"Постмайданный" - не родное слово Пушкина, но по правилам своего родного языка, написал бы слитно)Сообщение от cheernomore
| ||
Тема: Политика и поэзия
"Постмайданный" - не родное слово Пушкина, но по правилам своего родного языка, написал бы слитно)
💙💛
Якщо у свободи є ім’я. То це ім’я — Україна! © Урсула фон дер Ляйен
💙💛
Якщо у свободи є ім’я. То це ім’я — Україна! © Урсула фон дер Ляйен
💙💛
Якщо у свободи є ім’я. То це ім’я — Україна! © Урсула фон дер Ляйен
К пребыванию в Одессе
русского писателя
Дмитрия Быкова
В Одессе Дмитрий Быков известен и запостен,
Приехал вот спустя два года пандемии.
Подисчерпался мэтр, потерт заметно, вял.
И публику в «Зеленом» он скоро утомил несвежими куплетами.
Была рэп-бесприданница – вот это интересней.
Скажите! Ныне Дмитрий вовсе и не гость в Пальмире Южной,
Признался сам, что заимел квартирку в городе-герое.
И правда, как было там у мудрых древних греков:
Уж лучше слыть в Одессе первым,
Чем бомжевать на «Эхе»**
Июнь 2021
** Эхо Москвы
К 200-летию русского писателя
Фёдора Михайловича Достоевского
Рэп ЗАРОБИТЧАНИНУ
Нивы заброшены,
Хаты покинуты -
Винен ни мор,
Ни чума,
Ни татарин.
Слышь, чувак!
Тебе говорю я,
Тебе,
Тебе,
ТЕБЕ!
ЗАРОБИТЧАНИН!
Родину малую, ближнюю бросил ты,
Слился дерьмом по воде,
Чу! Воронье и ворье развелося тут,
Смута проникла везде.
Слышь, чел, а что нужно тебе? -
Баксы,
баксы,
Презренные БАКСЫ!
Смотри и там:
Шут в треуголке глумится,
Людская кровь - не водица!
НЕ ВОДИЦА!
А ты, братан, бояться кончай,
Давай свои мозги включай,
Оторвись же от зомбоэкрана,
Иначе век свой ты кончишь на псарне у пана!
У ПАНА!
У ПАНА!
У ПАНА!
Мы, кто остались здесь,
Пусть нас и будет мало,
Скованные одной цепью,
Оторвем супостатово жало.
ЖАЛО!
ЖАЛО!
ЖАЛО!
Тогда и падут вражЕй оковы,
И озарят нас звоны Христовы.
Христовы!
Христовы!
ХРИСТОВЫ!
Дмитрий Быков
ДОСТОЕВСКОЕ
Двести лет, получается, вместе. Как-то скромен его юбилей. Мне же мастер хтонической жести с каждым годом родней и милей. Мне привычно клеймо святотатца, так что прямо скажу, господа: уважаю, но, страшно признаться, я его не любил никогда. Ряд обсессий, шершавости слога, страсть к еврейству и злобный оскал… Он как будто не чувствовал Бога, потому-то всю жизнь и искал.
Оппозиций, по-моему, ложных многовато. Герои — отстой. Памфлетист в нем сильней, чем художник, — что заметил еще и Толстой. Невоспитан, во всем неумерен, отдохнуть от себя не дает… Зло он чувствует, видит, умеет; как добряк, так всегда идиот. Верит собственным злобным химерам, подростковым убогим мечтам. Да, некрасовским этим размером — та-та-ТАМ, та-та-ТАМ, та-та-ТАМ! Перманентно страдая без гро́шей, плюс рулетка еще заодно… Безусловно, он был нехороший. Драма в том, что хороших полно. А народ наш такой бедолажий, злой к соседям, терпимый к ярму, — наше дело его будоражить, а утешить найдется кому.
Знать, он все-таки чувствовал слово, если так его тексты фонят, раз не любят его, как живого, — я и сам далеко не фанат. В описании дьявольской мессы он действительно неповторим; хорошо, что написаны «Бесы»! Надо б «Ангелов» томом вторым: про охранку, доносчиков, слежку, неразлучных с ножом и кнутом палачей и попов вперемешку, и частично идейных притом, песнопения их пономарьи, с их тюрьмой, с прирученным судом — и глядящий на них из Швейцарьи идиот, помещенный в дурдом.
Он постиг наши вечные войны, сам участвовал в этой войне: Достоевский, тебя мы — достойны. Прочих — вряд ли, тебя же — вполне. Наслаждаться паденьем, подпольем, быть клопом, паразитом, блохой…
Ты один нас действительно понял, потому что ты тоже плохой, и бесценный читательский опыт — этот бурный словесный поток, этот хриплый задушенный шепот, неотступный сухой шепоток.
Да, плохой. Но не пошлый, не ложный, не с тупой показною сохой — невозможный, противный, тревожный, настоящий, бесспорный плохой! В этом мужество, в этом отвага! Непонятно, как терпит бумага! Даже Штирнеру, даже Рембо, даже Ницше так было слабо — в результате каких биохимий, тайных сходств, недоступных глазам, он увидел нас очень плохими и торжественно всем показал?
Непригляден и невыносим был. Оттого-то наш образ и символ не крестьянин с примерным двором, а безумный студент с топором. Ненавидел Тургенева-душку, но придумал же пару к нему: твой студент, зарубивший старушку, и мужик, утопивший Муму, — голос искренний, с самого низа, из подполья, из злого угла! Лишь калека, безногая Лиза, полюбить бы такого могла. Но уж так развелося хороших, безупречных и правильных, нах, в этих эппловских их макинтошах, в отутюженных чистых штанах, что и вправду порою охота, эту кодлу увидев кругом, с отрешенным лицом идиота стать всеобщим заклятым врагом!
Достоевский, ты русская жопа! Пахнет истиной каждый абзац. И приятно, что любит Европа эту жопу со страхом лобзать.
Стиль неряшлив, но дело не в стиле. Он отбросил надежду и лесть: все писатели русскому льстили — он один нас увидел как есть: черномазовы, сладость разврата! Правда, все-таки вставил, пострел, одного симпатичного брата — про него дописать не успел. А не то бы, глядишь, и с Алешей разобрался в манере своей…
Не хороший, отнюдь не хороший. И отдельно скажу как еврей: мы гордиться собою умеем — даже, можно сказать, из могил. Мне приятней считаться евреем, потому что он нас не любил.
А.С.Пушкин
Пророк
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
1826 г.
Игорь Вячеславович Растеряев
Бой
Солнце весело гуляет
По полям, в пшеничной пыли
Пташек божьих всё ласкает
Наставляя петь о мире
Отчего, не понимаю
Мы с тобою спозаранку
Это поле наблюдаем
В смотровые щели танков
Купол неба голубой
Надо мной и над тобой
Где-то там далекий дом
И родные в доме том
Поменяв покой на бой
Имена – на позывной
В этом поле под горой
Сейчас мы встретимся с тобой
Едешь ты меня угробить
Еду я тебя утюжить
Иссушились в лютой злобе
Наши жилистые души
Землю траками взрываем
Что казалась неделимой
И друг друга убиваем
Даже промахнувшись мимо
А купол неба голубой
Всё глядит на нас с тобой
Закипает кровь всё злей
За потерянных друзей
Каша съедена дотла
Из сгоревшего котла
Сожжены давно мосты
Есть лишь я и есть лишь ты
Вот мы рвём друг друга в клочья
Пламя – будто в жерле ада
Руки, головы – по кочкам
Ну, кому всё это надо?
Всё равно, назло всем бесам
Здешним и заокеанским
Птицы петь над этим лесом
Будут только по-славянски!
Рождество, конечно, праздник, детский и святой,
Час надежд и сказок разных, даже под пятой.
В час рождественский, однако, всякая урла,
Все столпы и стражи мрака воют в три горла.
Ведь для рыцарей распада, жителей руин,
Всех, кому Христа не надо, — это Хеллоуин.
Бог бы с ним бы, с Казахстаном. Он и сам хитер.
Со своим туда уставом я не визитер.
Я живу не в Атырау и не в Астане,
Не под сенью Алатау, а в родной стране.
Пусть я там и чужероден, что и понимал, —
Как, допустим, Карагодин и «Мемориал»*, —
Но советовать не стану яростной толпе,
Казахстану, Киргизстану, туркам и тэ пэ.
Нам самим мы разобраться со своей Муму,
Не навязывая братства братьям по ярму.
Но обидно быть оплотом гибнущих систем,
Быть опорой живоглотам, бармаглотам тем,
Что у нас в двадцатом веке, расшатавши трон,
Либералы и эсдеки дважды гнали вон.
Под державный бой курантов, трескотню шутих —
Быть опорой обскурантов, оккупантов сих!
Грустно жить в такой огромной снежной пелене —
И стоять на темной, стремной, адской стороне!
Ты, Россия, всюду вводишь верные войска,
Чтобы вытоптать зародыш всякого ростка,
Всякий признак недовольства, всякий отблеск дня —
Защищает это войско явно не меня.
Здесь, где был веселый Пушкин, яростный Толстой, —
Нынче правит облик чушкин, пафосный отстой,
Агрессивный паралитик, радость злобных мильф,
Ярбух фюр геополитик, как сказал бы Ильф.
Сколько их, куда их гонит, что за holy shit?
Интернет гремит, трезвонит, воет, верещит,
Защищая языкато вонь любой тюрьмы:
«Там уже бы было НАТО, если бы не мы!»
Нас зовет, почуяв немочь, всякий крокодил —
Лишь бы подданную мелочь властно победил!
Лишь бы вверенная масса знала свой удел —
Чтобы взгляд не поднимался, голос не твердел!
Нет диктатора такого, хуже всех Бокасс,
Чтобы ласкового слова не слыхал от нас.
Адвокат любого зверства, Ирод, Брут, Азеф —
Крепкой верою уверься: за тобой РФ.
Так решил верховный кесарь, главный страж тюрьмы:
Мы, конечно, не агрессор. Но регрессор — мы.
Вождь и светоч всех архаик, пустошей, пустот,
Что и Господа охает — и опять распнет.
Тщетен плач бессильных сирот, безответных масс:
Избивает-то не Ирод, ибо Ирод — в нас.
Рождество — готов признать я, искренне грустя, —
Только повод для распятья тридцать лет спустя.
Дмитрий Быков,
79-летию Сталинградской битвы
Курган (фрагмент)
Игорь Вячеславович Растеряев
Январь сорок третьего года.
Бомбёжка. Метель. Сталинград.
Несутся в Германию письма
Замёрзших немецких солдат.
Читают в далёких квартирах:
«Пришлите кальсонов и гетр.
Мы прошагали полмира,
Но здесь не пройти километр.
Мы загнанные, как волки.
Едва стоим на ногах.
На Тракторном, Красном, у Волги
Нас бьют в подвалах, цехах.
Они сумасшедшие просто!
Такого нету нигде!
Стреляешь – а он, как апостол,
В атаку идёт по воде.
Приказ их подобен бреду,
И это страшный приказ.
За Волгой земли для них нету,
Но нету её и для нас.
Мы помним, как с бравурным пением
Втоптали Европу в грязь,
Как жгли города и селения -
По ходу, с брони, веселясь…
Как ползали все, будто стадо…
И вот наказал нас за то
Обычный солдат Сталинграда,
Расстрелянный в решето».
- Мне снился нынче страшный сон,
И в нем я видел очень ярко,
Сын Жириновского солдат,
А дочь Лаврова санитарка.
Вот с автоматами бегут,
Две дочки Путина в атаку,
И нажимая на курки,
Кричат: "ЗА РОДИНУ И ПАПУ"!
Тут танк горящий на боку,
А в нем Медведева сынок,
И дочь отважного Шойгу,
Его достав несет в медблок.
Зюганов внук, Зюганов сын,
Наследник Матвиенко Вали,
Все как один пошли на фронт,
Чтоб братья в НАТО не вступали.
Бегут в строю Ковальчуки,
И Ротенберги с ними рядом,
И рвется Миллер на прорыв,
Во фланг с газпромовским отрядом.
Открыл глаза, потом закрыл,
Что за фантастика творится?
Наверно зря смотрел ТВ,
Вот ... подобная и снится.
Журналист и поэт из Симферополя Владислав Дорошенко
Уехало британское посольство,
Потом американское посольство,
Теперь эвакуируются финны —
Хотя при чем, казалось бы, тут финны,
От нас же получившие свободу,
Как и поляки, да, как и поляки,
Без нас тут ничего бы не стояло,
Но все они, скоты неблагодарные,
Свои увозят флаги лучезарные,
И только русским некуда уехать
От этого ужасного соседства,
Которое нас прямо соблазняет,
Морально и физически терзает,
Садически покоя не дает,
Особенно тому, кто патриот.
Я, помнится, гулял с одной девчонкою,
Такой красоткой в бежевом плаще,
Причем она настойчиво подчеркивала,
Что я неинтересен ей вообще.
Я был готов побить ее, однако,
Я был готов напасть из-за угла,
Она бы превратить меня в маньяка
Холодным равнодушием могла,
Я был готов убить ее — во сне хоть:
Мужская страсть — начало всех начал.
Но им ума хватило переехать.
С тех пор ее я больше не встречал.
Куда эвакуировать Россию,
Своих детей любимую тюрьму?
Куда эвакуировать Мессию
От недоумков, вверенных ему?
Нам некуда бежать от Украины,
Как прутьям от родного помела,
Мы с ней географически едины,
Чего она еще не поняла.
При этом мы бы так тебя любили!
Мы лучше знаем, как тебе удобно,
Мы понимаем, что тебе съедобно,
Мы все поем укрáинские песни —
Вот, мы поем укрáинские песни:
«Ты пидманула», «Гоп!» и «Ой, нога!».
Мы любим все вареники и сало —
Вот, мы едим вареники и сало!
Без нас тут ничего бы не стояло,
Без нас бы не горело ни фига!
Не пахло бы ничем, не подгорало!
Без нас бы вас ничто не собирало,
Вас просто нет без внешнего врага,
Который все грозней, все низколобее, —
И то, что Русь для вас не дорога,
Лишь проявленье вашей русофобии,
Обидной для родного сапога.
Увы, геополитика-паскуда!
Ты никуда не денешься отсюда,
Меня конкретно и Отчизну-мать
Ты так и будешь вечно соблазнять,
Ты так и будешь вечной провокацией —
Своею европейской ориентацией,
Ты так и будешь вроде той девчонки —
Наличьем в магазинах запрещенки,
Ты так и будешь месяцы и годы
Дразнить меня иллюзией свободы,
А я, у всех границ сбирая рать,
Тебя всечасно буду задирать,
Весь мир я буду вечно шантажировать
Тем, что тебя назавтра захвачу,
И некуда меня эвакуировать,
Да и тебе сбежать не по плечу,
И это будет вечная мелодия —
Для всех уже забавная, n’est ce pas? —
Твоей красы и моего бесплодия,
Льняной косы и ржавого серпа,
Такая украинская рапсодия
Для «Искандеров», «Буков» и попа.
Все так и будут мне смеяться в спину
И умолять: «Довольно, генерал!» —
И я никак себя не передвину
Из этой смычки, как бы ни орал, —
Вот разве что сбегу на Украину,
Чем и кончает русский либерал.
Дмитрий Быков
Ответ на стих некоего болгарского офицера с российскими ушами (и, как выяснилось, сердцем) - Дончо Нанова Дончева. Стих им написан в 1994 году. Называется "Не трогайте Россию, господа!".
Не суйтесь в Украину, господа!
Не суйтесь в Украину, господа!
Ей вольно и без вашего забора.
Она по части братского раздора
Вам равных не встречала никогда.
Не суйтесь в Украину, господа!
Всё мнится вам, и лживым, и коварным,
Натравленным наместником бездарным,
Что кровь людская - лишь вода.
Припомните, к себе вас не звала,
Когда случилось испытание достоинства,
Исподтишка напало ваше воинство,
По праву сильного рука брала.
Не суйтесь в Украину, господа!
Теперь вы утверждаете решимость,
Но под вопросом ваша нерушимость -
Империи, увы, не впрок года.
А жертва не бывает неправа.
Уставшая то плакать, то молиться,
Она укажет всем на вора и убийцу,
Его покатится на плаху голова.
Вас покарают. Мне до склона дней -
Стыдиться обличённого бандита
И простоты святой обманутого вида,
И цепкой памяти моей.
Россией не кичитесь, господа!
Ведь вы её не знаете, невежды.
Она - захватчица, какой была и прежде,
И ныне «собирания земель» страда.
Не суйтесь в Украину, и она
На этот раз по силам и по праву
Заслужит, вам на зависть, славу,
Джо Байденом от зла ограждена.
Да, Украину вы должны благодарить
Уже за то, что есть она на свете,
За то, что вам и вашим детям
Который год уж есть кого ценить.
А коль не сунуться не можете - тогда
Попробуйте вернуть себе Аляску.
Иначе - спрячьте ваши глазки.
Россию не порочьте, господа!
Андрий Ненькин Тсокуш (16.01.2022)
Антон Геращенко
·
Стихотворение русского солдата
Посвящается нашим Героям - медикам!
Прислал его мне Главный Врач одного из крупнейших медицинских комплексов Киева.
Мам, я в плену, но ты не плачь.
Заштопали, теперь как новый.
Меня лечил херсонский врач
Уставший, строгий и суровый.
Лечил меня. Ты слышишь, мам:
Я бил по городу из «Градов»,
И полбольницы просто в хлам,
Но он меня лечил: «Так надо».
Мам, я - чудовище, прости.
В потоках лжи мы заблудились.
Всю жизнь мне этот крест нести.
Теперь мои глаза открылись.
Нас провезли по тем местам,
Куда снаряды угодили.
А мы не верили глазам:
Что мы с Херсоном натворили!
В больницах раненых полно.
Здесь каждый русских проклинает.
Отец, белей, чем полотно,
Ребенка мертвого качает.
Мать, я - чудовище, палач.
И нет здесь, мама, террористов.
Здесь только стон людской и плач,
А мы для них страшней фашистов.
Нас, мам, послали на убой,
Не жалко было нас комбату.
Тут мне херсонец крикнул: «Стой!
Ложись, сопляк!» - и дальше матом.
Он не хотел в меня стрелять.
Он - Человек, а я - убийца.
Из боя вынес! Слышишь, мать,
Меня, убийцу, кровопийцу!
Мам, я в плену, но ты не плачь.
Заштопали, теперь как новый.
Меня лечил херсонский врач
Уставший, строгий и суровый.
Он выполнял врачебный долг,
А я же, от стыда сгорая,
Впервые сам подумать смог:
Кому нужна война такая?
💙💛
Якщо у свободи є ім’я. То це ім’я — Україна! © Урсула фон дер Ляйен
Бог знает чье, но - от души
Чи є у світі те, що ви не вкрали?
Чи є на мапі там, де не були?
Чи є країни, де ви не вбивали?
Чи є народи, які вас не прокляли?
Гармонично недоразвитая личность
Carthago delenda est
Правда, хлынувшая сплошь,
довела до беспредела,
но уже взялась за дело
созидающая ложь:
будет нравственный подъём,
будут храмы и парады,
а потом во имя правды
всё по новой долбанём.
Евгений Лукин
Вірш Володимира Сосюри з 1941 року. Як про сьогодення. "Палають міста під ударами з неба, горить Україна моя."
Володимир Сосюра
ГНІВ
Ні сміху, ні співів, мій друже, не треба,
хай слово багнетом сія!
Палають міста під ударами з неба,
горить Україна моя.
Летить моє серце, де степ і могили,
де квітнуло щастя моє,
де в берег Славута, з журби посивілий,
кривавою хвилею б’є.
І гнів, як пожежа, шумує у жилах,
як грозами сповнений сад...
Одяг на сестер і братів моїх милих
ярмо бронірований кат.
Повзуть по Вкраїні, щоб волю пожерти,
розлючені орди в цей час.
І тільки, за щастя б’ючися уперто,
катам не здається Донбас.
Все так же по рейках летять ешелони,
а в них — юнаки, юнаки,
і сонця промінням ласкаво-червоним
горять їх широкі штики.
Все так же над озером мріє калина,
де юність моя протекла;
і мати моя вигляда свого сина
в хатині сумній край села.
Все слухає грому двигтіння шалене,
все дивиться в далі блакить...
А син у тім краї, де листя зелене
над снігом під вітром шумить.
Я чую крізь вітер: “Ой сину, мій сину!..”
Де небо в пожарах як мідь,
туди, на залиту вогнем Україну,
летить моє серце, летить.
(1941)
Это известное стихотворение Владимира Аборнева, написанное в 2015 году. Уже полный ютуб песен на эти стихи. Только слова "донецкий врач" заменили на "херсонский врач".
Да мало ли в Бразилии донов Педро?! И не сосчитать!
И сквозь дым, сквозь чад, сквозь копоть,
Победители Европы,
Всюду русские снуют;
В кузова себе суют:
Пылесосы, свечи, вина,
Юбки, тряпки и картины,
Брошки, пряжки, бляшки, блузки,
Пишмашинки не на русском,
Сыр и круги колбасы,
Мелочь утвари домашней,
Рюмки, вилки, туфли, мебель,
Гобелены и весы…
— из поэмы А. И. Солженицына «Прусские ночи».[
💙💛 Мене сьогодні годувала чиясь мати
В селі на Миколаївщині, де нема людей.
Там щохвилини луплять «гради»,
Але для наших матерів нема чужих дітей.
Я їв червоний борщ і теплий хліб
І обіцяв, що буду захищати далі.
Тій жіночці забракло слів
І очі вмить вологі стали.
Я їй сказав: «Ви, мамо, не журіться.
Ваш син вашу родину захища!»
Вона мені сказала тихо: «Помоліться.
Бо вже у Господа його душа…»
І стисло мені груди, й додалось жалю,
Я телефоном подзвонив до мами.
Я подзвонив і нагадав, що я її люблю,
І перемогу обіцяв, у що би то не стало.
Скупу сльозу пустив навіть мій тато.
«Ти маму обійми і поцілуй…
Мене сьогодні годувала чиясь мати.
Тому, як бачитимеш наших – теж їх нагодуй».
Автор: Валерія Коломієць
💙💛
Якщо у свободи є ім’я. То це ім’я — Україна! © Урсула фон дер Ляйен
Ваши права
Ответить с цитированием
Социальные закладки