Любимые стихи

[cote d'Ivoire]

ПАРУС

Парус парит! Он планирует близко,
блещет — шагах в сорока.

Будет ли буря?
Разнузданы брызги,
злоба в зеленых зрачках!

Будет, не будет, не все ли едино?
Будет так будет. Пройдет.
Жирные птицы мудро пронзают
рыбу губой костяной.

Передвигаются древние крабы
по деревянному дну.
Водоросли ударяются нудно
туловищами о дно.

Вот удаляется ветреник-парус.
Верит ли в бурю, бегун?
Вот вертикальная черточка — парус...
Вот уж за зримой чертой.

Буря пройдет — океан возродится,
периодичен, весом,
только вот парус не возвратится.
Только-то. Парус.
И все.

Виктор Соснора

[Маринка.87]

/Я учусь дорожить тишиной.../

Мне теперь бесконечно молчится…
Так уютно вдвоём с тишиной.
Мелкий дождь украшает ресницы…
Ветер-дворник для сердца родной.

И чем больше годов за спиною,
Тем сильнее желанье молчать…
Мне не нужно любою ценою
Планы разума все поощрять.

Мне не нужно доказывать, мчаться
За далёко-прекрасной мечтой.
Ни букетов не жду, ни оваций.
Сердцу дорог уют и покой.

Чашка чая и в плюшевом пледе
Свой любимый роман почитать…
Я не знаю, чем дышат соседи
И кому новый образ подстать.

Кто развёлся, женился, уехал…
Я отстала от всех новостей.
Суматоха и спешка – помеха
Тишине нежно-нужной моей.

Рядом есть только близкие лица,
Кто молчать научился со мной…
С ними вместе так сладко молчится…
Я учусь дорожить тишиной.

© Copyright: Ирина Самарина-Лабиринт

[lucaCarati]

[Козадереза]

Мадонна Боттичелли



В имении, оставленном врагами,

Среди картин, среди старинных рам

С холста в тяжёлой золочёной раме

Мадонна тихо улыбалась нам.



Я перед нею снял свой шлем ребристый.

Молитвенно прижал его к груди.

Боями озверённые танкисты

Забыли вдруг, что ждёт их впереди.



Лишь о тепле, о нежном женском теле,

О мире каждый в этот миг мечтал.

Для этого, наверно, Боттичелли

Мадонну доброликую создал.



Для этого молчанья. Для восторга

Мужчин, забывших, что такое дом.

Яснее батальонного парторга

Мадонна рассказала нам о том,



Что милостью покажется раненье,

Что снова нам нырять в огонь атак,

Чтобы младенцам принести спасенье,

Чтоб улыбались женщины вот так.



От глаз Мадонны, тёплых и лучистых,

С трудом огромным отрывая взор,

Я вновь надел свой танкошлем ребристый,

Промасленный свой рыцарский убор.

Ион Деген

[cote d'Ivoire]

Я знаю, что надо придумать,
Чтоб не было больше зимы,
Чтоб вместо высоких сугробов
Вокруг зеленели холмы.
Смотрю я в стекляшку
Зеленого цвета,
И сразу зима
Превращается в лето.

А. Барто

[Шарки]

новогоднее

Алена Васильченко


Я помню, как было: наряжена ёлка,
и папины губы смеются лукаво.
И свежести вкус в мандариновой дольке,
а мама готовит на кухне какао.

Я помню: сияли игрушки так ярко,
звенела посуда на скатерти красной.
И самыми лучшими были подарки,
которые прятали мы под матрасом.

И весело было, и видели чудо,
которое всяких подарков дороже!
Я папины сказки уже не забуду
и мамино платье нарядное - тоже.

И что-то простое, но сильное очень,
осталось со мною - и стало уютно.
Такой вот нехитрый обыденный очерк.
Такими счастливыми были минуты!

А что изменилось? Ни чуточки даже.
Всё так же метели над городом этим.
И тайно проходят "конфетные кражи",
и дома мы просто - любимые дети.

И скатерть другая, другая посуда.
Но так же на кухне наряжена ёлка.
Я верю в тебя, новогоднее чудо.
Я вижу тебя в мандариновой дольке.

[belka=)]

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим «ты»,
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.

Иосиф Бродский

[Шарки]

Елене Миленти


Вдруг услышать на маленьком пирсе – как время идет,

И трепещет душа – вездесущий, осенний кузнечик…

И дыхание волн продолжает таинственный счет –

Сосчитает всех нас, побормочет, погладит, излечит.

И расскажет о том, как бывает не с нами, не здесь

И совсем по-иному – но тоже вливается в Лету…

И дрожат два крыла – глаз морских удивленный разрез.

И ребенок стоит на песке. И кончается лето.

[Сапна]

Когда душа твоя
устанет быть душой,
Став безразличной
к горести чужой,
И майский лес
с его теплом и сыростью
Уже не поразит
своей неповторимостью.
Когда к тому ж
тебя покинет юмор,
А стыд и гордость
стерпят чью-то ложь, —
То это означает,
что ты умер…
Хотя ты будешь думать,
что живешь.
А.Дементеьв

[belka=)]

Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, -
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклоняться данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.

Иосиф Бродский

[Козадереза]

Не исчезай во мне ты навек,
Не исчезай на какие-то полчаса.
Вернешься ты вновь через тысячу, тысячу лет,
Но все горит твоя свеча…

Не исчезай из жизни моей,
Не исчезай сгоряча или невзначай.
Исчезнут все, только ты не из их числа,
Будь из всех исключением — не исчезай!

В нас вовек не исчезнет наш звездный час:
Самолет, где летим мы с тобой вдвоем.
Мы летим
Мы летим
И мы летим,
Пристегнувшись одним ремнем,
Вне времен…
Дремлешь ты на плече моем,
И как огонь чуть просвечивает
Твоя ладонь,
Твоя ладонь…

Не исчезай из жизни моей,
Не исчезай невзначай или сгоряча.
Есть тысяча ламп у каждой из тысячи свеч,
Но мне нужна твоя свеча!

Не исчезай — в нас чистота,
Не исчезай, даже если подступит край,
Ведь все равно, даже если исчезну сам,
Я исчезнуть тебе не дам!
Не исчезай!

Андрей Вознесенский

[Vikтор]

Какая мрачная нынче ночь, какая странная нынче цель.
Мне снова хочется всем помочь. Наверно, буду жалеть в конце.
Несчастных, мальчик, полно везде. Я вычисляю их за версту и помню стылый январский день, когда в прихожей раздался стук. И Сэм ввалился.
Живой, как ртуть. И кожа — белое полотно. Всегда придумывал что-нибудь. Красивый, словно герой кино.
Ему что кровь, что вода, что спирт — побольше лей, до краёв плесни.
Я кровопийца, и он вампир. Конечно, мы подружились с ним.

Потом ветрами завыл февраль, заныл морозами у висков.
У Сэма тоже была мораль: детей не трогал и стариков.
Заочно вынесли приговор ему любители осуждать. Но смерти не было для него, и не касалась крылом нужда. И грусти не было никакой — сплошные песни дорог, костров.
Монеты просто текли рекой, впадая в кассы кафе, бистро. Шумели залы, мерцал неон, светил рекламным богам алтарь.
А Сэм мечтал, как однажды он, упорный малый, отыщет тварь, что добралась до его души.
Укажет твари — связалась зря. Открыться, каюсь, почти решил, но страшно, мальчик, друзей терять.
Болтун, напарник, козырный туз, на шутку едкий, как керосин.
Не смог признаться, постыдный трус, что это я его укусил.

Я видел — Сэм умирал. Родня уже отправилась к праотцам. Он звал кого-то, но не меня, не вспомнит черт моего лица.
Диагноз — лекарь вздохнул — тяжёл, не будет чуда, дела табак.
Я стал тем чудом.
И Сэм пришёл. Платили щедро, иначе как.

Закат над домом висел, червон, в театре снов танцевали твист.
Да, мы наёмники, и чего, чего бояться-то, если чист.
Ты бойся, мальчик, когда халдей, убийца, взяточник, сердце тьмы.
Мы охраняем других людей от зла, которое злей, чем мы.
Мы — полный бар и пустой вокзал, салон с красотками в неглиже.
Однажды вечером Сэм сказал, что месть ему не нужна уже.
Что там, на небе, за гранью — мать, отец, жена — и что Сэм устал.
Что больше нечего понимать, и отвратительно жить до ста, когда все там, только Сэмми тут.
Не знает Сэмми тропинку к ним, но он надеется — проведут дежурный дьявол ли, херувим.

На крышу дома ложилась мгла.
Смеялся Сэмми: давай же, брат. Я сделал выстрел, сощурив глаз, стрелял я пулей из серебра.
На байках строил тогда расчет.
Вернулся Сэмми в четверг к шести:
— Они сказали побыть ещё. Тебя я, кстати, давно простил.

Слова вплетались в вороний грай. Немели плечи кариатид.
Уверен: если настанет рай, Сэм улыбнётся и полетит.

Наталья Захарцева

[Маринка.87]

/Он помельче хотел.../

Он её выбирал по портрету на яркой обложке...
И страницы её проверял на излом, и износ.
Изучил все черты, даже линии, что на ладошке.
И решил покорить так уверенно, смело, всерьёз.

Но привык выбирать, находить недостатки, подвохи...
А характер её так тяжёл, надорваться легко.
Измениться он ей предлагал в чётко данные сроки.
И за ней наблюдал, строя планы свои далеко...

То ли горечь в словах постоянно его напрягала,
То ли то, что она научила не роботом быть.
Он её приземлял, а она всё порхала, порхала.
Он её охлаждал, а она не хотела остыть.

Выбирал, как вино, пригубив и застыв на мгновенье...
А потом подустал от насыщенных ноток, оском…
Он её выбирал, как преступник своё преступленье,
Как картину в кино, как в кредит недостроенный дом...

Он её выбирал, как в оправу солидные стёкла...
Но она, как волна, а его бы устроила гладь.
И душа у неё оказалась глубокой и тёплой.
Он помельче хотел, потому что боялся нырять...

© Copyright: Ирина Самарина-Лабиринт, 2021

[Шарки]

Бесконечная зима

Игорь Андриенко


Бесконечная зима, бесконечная...
Бессердечная она, бессердечная.
Только что с того душе моей?
она - вечная...


Если тело в пространстве летит,
как орбиту забывший болид,
если руки забыли штурвал, -
это временно, это - привал.

Если сводит пространство с ума,
одиночеством давит зима,
знай - когда-то и это пройдёт...
Есть у каждой зимы свой черед.

Бесконечная зима, бесконечная...
Бессердечная она, бессердечная.
Только что с того душе моей?
она - вечная...


Пусть не будет конца у кольца,
несчислимо колец у творца.
А пока ты в кольце у зимы,
каждый день - продолженье войны.

[cote d'Ivoire]

Ветер с Востока
побеждает западный ветер.
Ветер с Востока
пахнет кровью
и волосы треплет убитым.
Умирают отцы и растут молчаливые дети.
И готовятся к битвам,
безнадежно проигранным битвам.

Ветер с Востока,
Грозный ветер степей азиатских,
Черный ветер измены,
который не знает пощады—
Милая, что ты, не надо, не надо бояться,
Мы умрем, взявшись за руки,
я тебе обещаю.
Городам не спастись.
Их пронзит изначальная зависть
Отдаленных селении, где пыльная стая акаций.
Наши книги сгорят.
(Я не плачу, тебе показалось.
Просто ветер, и глаза на ветру слезятся).

Леонид Киселев

1966

[lykawaja]

Пожалуйста не сейчас,
Ведь все разговоры бренны.
Лучше букетик несмелых фраз
Пусть постоит на краю вселенной.

Пожалуйста будь добра
Застынь на секунду в мнимом,
В зыблемом что на семи ветрах
Ходит под парусом неутолимо.

Нет смелости ждать подвох
И трусить причин не вижу.
Ручей красноречия пересох,
Оставив густую упрямую жижу.

Пожалуйста брось в огонь
Слова, как Мёртвые души.
Теперь подойди и тихонько тронь.
Вот так и прошу никого не слушай...


Леонид Агутин

[кетрин-макс]

ЛОЖЬ
Я ненавижу в людях ложь,
Она порой бывает разной,
Весьма искусной или праздной
И неожиданной как нож.
Я ненавижу в людях ложь,
Ту, что считают безобидной,
Ту, за которую мне стыдно,
Хотя не я, а ты мне лжёшь.
Я ненавижу в людях ложь,
Я негодую и страдаю,
Когда её с улыбкой дарят,
Так, что сперва не разберёшь.
Я ненавижу в людях ложь,
От лжи к предательству полшага,
Когда-то всё решала шпага,
Но для тебя тот стиль негож.
Я ненавижу в людях ложь,
Она порой бывает разной,
Весьма искусной или праздной
И неожиданной как нож.
Я ненавижу в людях ложь,
Я не приемлю объяснений,
Ведь человек, как дождь весенний,
А как он чист, весенний дождь!
А. Дементьев

[Маринка.87]

В конце концов её "отпустит",
Она забудет о тебе.
Исчезнет повод дикой грусти.
Не ты к ней явишься во сне.

Она опять начнёт сначала,
Как в песне, с чистого листа.
И ощутит, как надо мало:
Для счастья повод есть всегда.

Ты вдруг почувствуешь до дрожи,
Как не хватает её рук,
Улыбки, что всего дороже,
Захочешь слышать сердца стук.

И позвонишь, но будет поздно.
Вонзится холод декабря:
"У абонента всё серьёзно.
Он счастлив. Правда, без тебя".


© Copyright: Татьяна Ерёменко, 2019

[Шарки]

Алена Васильченко


Будьте странными и уставшими, если хочется.
И не глянцево улыбайтесь по воскресениям.
И не стоит сегодня в тесном корсете корчиться,
если старая эта кофта - твоё спасение.
Будьте тихими и неловкими, даже - робкими.
Если хочется - нужно выплакать: это правильно.
И закутаться в одеяле, как в сером облаке,
наслаждаясь на кухне чаем, тебе оставленным.
Будьте глупыми, неуемными, уязвимыми,
и распробуйте в одиночестве что-то вещее.
Наслаждайтесь своими днями, своими зимами.
За стеною своею тихо латая трещины.
Будьте слабыми, некрасивыми и тревожными.
В старом домике где у берега - лодка спящая.
И впустите к себе спокойствие невозможное,
что-то детское, неподдельное, настоящее.

[belka=)]

Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!

Анна Ахматова