Показать скрытый текст ------
Голос у сфинкса был негромкий, почти жалобный и чуть виноватый. Хотя в светящихся яростным тайным огнём глазах мерцал смех древнего или просто довольно старого существа, знающего себе цену. Так что Кристина не очень-то поверила в жалобность и вину. Но всё же прислушалась – что он там шепчет?
– Возьми меня с собой… – повторил сфинкс. Крис чуть-чуть удивилась. Это, конечно, не сон, а просто поток сознания, а в нём могут возникать самые разные образы, даже говорящие, даже очень уверенные в себе. Но всё же они быстро исчезали, сменяясь новыми, а этот – этот задержался, всё больше напоминая странный сеанс телепатии.
То, о чем говорил сфинкс, Кристину не слишком удивило. Возьми меня с собой, забери меня, проводи меня, не бросай меня – и прочие привычные просьбы звучали у неё в голове часто. Кристина была проводником. В это слово многие люди вкладывают совершенно разные вещи, чаще всего подразумевая либо духовный бизнес на грани психотерапии, либо потустороннее проводничество за пределы материальной жизни.
К первому Крис не имела никакого отношения. Второе практиковала опционально, потому что это не было ее профильной миссией, ах, да, простите, профильным делом в данной реальности. Профиль Кристины был куда как шире. Случалось иметь дело и с мертвыми, которые искали свой путь, она в таком случае не отказывала, просто не умела – но профи себя не считала, так что в дебри этого дела не лезла.
Кристина уводила из миров, которые подходили к своему логическому завершению, в миры, которые к таковому пока еще не подходили. Да, под завершением можно было понимать очень разные вещи, но чаще всего подразумевалась не страшная физическая кончина материального носителя – планеты, а резкий скачок, переход на другой уровень восприятия большего числа разумного населения мира, снятие завесы, апокалипсис…
Почему она этим занималась, как её звали и какой природы она была на самом деле, зачем и кому это было нужно – для данной истории не имеет никакого значения. Важно то, что женщина по имени Кристина, слушая хорошую музыку, услышала в сознании голос и прислушалась к нему. Это ничуть не было похоже на традиционную телепатию, просто нейтральный, медитативный поток мыслей кто-то раздвинул и вошел туда со всей подобающей просителю скромностью.
– Ты кто? – Крис прислушалась и всмотрелась в сфинкса. Большой, красивый, тяжелый, он переступил с лапы на лапу.
– Меня зовут Пит, – хмуро сказал он. Странноватое имя для такого существа, но зверь с красивым египетским лицом засмущался окончательно и отвернулся, скорее веско проговорив, чем вопрошая: – Ты меня заберешь с собой…
Кристина задумалась. У каждого проводника, который пришел в эту реальность забирать тех, кому нужно покинуть её, есть своеобразный запас прочности, предел размерности и числа тех, кого он может подхватить и унести. Число это довольно абстрактное, легко сдвигает свои значения по шкале в обе стороны, но всё же имеет границы.
Крис была сильным проводником. Она родилась и выросла в этом мире как раз для того, чтоб пропитаться его многочисленными смыслами, сменила немало имён для того, чтоб не застревать в одном образе, меняла роли, профессии, окружение, города, деятельность, стрижку, вес и образ мыслей – чтоб впитать в себя как можно больше контекстов.
Чтоб тогда, когда придёт время, распахнуть, распахнуться, включить, открыть, запеть, прокричать, постелить скатертью дорогу энному числу тех, кому придёт пора уйти из завершающегося, изменяющегося, обновляющегося мира.
– Пит, – повторила она его имя, он чуть повёл плечами, Крис ощущала, что странный гость её мыслей уже почти исчез, мысли убегали, не желая сосредотачиваться на нём, только в груди зарождалось острое чувство заключаемого договора. Оно было похоже на сострадание, не имело ничего общего с жалостью, выглядело как дружба, а в итоге оказывалось любовью, конечно. Значит, для Пита в её грядущих дверях тоже должно найтись место, кем бы он ни был.
Уходили по разным причинам. Кто-то просто уставал от непростого мира. Такие миры, как этот, назывались горнилами, потому что в самом конце из них выковывалось новое, удивительное живое пространство, много новых пространств. Такие миры назывались бутонами, потому что они раскрывались сложными лепестками, а каждый лепесток оказывался новой реальностью, полной удивительных дорог и сюжетов.
Кто-то уходил, потому что сам выполнил свою миссию – создал черновик грядущего лепестка, то есть новой реальности, к примеру. Для этого достаточно написать книгу, иногда можно обойтись стихотворением. Кто-то снимал фильмы или рисовал мультипликацию, кто-то сосредотачивался на картинах или скульптурах. В общем, создавал искусство, способное порождать миры или двери к мирам. Двери для миллиардов юных жадных странников, желающих идти дальше, – таким странникам не требовалась Кристина и подобные ей. Проводники вроде неё имели дело не со зрителями, не с игроками, не с потребителями, не с созерцателями, не с учениками. Нет, чаще – с творцами, летописцами, памятниками и другими функционалами мироздания.
У миров всегда много способов – творить, жить, идти вперёд, умирать и перерождаться.
Кто-то уходил, потому что пришел сюда, чтоб сменить способ восприятия, говорили – сменить расу. Так это или не так, сказать сложно, потому что раса – понятие очень условное, даже абстрактное. Но миры горнила и правда способствовали красивому завершению любой личной вечности, как и всяким инициациям, сменам мерности и прочим грандиозным свершениям духа. Для этого миры горнила, собственно, и существовали, чтоб быть узлами перемен во вселенной.
Кто-то уходил, потому что хотел уйти, Кристина не задавала вопросов. Она просто готовилась увести тех, с кем был заключен договор – вот этим чувством причастности, сочувствия, дружбы и любви.
А Пит, между тем, исчез. Она хмуро порылась в мыслях, пытаясь понять, что за существо к ней пришло. Сфинксы, древний межмирской народ мудрецов и хранителей знаний, редко нуждались в проводниках, разве что только самые юные. Этот юным не выглядел. Больше всего он походил на статую сфинкса, но вовсе не напоминал египетское недоразумение, обтёсанное веками и взглядами туристов.
Где-то и когда-то она его уже точно видела, но где и когда? За свою не слишком долгую человеческую жизнь проводник по имени Кристина посетила несколько десятков городов в самых разных странах, и во многих были скульптуры сфинксов.
– Памятники я еще не уводила, – буркнула она себе под нос и вернулась к своему занятию – сейчас она рисовала, продолжая слушать музыку. В общем-то, у слова «памятник» в её личном лексиконе было несколько значений. Иногда это и правда значило просто скульптуру. Иногда – существо, способное запоминать громадное число деталей своего родного мира, чтоб потом можно было восстановить его в случае непредвиденных бед или же создать что-то подобное, так сказать, по эскизам. А если ты в деталях запомнил свой мир, забрал его душу и пересилил её в воссозданное по эскизу, то, считай, возродил.
– Я не памятник, – тот же хитрый, усталый, неюный голос снова ворвался в поток её мыслей, похожий на бесконечный диалог самим с собой, полилог с подсознанием и тем ворохом сущностей, которые умело притворяются мыслями в голове для совершенно разных целей.
– А кто же ты? – Крис замерла с кистью в руке, рисовать она начала только что и еще совершенно не знала, что в итоге будет на её картине – лес, человек, птица, конь или город. На этот раз говоривший выглядел как грифон. Глаза у грифона горели желтым переливчатым огнём, а голос был похож на тысячу голосов разом, многослойный, густой и очень ласковый голос был у этого грифона. Крис попыталась поймать этот образ, задержать его, но грифон быстро отступил в ту густую реку смыслов, которые текли под поверхностью её мыслей. И, конечно, исчез.
Кристина хмуро смотрела на кисть в руке, на пока еще белое полотно, на ворох тюбиков, кучкой валявшихся слева от мольберта на столе. Она, в общем-то, уже начинала догадываться – сложно не догадаться, проводником она была опытным, а значит – не могла не уловить образ, стоящий за неловкой маскировкой существа.
– Ну охренеть теперь, – проворчала она, стараясь удержать дыхание. Не то чтоб явившийся к ней выбил её из колеи… А, кому она врёт? Конечно, выбил!
– Ты… не хочешь? – красивый стройный лев, украшенный роскошными крыльями, выступил из густоты её мыслей, вглядываясь в Кристину еще не обиженным, но уже подозревающим взглядом.
– Я хочу, – без сомнений ответила та, рассматривая прекрасное существо, в зрачках которого пряталась тысяча горящих взглядов. – Но смогу ли я? – неприятно было осознавать собственную ограниченность.
– Ты можешь уводить дьяволов и богов, – склонил голову Пит, прищурив ярко-зелёные глаза, полные тысячи изумрудов. – Неужели ты не сможешь увести одного меня?
Кристина мысленно протянула руку и коснулась его виска, под пальцами был шелковистый мех, твёрдый камень, пахнущий медью металл. Тысячи уютных огней в его зрачках вспыхнули неоновой сверхновой и пригасли до уютного вечернего фонарного полумрака.
– Ты прекрасен, – чистосердечно призналась она, вспоминая свою давешнюю, юную, почти забытую любовь к этому созданию. – Ты очень большой, понимаешь? И такой многомерный…
– Ну и что, – пожал лев плечами, положив тяжелую голову ей на плечо, она едва не уронила мольберт, на котором так и не было ни одной черточки. – Вряд ли я больше богов и дьяволов, правда же?
– Может, что и больше, – улыбнулась Кристина, приобняв прекрасное существо, – я даже не думала, что смогу тебя вот так обнять. Целиком.
– Ты меня еще любишь? – уточнил у неё подозрительно лев.
– Очень, – сказала она. – Не больше всего на свете, – добавила, потому что не любила лгать. – Но очень, очень сильно люблю.
– Хорошо, – сказал он, мягко высвободился и отступил в мерцающее море глубинных нитей, образов, снов, дорог и теней, которыми на самом деле и была Кристина, успешно притворявшаяся человеком уже несколько десятков лет.
– Эй, вернись! – она всматривалась в темный хаос, прикрыв глаза, а руки уже выдавливали на пластиковую досточку, служившую ей палитрой, краски – серебристый, черный, зеленый, розовый, пепельный оттенки, она всегда так делала, наугад, наотмашь, сколько влезет и еще немного сверху.
Он вернулся почти сразу. На этот раз он выглядел как громадный гривастый конь, глаза которого сияли рдяно-огнистым сиянием, он переминался с ноги на ногу, словно мечтал уже сорваться в стремительный бег, да невидимая рука седока мягко сдерживала его от опрометчивости.
– И ни одного человеческого облика, – усмехнулась Кристина, разглядывая гостя во весь внутренний взгляд. Довольно-таки восхищенный. У него наверняка есть человеческие облики, в этом она не сомневалась.
– Ты терпеть не можешь людей, – ухмыльнулся конь, ткнув ее мягким тёплым медным носом в плечо – снова едва устояла на ногах. «Не могу», – мысленно кивнула она, а потом заметила:
– Слушай, друг мой… я же не памятник. В смысле, я ни черта тебя не помню. Только общие детали, понимаешь? Я родилась вдали от тебя, узнала про тебя довольно рано, но… Я была у тебя в гостях всего ничего, пару дней, и мне было тогда слишком мало лет. Даже фотоаппарата с собой не было. Я проводник, а не памятник. Моя память – дырявый колодец, туннель к звёздам, вдруг я что-то потеряю?
– Самого главного ты не потеряешь, – улыбнулся Пит, – самую суть ты прекрасно помнишь, да и будешь помнить всегда. Памятников у меня предостаточно, поверь. Бесчисленное число фанатов, а уж сколько тех, кто ненавидит меня самой лютой любовью, так и вовсе не счесть. А проводников, способных меня увести отсюда, раз-два и обчелся. И ты среди них! Эй, что ты делаешь?
…Она размашисто махала кисточкой по полотну, почти не глядя. В полутрансовом состоянии шла на кухню, мыла кисть и снова макала её в краску, громадный невидимый конь в её мыслях шел следом за ней.
…Чёрный, палевый, серебряный, розовый, изумрудный, белые блики, тонкие росчерки, размашистый бросок над едва намеченными волнами, которые влезали на полотно с самого краю узким полукругом залива.
– Ты очень красивый, – она не стремилась детализировать всё, главное – поймать образ. Она не считала себя художником, но для проводника это и не очень важно – самое важное про рисование она понимала. Как и про многие другие виды искусства, центральным смыслом которого было – менять состояние наблюдающего. Менять его природу.
Конь заглянул в глубину её картины. Тихонько рассмеялся.
– Даже так? – шагнул в темноту, исчезая, чтоб минуту спустя вернуться тем, кого она рисовала на полотне. Кристина кивнула с улыбкой, она уже прекрасно поняла, почему он то и дело исчезал, чтоб вернуться в новом облике. Ему-то и в своём громадном многомерном теле было порой тесновато, а уж что говорить про лик – аватар, так это называется, – которым он пользовался, чтоб прийти к ней.
– Тебе нравится? – она протянула руку, чтоб потрепать по загривку лохматого чёрного пса, сидящего у мольберта. Разглядывая силуэт чёрного же пса, нарисованного на полотне – размашистым прыжком он перемахивал через реку, чтоб коснуться передними лапами серебристо-розового рассветного залива. Все мосты над рекой были распахнуты настежь, шерсть на загривке нарисованного зверя топорщилась шпилями, трубами, антеннами, небоскребами, а глаза горели ледяным стылым светом.
– Хорош. И главное – похож, – ощерился Пит, заглядывая в рисунок. – Значит, договорились? Заберешь меня с собой, как всё закончится?
Куда? Сейчас это было совершенно не важным. Наверняка для такого, как он, найдется место в доброй сотне юных миров, жаждущих зрелой, умелой красоты. Лишь бы не передрались. Ему выбирать, конечно. Даже не ей.
– Заберу, – кивнула она, и город одним точным броском исчез из её сознания, оставив наедине с музыкой и картиной.
(с)
Тема: Шизотерическая блудилка
Шизотерическая блудилка
Сообщение от a33
Ваши права
Ответить с цитированием
Социальные закладки