Показать скрытый текст Еще свидетельства
АК 2840. пос. Пашковский.
Инф.: Евтушенко Вера Григорьевна (1910 г.р.), казачка; во время голода жила на хуторе Городском.
В [19]33 г. был сильный голод, умерло много людей. Люди рвали рогоз, сушили его, мололи и пекли пляцыкы. Это такие маленькие пышечки. Хутор Городской и адыгейские аулы не очень пострадали от голода. Собирали колоски. Во время голода помогали адыгейцы. У них занимали кукурузу.
Абинский р-он
КФЭЭ-2000.
АК 2185. Станица Мингрельская.
Инф.: Дамницкий Сергей Емельянович (1917 г.р.)
«Тоди було пэрэд 33м годом, 32-й, ото возы йидуть, гарба йидэ и красный флаг, на флагу, – «дайте на красный обоз». Хто видро там…, у кого есть. Ну, люды шо-нибудь давалы. Вобще сама природа подсказала, шо будэ голод, хто закопав зерно… А если напышуть [люди], та найдуть у тэбэ закопанэ, то… […]. Сыдю, на мэлнычку мылю, кукурузу, шоб кашу маты зварыла, придсидатель Совета линейкой заижжа: « Ну вот, казачка, шо мэлыш?», – на матерь. – «Та мылю, дитэй кормыть». «А, хай дохнуть казачата», – кажэ. «Хай дохнуть твои казачата […], давай топор». Топор маты дала, вин поколов на отаки кускы [мельничку]. «Кормы тэпэр своих казачат». Хамство, я б сказал, если б щас быть на войни, пэрвого я б убыв як собаку [председателя]».
Тоди козакив ны ставылы ни бригадирами, тика «городовикив». Кое-хто зымли и ны чув, и ны бачив, бригадирамы поставылы […].
Умыралы [от голоду] вэсной. Отут двое лыжалы. И вызты ж никому, и яму копать, и гробив ни с чого робыть, досок [нет], так замотають у кой-шо, на кладбыще отвызлы […]. Пэрынысла станыця…
А там за Кубанью особенно, там ото Красноармейска станыця […], там же шо, забунтувалы козакы […]. Ну дак еи окружилы потом. […]. Каганович потребовал войска там, русськи войска, солдат, и прыказав стрылять. А оны ны стриляють, солдаты. Солдат всих отвылы, а «нацмэнив», казахстанскую дивизию [привели]. Так воны там далы пэрэпалу, так вона и стала Красноармейска […].
КФЭЭ-2000.
АК 2186. Станица Мингрельская.
Инф.: Бирюк Иван Артемович (1918 г.р.), казак.
[…] Скажу прямо, просто ограбылы народ, забралы продукцию всю. В 33-м году ще батько живый був, мама жива была, и нас три брата и систрёнка. Оцэ нас семья осталась. Дедушка з намы жив, а потом низзя було. Такый закон був, шо низзя вмисти було жить. Дедушка пишов на квартиру, бо дом у нас забралы. Мы построилы, уже з батьком, кой-яку там завалюшку, у нас пустый план там був. И посадылы мы там […] кукурузы багатэнько [за хутором]. Кукуруза уродыла хороша […]; забралы у нас до чиста всэ. Спициальна була комиссия така. Прыходять до тэбэ домой с жилизнымы ципкамы, гостри, заточени. […] По двору прощупають. Ны закопав нигдэ? Провирять и у синови, и на потолках, всэ провирять. Дэ шо найшлы – забралы. Вот кукуруза, як узналы шо в нас есть, план со двора: сигодня – сто килограмм, завтра сто пидисят, а послезавтра – триста. И так каждый дэнь новое. И пока полностью забралы. Потом прышлы и корову забралы, и всё […]. Така установка була [чтоб люди умирали], потому-шо там, за Кубанью, там раньше произвылы. Там двацать восьмого уже голодовка началась, у нас в 33-м полностью була голодовка, потому шо вэсь народ из-за Кубани хлынув сюда, тут ище був кой-как хлеб, то квасоля там, то горох у людэй пооставался. И тым люды пэрыживалы [выживали]. А ти виттиля вжэ люды як хлынулы, уже пухли, полуголодни. А потом ужэ тут яки дэ прыстроилысь, моглы спастысь. А большинство погибли по дорогах, а то так, дэ канава, по куветах […].
[Где хоронили?]
– Дэ кого прыйдэця, [в огородах хоронили]. Отут глыныща булы, тут на глыныцях прямо позакопувалы людэй та и всэ. [Памятника нет?] – Нет, кто там, як его уже пэрэпахалы двацать раз там.
[Были такие случаи, что люди людей ели?]
– У нас я ны могу сказать, а ти шо прыходылы з-за Кубани рассказувалы, булы случаи. […] Я в трыцать пятом году йиздыв туды на заробитки, за Кубань, хлиба посиялы, а убирать никому, народа ны було. Тоди з России понавозылы булы сюды багато людэй. Тоже обманулы, кажуть, отам [на Кубани] булкы на деревьях растуть, йижайте. Россия ж тоже голудувала, так як и мы на Кубани. Они попрыижалы, а где, говорят, на каком дереве? […].
[Это приехали вместо тех, кто поумирал?]
– Поумырав, повысылалы, дома пусти стоялы. Ныхвата [еды] в своий симьи, а прышло пухлэ, ну, як ты йёму ны дасы, […].
В 34-м уже було шо йисты, хоть ны так сытно […]. Багато даже. Када дождалы хлиба, и после того помыралы: в апетит наився и всё, организм слабый [и человек умирал]. Дождав хлиба и помырав […].
[…В голод ели рогоз], оно такэ длиннэ ростэ, а в сирёдки структура мучна, и ото йёго сушуть, вытряхують из йёго и пыклы пышкы […]. Прямо зразу на плыту. Тут уже пощитать, постикэ пырыпадэ, чи по половинки, чи по цилий. А потом там есть однэ растение, тоже у речки ростэ, коришочки таки як оришкы, мохнаткы йих называлы. И ото их навытягають, намыють и на жилезку, жарять и йидять. Ракушкы, я як бы ны ракушкы, я б здох бы, а ракушкы мэнэ спаслы […].
Мэнэ исключилы ис школы, – кулацкый сынок, за родителя […] [Забрали отца из-за крепкого хозяйства].
Апшеронский р-н
КФЭЭ-2003.
АК 2874. Станица Тверская.
Инф.: Олейникова Вера Ивановна (1927 г.р.)
В 33 году был голод. Голод был потому, что власть хотела расправиться с кулаками и теми, кто не хотел идти в колхоз. Всё с амбаров повыгребли, повымели. Нигде ничё не осталось. Многие люди поумирали. Вся наша семья в голод выжила. У нас прямо чёрное тело было, синее. Голодные ж были. Выкапывали какие-то корни, наподобие чеснока и толкли его. Потом варили. Пекли пышки. Один раз удалось поесть мёду. Отец умер от болезни сердца. Люди шли по улице, падали и умирали. Некому было хоронить.
Брюховецкий р-он
КФЭЭ-2002.
АК 2597. Станица Переяславская.
Инф.: Петух Вера Сергеевна (1921 г.р.).
Информатор сообщаает: «Полную подводу вывезли у нас с амбара в 1933 г. У нас полный амбар был. Зерно, картофель забирали, говорили: «Так надо!». Коров не брали, «брали только готовое, а у богатых даже одежду. Забирали «комсоды». Себе брали.
В 1933 г., в голод ели горох, тот что смогли припрятать в доме. Горох пропускали через мясорубку. Ели отруби с мусором. Прятать продукты было нельзя, а если украдёт кто-нибудь хлеб, и его выдадут, то забирали этих людей [арестовывали]».
«Если бы люди не предавали друг друга, то больше бы людей выжило».
В 1933 г. Вере Сергеевне было 12 лет. Ей пришлось бросить школу, (папа её умер, хлеб забрали, у мамы не было от голода сил чтобы ходить на работу в табаководческую бригаду. За эту работу давали немного муки. «У сестры моей было кольцо, так она выменяла на его трохи пшеницы». «В 33-м году не хватило нам рассады табаку. Голодные, мы поехали за ней в станицу Батуринскую. Там шелковицу нашли, ели. В Батуринской вообще пустынно было, люди вымерли. В Переясловской тоже много умерло от голода. Умерших хоронили в саду дома. Если крест на могиле ставили, крест ломали активисты. Поэтому не все ставили кресты».
«Были хаты, где люди людей ели. И детей зазывали погреться, но с тех хат уже не выходили…»
КФЭЭ-2002.
АК 2598. Станица Переяславская.
Инф.: Петух Вера Сергеевна (1921 г.р.)
В.С. вспоминает: «В голодный 1933 год купили родители по случаю Пасхи 10 яиц за 10 рублей. Кинули в самовар – сварили. Каждый съел. Пришёл брат. «Христос Воскрес!», – говорит. И ему яичко дали. Тогда люди щавель ели… Косилки, грабли, плуги отобрали, что у кого было.»
КФЭЭ-2002.
АК 2609. Станица Переясловская.
Инф.: Коряк Раиса Ивановна (1932 г.р.)
У белорусов такие же порядки. Тоже верующий народ. Вместе гуляли.
У некоторых людей нечего было есть. На речку ходили, рыбку ловили. Этим спасалися. Второй мой муж рассказывал: «На котлован у реки приходили издалека старики. С нами ловили рыбку эту. И кушали с нами. И с детьми шли откуда-то». Люди по улицам лежали мёртвые. Некому хоронить. Всё у людей забрали, все продукты: пшеницу, лук и укроп. Овощи и фрукты, всё сушенное забирали. «И оставались люди ни причём. Вот и голод был». Был приказ закрыть магазины. На Украине в 1932 году, а у нас – в 1933.
КФЭЭ-2002.
АК 2610. Станица Переясловская.
Инф.: Рожок Евдокия Иосифовна (1920 г.р.)
Голод был в 1933 г. Мне было тринадцать лет. Я ходила в пятый класс. «А голод! Исть-то как хочется». Чтобы выжить надо было получать паёк. Поэтому я пошла работать в колхоз вместе со старшей сестрой. В бригаде ловили рыбу. Этим и выживали. Голод был потому, что «кулаки» восставали. Их за это высылали. По улицам ходили «комсодовцы». Они у всех всё забирали. Искали всё: и пшеницу, и фасоль. Голод был устроен специально. Зачем – я не знаю.
КФЭЭ-2002.
АК 2703. Хутор Полтавский.
Инф.: Пасенко Пелагея Ивановна (1921 г.р.)
«Голод пережили очень трудно». У нас была яма, укрытая камышом. В яме хранилась картошка. «Комсод ходыв – усэ забрав. Последнюю мукичку, что осталась. Маты молыла: «Оставьте хоть кусочек хлеба. Забралы вэсь хлиб. Ничёго ны оставылы». Но оставили корову. Прикопанную картошку не нашли. Прокормились на молоке и сыре. В поле собирали пшеничные колоски. «По дэсять жмэнёк у карман!». Зёрна прокручивали на мясорубке и пекли липэныкы. По две-три штуки.
Выселковский р-он
КФЭЭ-1992.
АК 244. Станица Березанская.
Инф.: Бондаренко Михаил Савельевич (1915 г.р.); Фесенко Иван Сергеевич (1910 г.р.)
Информатор сообщает: «В голод багато людэй помэрло». У колхозников забирали всё подчистую. Актив забирал «Это 5-6 человек, свои, из станицы, ходили по дворам с крюками железными. Искали, что закопано из продуктов.
Голод сделали. Ничего не найдут, идут в другие дворы. Люди по степям ходили, в мышиных норках кукурузу искали.
А если колосок пшеницы на поле вырвал и кто-нибудь об этом доносил, 10 лет тюрьмы давали.
Умерших от голода людей хоронили в общей яме.
КФЭЭ-1992.
АК 247. Станица Березанская.
Инф.: Вивчарь Ефросиния Васильевна (1911 г.р.)
В 33 – особенно разгар голода был. Общие ямы копали для захоронения. Туда кидали полуживых людей. Умерло очень много. «У моей свыкрухы пацан пишов до сусидкы, а она ёго взяла да заризала. Голову отризала… Она умэрла. Дитэй було двое у нэи. Диты умэрлы, и она умэрла». Было люди и собак ели. Люди больше ежиками спасалися. Отваривали. Ели камыш, лободу / лебеду, заячью лапку.
КФЭЭ-1992.
АК 250. Станица Березанская.
Инф.: Бойко Акулина Мифодьевна (1916 г.р.), казачка.
Акулина Мифодьевна рассказывает о том, что в 1933 году еду абсолютно нигде не возможно было достать, и люди доходили до людоедства. Ловили маленьких детей. Её сестру поймали в то время, когда она шла в садик, и зарезали. Был в станице случай когда мать съела свою дочку.
Называли это время, события «саботаж», но саботажа не было.
В 1933 году умерших хоронили за станицей в общей могиле, потом там было устроено кладбище, которое до этого находилось в станице. Людей свозили и полуживых. Акулина Мифодьевна похоронила двух сестер и мать.
Когда «началысь колхозы» стали давать макуху. Рожать детей стали только в 1935, 1936 году. В эти годы уже стали понемногу выдавать хлеб.
ПМ КФЭЭ-1992.
АК 267. Станица Березанская.
Инф.: Прокопец Анна Васильевна (1910 г.р.)
Информатор рассказывает: «В 1933 году по дворам ходили группы – активисты – мужчины и женщины. Спрашивали у всех: «Есть у вас яма? Что заховано в яме?»
Ходят по двору с крючками. В соломе, сене ширяют, шукают…
Отец и мать нам, детям, говорили: «Кто придёт, в хату не пускать!»
Картошка у нас была, забрали, огурцы, семена… И собак ели в голод, и люди умирали. Мыши выручали нас. «Шукалы мы по полю норкы. Находым, копаем там. А там кукуруза. «Спасиба мышам!»
По дворам приезжали с «тарой» [повозкой]. Говорят, если кто присмерти, ложите его в «тару», всё равно по дороге умрёт. В общую яму умерших кидали, не хоронили отдельно».
КФЭЭ-2007.
АК 3802. Станица Бузиновская.
Инф.: Бутова Вера Гавриловна (1924 г.р.)
– Вы голод помните в 1933 г.?
– А чё ж не помню, я пухлая была. Тут такое было. А брат работал трактористом и получал на неделю три булки хлеба. И ото он булку хлиба пырырижэ напополам и прынэсэ, и батьки приказуе: «Смотри! Если хоть одну крошку одрижешь и куда она денется, я тебя убью». Як я кричала тогда: «Ой, мама, мама!». А вона: «Ой, дочечка, когда ж ты ослобоныш мэнэ». [Работающим в колхозе] давали на трудодни зерна: кому пять, кому шесть, кому десять килограмм, смотря у кого какая семья. Рогоз ели. Нарвем его и с солью едим. Молочай ели.
– Вообще людей много померло в станице?
– Конечно багато. У меня мать в голодовку умерла. А отец через год, в тридцать четвертом.
– А что за причина, неурожая ведь не было?
– Это уже в тридцать четвертом хороший был урожай.
– А комиссии по домом не ходили, хлеб не отбирали?
– Цэ я ны помню.
КФЭЭ-2007.
АК 3859. Станица Новобейсугская.
Инф.: Калугин Николай Иванович (1946 г. р.), казак.
– Мне деды рассказывали, что станица не поддержала ни красных, ни белых. Вот поэтому и тридцать третий год сделали.
– Ведь неурожая не было?
– Неурожай здесь ни при чем. Говорят, что станица была окружена войсками НКВД. Никого не выпускали, только впускали. Ходили по домам люди с красными повязками. Если у кого на печке варилась какая-нибудь баланда, ее просто выливали на землю. Есть нельзя было ни в коем случае. А урожай был.
– Говорят, бурьяном дороги позарастали?
– Да, всё позаросло. Мне один дедушка говорил. Вот идешь по станице. Смотришь, в бурьянах тропинка есть – значит там еще живые люди есть. Если тропинки нет – то уже всё, все умерли. Хоронили без гробов. Даже были такие случаи, что еще чуть живых людей бросали в общую могилу.
– А случаи людоедства были?
– Я слышал, что были.
– «Комсодовцы» были свои станичные или пришлые?
– Свои.
– А из казаков или из мужиков?
– И те, и другие были. Здесь неподалеку жил дедушка Бабенко, он месяца два как уехал. Он мальчонкой был в то время. И он говорил, что и те, и те были. У нас когда-то парторгом был Николай Савельевич Котов. Он потом депутатом Госдумы был от края. Он говорил, что хорошо сохранился в Выселках наш станичный архив. И по документам в станице за один год погибли более 12 тысяч человек.
Социальные закладки