Любимые стихи

[Romko]

Юрий Аврех.

Научи меня, Господи, жить
И по водам ходить, как по снегу.
Хоть повязкой глаза завяжи,
А потом развяжи, чтобы небо
Вдруг увидеть и все полюбить.
Никого, ничего не бояться,
Научи меня, Господи, жить,
Если жизнь может вмиг оборваться.
Сделай так, чтобы избранным быть,
А не гостем, пришедшим незваным.
А усну, пусть приснятся каштаны,
И любовь, и далекие страны.
Научи меня, Господи, жить.

[NorthWind]

ДО ДНА

Тебя приветствую, мое поражение,
тебя и победу я люблю равно;
на дне моей гордости лежит смирение,
и радость, и боль — всегда одно.

Над водами, стихнувшими в безмятежности
вечера ясного, — все бродит туман;
в последней жестокости — есть бездонность нежности,
и в Божией правде — обман.

Люблю я отчаяние мое безмерное,
нам радость в последней капле дана.
И только одно здесь я знаю верное:
надо каждую чашу пить до дна.

1901
Зинаида Гиппиус

[Hotice]

Около океана, при свете свечи; вокруг
поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной.
Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук,
дотянуться желающих до бесценной.
Упадая в траву, сова настигает мышь,
беспричинно поскрипывают стропила.
В деревянном городе крепче спишь,
потому что снится уже только то, что было.
Пахнет свежей рыбой, к стене прилип
профиль стула, тонкая марля вяло
шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив,
как сползающее одеяло.

1975

[Selena513]

ах, какое же было лето
в те далекие тридцать два!
как слетали с орбит планеты,
с плеч – ненужная голова!

как она распахнула двери
торопливым «входи, входи!»,
как рискнула любить и верить
сладким снам на его груди...

нет, она не расскажет внукам,
поправляя седую прядь,
как соседи, добавив звука
теле-монстру, ворчали «*****»,

как звенел между ними воздух
хит-парадом небесных тел,
как плясали лезгинку звезды,
когда он на нее смотрел,

как сбивалось его дыханье
ароматом ее волос,
как последним ночным свиданьем
все внезапно оборвалось…

нет, и он промолчит угрюмо,
вспоминая ее лицо,
как о ней лишь ночами думал,
в пальцах тесное сжав кольцо,

как звонил ей: «ты жди, я буду!»,
как она повторяла «да,
да, любимый», стонал сквозь зубы,
но не выбрал ее тогда,

как к зиме увядали розы –
что ж, не вечно же им цвести…
и как стало однажды поздно
для стотысячного «прости».

[Hotice]

Осень -- хорошее время, если вы не ботаник,
если ботвинник паркета ищет ничью ботинок:
у тротуара явно ее оттенок,
а дальше -- деревья как руки, оставшиеся от денег.

В небе без птиц легко угадать победу
собственных слов типа "прости", "не буду",
точно считавшееся чувством вины и модой
на темно-серое стало в конце погодой.

Все станет лучше, когда мелкий дождь зарядит,
потому что больше уже ничего не будет,
и еще позавидуют многие, сил избытком
пьяные, воспоминаньям и бывшим душевным пыткам.

Остановись, мгновенье, когда замирает рыба
в озерах, когда достает природа из гардероба
со вздохом мятую вещь и обводит оком
место, побитое молью, со штопкой окон.

1995

[Джудила]

Мужской взгляд

Тpи фyнта пpавды,
Пyд коваpства.
Тpи гpамма веpности,
Пyд зла.
Hахальства - десять килогpаммов,
Пpитвоpства двадцать два ведpа.
Одна восьмая гpамма чести,
И постоянства один гpамм.
К мyжчинам жадности тонн двести,
Тpи тонны жадности к деньгам.
Тепеpь сложить все это вместе,
Добавить дypи тpи ведpа.
Поставить все в пpохладном месте,
И вот вам : женская дyша!

[Спилия]

Тысячи дней и бессонных ночей,
Боль в глубине и улыбка снаружи..
Фразы, как свет миллиона свечей:
- Ты так нужна мне!…
- И ты мне нужен…
Теплом согревают простые слова,
Голос срывается, будто простужен..
Все забываем, услышав едва:
- Ты так нужна мне! …
- И ты мне нужен…
Нужность друг другу- хранит, будто щит.
Снег в январе и октябрьские лужи
Мы не заметим, покуда звучит:
- Ты так нужна мне !…
- И ты мне нужен…
Тяжесть на сердце, пуста голова,
Льдом покрываемся словно в стужу..
Раны наносят слова без ножа:
- Ты не нужна мне!…
- И ты мне не нужен!…
Главная ценность – простить и понять,
Даже когда нас обида закружит.
Словами мы можем друг друга обнять:
- Ты так нужна мне! …
- И ты мне нужен…
Подарок судьбы мы в душе сохраним,
Как ожерелье из тысяч жемчужин,
Два сердца вдруг станут горячим одним:
- Как ты нужна мне!…
- И ты мне нужен…

[Исида]

Утреннее, еще сонное

Доброе утро тебе, любовь моя, здравствуй... ты выспался, мой родной?..
Шепот, дыхание чуть неровное... Время, священное тишиной,
Ты замечаешь, слегка касается розовой кистью оконных рам.
Солнце, как писаная красавица, входит, собой освещая храм
Неба, затерянного за складками зданий немерянной вышины.
Ветер пропитан до боли сладкими пряными запахами весны
Даже печаль моя неотлучная скрылась - пылинкой в шальных лучах.
Самое-самое в мире лучшее - жмуриться у твоего плеча...

Алина Марк

[Hotice]

Не то Вам говорю, не то
твержу с гримасой неуместной.
Рассудок мой что решето,
а не сосуд с водой небесной.
В худую пору взялся я
расписываться в чувстве чистом, --
полна сейчас душа моя
каким-то сором ненавистным.

Простите описанье чувств,
фальшивую и злую ноту,
всю болтовню, но больше -- грусть,
за матушку ее -- длинноту.
Простите, что разверз сей хлев
пред Вами, Господи, простите.
Как будто, ног не отерев,
я в дом влезал... И не грустите:

ведь я-то помню свой оскал,
а также цену рифмованью,
а также все, что здесь искал
в грошовом самобичеваньи.
О не жалейте Ваших слов
о нас. Вы знаете ли сами,
что неубыточно любовь
делить Вам можно с небесами.

1962

[Lizeta]

БЕЗ НАЗВАНИЯ

Недотрога, тихоня в быту,
Ты сейчас вся огонь, вся горенье,
Дай запру я твою красоту
В темном тереме стихотворенья.

Посмотри, как преображена
Огневой кожурой абажура
Конура, край стены, край окна,
Наши тени и наши фигуры.

Ты с ногами сидишь на тахте,
Под себя их поджав по-турецки.
Все равно, на свету, в темноте,
Ты всегда рассуждаешь по-детски.

Замечтавшись, ты нижешь на шнур
Горсть на платье скатившихся бусин.
Слишком грустен твой вид, чересчур
Разговор твой прямой безыскусен.

Пошло слово любовь, ты права.
Я придумаю кличку иную.
Для тебя я весь мир, все слова,
Если хочешь, переименую.

Разве хмурый твой вид передаст
Чувств твоих рудоносную залежь,
Сердца тайно светящийся пласт?
Ну так что же глаза ты печалишь?

Борис Пастернак

1956

[Hotice]

Зажегся свет. Мелькнула тень в окне.
Распахнутая дверь стены касалась.
Плафон качнулся. Но темней вдвойне
тому, кто был внизу, все показалось.
Была почти полночная пора.
Все лампы, фонари -- сюда сбежались.
Потом луна вошла в квадрат двора,
и серебро и желтый свет смешались.
Свет засверкал. Намек на сумрак стерт.
Но хоть обрушь прожекторов лавину,
а свет всегда наполовину мертв,
как тот, кто освещен наполовину.

1963

[Lizeta]

В лоб целовать - заботу стереть.
В лоб целую.

В глаза целовать - бессонницу снять.
В глаза целую.

В губы целовать - водой напоить.
В губы целую.

В лоб целовать - память стереть.
В лоб целую.

Марина Цветаева

5 июня 1917

[Lizeta]

Росток, листок и лепесток
И солнца утренний поток --
Роса в траве -- пчела иль две --
Едва заметный ветерок
И я -- цветок.

Эмили Дикинсон

Перевод Л. Ситника

[Hotice]

Захолустная бухта; каких-нибудь двадцать мачт.
Сушатся сети -- родственницы простыней.
Закат; старики в кафе смотрят футбольный матч.
Синий залив пытается стать синей.

Чайка когтит горизонт, пока он не затвердел.
После восьми набережная пуста.
Синева вторгается в тот предел,
за которым вспыхивает звезда.

1994

[Lizeta]

Она доросла до того, чтобы, бросив
Игрушки, что стали ей не нужны,
Принять почетную должность
Женщины и жены.

И если о чем-то она скучает --
О прежних днях, о тоске,
О первых надеждах или о злате,
Истончившемся на руке,

Она об этом молчит -- как море,
Что прячет чудовищ и жемчуга,
И только сама она знает --
Как она глубока.

Эмили Дикинсон

Перевод Л. Ситника

[Hotice]

Я слышу не то, что ты мне говоришь, а голос.
Я вижу не то, во что ты одета, а ровный снег.
И это не комната, где мы сидим, но полюс;
плюс наши следы ведут от него, а не к.

Когда-то я знал на память все краски спектра.
Теперь различаю лишь белый, врача смутив.
Но даже ежели песенка вправду спета,
от нее остается еще мотив.

Я рад бы лечь рядом с тобою, но это -- роскошь.
Если я лягу, то -- с дерном заподлицо.
И всхлипнет старушка в избушке на курьих ножках
и сварит всмятку себе яйцо.

Раньше, пятно посадив, я мог посыпать щелочь.
Это всегда помогало, как тальк прыщу.
Теперь вокруг тебя волнами ходит сволочь.
Ты носишь светлые платья. И я грущу.

1993

[Lizeta]

Полно очарованья
Лицо, что полускрыто —
Вуаль откинув, Облика
Приоткрывать секреты

Дерзают редко Дамы –
Вдруг волшебство уйдет?
Незавершенность образа —
Для Взглядов — словно мед...

Эмили Дикинсон

перевод Анатолия Кудрявицкого

[Hotice]

-- Что ты делаешь, птичка, на черной ветке,
оглядываясь тревожно?
Хочешь сказать, что рогатки метки,
но жизнь возможна?

-- Ах нет, когда целятся из рогатки,
я не теряюсь.
Гораздо страшнее твои догадки;
на них я и озираюсь.

-- Боюсь, тебя привлекает клетка,
и даже не золотая.
Но лучше петь сидя на ветке; редко
поют, летая.

-- Неправда! Меня привлекает вечность.
Я с ней знакома.
Ее первый признак -- бесчеловечность.
И здесь я -- дома.

1993

[Hotice]

Отрывок

На вас не поднимается рука.
И я едва ль осмелюсь говорить,
каким еще понятием греха
сумею этот сумрак озарить.
Но с каждым днем все более, вдвойне,
во всем себя уверенно виня,
беру любовь, затем что в той стране
вы, знаю, отвернетесь от меня.

14 августа 1962

[Lerika]

Бабич Глеб
Осень. Ровно в восемь.

Тонким лезвием меж лопаток,
Ровно в восемь, щекочет осень.
«Ты мечтал полетать когда-то? –
Подоспела очередь, просим.

Будешь главным в моем спектакле,
Будет роль у тебя недлинной.
Хочешь - крылья из рыжей пакли?
Хочешь – небо из серой глины?

Воздух, выклеенный из дыма,
И скала твоя – старый ящик.
Только вот высота, любимый,
Будет полной и настоящей.

Остальное сыграешь честно,
И овации, напоследок.
Неужели тебе не лестно? –
Хоть и странная, но победа!»

Дождевыми глазами глядя,
Усмехается хитро осень.
Тонким лезвием душу гладит,
И ответа, увы, не просит.

И вокруг ни добра не лиха –
То ли небылью, то ли былью.
Я под взглядом дождливым тихо
Надеваю из пакли крылья.