Лекции о Латинской Америке

[фокс]

29 августа 2010 года в помещении института «Новая демократия» состоялась встреча с Олегом Ясинским, известным специалистом по Латинской Америке, который устами очевидца поведал присутствующим о современной общественно-политической ситуации в её странах. Латинская Америка нам интересна тем, что в одних странах, которые выбрали либерализм (капитализм), как в Чили, социальная апатия как в Украине, а другие, набивая шишки, включая население страны в управление, создавая по примеру Кубы, бесплатную медецину, учатся социализму. Предоставляем вниманию интересный рассказ этого человека.

[фокс]

Живя в Латинской Америке, мне трудно представить, какая информация доходит о ней в Украину. Но когда я захожу в русскоязычный интернет, мне становится многое понятно. Наверное, процентов девяносто из того, что пишется в нём о Латинской Америке - это просто ужас. Иногда, правда, бывают неожиданные и интересные статьи и материалы. Но очень редко. И я понимаю, насколько трудно иметь здесь какой-то фильтр для материалов, которые попадают оттуда сюда.



Попробуем пройтись по всей Латинской Америке.



Начнём с Чили.

Многие считали это невозможным, но там победил Пинера. Его часто сравнивают с Берлускони - это, скажем так, его аналог в Европе. Он мультимиллионер, один из богатейших предпринимателей Чили, хозяин крупнейшей латиноамериканской авиакомпании Lan Chile. Пинера очень долго шёл к этой победе. Интересно, что когда был плебисцит по поводу режима Пиночета, он был единственным из правых, кто тогда выступил против этого человека, т.е. за демократизацию. Я думаю, что он заранее предвидел свое большое политическое будущее и потому сразу отмежевался от традиционных правых негибких пиночетистских сил. Мы часто говорим о «новой левой», но есть ещё и «новая правая», и Пинера - это именно она и есть. Возможно его политика - это один из наиболее ярких примеров правого популизма. Если послушать его речи, они очень похожи на привычные нам речи Юлии Тимошенко - очень много обещаний и всего остального. Чилийский народ, уставший от потрясений, и перевоспитанный блоком, правившим в Чили с 1989 года (он считался «левоцентристским» - в кавычках, ведь это были именно те левые, которых Маркос очень точно назвал «левой рукой правых» и которые никогда не выступали за проведение каких-то радикальных реформ чилийского общества, и постепенно деполитизировал население), не видел уже разницы между «правыми» и «левыми». Потому когда на выборах, на которых фаворитом была Бачелет, уставший народ проголосовал за правых; для всех это было неожиданностью. С одной стороны, очень легко говорить, что между «левоцентристским» правительством и правыми нет никакой разницы, что нужно быть последовательным и поддерживать именно левых, но, с другой стороны, за левых всё равно было слишком мало голосов и было понятно, что «левой альтернативе» не победить в Чили. Было только две реальные возможности: или у власти снова будут те, кто были раньше, или на их место станут правые. Поэтому, исход был очевиден. А тем более, когда стала реальной возможность возвращения к власти пиночетистов, большинство коммунистов, даже тех, которые были последовательны и всё понимали, в конце концов, проголосовало за правительство - от страха. Причём, перед выборами, когда стала ощутимой вероятность победы правых, компартия предложила правительственному блоку свою поддержку и все свои голоса. Но всё равно это не помогло и победили правые.



Несмотря на это, в Чили по сути ничего не изменилось. Разница заключается теперь в том, что нынешнее правительство менее профессионально, чем предыдущее, потому что уже 20 лет как эти люди не были у власти. На самом деле, у правых в Чили, кроме какой-то горсти технократов, нет никаких интересных кадров и интеллектуалов. Потому не всех из старой власти они сняли с должностей. Сейчас правые пытаются создать блок и найти общий язык с чиновниками предыдущего правительства и другими партиями, ведь одни лишь пинеристы с властью справиться не могут. Через несколько месяцев после выборов в Чили произошло землетрясение, и это был очень хороший повод для власти списать на него все свои невыполненные обещания. А пока - Пинера ездит по стране, фотографируется, обнимается с пострадавшими от землетрясения, размахивая при этом флагом.



В Чили с победой правых ничего очень страшного не произошло ещё и потому, что правые и так были у власти - руками других. Может быть в этом будет что-то положительное, и наконец-то произойдёт раскол в той бесцветной, безвкусной группировке, которая так долго была у власти, и Чили вернётся к реальности до 1973 года, когда в стране были «три третьих» (то есть, треть левых, треть правых и треть «центра»), была какая-то борьба идей, дискуссии и различные культурные проекты. Вообще, если говорить вкратце, с точки зрения политики, Чили, возможно, самая скучная страна в Латинской Америке - в ней ничего не происходит и от смены власти ничего не меняется. Чилийская компартия, которая раньше была одной из самых сильных в Западном полушарии, сегодня представляет собой жалкое зрелище. Нынешнее руководство партии довольно консервативно, ничего не хочет менять или делать, и живёт только за счёт славы былой борьбы с Пиночетом. Их теоретические и идейные предложения звучат на уровне даже не 70-х, а 50-60-х годов, и сегодня это малоинтересно. Да, среди партийцев очень много порядочных и высококультурных людей, но какую-то силу они сейчас не представляют.



Социального напряжения в Чили вообще как такового очень мало, но есть серьезный конфликт в зоне индейских земель. У индейцев мапуче сейчас отобрали все территории. И более репрессивной политики по отношению к мапуче, чем при Бачелет, в Чили никогда не было. На отобранных землях на экспорт выращивается лес (сосны, эвкалипт), в связи с чем в стране остро встал земельный вопрос. Хозяева экспроприированной земли, крупнейшие предприниматели, обладают куда большей властью, чем правительство. Индейцы различным образом пытаются вернуть себе эти земли, принадлежавшие им всю жизнь, в то время как чилийская пресса, обслуживающая предпринимателей, выставляет индейцев в виде монстров. В связи с этим, среднестатистическому чилийцу, живущему в городе, из-за отдаленности от индейских земель отличить ложь от правды довольно сложно - не налажен соответствующий «фильтр». Чилийская полиция и военные ведут себя на индейских землях как настоящие оккупанты, назревает нешуточный конфликт. Но очевидно, что правительство Пинеры не будет решать этот вопрос.



Кроме всего прочего, не существует понимания индейской проблематики как таковой. Во всей Латинской Америке существуют индейские народы, индейские культуры. Это другой менталитет, другая логика, другая система ценностей и другой взгляд на частную собственность. Для них, земля - это Пачамама, это святое, и это то, что не может быть объектом торга, купли-продажи и т.д. «Не земля принадлежит нам, а мы земле». И без понимания, без уважения к этому, без конституционного признания прав индейского народа на культурную автономию и т.д., как это было сделано в Венесуэле, в Эквадоре и других странах с подобными проблемами, индейская проблематика будет оставаться бомбой замедленного действия, которая может взорваться в любой момент.



Но не только земля, но и религия индейцев не сохранена, как, впрочем, и коренной язык. Сегодня свой язык знает только старшее поколение, которое, конечно же, не стремится обучать ему своих детей и внуков, чтобы те не были дискриминированы. Во многом это связано с тем, что индейцам (из-за того, что они индейцы) очень трудно найти хорошую работу. В чилийской прессе в разделах «Предлагаю работу» к человеку предъявляется такое требование как «buena apariencia», что в переводе означает «хорошая внешность». То есть, не индейская, а как можно более европейская. Об этом мало говорят, но это та реальность, которая существует.



Очень интересно, что Чили не коснулся мировой финансовый кризис. Народ не заметил его, и в этом, конечно, заслуга прошлого правительства. Я не экономист, мне трудно сказать как это получилось, но я знаю, что в Чили изначально была идея рассредоточить внешний рынок на три основные ниши, ориентированные на Северную Америку, Западную Европу, Китай и Азию - так, чтобы было равновесие. И такая модель оказалась очень успешной. Да и вообще, во всей Латинской Америке к Чили относятся как к образцовой стране. Если в остальных странах разруха и бардак, например, как в Эквадоре или Венесуэле (это и есть настоящая Латинская Америка), то будучи в Чили как будто попадаешь в США или Германию: всё действует, никто не нарушает правил дорожного движения, таксистам дают по счётчику, мало преступности, все платят налоги и т. д. Туристам очень нравится Чили, там спокойно и безопасно.

[фокс]

Что касается Боливии, то это очень бедная и отсталая страна. Но с момента прихода к власти Эво Моралеса в бедной Боливии появилась ещё одна страна - где богаче земли, индейского населения меньше, и в которой находятся главные финансовые центры и вообще все деньги. В этих областях начались разговоры об автономии, отделении и т.д. Боливия была не только на грани раскола, но и на грани военного переворота. Были акты неповиновения власти Эво, самозахваты административных зданий, убийства многих гражданских индейских руководителей. На этой территории Моралеса провоцировали на жесткий военный ответ, но в армейской верхушке Боливии далеко не все были сторонниками Эво, и это привело к тому, что ситуация стала ещё более сложной. С одной стороны, Уго Чавес сделал очень жёсткое заявление, согласно которому, в случае свержения Эво, со стороны Венесуэлы правительству Боливии будет оказана военная поддержка. С другой же стороны, Моралесу была оказана политическая поддержка: срочное заседание УНАСУР в Чили, по просьбе Боливии, постановило, что ни одно правительство в Боливии, кроме демократически избранного, никогда не будет признанным.



Хотя переворота в Боливии удалось избежать, тем не менее сейчас ситуация в этой стране очень сложная. Правительство Моралеса допускает много ошибок. В частности, сейчас есть информация от людей близких к мексиканским сапатистам, что партийные чиновники MAS («Движение к социализму») пытаются подмять все автономные индейские организации под себя. Но, несмотря на это, правительство Моралеса пользуется поддержкой и, набивая шишки, вроде чему-то учится.



В Чили к Эво испытывают огромную симпатию. Помню интересный эпизод, когда Эво впервые приехал в Чили и мы пошли встречать его на национальный стадион. Там в это время проходила встреча с левыми силами, и кто-то из толпы начал скандировать «Море для Боливии, море для Боливии!», с тем, чтобы вернуть Боливии выход к морю, который Чили когда-то у неё отобрала. Эво чуть не расплакался. Он не ожидал, что в Чили есть люди, которые сопереживают проблемам Боливии. Ведь идеологическое воспитание боливийцев до Эво строилось на том, что Чили - это враг, а Боливия потому такая бедная, что Чили отобрало у неё порты. Несмотря на то, что до сих пор не установлены дипломатические отношения между двумя этими странами, отношения между ними хорошие, и вряд ли нынешнее правительство Чили будет делать какие-то резкие шаги против этого.

[фокс]

В Венесуэле ситуация очень интересная. С одной стороны, есть Чавес, с другой стороны - правительство Чавеса, а дальше - венесуэльские народные организации, которые впервые участвуют в политике. Чавес одной ногой стоит в правительстве, другой - ближе к народу... Вообще, очень трудно понять, что происходит на самом деле в Венесуэле. Но, благодаря Чавесу, эта страна стала совершенно другой. Люди по-серьёзному участвуют в политике, интересуются ею; они теперь могут получать хорошее образование, а медицина стала бесплатной. Жизнь изменилась к лучшему, и граждане уже успели вкусить возможности участвовать в общественной жизни. Они чувствуют, что могут влиять на свою страну и требуют большего пространства для действий. А партийные чиновники Чавеса и так называемые «революционные» министерства, к сожалению, пытаются направить это дело в то русло, в котором это обычно происходит.



Как по мне, так главная проблема Венесуэлы - коррупция. Это самое слабое её звено. Конечно, до Чавеса в Венесуэле тоже была коррупция, но сейчас её никак не меньше. Просто раньше коррумпированными были одни - те, кто были при власти, а сейчас - другие. И оппозицию волнует не сам факт коррупции, а то, что не они пользуются ее плодами. Но еще есть народ, который требует все большего своего участия в жизни страны и часто критикует Чавеса за то, что он не в состоянии обеспечить все условия для этого. Но нельзя ведь всего требовать от Чавеса, потому что от одного Чавеса не должно все зависеть.



Нужно ведь ещё учитывать и то, что против Венесуэлы со всех сторон идет беспощадная информационная война. В самой Венесуэле Чавеса обвиняют в том, что он диктатор, что он ущемляет свободную прессу. На самом деле, я не видел большей свободы слова, чем в Венесуэле. Там действительно нет ни одного политзаключенного. В аэропорту Каракаса нет ни одной проправительственной газеты; все, что я видел там - это газеты с карикатурами на Чавеса и т. д. Телеканалы, которые подняли вой по поводу того, что им не продлили государственную лицензию, с утра до ночи поливают Чавеса грязью.



Венесуэла совершенно хаотичная страна и понять ее можно только изнутри. Взять хотя бы тот карикатурный образ Чавеса, который транслируется по всем масс-медиа. Он очень темпераментный человек. Он часто говорит очень интересные и разумные вещи, но в течение недели обязательно скажет минут десять-пятнадцать каких-нибудь глупостей. Все это снимается и повторяется потом по многу раз по телевидению, чтобы объявить его сумасшедшим. Но крестьяне поддерживают Чавеса практически полностью. Для них реально многое изменилось...



Насчёт недавнего конфликта Венесуэлы с Колумбией. В Колумбии атмосфера совершенно другая. Колумбия - это североамериканский авианосец возле Венесуэлы: семь военных баз США, которые открываются якобы для борьбы с наркотрафиком и американский флот, который блокирует венесуэльское побережье, а также постоянные угрозы и провокации. Естественно, Венесуэла вынуждена закупать оружие у России - не потому, что Чавес так любит Путина, а потому что нет другого пути. И колумбийские военные уверенно настроены против Венесуэлы. Я был в Колумбии и могу сказать, что средний колумбийский обыватель, с одной стороны, боится говорить о политике, а с другой знает, что Венесуэла - это враг. Венесуэльский же обыватель не боится говорить о политике, наоборот, он готов говорить о политике круглосуточно. Но я не думаю, что в обозримом будущем случится война, потому что США сейчас увязли на Ближнем Востоке и им просто не справиться с Венесуэлой.



Относительно поддержки Венесуэлой FARС - это глупости. Не думаю, что правительство Чавеса поддерживает колумбийских партизан. Но, конечно же, не стоит забывать, что есть неконтролируемая граница, а так как в Венесуэле очень развита коррупция, то я не удивлюсь, если найдутся венесуэльские офицеры, готовые продавать оружие FARС. В Колумбии FARС тоже не имеет практически никакой поддержки. Бывая в Колумбии, я нигде её не видел.



По правде говоря, прецеденты сотрудничества FARС и Венесуэлы были, но на ином уровне. В Венесуэле, когда Чавес только победил на выборах и начал аграрную реформу, в районе, близком к колумбийской границе, крестьяне рассказали мне, что существует некая особая договоренность между колумбийскими боевиками и местной венесуэльской буржуазией. Говоря вкратце, дело заключалось в том, что после того, как многие крестьянские лидеры возглавили коллективизацию и строительство кооперативов, венесуэльские землевладельцы начали нанимать ультраправых боевиков из Колумбии, которые переходили границу и убивали этих крестьянских лидеров. Венесуэльское правосудие очень медленное и, опять же, оно в руках правой оппозиции, поэтому между крестьянами и FARС была достигнута договоренность: колумбийские партизаны, которые находятся там же, на границе, создали живой щит и не пропускали правых боевиков на венесуэльскую территорию - ценой своей крови. Потому требовать от венесуэльцев, особенно от тех, кто живет в приграничной зоне, осуждения FARС - сложно.



История FARС вообще очень непростая: это огромная организация, которая вряд ли полностью контролируется своим руководством. У нее очень длинный и кровавый, как и у всей Колумбии, путь развития. Многие методы и действия FARС мне и моим друзьям в Латинской Америке не нравятся, мы это не можем поддерживать, но будучи справедливыми и объективными, смотря на Колумбию сейчас, нужно сказать: из всех вооруженных участников колумбийского конфликта FARС - это наименее кровожадная организация. Она тоже убивает крестьян и мирных жителей, но во много раз меньше, чем правые боевики, армия и им подобные. Хотя реальным крестьянам сейчас все равно: ультраправые боевики, партизаны или армия - они находятся между огней и являются главными жертвами этого конфликта, который на сегодня уже потерял всяческий смысл. Поэтому, действительно, FARС стал поводом для американского вмешательства.



Трудно сказать, сколько процентов территории Колумбии контролирует FARC. Дело в том, что вся сельская местность, все, что далеко от городов, находится под контролем одной или другой вооруженной организации. Какое-то время FARС контролировал почти треть территории Колумбии. Сейчас, я думаю, может быть 5 или 10 процентов, но опять же, это - сельва, потому очень трудно сказать, кто ее держит.



Что касается смертей крестьян, которые лежат на совести FARC, они не случайны. Происходит это, например, так: возле какой-то индейской деревни (а чаще всего именно индейцы являются жертвами) действует группа FARС. В деревню входит армия. Армия требует у людей информацию о партизанах. Индейцы, чтобы спасти свою жизнь и жизнь своих близких, дают эту информацию. Военные уходят, возвращается FARС и казнит всех, кто передал армии информацию о них.



Простой народ уже не ориентируется, кого поддерживать: им всё равно - быть за «красных» или за «белых». Народ в Колумбии слишком тёмный, слишком забитый, слишком уставший. Почему он и поддерживал Урибе, а сейчас поддерживает Сантоса - люди настолько устали от всех этих заварушек, что они выступают просто за тех, кто им кажется наиболее сильным, лишь бы только эти люди навели порядок. Неважно, правые это будут или левые. Это с одной стороны. С другой, тут очень хорошо поработали СМИ: они превратили FARС в главную проблему Колумбии. Это то, что говорил Урибе и что говорят Штаты: покончим с FARС и в стране начнется процветание.



Вы спрашивали, какой основной промысел у индейцев в Колумбии и Боливии. Я могу ответить, что в Колумбии и Боливии совсем разные ситуации. Вот пример: мы плывем по реке в Колумбии. Справа находятся плантации партизан, слева - плантации боевиков. Коку выращивают все. Там огромные территории, на которых, в отличие от Боливии или Перу, нет ни одного листика коки, который был бы легальным - она вся вне закона. Земля Колумбии идеально пригодна для выращивания этого растения, и кока выращивается, наверное, на трети её территории. Это огромные посевы. То, что правительственные войска иногда сжигают эти посевы - это трагедия для крестьян, потому что без коки они умрут с голоду. Если крестьяне будут выращивать кукурузу или помидоры, они себя не прокормят - им будет некуда и некому это продать, а помощи от государства нет. А если выращивать коку, за которую постоянно кто-нибудь платит, то это дает хоть какую-то стабильность. Ведь главный рынок колумбийской коки - США. Это огромный бизнес, в котором участвует колумбийское правительство, ультраправые боевики, партизаны - вся Колумбия участвует в этом бизнесе. Что касается Венесуэлы, то в ней наркотиков не производится ни одного грамма. Все наркотики идут из Колумбии.



Продолжение следует

[БАК]

http://casas-campos.com/?lang=ru
http://panteley.net/?cat=104/

вот насчёт Уругвая немножко

[фокс]

лекция вторая.

Левый поворот возможен в Перу едва ли. Когда я в последний раз был в Перу, я искал там участников движения «Sendero Luminoso», которое контролировало треть территории Перу пятнадцать лет назад. В движении участвовали десятки тысяч человек. Не будем сейчас говорить насколько оно плохое или хорошее, но это было массовое социальное движение, была гражданская война и в ней были участники. Люди до сих пор боятся говорить на эту тему. Когда велась борьба с «Sendero», заодно производилась зачистка всех левых, потому что быть левым было почти одно и то же, что быть агентом или сторонником «Sendero». Под эту зачистку попали почти все организации - это было не лучше, чем в Чили при Пиночете, хотя в мире никто никогда этим не возмущался. Поэтому сейчас левые силы в Перу до сих пор в каком-то раздробленном, распыленном состоянии. В этом отношении «Sendero» принесло немало вреда и Перу, и левым.

Когда-то была еще организация «Movimiento revolucionario Tupac Amaru», члены которой захватили японское посольство в 1996 году. Они были радикальными левыми. Не хочу говорить «террористами», но их методы работы были отчасти террористическими и, конечно, совершенно не такими, как у «Sendero». Они были ближе к латиноамериканской левой традиции и имели очень мало общего с «Sendero Luminoso». Но разговаривая с деполитизированным дезинформированным перуанцем, который смотрит телевизор и боится всего на свете (как и вся Латинская Америка), то для него все эти левые организации - одно и то же. Возможно, я не владею всей информацией, ведь есть интересные индейские движения и революционные группы в Перу, но победа левых сил в этой стране была бы для меня большим сюрпризом.

Наверное, в Перу по-прежнему той главной силой, которая революционизирует общество, является аграрный вопрос вообще, аграрный реформа и те движения, которые выступают за осуществление этой реформы. И, может быть, не только в Перу, а вообще во всей крестьянской Латинской Америке. Ведь тот же FARC возникал как группа крестьянской самозащиты от правого террора. Будучи в Колумбии, мы проезжали по землям вдоль тихоокеанского побережья, где живет бедное население. Это настоящий ужас, всё выглядит точно так же, как Че Гевара описал в «Дневниках мотоциклиста», а местами и намного хуже. Всё совсем не так, как рисует себе воображение обычного человека. Даже о той же Кубе очень легко говорить, сидя в парижском кафе или Стокгольме, рассуждать о ней, но всё совсем меняется, когда вы находитесь в трущобах Кубы.

На месте меняется восприятие многого. Путешествуя вместе с моей колумбийской подругой по негритянским поселениям, мы оказались в центре внимания - все хотели нам пожаловаться на свои проблемы, ведь мы были белыми людьми из другого мира. Нам жаловались на депутатов и власть, на что мы отвечали, что смысла верить кому-то «наверху» больше нет, вы должны сами организовываться и что-то делать. И все просили провести собрание с ними, научить организовываться и рассказать, что именно нужно делать и как поступать. У них очень много наивности, очень много беззащитности перед властью. С другой стороны, выбор у них тоже небогатый: когда приходит человек с ружьём и предлагает бороться с ним против плохих, и при этом гарантирует оружие, завтрак, обед и ужин, то отказаться трудно. В Колумбии мало кто ест регулярно даже раз в день, не говоря уже о трёхразовом питании; для многих это реальный и единственный выход. Многие спекулируют также на том, что бизнес хочет очистить тихоокеанское побережье от поселений индейцев и негров для выращивания на нём пальм и производства пальмового масла.

В Боливии произошла частичная и, в целом, незаконченная аграрная реформа, но безземельных крестьян там практически не осталось. Поэтому, несмотря на массу проблем и недостатков, Эво пользуется очень большой поддержкой и популярностью. Говоря же о Венесуэле, я думаю, что в плане аграрных реформ, чем меньше сейчас будет зависеть от Чавеса и чем больше от людей, тем лучше будет для Венесуэлы и того же Чавеса. От Чавеса постоянно требуют чудес, но ведь он - человек, а не бог, хотя даже несмотря на это он сыграл огромную роль в жизни своей страны. За это ему большое спасибо, но теперь должен заработать какой-то механизм самоорганизации, организации людей.

Я прожил несколько дней в кооперативе с крестьянами. Они рассказывали, что предыдущие правительства тоже проводили какую-то реформу, тоже давали иногда землю. Но у крестьян никогда не было денег на обработку земли и, конечно, никаких возможностей для машинной обработки. В результате, они по-дешевке продавали тому же помещику свою землю, и все на этом заканчивалось. Сейчас земля дается только тем, кто готов ее обрабатывать, плюс они получают техническую сельскохозяйственную поддержку со стороны государственных специалистов. И кроме беспроцентных кредитов, государство берет на себя обязательство в течение первых пяти лет выкупать 50% урожая по стабильной цене. В результате, сейчас пустующих земель в Венесуэле почти не осталось. Правительство просто экспроприировало земли, когда они пустовали у хозяев, а самим хозяевам по рыночному курсу выплатили компенсацию за эти земли (поэтому они тоже далеко не в обиде, им очень хорошо заплатили). Поэтому, если существует какая-то база абсолютной поддержки правительства Чавеса, то это именно в сельской местности, именно среди крестьян. Хотя, может, в Венесуэле все немножко проще, потому что есть нефть и, соответственно, деньги. В Венесуэле, я видел, создана государственная сеть магазинов, где товары первой необходимость продаются раза в три-четыре дешевле, чем в частной сети, но - по карточкам. И поскольку в Венесуэле, в целом, бардак, то карточки можно печатать на принтере - всегда есть какой-то знакомый или друг, который может это сделать. Венесуэла вообще очень хаотическая страна, и от введения карточек она стала ещё более хаотической. Но, тем не менее, для бедных семей и для семей с ограниченными ресурсами карточки решают многие вопросы. В Венесуэле никто не голодает сейчас. Многие колумбийцы переходят границу, работают на венесуэльской стороне и возвращаются вечером домой.

[фокс]

Меня спрашивали, насколько правительства или политические партии Латинской Америки вообще что-то контролируют в Латинской Америке, какова их роль. Я думаю, что на этот вопрос нужно отвечать так: дело здесь сегодня уже не в контроле и, может быть, не только в самой Латинской Америке. Я и мои знакомые в странах этого материка думаем, что люди должны меньше зависеть от президентов или партий - ведь, по большому счёту, не важно, кто президент, например. Уго, Эво - это уходящее и приходящее. Важно, что удается создать, что можно сохранить во времени. То есть, насколько внепартийные, непартийные, автономные социальные организации могут создать, построить, укрепить общество гражданского участия. И это - самая трудная задача, ведь что они должны построить тоже пока неизвестно, потому что нет модели государства. Именно её сейчас необходимо придумывать всем вместе. Неолиберализм, как мы видим, сейчас разваливается, пройдет еще какое-то время и от этой системы, которая кажется вечной, мощной, сильной и останется то же самое, что осталось от СССР. Что будет после этого? Я думаю, что будущее будет зависеть от каких-то маленьких, автономных организаций, которых нет в прессе, о которых никто никогда не говорил. В этом плане я очень многому научился от сапатистской журналистки, которая приехала в Чили, чтобы ознакомится с социальными движениями. Она просила: «Пожалуйста, не водите меня ни на какие партийные собрания - мне это не интересно. Я не хочу встречаться ни со звездами, ни с лидерами, ни с политическими вождями. Меня интересуют независимые от партии организации, организации, независимые от денег. Меня интересуют те, кто живут в этом кошмаре действительно делают что-то, несмотря на наличие или отсутствие ресурсов. И не важно, будет их два человека или двадцать человек».

В этом плане мне никогда, кстати, не нравилось, что в Венесуэле было и есть множество настоящих лидеров «снизу», на маленьких должностях, а социалистическая партия не даёт им возможности для действий, потому как она всегда навязывала свои кандидатуры на эти посты. От их имени людям дарили холодильники, стиральные машины, телевизоры и прочее, то есть, партия всячески пыталась настроить население поддержать этих кандидатов. Для социалистической партии это привычные методы. Но, мне очень нравится, что число трезво мыслящих и критично настроенных людей в Венесуэле растёт и многие из них уже не ведутся на эти уловки. Можно сказать, что Чавес в целом уже перестал быть центральной темой и всё начинает решать зрелость и организованность масс.

На Кубе сейчас начинаются серьёзные реформы, потому сложно что-либо говорить о ней как о модели латиноамериканского государства. Но она точно может послужить хорошим примером того, что в Латинской Америке возможно построить некапиталистическое общество с колоссальными результатами и уровнем медицинского обслуживания, образования и сельского хозяйства. В этом плане Куба навсегда останется интереснейшей страной. Но нужно понимать, что она тоже имеет свои недостатки и достоинства, потому что это - живое общество, постоянно, к тому же, меняющееся. Сейчас Кубу никто копировать не будет и не сможет, это уже исторически невозможно. Но и сапатистов копировать тоже не нужно, я думаю. Как по мне, каждой стране Латинской Америки необходимо изобретать что-то собственное, а не пытаться повторять чей-то путь. Хотя это, разумеется, намного сложнее, чем копировать.

При этом, конечно же, какой-то опыт передаётся и наследуется. Венесуэла, например, имеет конституцию, в которой был использован опыт сапатистов. Но не стоит этот факт преувеличивать. Конституция принималась и обсуждалась на уровне всего общества, в этом процессе участвовали также индейские этнические группы, национальные меньшинства - учитывалось множество интересов. Это очень прогрессивно. Я помню, что когда я был в Эквадоре десять лет назад, мне говорили, что эквадорская конституция - одна из самых прогрессивных в Латинской Америке. Сейчас конституции еще более прогрессивные. Законы - это уже не проблема; проблема состоит в создании механизмов по выполнению законов. Это невероятно трудно. Особенно в обществе, которое очень коррумпировано, которое привыкло к неподчинению законам и построено на этом. Чилийское законопослушное общество - это исключение из общего для Латинской Америки правила, ведь в таких странах, как Венесуэла, коррупция составляет норму жизни и является частью народной культуры. Но исключение Чили не абсолютное. Выполнение законов - это реальная проблема для всех стран Латинской Америки, даже для таких законопослушных, как Чили. В Чили, например, при диктатуре было полностью разрушено профсоюзное движение: на сегодняшний день от былого организованного профсоюза осталось процентов пять. И такая ситуация сложилась потому, что на многих предприятиях запрещено участие в профсоюзных организациях. Я не знаю точно, каким именно образом, но конституция Чили это позволяет. Да и хитростей в этом деле тоже очень много: в одной фирме разные подразделения могут быть отдельными юридическими лицами, потому объединить их в единое профсоюзное движение становится очень сложно. Трудно сказать, как обстоит ситуация в других странах, но, мне кажется, это общая тенденция для стран послевоенных диктатур - за исключением, пожалуй, Уругвая.

Примечательно, особенно в контексте всего вышесказанного, что в Латинской Америке нет никакого радикального правого или левого популизма. Конечно, их используют сполна - Урибе в Колумбии, в Чили Пинера, Фукимори в Перу; эти идеи есть. Я имею в виду, что эти идеи не находят своего места в головах латиноамериканцев. Правые идеи вообще никогда не были популярны в Латинской Америке, особенно сейчас.

Меня спрашивали, как в Латинской Америке дела с теоретическим осознанием происходящих в ней процессов. В целом, я могу сказать, что осознавать латиноамериканцы не успевают. Происходящие процессы развиваются намного быстрее, чем теория. И, я думаю, это даже хорошо - ведь тогда будущая теория будет выращена из практики, а не наоборот.