Криминальный фельетон
Дима Пукенбойм не мог себе отказать. Никогда и ни в чем. Хотя от сдобной булочки, хоть и через силу, мог иногда. А вот утреннюю процедуру отвержения продуктов метаболизма с допингом, в котором непременно присутствовал порнографический журнал, он пропустить не мог ни за что.
В одно перкрасное светло-зимнее утро около восьми часов Дима по своему обыкновению придавил ягодицами скрипучий стульчак и, послюнявив палец, стал перелистывать затертые страницы старого и слишком эротического издания. Огромная тень перекрыла щель в дверном проеме (надо заметить, что Пукенбойм намеренно оставил чуть не прикрытую дверь в клозете, чтобы иметь возможность наблюдать за своей женой, скорее для сравнения последней с теми, на кого он пялился и не жалел слюны каждое утро). Тяжело ступая по коридору, его супруга Эллочка, массой чуть более полутора центнеров, продавила себя в залу с недостроенным камином и грузно уселась за круглый стол, желая позавтракать.
Дима с какой-то досадной горечью посмотрел на обнаженную милашку, с залапанной грудью из журнала, и со вздохом уперся взглядом в темный силуэт своей жены. Из сорока пяти лет личных биографий Пукенбоймы прожили вместе почти двадцать. Ежегодное и равномерное увеличение массы супруги постоянно раздражало Диму так, что если бы не ее квартира, а деваться ему было некуда, он давно расстался бы с флагманом потребления отчественной хлебо-булочной промышленности. Но его профессия, освоенная еще на заре трудоспособности, не позволила Пукенбойму укрепиться самостоятельно на рынке недвижимости Черноморска. И именно поэтому он вынужден был терпеть рядом с собой Эллочку. Время от времени Дима позволял себе саркастические выпады в ее адрес, но каждый раз был бит своей супругой, отчего и шепелявил, а в случае нервного припадка брызгал слюной.
Вот и сегодня, сидя на стульчаке, в нем стала зарождаться какая-то гнусная злоба. Очень захотелось Диме досадить чем-нибудь этой громко чавкающей массе, равнодушно сидящей к нему спиной. Это желание становилось все сильнее, и Пукенбойм, свернув привычным движением журнал, сунул его за сливной бачок и нажал кнопку смыва. Раздался громкий булькающий звук. Дима поморщился. Обожая шуметь везде и по всякому поводу, а то и без оного, он очень не любил, когда то же самое происходит рядом с ним.
-Ты в своем репертуаре,- услышал он голос жены.
Пукенбойм вышел из туалета и, прикрыв за собой дверь, двинулся в комнату.
-Как и ты, дорогая,- ответил он язвительно.
-Сильная вещь-привычка,- проговорила Эллочка, не поворачиваясь и продолжая поглощать завтрак.
-И то, правда,- сказал Дима, обходя стол и усаживаясь напротив.
-Правда, как и то,- ответила ему жена, совершая поступательные движения щеками, что нависли над ее шеей,- что я от своих привычек становлюсь все больше, а тебя все время проносит. Но ведь бы ешь не меньше моего.
-Наследственность, дорогая,- съязвил Пукенбойм, наливая в чашку молока.
-При чем тут это?- спросила Эллочка, выпучивая глаза от напряжения мысли.
Дима, заметив это, усмехнулся про себя, а вслух ляпнул:
-А при том, что мне приходится добиваться всего самому, а тебя судьба на старых еврейских дрожжах запарила, только рот открывать и научилась.
Эллочка взяла со стола салфетку и вытерла губы, глядя на Диму пристально.
-Если ты хочешь сказать, что я живу на всем готовом, то это правда,- глухо произнесла жена, закипая,- только здесь нет твоей заслуги, придурок. Спасибо моему отцу и мамочке! Ты же кроме кучки грязных статеек в таких же газетенках ничего на свет не произвел.
-Значит, время до поры еще не пришло,- ответил ей Дима, как-то странно косясь в сторону.
-Интересненько!- воскликнула Эллочка, колыхнувшись на стуле всем телом,- и когда же оно придет? Позвольте спросить!
-Может, ты уже проспала это мгновение,- воскликнул Пукенбойм, застыв с чашкой молока в руке и смело буравя своими глазками лицо супруги.
Эллочка как-то странно взглянула на него, а Дима, поняв, что запала на атаку у него уже не хватит, отвел глаза и попытался отхлебнуть из чашки.
-И что ты уже натворил?- тихим, но достаточно твердым голосом спросила Эллочка.- Куда ты снова влез, в какое дерьмо?
Дима ненавидел оправдываться. От этого он еще больше злился и терял мысль.
-Никуда я не влез,- отрезал Пукебойм, забрызгивая слюной чашку, которую так и не донес до собственного рта. Резким движением он поставил ее на стол так, что заляпал молоком скатерть.
-Я сделал то, что должен был сделать любой порядочный человек на моем месте,- запальчиво воскликнул Дима.
-Поставил свою подпись под Декларацией Независимости Соединенных Штатов?- язвительно спросила Эллочка.
-Почти,- сконфузился Пукенбойм, обескураженный интуитивной догадкой своей жены.- Моя подпись стала решающей, и теперь председателем обновленного союза черноморского кинематографа стал Мстислав Купий.
В комнате наступила тишина. Видно было, что для Эллочки эта новость стала действительно шоком. Прошло несколько мучительных мгновений и, наконец, справившись с этим состоянием, она, пожевав толстыми губами, произнесла:
-Ну, все! Это конец! Конец моему терпению, Пукенбойм!- ее голос перешел в крик,- Ты что же, придурок, так ничего и не понял?
Эллочка вскочила, если это движение можно так назвать, и стол, резко подвинувшись, уперся столешницей в грудь Дмитрия. Чашка с молоком печально качнулась и опрокинулась, а белая жидкость (которую мы в век всеобщей стандартизации называем молоком), повинуясь очередному закону Ньютона, потекла прямо Пукенбойму на штаны. Испуганный реакцией своей жены, он даже не обратил внимания на это обстоятельство.
-Итак, все понятно,- буркнул Пукенбойм.
-Да что тебе придурок понятно?- не унималась Эллочка.
Все ее тело еще колыхалось по инерции от столь резкого скачка со стула.
-Зная, и не только с твоих слов, что и кто такой Купий, смею предположить, что именно тебя, как свидетеля своих темных делишек, он уберет первым,- выпалила жена на одном дыхании.
«-Ну, понесло кобылу»,- подумал Пукенбойм. Но сказанное Эллочкой заставило его задуматься о другом. Вернее о том же, но с иной стороны. У смещенного председателя остались друзья и соратники. Сам-то смещенный по заведомо ложному доносу попал в реанимацию, но товарищи-то остались. А они совсем не питали к Диме братских чувств. Собственно и не могли они его любить, особенно Жора Блицкер-писатель и сценарист и Шура Шевчин-режиссер.
Пукенбойм был уверен, что эти двое ненавидят его так же, как и он их. В причине их не дружелюбности к своей личности Дима видел, конечно, свои поступки. А вот почему сам к ним относился так, а не иначе, объяснить даже себе не мог. Ну и ладно.
И тут вдруг Пукенбойм живо представил себе, как Блицкер и Шевчин привязывают его к стулу и начинают его пытать.
«-Ой, что же теперь будет!?»- уныло подумал Дима.
-Так,- голос жены вернул его к реальности,- Пукенбойм! Мне это все надоело! Я сегодня же уезжаю к маме,- Эллочка шмыгнула носом и почесала пятерней под левой грудью,- а ты собирай свои манатки и чухай пока при памяти. Чтоб духу твоего здесь больше не было!
С этими словами она развернулась и вытащила свое тело в дверной проем. В комнате стало просторнее. Во всяком случае, так показалось Пукенбойму. Дима посмотрел ей вслед, а в коридоре раздался звонок телефона.
-Алло!- голос Эллочки прозвучал довольно злобно.- Чего тебе, Вознюхин? Дима? Дима дома. А зачем он тебе?
Наступила тишина. Видимо собеседник Эллочки что-то ей объяснял.
-Ладно,- снова раздался голос жены Пукенбойма,- ты мозг-то не парь! Знаю я тебя. Вечно интриги плетешь. Что вы на пару с Купием удумали? Снова этого простофилю куда-то впутали?
-Димка!- Эллочка прокричала мужу.- Иди, это тебя. А я пошла вещи собирать.
Пукенбойм нехотя встал и поплелся в коридор. Проходя мимо туалета, он увидел, что дверь приоткрылась. Дима со злостью хлопнул ладонью по полотну и зашиб руку. Морщась, он подул на ушибленную ладонь и подошел к телефону.
-Да,- произнес он глухо в трубку.
-Ты что придурок?- раздался голос Виктора Вознюхина - дружочка Мстислава Купия и по совместительству директора кинофабрики,- всем все рассказываешь?
-Чего ты прицепился?- огрызнулся Дима.
-В общем, так,- перебил его Вознюхин,- Шевчин и Блицкер что-то против тебя готовят.
-Что?- испуганно спросил Пукенбойм, хватаясь за грудь.
-Точно не знаю,- ответил ему Вознюхин,- но что-то злое.
-Вот, блин,- только и нашелся Дима.
-Короче! Мы с Мстиславом единственные, кто сможет тебе помочь. Так что, если что, сразу звони. Понял?
Пукенбойм тупо уставился в стену. Его рука медленно опустила трубку на аппарат.
«-Попал»,- подумал Дима.
В зловещем полумраке коридора раздался резкий скрип. Пукенбойм вздрогнул и обернулся на звук. Дверь туалета снова приоткрылась.
* * *
Особняк Сан-де-Вито располагался в самом центре Черноморской кинофабрики. От былого богатства ее бывшей владелицы остались только мраморные барельефы с изображениями великих людей прошедших эпох.
После предупредительного звонка Пукенбойму Вознюхин решил навестить Мстислава Купия, только что получившего пост председателя черноморского отделения союза очень творческих людей. Светло-зимнее утро как-то плавно перешло в дождливый день, и Вознюхин, выйдя из здания управления, зябко поежился, но за зонтом не вернулся. Не любил он этот аксессуар.
Открывая старую и скрипучую калитку в арку входа особняка, Виктор посмотрел на ближайший к нему барельеф. Изображение кардинала Ришелье строго смотрело на него мраморными глазницами, словно осуждало его за что-то. Вознюхин показал ему язык и оглянулся вокруг,- не видел ли кто. На мрачновато хмурых от дождя аллеях никого не было.
«-Надо бы эти барельефы демонтировать и продать, а то не ровен час опередит кто-нибудь»,- подумал Виктор, проходя в арку.
Внутри особняка было сыро. Штукатурка как внутренняя, так и снаружи от старости осыпалась. Денег на капитальный ремонт здания не было, а время делало свое дело. Стены, сложенные из местного известняка, впитывали в себя влагу словно губка. Тщетные попытки старых уже членов союза хоть как-то удержать здание от разрушения ни к чему не приводили.
Мстислав Купий - крупный мужчина с коротко остриженной головой и бородой на почти багровом лице, что явно свидетельствовало о его любви к Бахусу, сидел за столом в задумчивости и не обратил внимания на вошедшего Вознюхина.
-Я дозвонился Пукенбойму,- произнес Виктор вместо приветсвия.
Купий кивнул головой и повернулся к Вознюхину лицом. Его маленькие заплывшие глазки попытались пробуравить собеседника.
«-Хорошо вчера поддал видать»,- усмехнулся про себя Вознюхин.
-Хорошо,- произнес, наконец, Купий.- Про Шевчина и Блицкера сказал?
-Да,- ответил Вознюхин, усаживая свое тощее тело в старое кресло.
-Славно,- промычал Купий, морщась,- теперь дождемся вечера и покончим с этим.
-Ты все-таки решился?- спросил Вознюхин.
-А что еще остается?- спросил его Купий,- Пукенбойм единственный кроме нас с тобой, кто знает подробности о смещении председателя и легко может расколоться,- он внимательно посмотрел на Виктора.- Ты же, надеюсь, не станешь кричать об этом на каждом углу?
-Что ты, что ты!- видно было, что Вознюхин явно поторопился с ответом.- Я никогда и нигде!
-Да и о финансовом подлоге он в курсе. Так что других вариантов нет,- закончил свою мысль Купий.
-Знаешь,- сказал Вознюхин, залезая пальцами себе в нос и выдергивая волосок,- а мне его даже жаль.
-С чего бы это?- спросил его Купий, усмехнувшись.
-Да, так,- начал, было, Виктор, но его очередную светлую мысль, прервал телефонный звонок.
Купий снял трубку:- Союз кинематографистов!
Лицо его постепенно стало серым. Мстислав еще какое-то время подержал трубку возле уха, а потом его рука медленно положила ее на место.
-Что случилось?- спросил нервно Вознюхин, отряхивая с пальца волосок, что прилип к нему по какой-то причине.
-Пред…,- Купий закашлялся, и его лицо еще больше побагровело,- председатель скончался в больнице.- Я просил главврача мне позвонить в любом случае и, еже ли что, то самое страшное больше никому не говорить.
-Вот, блин, незадача,- промычал Виктор, вытирая пальцы о штаны,- Теперь это «еже ли что» для Пукенбойма вариантов точно не оставляет.
-Да, он слишком много знает,- Купий перекрестился.
-И со статьей о кинофестивале Пукенбойм засветился,- поддержал его Вознюхин,- Хорошо ты все спланировал. Теперь все стрелки на него повернуты. Все будут думать, что это он стал идейным вдохновителем смещения председателя.
-Ладно,- произнес задумчиво Купий,- до вечера!
Виктор кивнул в ответ головой и, ловко вскочив с кресла, вышел из кабинета.
Социальные закладки