Любимые стихи

[Шарки]

Мудрая ворона

Зинаида Серашова


Во дворе я наблюдал -
Бабы с мужем был скандал.
Как мужик, поспорив с оной,
Глупой обозвал вороной.
Я в уме! Прошу учесть!
Отстою воронью честь!
Но сначала, для порядка,
Расскажу все по порядку.

Раз вороне, как на грех,
Богом послан был орех.
Долго мучилась с ним, злилась,
Ничего не получилось!
Не надеясь на успех,
Бросила в кусты. Орех
До кустов не докатился,
Об дорогу - бац! Разбился!
Та, от радости такой,
Бросила орех другой.
- Вот так счастье! Вот удача!
Решена моя задача! -
Прокричала на весь мир.
Пригласив друзей на пир,
Тут же всё им рассказала,
Научила, показала,
Мудрой сразу став для всех,
Грецкий расколов орех!
И с тех пор я наблюдаю,
Как вороны те кидают
Об асфальт орешки - трах!
И обедают в кустах.

Чем "вороной" обзываться,
На себя полюбоваться
Нам самим порой не грех.
Вдруг... расколется орех!

[капля1]

Николай Маркович Олейников (23.VII.1898 (или август 1898, или 16.XI.1895) - расстрелян 24.XI.1937)

Катализатором темы стихотворения явилось обнаруженное женой автора Л. А. Олейниковой объявление в газете о том, что «Иван Петрович Гнида меняет имя на Владимир».

ПЕРЕМЕНА ФАМИЛИИ

Пойду я в контору "Известий",
Внесу восемнадцать рублей
И там навсегда распрощаюсь
С фамилией прежней моей.

Козловым я был Александром,
А больше им быть не хочу.
Зовите Орловым Никандром,
За это я деньги плачу.

Быть может, с фамилией новой
Судьба моя станет иной,
И жизнь потечёт по-иному,
Когда я вернуся домой.

Собака при виде меня не залает,
А только замашет хвостом,
И в жакте меня обласкает
Сердитый подлец управдом...
.........................................

Свершилось! Уже не Козлов я!
Меня называть Александром нельзя.
Меня поздравляют, желают здоровья
Родные мои и друзья.

Но что это значит? Откуда
На мне этот синий пиджак?
Зачем на подносе чужая посуда?
В бутылке зачем вместо водки коньяк?

Я в зеркало глянул стенное,
И в нём отразилось чужое лицо.
Я видел лицо негодяя,
Волос напомаженный ряд,
Печальные тусклые очи,
Холодный уверенный взгляд.

Тогда я ощупал себя, свои руки,
Я зубы свои сосчитал,
Потрогал суконные брюки -
И сам я себя не узнал.

Я крикнуть хотел - и не крикнул.
Заплакать хотел - и не смог.
"Привыкну,- сказал я,- привыкну!" -
Однако привыкнуть не мог.

Меня окружали привычные вещи,
И все их значения были зловещи.
Тоска моё сердце сжимала,
И мне же моя же нога угрожала.

Я шутки шутил! Оказалось,
Нельзя было этим шутить.
Сознанье моё разрывалось,
И мне не хотелося жить.

Я чёрного яду купил в магазине,
В карман положил пузырёк.
Я вышел оттуда шатаясь.
Ко лбу прижимая платок.

С последним коротким сигналом
Пробьёт мой двенадцатый час.
Орлова не стало. Козлова не стало.
Друзья, помолитесь за нас!

<1934>

[cote d'Ivoire]

Не откладывай на потом
Ни звонков, ни бесед, ни улыбок,
Ни поездок в родительский дом,
Ни признания глупых ошибок.

Нам все кажется, будто у нас
Есть бессрочное право на время,
И оставив его "про запас",
Пропадаем не там и не с теми.

И рискуем, боясь опоздать,
Не успеть к самым важным на свете:
Забежим к ним "минуток на пять",
Скажем "Здравствуй", а нам - не ответят...

Все пройдет. Жизнь войдёт в колею.
Только сердце тоскует, считая
Недосказанные "Люблю!",
Неотвеченные "Прощаю!"

О. Кошкина

[Я Зоя]

Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я делал не так;
извините:
жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь...
И по-другому прожить обещаю.
Если вернусь...

Но ведь я не вернусь.

[Козадереза]

Знаешь,
я хочу, чтоб каждое слово
этого утреннего стихотворенья
вдруг потянулось к рукам твоим,
словно
соскучившаяся ветка сирени.
Знаешь,
я хочу, чтоб каждая строчка,
неожиданно вырвавшись из размера
и всю строфу
разрывая в клочья,
отозваться в сердце твоем сумела.
Знаешь,
я хочу, чтоб каждая буква
глядела бы на тебя влюбленно.
И была бы заполнена солнцем,
будто
капля росы на ладони клена.
Знаешь,
я хочу, чтоб февральская вьюга
покорно у ног твоих распласталась.
И хочу,
чтобы мы любили друг друга
столько,
сколько нам жить осталось.

Р. Рождественский

[Парусник]

Надоело седину закрашивать,
Так несовершенен этот мир,
Что придётся тело мне донашивать,
Не снимая, до последних дыр.

А с душой и вовсе всё неясно,
Даже если думать не спеша,
Может быть, не так уж и прекрасна
Никому не нужная душа.

Антонина Юдина

[cote d'Ivoire]

Господи, время, куда ты?
Горсткой, обвалом, гуртом!
Я ведь не ставила даты,
думала, это потом.
Думала, все еще будет.
Думала, ну времена!
Думала, время рассудит.
Ан уж и вечность видна.
Что она, впрочем, такое?
Туго налеплен сургуч.
Листья опавшие? Хвоя?
Белый с пылинками луч?
Карцер? Симпозиум умный?
Банька? Бескрайняя даль?
Или веселый и шумный
пионерлагерь “Печаль”,
тот, где, о папе и маме
вдруг загрустив у ворот,
девочка в мятой панаме
пишет в намокший блокнот…

НАТАЛЬЯ ВАНХАНЕН

[Шарки]

Жанна Жарова


Роберт Фрост. ВЕТЕР И ЦВЕТОК НА ОКНЕ

Вот повесть о влюблённых,
Судьбы простой урок:
Он – ветер заоконный,
Она – в окне цветок.

Когда узор морозный
Растаял по весне
И в клетке жёлтый кенарь
Спел песню на окне,

В цветок влюбился ветер,
Но, мимо пролетев
С разгону, вновь вернулся
Под вечер в темноте.

А был он ветром зимним,
Знал только снег и лёд,
Пургу, увядший вереск,
Но не любви полёт.

И он вздыхал и бился
О стёкла что есть сил,
Тому свидетель каждый,
Кого он разбудил.

Поверил он, что сможет
Мечтой её увлечь –
Лететь сквозь ночь из дома,
Где жарко греет печь.

Но отвернулась молча
Она – а наш бобыль
Свою печаль с рассветом
Унёс за сотни миль.
…
Так поклонись, влюблённый,
Судьбе любви иной:
Она – цветок оконный,
Он – ветер ледяной.