем дне: одна из основных  причин  распада Советского Союза – продажа своего первородства за джинсы,   колбасу и сыр, то есть восстание «духа земли» на свободу.
И  только очень недалекий человек может сказать, что коммунисты сами   добивались того же, т.е. построения сытого и спокойного общества. Ничего   подобного! Коммунисты, большевики были заряжены ненавистью к духу   мещанства и покоя ничуть не меньше, чем Герцен, Достоевский и Чехов! И   это один из основных мотивов русской революции – заряженность ненавистью   к капитализму. Русские ненавидели капитализм за его обезличивание,   слащавую дегуманизацию.
Казалось  бы, а как такой настрой совмещается с теорией Карла Маркса?  Ведь  согласно его теории, в России должен был развиться капитализм  прежде  социализма, а потому Октябрьская революция произошла не по  Марксу. В  первом приближении это так. Но у раннего Маркса, который, к  сожалению,  был не в чести в советскую эпоху, мы находим теорию  фетишизма, т.е.  глубокого отчуждения при капитализме, дегуманизации.
И уже Маркс,  будучи в преклонном возрасте, был крайне зачарован  Россией, он писал о  том, что Россия может в обход капитализма и  дегуманизации, через  формацию, построить социализм в опоре на  крестьянскую общину. И тут мы  видим, как русская гуманистическая  традиция соединяется с самыми  сокровенными посылами Маркса. И Ленин,  следуя этой русской традиции,  нашедшей отклик в марксизме, совершил  социалистическую революцию в  стране с неразвитым капитализмом. Можно  сказать, что вся русская  культура, русская литература, русская  революционная традиция  подготавливали Великий Октябрь.
Мы  уже упомянули о том, что в России перед революцией на очень   специфических основаниях формировалось светское общество. Немалая часть   нашего народа, сохраняя религиозный формат души, отказывалась от идеи   бога как творца мира зла и страданий. Но такой формат души не мог   принять безутешительности мира. И русские начинают искать утешение за   пределом религии. Космизм Николая Федорова находит свой отклик в среде   большевиков. Формируется мощное движение богостроителей, заявляющих идею   Нового Человечества, которое, объединившись, решит с помощью науки все   религиозные вечные вопросы, – такое человечество в силах победить   смерть, воскресить умерших, остановить остывание вселенной, разрешить   экзистенциальный абсурд жизни; оно само претворит Вселенную.
Они  заявляли о новой науке, призванной спасти человечество от зла и   предельного концентрата зла – Смерти. После революции, когда еще были   живы революционеры и когда идеи коммунизма были тоже живы, новая   Советская Россия приступает к грандиозному Проекту – строительству   Нового Мира и Нового Человечества. Революционеры, так долго гнившие на   каторгах, скрывающиеся в подполье, посвятившие свои жизни борьбе за   народное счастье, прямо следуя заветам Гоголя – «Убей себя для себя, но   не для России», - теперь, оказавшись у руля страны, вложили в этот   Проект всю страсть и человеколюбие более чем вековой революционной   традиции, начиная с Радищева, декабристов, Пушкина, Белинского, Гоголя,   Достоевского, Толстого, Некрасова, Чехова, Чернышевского и Добролюбова,   великих женщин – Перовской и Засулич.
И  уже в 1941 году советский человек столкнулся с абсолютным злом, и   молодое поколение начала 20-х годов, то поколение, в которое   революционеры вложили надежды и упования всех вышеперечисленных борцов   за народное счастью, полегло почти полностью на фронтах войны, остановив   наступление Сил Зла. Та жесткость и несправедливость, которую обличали   все русские классики, с которой они воевали на литературных фронтах, с   которой боролись декабристы и народовольцы, и которая их вешала или   отправляла на каторгу, теперь была явлена в концентрированном виде – в   виде фашизма, предельного антигуманизма и поклонения смерти и энтропии, с   которой воевали Циолковский и Богданов.
И советский человек  сумел одолеть это зло, он оправдал надежды лежавшей  в основании Проекта  великой гуманистической культуры. Октябрьская  Революция реализовала на  практике многие идеи русской гуманистической  традиции, - пожалуй, в этом  ее главная заслуга. И в 1991 году фашизм,  получивший сокрушительный  удар в 1945 году, вновь воскресший и  преобразившийся, сумел развалить  Советский Союз. И на этом он не  остановится, так как окончательная его  цель – уничтожение страны,  Родины столь большого числа гуманистических  идей. И во многом от  понимания Великого Октября зависит будущее России и  мира.
До встречи в СССР!
Дмитрий Мишин
Социальные закладки