Вид для печати
***
Приходим в мир по одному,
Назад ползём поодиночке,
И в промежутках потому
Так тесно сердцу в оболочке,
Когда затягивает вдруг,
Возможно, по веленью свыше,
В неведомый доселе круг,
Где в такт с тобою кто-то дышит.
Душ неприкаянных родство:
До перекрёстка иль погоста —
Рождается из ничего,
Но дышится легко и просто.
И в хаосе прошедших дней,
В случайности всех наваждений,
Коль вспомнишь, не было важней
Вот этих редких совпадений.
Иосиф БРЕЙДО
***
Полудень, полуявь, полувздрог,
Полусвет, полудиво…
Оторвался от клёна листок
И на землю упал сиротливо.
Не пройду по нему я ногой,
Наступлю на него — преступленье,
Может, в это полумгновенье
Он ещё, бедолага, живой…
Я его естества не нарушу,
Подержу на ладони своей,
Чтоб его сиротливую душу
Одарить теплотой поскорей…
Ю. Показанов
Корнетова Ирина
У женщины зимней – повадки стихии,
Горячие руки и губы сухие.
Она вас закружит в неистовом танце,
Небрежно споет об «Алмазном британце»*
Укутает пледом в холодной мансарде,
И горько растает в томительном марте.
***
Весенняя женщина – женщина страсти.
Пред нею пасуют снега и напасти.
Ей важен лишь повод, и к черту причины!
Её восхищают любовь и мужчины.
Она вас пленит, улыбаясь победно,
И в майские ночи исчезнет бесследно...
***
Темна и загадочна женщина-лето -
Не полуодета, а полураздета.
Пропахшая морем, с соленою кожей,
Омытая зноем – желанна до дрожи.
Она несравненна – и знает об этом.
Теряется в августе женщина-лето…
***
Осенняя женщина хрупко-прекрасна,
Изящно-решительна, нежно-опасна.
Ей нравится дождь и опаловый вечер,
И шлейф листопада, укутавший плечи.
Она упоительно пахнет туманом,
Придымленным ветром и яблоком пьяным,
И снежные бури на крыльях уносят
Медовую, горькую женщину-осень…
***
И снова волнует, пленяет и дразнит
Морозно-декабрьская женщина-праздник…
*"Алмазный британец" - песня группы "Ночные снайперы"
[I]Забытым хламом останусь валяться в углу твоей памяти,
Мне не удержаться, цепляюсь за край слабыми пальцами...
Мне больно и страшно, но не покажу свою слабость,
Я после себя только рваную рану в сердце оставлю…
А небо холодное скалится звездами, будто осколками
Разбитых иллюзий, моих ожиданий, твоих поворотов…
Моих поворотов - куда-то опять, но не в том направлении.
Порвалась струна, этот день уже был, просто мы не поверили…
Просто мы не поверили…теперь уже поздно…опять одиночество?
Каждый сам по себе…выбираем дорогу…считаем пророчества.
Играем в любовь, опять спотыкаемся, падаем…
Слова в никуда бросаем и снова сжигаем все…
Сжигаем рассветы, закаты, мосты – все по правилам…
Сценарии те же, но безнадежности новые грани…
Грани безумия, полосы, стены, удары…
Чужие секреты хранили, свои – растоптали…
Свои растоптали следы на заснеженном небе.
Опять остановка…два шага, мы, может, успели бы…
Успели увидеть все то, что считается крайностью,
Пусть все под контролем, а слабость останется слабостью…
Останутся слабостью чувства голодного города,
Бегущие сквозь перекрестки, роняя свободу,
Теряя последние капли мгновений, запертых в памяти.
Уходят и все забывают, чтобы не плакать…
Не плакать и все же верить в пришедшую вновь весну,
Отсчитывать жизнь секундной стрелкой, отражая в лужах ее пустоту…
А может быть все же оставить любовь на заднем плане,
Вычеркнуть или просто бросить в осень забытым хламом…? [/I]
(bayou)
Меня всегда манили зеркала :
их чистый свет,
их зренье колдовское.
Всего лишь льдинка тонкого стекла …
Но зеркало порой в тебе раскроет
такую неизведанную суть,
которую ты сам бы не заметил.
Вовеки не заполнится сосуд –
твоя душа,
пока живёшь на свете.
Таится в мёртвой памяти стекла
живое волшебство твоих движений.
Всего одна минута истекла,
вмещая столько разных отражений!
Лишь зеркалом отмечен каждый жест
в твоём существованье многоликом,
и ловит взгляд, пока не надоест
цветные пятна,
солнечные блики…
Лишь зеркала, твой отражая быт,
подскажут с проницательностью вещей –
ты знал об этом в детстве, но забыл! –
что говорить и видеть могут вещи.
Преображая формы и тела,
ломая сущность каждого предмета,
и нас порой меняют зеркала,
пугая достоверностью при этом.
Необратимы в мнении своём –
и честные кристально, и кривые…
Порою мы не сразу узнаём
в себе судьбы приметы роковые.
Досадные, случайные черты :
дань – опыту,
дань – возрасту,
дань – моде…
С годами изменяешься и ты,
нет ничего застывшего в природе.
А зеркала – и взор их голубой ! –
тебя лишь тем от суеты излечат,
что краткий миг свидания с тобой
в их мимолётной памяти отмечен.
Эльвира Юрасова
Мотив Чехова
Люди, которые давненько в себе носят горе и
привыкли к нему, только насвистывают и частенько задумываются.
Чехов –О.Книппер-Чеховой
Только насвистывают и задумываются…
Словно птица в лиственной метели,
Бог знает почему не улетела, умница,
Наверно, продолжает жить в апреле…
Только насвистывают и задумываются…
Но это насвистывание открывает карты,
И понимаешь, что жизнь безумствует,
Все твое пытаясь перекаркать.
Этот мир людям –наподобье дома.
Кто кого осилит – он думает устало.
Этот мир задумался надолго.
Не дай бог ,задумываться перестанет
Марис Чаклайс
Перевод Петра Вегина
[I]Нет, нет! Я не люблю тебя!
Ведь я иду и провожаю,
Рукой касаюсь, обожаю,
Насколько можно, не любя!
И душу мне не теребят
Твои измены, очень надо,
Твоим приятелям на радость
Я не скучаю без тебя!
И не обманывай себя,
Не строй всезнающую мину,
Когда я груб и знай отныне
- Грублю со зла, а не любя!
Но если ты уйдешь, губя
Что было, не было меж нами,
Я точно знаю, что ночами
Я буду гибнуть без тебя...[/I]
Михаил Бар
[B]Слово о любви
[/B]
Любить — это прежде всего отдавать.
Любить — значит чувства свои, как реку,
С весенней щедростью расплескать
На радость близкому человеку.
Любить — это только глаза открыть
И сразу подумать еще с зарею:
Ну чем бы порадовать, одарить
Того, кого любишь ты всей душою?!
Любить — значит страстно вести бои
За верность и словом, и каждым взглядом,
Чтоб были сердца до конца свои
И в горе и в радости вечно рядом.
А ждет ли любовь? Ну конечно, ждет!
И нежности ждет и тепла, но только
Подсчетов бухгалтерских не ведет:
Отдано столько-то, взято столько.
Любовь не копилка в зашкафной мгле.
Песне не свойственно замыкаться.
Любить — это с радостью откликаться
На все хорошее на земле!
Любить — это видеть любой предмет,
Чувствуя рядом родную душу:
Вот книга — читал он ее или нет?
Груша... А как ему эта груша?
Пустяк? Отчего? Почему пустяк?!
Порой ведь и каплею жизнь спасают.
Любовь — это счастья вишневый стяг,
А в счастье пустячного не бывает!
Любовь — не сплошной фейерверк страстей.
Любовь — это верные в жизни руки,
Она не страшится ни черных дней,
Ни обольщений и ни разлуки.
Любить — значит истину защищать,
Даже восстав против всей вселенной.
Любить — это в горе уметь прощать
Все, кроме подлости и измены.
Любить — значит сколько угодно раз
С гордостью выдержать все лишенья,
Но никогда, даже в смертный час,
Не соглашаться на униженья!
Любовь — не веселый бездумный бант
И не упреки, что бьют под ребра.
Любить — это значит иметь талант,
Может быть, самый большой и добрый.
И к черту жалкие рассужденья,
Все чувства уйдут, как в песок вода.
Временны только лишь увлеченья.
Любовь же, как солнце, живет всегда!
И мне наплевать на циничный смех
Того, кому звездных высот не мерить.
Ведь эти стихи мои лишь для тех,
Кто сердцем способен любить и верить!
Асадов Эдуард
...А собственно, она в зеленом платье,
Он в чем-то черном... Контур шеи, щек
Избытком нежности пространству платит
За то, что в нем есть заводи глухие,
Где скрипа нет уключин и ключей,
И ветра неуклюжие стихии
Не обнажают вдруг судьбы ничьей.
На розовом, на лепестковом фоне,
Где Моцарт проходил лишь миг тому,
Ей не отнять ни губы, ни ладони,
Не отшатнуться никогда ему...
Татьяна Литвинова
Пустота
Мне уже надоел этот мир.
Где живут в ожиданьи друг друга
Утомлённые солнцем и жизнью,
Где не знают значенья улыбок,
Где не помнят значенья ошибок.
Я уже разучилась летать.
А когда-то казалось - так просто!
Но вы выдрали крылья навеки.
Улыбнувшись, сказали: "подросток!"
Никогда ты не был человеком".
Я устала от мёртвых людей.
Совершенные люди убиты зверьём,
Пусть бывает порою лицо человечье.
Одному здесь нельзя, здесь спокойней вдвоём,
Здесь спокойней гораздо под шкурой овечьей.
И я знаю, что скоро умру.
Не смогу я молиться продажному богу,
Не умею вылизывать пятки другим.
Что ж, прощайте, друзья, мне осталось немного,
Что ж, прощайте, враги, мне вас искренне жаль.
Нежность
Расскажи мне, что тебя тревожит?
Тихо голову мне на плечо склони.
Помолчим. Я знаю - так поможет,
Только призраков из сердца прогони.
Я тебя укрою покрывалом,
Невесомым, мягким, словно пух,
И печали будто не бывало,
Тишина. И только слышно двух
Сердец размерное биение -
Так стучат счастливые сердца...
Наши, может быть?В одно мгновение
Кажется, что сказке нет конца.
Милый мой, беречь покой твой буду,
Что бы ни случилось, позови.
Пусть всегда тебя согреет чудо -
Нежность, вышитая нитями моей любви
ГЛАЗА ЗАВЯЖИ
"Три чёрта было.." /О.Мандельштам/
Глаза завяжи, и аорта взорвётся, —
Огромный пустой город в ней отдаётся
Шагами трамвая, глотками вина,
Ночною звездой на изломе окна.
История русской любви, понимаешь,
Ромашки листок в тридцать лет отрываешь,
Гадаешь — смешно — сразу знаешь ответ, —
— Она тебя любит? — Конечно же, нет.
И так — сотню раз, пусть есть выбор, и бабы,
Есть выбор? Точнее скажу — вроде как бы,
Постольку всегда на песочных весах
Отвага и золото, сердце и страх.
Отсутствие золота страху равно,
Отвага на чаши приводит вино,
И стрелка колеблется, стрелка смеётся —
Она тебя любит.. с другим всё равно!..
И стрелка колеблется, стрелка смеётся,
Глаза завяжи — и аорта взорвётся,
Огромный пустой город сердцу сродни.
Сравни её с сердцем, с метелью сравни.
Максим Анкудинов
***
Хочется сделать шаг, и второй, и третий,
и побежать, лететь как стрела из лука.
Если ты в этом мире меня не встретил,
значит, я стала звуком…
Значит, я стала чайкой в объятьях шторма,
кошкой, что лезет к Богу по тонким шторам,
девочкой, что когда-то учила идиш,
чтобы не помнить горя.
Если ты в этом небе меня не видишь,
значит, я стала морем…
Значит, мой сон – глубокий и бесконечный,
значит, я стала чем-то великим, коли
ты каждый вечер просишь со мною встречи,
значит, я стала болью.
Значит, я стала сотнею острых лезвий,
чтобы чужие люди ко мне не лезли,
значит, я стала линией на ладони,
линией одиночеств.
Если ты этим утром меня не понял,
значит, я стала ночью…
Значит, я стала тёмной и непроглядной,
песней, не переписанной, не допетой.
Если ты вдруг захочешь остаться рядом,
значит, я стала светом.
Кристина Эбауэр
оглянись
теперь всё в прошлом
в одну воду
нельзя дважды
а ты проехал
столько воды
что уже можно
Максим Анкудинов
***
Знаешь, зима скоро...
Знаешь, зима скоро, белый её вихрь…
Смолкнет листвы шорох – станет совсем тихо…
Знаешь, её будни в сердце войдут болью –
Станет совсем трудно… Сжать бы в кулак волю…
Знаешь, своей лапой нос закрывал Мурзик…
Значит зима рядом, сотни её музык…
Тихих таких звуков… Страшных таких воев…
Сжать бы любовь в руку… Нас всё равно двое…
Снег упадет тонной… Вот бы нам с ним слиться…
Знаешь, зима стонет, плачет, когда злится…
Белой своей шалью хочет она греться…
Есть у зимы жало… Есть у зимы сердце…
Знаешь, она с горя просит порой ласки…
Знаешь, зима скоро – время писать сказки…
Время просить чуда… снега… еще снега…
Знаешь, зимой буду: вновь по воде бегать,
С крыши в сугроб падать, лёд языком гладить…
Ради тебя - надо… только тебя ради…
Всех раздражать визгом эта зима рада…
Знаешь, зима близко… Знаешь, и я рядом…
Кристина Эбауэр
Вот и снежок сел на голову
Города, отрастившего бороду,
Сел на гнилые травинки,
На тротуары, тропинки,
Сел на мосты и канавки,
Реки, бульвары и лавки,
Сел на короткие веточки,
На верёвочные сеточки,
Влез на высокие башни ажурные,
Сел на погоны по части дежурного,
Сел на трубу водосточную,
Шмякнулся в воду проточную —
Падая и вверх взлетая,
Он таял.
Максим Анкудинов
[B]твои шаги в ритмах восходящего света...[/B]
все мы жили когда-то в пустынном маленьком городке
с улицами залитыми безудержным утренним светом
с редкими прохожими по мокрым асфальтам лета
с кошками устроившимися где-нибудь в холодке
возле домов с комнатными цветами через стекло
смотрящими молчаливо на своих собратьев снаружи
посреди мая с сумасшедшими запахами где замело
за ночь белыми лепестками траву тротуары лужи
причём каждый отчётливо помнит дворы близлежащих домов
тем более городок небольшой кажется всего несколько улиц
за которыми нет совершенно ничего но всё равно оттуда письмо
каждую неделю приходит кому-то сидящему возле своей двери на стуле
время здесь движется немного по-другому чаще всего бывает рассвет
потому что дома больше всего подвержены окрашиванию солнцем именно в розовый
со стороны востока по стенам дальше по слегка дрожащей листве
по утренним глазам идущих неизвестно куда в этом безраздельно утреннем воздухе
среди безмолвия улиц приближающиеся шаги в ритмах восходящего света
под небом что растворяет последние звёзды ложечкой месяца
твои волосы будут развеваться бесконечным солнечным ветром
когда мы с тобой на пересечении пространств и времён там
встретимся...
Криспи
[I]Остывший кофе
как остывшая любовь:
и вылить жаль,
и допивать противно…
Но можно попытаться подогреть
на плитке прежних чувств,
бурливших импульсивно…
Но это всё равно,
что подогреть февраль,
воткнув в замёрзший снег
сгоревший кипятильник…
И, как тебе не жаль,
всё ж выливать придётся
бурду из сладковатой нелюбви…[/I]
Игорь Нефёдов
[I]Осень тяжко вздыхает которую вечность подряд
И безжалостно солнцу стрижет золотистые косы.
Или ангелы, видимо, где-то на небе грустят
И роняют на землю хрустальные чистые слезы.
Как же хочется им, чтобы верили люди в любовь,
Чтоб навек умерла и до пепла истлела разлука.
Чтоб умели прощать – через мудрость прошедших веков,
Чтоб умели любить – до последнего вздоха, друг друга.
Мне так хочется им рассказать, что я знаю ответ
На вопрос «Как же веру в любовь, обретя, не разрушить?»
Если жизнь говорит, что любви на Земле вовсе нет,
Дать пощечину ей. И не слушать. Не слушать. Не слушать!
Эту самую веру, как высшее чудо, храня,
Я стою под дождем и под звуки осеннего степа
Напеваю чуть слышно и знаю, что м-и-м-о меня
Слезы ангелов падают чистыми каплями с неба…
[/I]
Синельникова Юлия
Стало ветрено - погода чудит.
Не роса теперь, а иней в траве.
Интересно, что-то ждёт впереди?
В незаконченной предзимней главе...
Снова видно далеко-далеко.
Чувства спрятаны в секретный карман.
В ноябре приходит время, легко,
Даже в вечном обнаружить обман.
Заразительно стремленье листвы -
Очень вовремя сорваться с ветвей.
Попрощаемся кивком головы,
Быстрым взглядом и движеньем бровей.
Канет солнце на вечернее дно.
В темноте не дотянуть до зари.
Значит выращу Луну за окном.
Кто не верил? Вон, на небе горит!
Новорожденной Луны серебро
В палых листьях точно брызги души.
Фразы рублены ладонным ребром,
В них не может быть ни капельки лжи.
Непременно удержусь на плаву,
То-то глупо сгинуть раньше врагов.
Триста лет на свете я проживу,
Понаделаю вселенских долгов.
Я запомню этот мир наизусть.
Он меня не сможет помнить ни дня.
Не получится три века... и пусть.
Этой осенью любили меня...
***
Благослови ненужные слова,
Которые срываются невольно,
Которые находятся едва
Среди путей, обыденно-окольных...
Благослови ненужные слова.
Благослови полночные звонки,
В упряжке табака и алкоголя,
В постели одиночества и боли...
Для всех, кто бесконечно-не-близки -
Благослови полночные звонки.
Благослови проснувшихся вдвоем,
Робеющих за первой чашкой кофе,
Но связанных задушеным огнём
В чужом быту, как в вечной катастрофе..
Благослови проснувшихся вдвоем.
Благослови, ты милостив, мой Бог,
Ты знаешь сам – бывает так непросто,
Нам - глупым детям, никогда-не-взрослым,
И неспособным подвести итог,
И сделать шаг. Благослови, мой Бог.
Маргарита Архипова
[IMG]http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/1//49/548/49548946_14.jpg[/IMG]
Ах, эта красная рябина
Среди осенней желтизны.
Я на тебя смотрю, любимый,
Теперь уже со стороны.
Со стороны страданий прежних,
Со стороны ушедших лет,
Которым, словно зорям вешним,
Уже возврата больше нет.
Летят, как ласточки, листочки
С моей любовью по пути;
И только нет последней точки,
И слова нет еще «прости».
Еще цепляется за память
Счастливых дней весенний гром,
Когда любовь бродила с нами,
Скрывая нас одним крылом.
Весною ласточки вернутся,
Оставив за морем любовь,
И над рябиной пронесутся,
И что-то мне напомнят вновь…
Ах, эта красная рябина
Среди осенней желтизны…
Я на тебя смотрю, любимый,
Из невозвратной стороны.
А. Софронов
[SPOILER="Ах, эта красная рябина"]
[IMG]http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/1//49/548/49548830_12.jpg[/IMG]
[IMG]http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/1//49/548/49548838_5.jpg[/IMG]
[IMG]http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/1//49/548/49548842_8.jpg[/IMG]
[IMG]http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/1//49/548/49548850_40.jpg[/IMG]
[IMG]http://img0.liveinternet.ru/images/attach/c/1//49/548/49548860_55jpg.jpg[/IMG]
[IMG]http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/1//49/548/49548958_44.jpg[/IMG]
[IMG]http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/1//49/548/49548930_41.jpg[/IMG]
[IMG]http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/1//49/548/49548926_13.jpg[/IMG]
[IMG]http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/1//49/548/49548914_3.jpg[/IMG]
[/SPOILER]
[B]Если любовь уходит
[/B]
Если любовь уходит, какое найти решенье?
Можно прибегнуть к доводам, спорить и убеждать,
Можно пойти на просьбы и даже на униженья,
Можно грозить расплатой, пробуя запугать.
Можно вспомнить былое, каждую светлую малость,
И, с болью твердя, как горько
в разлуке пройдут года,
Поколебать на время, может быть, вызвать жалость
И удержать на время. На время — не навсегда.
А можно, страха и боли даже не выдав взглядом,
Сказать: — Я люблю. Подумай. Радости не ломай.
— И если ответит отказом, не дрогнув,
принять, как надо,
Окна и двери — настежь! —Я не держу. Прощай!
Конечно, ужасно трудно, мучась, держаться твердо.
И все-таки, чтоб себя же не презирать потом,
Если любовь уходит — хоть вой, но останься гордым.
Живи и будь человеком, а не ползи ужом!
Эдуард Асадов
[B]ПРОЩЕНИЕ...
[/B]
Прощенье - не значит беспамятство,
Не значит - забытая боль...
Прощение - некое таинство,
Что Бог сохраняет с тобой...
Прощение без исключения
Я всем по пути раздаю...
Но только простить без забвения
Не требуйте душу мою...
Прощенье - не значит беспамятство,
И горько бывает до слез,
Когда за тобой всю жизнь тянется
Обиды и злобы обоз....
Прощу я и легче мне кажется
Опять бесконечно прощать
Всех тех, кто вчера еще каялся,
И жить без вранья обещал...
Прощение, как испытание
Всем тем, кому радость дала...
Прощение - это прощание
С обозом обиды и зла....
Татьяна Воронцова
[B]Разрешите зайти...[/B]
Разрешите зайти, разделить одиночество с Вами,
В Ваших грустных глазах виден отсвет потухшей зари.
Может, будет светлей одинокими нам вечерами,
Вы позвольте зайти и тепло Вам своё подарить.
Разожгите камин, вместо дров подложите печали,
Разделите со мной на двоих тишину и рассвет.
И вздохнут с облегчением ангелы за плечами,
Там, где двое умеют молчать, одиночества нет.
Вы не думайте, я не лукавлю и Вас не обижу,
Не предам, как другие меня предавали не раз.
Перекрёстки дорог нашей жизни становятся ближе,
Разрешите взглянуть в глубину Ваших искренних глаз.
Татьяна Рускуле
Сонный город в своей руке
Фонарей жемчуга качает
Разметался дождливый плед
Мокрой ночью на мостовой....
Этот город живет во мне
Это он по тебе скучает,
Это он напевает боль
И зовет на свою ладонь...
Это он на свои мосты
Пишет ветром немые строчки
И сжимает в горсти письмом
Листопады чужих шагов...
Он читает свои зонты
Алфавитом чернильных точек
Этот город зовет домой
Голосами моих стихов...
Но опять, как века назад
Утро в стены ворвется камнем
и раздробит мой сон, как пульс
Спящих улиц в его груди
И опять, как века назад,
Этот город вздохнет не нами,
Но откроет свои глаза,
Не поверив в твое "не жди"...
Кошка
Утро заходит в гости. Время тоски и лени.
Рыжая кошка – осень ластится о колени.
В сердце мурчит ветрами песню о том, как странно
Ночью над городами тихо лакать туманы.
Взгляд по опавшим листьям – глажу ее по шерсти,
Осень, – кричу, – дай жизни, если моя исчезнет.
Осень, – прошу, – вернись мной - строчкой в его тетради
Если порвутся письма, если забудет память.
Осень – шепчу, дай больше. Выше тоски и горя...
Сделай меня такой же кошкой в родных ладонях…
В ногах – шурум, в руках – бурум,
А в голове - привычный шум,
Избыток ветра.
Спасает от предвечных дум
Берет, натянутый на ум,
Из молью тронутого фетра.
Портрет, а может – натюрморт,
Поэт, а может – идиот
В высоком смысле,
Несу от матушки-судьбы
Аж два ведра живой воды
На коромысле.
Я благодарна ей за то,
Что в моё личное ведро
(Ох, давит плечи!)
Не только страх попал и грех,
Но свет любви и счастья смех,
И радость встречи.
Пускай по капле, по чуть-чуть,
Но сразу в точку, сразу – в суть,
Прозреньем в темя:
Ты – колокольчик вдалеке,
Тебя рисует на песке
Художник-время.
[URL=http://pixs.ru/?r=1215577][IMG]http://img.pixs.ru/storage/5/7/7/yyy555jpeg_9624448_1215577.jpg[/IMG][/URL]
[I]Не девушка, не мужняя, ненужная вдова,
Притихшею пришла мадонна - осень.
Отжившая, опалая, подпалая листва
И первый снег на ивах, будто проседь.
Всё сбудется, забудутся бескрайние поля,
С неистовством раскрашенные клёны.
Безмолвием наполнится уставшая земля,
Окрестность станет, будто холст белёный.
Безбрежная , безгрешная, немая нагота,
Слепя, как станы обнажённых женщин.
Новейшая, чистейшая, святая простота,
Зима наступит - это неизбежность...[/I]
Лина Родина
настигает осень-зверь
по небесно голубому
и по городу больному
холод рыщет – ищет дверь
размеряя шаг неверный
над распластанною бездной
ясностью поверен день
звонко падают минуты
и стремительно запутан
и размерен
ритм ветвей
слышу смысл чередованья
чуть замедлено дыханье
дня
здесь паденье
там шуршанье
и страданье
шевелится серебрится
нежной тайной засыпанья
запоздалая змея
дней осенних верея
и если б легкому лучу
бездомно тонкому
бездонно затерянному
средь эха
задумчивого голосов
и снов
и сов
пушисто кругло
вкрадчиво молчащих
с блестящим полнолуньем глаз
в полетах серого угасших
и если б звонкому лучу
петляя в звуке -ля-
пропеть октавами
творенья
свергаясь с высоты небытия
в разверзнутые хляби вдохновенья
рельеф со впадиной объяв
поющей линией округлой лиры
и если б яркому лучу
явиться облаченной солнцем дланью
внося потоки света и огня
в отмеренную вечность мироздания
Где па де катр? Где пасодобль, фокстроты?
Прибородились дряхлые остроты.
Все в ржавчине войны холодной доты.
Кто Ленин, Сталин, Гитлер? Анекдоты.
Всё грязью смыли времени быстроты.
Что уцелело в этих волнах? Шпроты.
При коммунизме жили и фашизме.
Но:
«Быстры, как волны, дни нашей жизни…» –
им всё равно.
Евгений Евтушенко
[B]С другой стороны[/B]
Выпроси у меня, вымоли это право,
Сжать в кулаке серебряные ключи.
Пусть у кого-то истово хлопают крылья справа -
Сердце твоё с другой стороны стучит.
Праведным будет пусть совестно и неловко -
Каяться только грешникам по плечу.
Если Всевышний искренне создал меня чертовкой,
Спорить я с ним не буду и не хочу.
Я тебя не гоню, только и не неволю,
Ты от меня и вольный не убежишь
Ты меня держишь крепко. Ты можешь себе позволить
Выбрать любовь такую, ценою в жизнь.
(с) Неждана Юрьева
Мертвые души в современности
Двадцатый век! Как низко пал ты –
Перегружен, теряя дух.
Бредешь от Жлобина до Балты
И от Борщей до Пепелюх.
Спеши, пыли на дилижансы
Да не забудь средь седоков
Колбасы, письма, реверансы
Из старосветских уголков.
Опять далекие прогулки
На почтовых – и вновь везет
Сентиментальные цидулки
Ложноклассический Эрот!
А нравы – что! И как обычай –
Остался тем же иль каков:
Все так же крадет городничий,
И врет, как прежде, Хлестаков?
Ах, все реальней, все размерней
Воображателей земля:
На бельведере чай вечерний
И с черным маком кренделя!
Манилов-друг, на этом свете,
Возможно, все превыше мер:
Ты лишь мечтал – твои же дети
Какой воздвигли бельведер!
Не тот ли вымысел последний –
Вот этот красный Петроград,
Где поэтические бредни
Приобретают дивный лад?
Но как остаться Дон Кихотом?
Коробочка, смеешься ты,
И твой возок летит к воротам
Через дырявые мосты!
О, маркитантка на биваке
Среди путей в счастливый край,
За ломоть жирной кулебяки
Наряд парижский получай!
Лопочут гуси. В жаркой крынке
Златой щедротой плещет мед,
И что придет за «украинки»,
То за «советские» уйдет.
Коробочка – уж та не дремлет,
И каждый, взвесивши успех,
Одни швыряет, те приемлет,
То не берет ни тех, ни тех!
Теперь нам жить, ей-Богу, трудно,
Лишь ты, Ноздрев, врагам на страх
Своей судьбы проводишь судно
На переменных парусах.
Еще запыленных под Тулой
Не истоптавши башмаков,
Ты за какой охранной буллой
Стучишься в дверь большевиков?
Что совесть? Лишняя обуза!
Тебе ль укоры я найду?
Ты гордым членом профсоюза
Глядишь на Плюшкина беду.
Когда жилеты и манишки
Из сундуков взлетают вдруг –
Не у тебя берут излишки:
Нельзя! – ты спец, ты – технорук!
О, взбаламученное море!
Там все проходит вкруг меня.
Вот Собакевич в страшном горе,
Разверстку хлебную кляня.
Вот Чичиков. Душою мертвой
Не промышляет больше плут,
Когда тебе за грош истертый
Живую душу продадут!
Но дальше… дальше… Мало ль, много ль –
Не назовешь, не вспомнишь тут.
Ах, Николай Васильич Гоголь, –
Все души мертвые живут!
Юрий Олеша
1920
[B]А знаешь, так бывает...
[/B]
А знаешь, так бывает... так бывает, что люди друг друга любят...
И ещё бывает, что налетает взаимность ветром стремительным...
А ещё бывает, что влюблённых молчание долгое губит...
И бывает, что жизнь урезается чьим-то мерилом невидимым...
А ещё бывает, что плакучие ивы рыдают над берегом...
И бывает так, что от страсти кровь бурлит металлом кипящим...
И бывает такое, что кто-то становится вечным пленником...
А ещё бывает, что тот, кто пришёл, изначально был уходящим...
А ты знаешь, бывает, что кто-то находит то, что давно утеряно.
И находит... и не знает, что теперь с этой редкой находкой поделать...
А бывает такое, что мы в правоте своих слов не так уж уверены...
И бывает, что ни горя, ни радости бурной, не пережив, не изведать...
А ещё бывает, что свет ничего не значит в отсутствие тени...
И случается, что прощанье бывает, как ни жаль, но последним...
И бывает такое, что жизнь состоит из миллионов мгновений,
И не каждое из мгновений разрисовано в красках пастельных...
А ты знаешь, бывает, что чувства рвутся из сердца наружу...
И бывает ещё, что кто-то так глупо, так смело в любви признаётся...
Так бывает, что жизнь нараспашку и наизнанку душу...
И часто бывает, что так быстро теряется всё, а любовь остаётся...
(с) Игорь Ларионов
[B]Смешные люди...
[/B]
Смешные люди?
Смешные люди!
У них в карманах – огрызки судеб,
клочки прелюдий и промокашки,
они – гадальщики на ромашках,
они – считальщики дней недели
и разводители канители...
Смешные люди...
Смешные люди
привычно тонут в запрудах буден,
привычно думают нелогично,
двойною жизнью живут привычно
(одной - внутри, и другой – снаружи),
но по единству всё время тужат...
Смешные люди
друг друга судят,
друг друга губят,
друг
друга
любят...
Смешные люди.
Смешны...смешны ли?
Они осыпаны звёздной пылью,
все до единого – фантазёры,
что прячут тайны в глазах-озёрах
и пишут чаще всего о крыльях.
Пропахли яблоком и ванилью
дома их, с крышами прямо в небо.
Они – прямые потомки Феба.
Летят сквозь вечность их души-искры.
А им всё кажется – низко,
низко...
Смешные люди...
(с) Татьяна Архангельская
[B]Вспоминайте меня...
[/B]
Вспоминайте меня... Мы когда-нибудь встретимся снова
на развилке дорог, в межсезонье, в сыром октябре...
Я хотела сказать... Но разбилось хрустальное слово,
прикоснувшись к губам, в нашей с Вами жестокой игре...
Вы дарили легко и стихи, и мечты, и признанья...
Я из Ваших подарков построила рай в шалаше...
Но с приходом зимы он рассыпался до основанья,
оставляя следы в растерявшей желанья душе...
Вспоминайте меня... Я уже не боюсь расстояний,
в первом классе любви я учусь на дары отвечать...
Ваша очередь, друг мой, дома возводить из признаний
и в холодное сердце взаимные чувства впускать...
И когда эту хрупкую радость заменит привычка,
не спешите замерзшую девочку гнать от огня...
Это буду не я... Мне, поверьте, почти безразлично,
кто с тоскою прошепчет в рассвет: "Вспоминайте меня..."
(с) Анна Булатова
Пришла пугливая, задумчивая, нежная,
Кружила вихрем желто-красных огоньков...
Такая близкая, родная, неизбежная,
С глазами цвета синих васильков...
Туманила, печалила, тревожила,
Задумчиво смотрела доверительно,
Тропинки превращая в бездорожие,
Тянула, приближая поразительно...
Доверишься, расслабишься, любуешься,
Подпустишь ближе, не заметив чар,
И оглянуться не успеешь, зачаруешься,
И впустишь в сердце благодарно дар...
Заплачется, взгрустнется, заскучается,
Мелькнет вдали рыжинкой яркой хвост,
Свинцом тяжелым небо увенчается,
Пронзит холодной сыростью норд-ост...
Промокнет, посереет, нахлобучится,
Листвою превратится в пыльный прах,
И осень незаметно улетучится
С печальною улыбкой на устах...
[URL=http://pixs.ru/?r=1225405][IMG]http://img.pixs.ru/storage/4/0/5/yyy888jpg_1293784_1225405.jpg[/IMG][/URL]
[I]Любимые, не говорите никогда,
Что вы устали от любви друг к другу,
Что вы запутались в себе, идя по кругу,
И ваша жизнь уже совсем не та.
Любимые, подумайте сто раз,
Пред тем, как выпалить убийственное слово.
Ведь разве вы любовь убить готовы
Минутною несдержанностью фраз?..
Живите, наслаждаясь тем, что Бог
От всей души вам подарил однажды.
Таких подарков не бывает дважды!
Сумейте сохранить свою ЛЮБОВЬ!!!
* * *
Как лишний вес мешает кораблю,
Так лишние слова вредят герою.
Слова "Я вас люблю" звучат порою
Сильнее слов "Я очень вас люблю". [/I]
Самуил Маршак
Люби достойно.
[I]
Без уважения любовь опасна.
Она с ума сведёт иль разум даст.
Судьба любви вам до конца не ясна,
Лишь уваженье смысл любви придаст.
Без уважения способны на обманы,
На унижение, побои, ложь и страх.
Ведь уважение зовётся талисманом,
У всех влюблённых совестью в глазах.
Любовь исчезнет – будет уваженье,
Умение ценить, жалеть, прощать.
Нет уважения – любовь найдёт решенье:
Всех нелюбимых раздавить и растоптать.
Жить, уважая, – значит ждать и верить,
Что есть судьба и счастье вас найдёт.
Нет уважения? Спешишь перепроверить?
Такой любви навряд ли повезёт...[/I]
Ираида Мордовина
Художник осень рисовал,
Пытаясь время обмануть.
Аллея, старенький вокзал,
Прохожий и дождя чуть-чуть.
Карнизы, голуби, окно,
В котором неба лоскуток.
И стук костяшек домино
От скверика наискосок…
Шагов уставших темный след,
Рябины грусть, последний лист,
И кем-то брошенный букет,
Промокший гипсовый горнист.
Вкус поцелуя на углу,
Озноб от резкого «Прощай!»
Сумбурность чьих-то мыслей вслух,
И убегающий трамвай…
Художник осень рисовал –
Застывший миг летящих дней.
Он время за руку держал.
Один, среди чужих страстей…
[B]Две любви [/B]
То ли все поцелуи проснулись,
горя на губах,
то ли машут дворы
рукавами плакучих рубах,
упреждая меня
белой ночью, дразняще нагой,
от любви дорогой
не ходить за любовью другой.
То ли слишком темно на душе,
а на улице слишком светло,
то ли белая ночь,
то ли ангельское крыло.
Страшно жить без любви,
но страшнее, когда две любви
вдруг столкнуться, как будто в тумане
ночном корабли.
Две любви -
то ли это в подарок с опасным
избытком дано,
то ли это беда
прыгнет молнией ночью в окно,
рассекая кровать
раскаленным клинком пополам,
драгоценные некогда письма
сжигая, как хлам.
Две любви -
то ли это любовь, то ли это война.
Две любви невозможны.
Убийцею станет одна.
Две любви, как два камня,
скорее утянут на дно.
Я боюсь полюбить,
потому что люблю, и давно.
Е. Евтушенко
***
Ты спрашивала шепотом:
"А что потом?
А что потом?"
Постель была расстелена,
и ты была растеряна...
Но вот идешь по городу,
несешь красиво голову,
надменность рыжей челочки,
и каблучки-иголочки.
В твоих глазах -
насмешливость,
и в них приказ -
не смешивать
тебя с той самой,
бывшею,
любимой
и любившею.
Но это -
дело зряшное.
Ты для меня -
вчерашняя,
с беспомощно забывшейся
той челочкою сбившейся.
И как себя поставишь ты,
и как считать заставишь ты,
что там другая женщина
со мной лежала шепчуще
и спрашивала шепотом:
"А что потом?
А что потом?"
Е. Евтушенко
С. Москвитин
[I]
Надрывалась Душа, волоча неподъёмную ношу,
Почернела и высохла, сил набирая едва.
А Обида наела тем временем сальную рожу,
И, вконец обнаглев, всё дерзила, качала права.
Всё сильней и сильней от обжорства её распирало.
Задыхалась Душа, загибалась, трещала по швам.
Угождать всем капризам и прихотям, видно, устала,
И, однажды, не выдержав, лопнула напополам.
Разорвалась Обида на тысячи мелких осколков,
И, упав, растворились они под дождём моих слёз.
Сколько с ними ушло пересудов, вранья, кривотолков,
Наговоров и сплетен, что я принимала всерьёз.
Очень долго и трудно я рваную Душу латала,
Я добром и терпеньем сшивала её, как иглой.
И на память себе навсегда узелок завязала –
Гнать любую Обиду в три шеи поганой метлой.[/I]
больно не тем,
в ком боль.
а тем, о которых
не помнят.
чьи имена
не произносят всуе.
в воображении не рисуют.
не пишут писем.
не шлют открыток.
не оставляют дверь
преоткрытой.
не спешат обогреть
бесконечной зимой.
не держат за руки.
и не ждут
домой.
Тихий стук каблуков по окрестностям робкой зимы,
Онемение пальцев, в плену у вечернего холода.
Я бесцельно иду, не тревожа озябшей листвы,
Как один из невольных заложников людного города.
Я одна, в бесконечном потоке людей и машин,
Где кругом равнодушные лица с гримасой усталости.
Мне себя не узнать в отражении тусклых витрин,
Я чужая, среди суеты и неискренней радости.
Потеряюсь в рекламных проспектах бесчувственной лжи,
Растеряв по дороге, остатки тепла и доверия.
Одиночества шлейф, поднесут мне снежинки-пажи,
Я от жизни мирской отрекусь, в пользу царства забвения.
СНЕГ
Этой ночью
первый снег летел в окно.
Этим утром
снег идти не перестал...
Так идет он, будто кто-то озорно,
как в бутылке,
все окрестности взболтал.
И не знает снег,
куда лететь ему,
где найти ему
местечко для жилья.
И забыл он, где земля,
зачем земля?
почему трава и зелень почему.
То идет он сверху вниз,
то снизу вверх —
озабоченный,
растерянный,
чудной...
Я прекрасно понимаю
первый снег,
потому что так же было и со мной.
Время встало.
А потом пошло назад!
Все часы на свете
канули во тьму.
И забыл я, что сказать.
Зачем сказать.
Почему смеяться,
плакать почему.
Шла за осенью
весна,
потом — зима.
Позабыл я все слова,
все имена.
Позабыл я даже то,
как ты нужна,—
ты об этом мне напомнила
сама.
Очень гордая
сама пришла ко мне,
равнодушие обидное стерпя.
На твоих ресницах
тает первый снег...
Чтоб я делал,
если б не было тебя?!
Роберт Рождественский
***
Когда вдруг отчаянье -
ты, знавший в жизни минуты взлетов,
шедший уверенным шагом,
ты, способный одарить себя многим:
восторгом, рассветом, внезапным порывом -
когда вдруг отчаянье -
даже если оно
гибель несет и тленье из непостижимой
бездны -
когда вдруг отчаянье
овладевает тобой,
вспомни о тех, чья жизнь была тщетной,
о тех, оставшихся в воспоминаниях
нежной жилкою на виске, внутрь себя
обращенным взором,
о тех, кто оставил нам мало надежды,
но кто, как и ты, любил цветы,
о тех, кто с бледной улыбкой
тайны души обращал
к невысоким своим небесам,
что должны были вскоре погаснуть.
Готфрид Бенн.
Перевод В. Вебера
[B]Осенний дождь
[/B]
Звенит дождь осенний,
звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы...
стеклянные стоны...
И тянется плач - и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний,
звенит монотонно...
Вечерних видений русалочьи тени
Просвета искали в пустыне осенней,
И в серую мглу, в нелюдимые дали,
Пошли под лохмотьями черной печали -
Ненастного мира нездешние гостьи -
Искать себе места на тихом погосте.
А лица в дожде все грустней и туманней...
В печаль и кочевье, в сиротство скитаний
Понурою цепью уходят без звука -
Лишь катятся слезы...
Так плачет разлука...
То льет дождь осенний,
звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы...
стеклянные стоны...
И тянется плач - и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний,
звенит монотонно...
Кого-то утратил я в ночь эту злую...
Кого?.. Кто-то умер, по ком я тоскую.
Но кто?.. Вспоминаю я снова и снова...
Кого схоронил я?.. Кого-то родного...
Да... Шло ко мне счастье,
но сгинуло в поле.
Любил меня кто-то - не вытерпел боли,
Понявши, что искру в меня не заронит...
Угас сирота - и чужие хоронят...
А где-то пожаром спалило лачуги...
И дети сгорели... Как плачут в округе...
То льет дождь осенний,
звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы...
стеклянные стоны...
И тянется плач - и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний,
звенит монотонно...
Шел демон угрюмый
к нездешним пределам
И сделал мой сад пустырем погорелым -
Обуглив деревья, побрел по тропинке
И пеплом засыпал живые барвинки
И, бросив на гряды по каменной груде,
Смертельной тревогой засеял безлюдье...
И, сам растревоженный, в гущу бурьяна
Ничком повалился, звеня оловянно,
И замер на камне,
чтоб выплакать, мучась,
Запекшихся слез покаянную жгучесть...
То льет дождь осенний,
звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы...
стеклянные стоны...
И тянется плач - и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний,
звенит монотонно...
Леопольд Стафф.
Перевод А. Гелескула
***
Любить и терять, и желать, и жалеть,
И встать, чтоб упасть и удариться больно,
Печаль проклинать и вверяться ей впредь -
Вот жизнь: и не всласть, и куда как довольно.
В пучину кидаться за перлом бесценным,
К миражу пустыни влачиться в тоске,
Затем чтоб оставить, ушедши со сцены,
Круги на воде и следы на песке.
Леопольд Стафф
(перевод -А. Эппель)
[B] Знамение[/B]
Когда слетает бабочка ночная
На рукопись моих стихотворений
На свет она летит или во тьму?
(перевод Б.Ахмадулиной)
[B]На острие ножа[/B]
Упадет еще один лист -
это и будет осень
Для зубов станет яблоко трудным -
это и будет старость
Постарею на целую жизнь -
и никто меня не узнает
(перевод Б.Ахмадулиной)
[B] Просьба[/B]
Мой заказ для тебя не труден
Нарисуй мне карпа на блюде
Нарисуй изящно и ловко
Чтоб не ел я одну перловку
Разрисуй и бокалы скорей
Нищеты безнадежной моей
Чтоб не пил поутру я росу
У цветов на поляне в лесу
Нарисуй облака мне и тени
Женщину - на пустые колени
Ну и бога (без бога нельзя)
Чтоб хоть мог богохульствовать я
Черта мне нарисуй у дверей
Пусть меня унесет поскорей
И еще об одном я молю
Нарисуй мне на стенке петлю
(перевод В.Николаева)
Витезслав Незвал
Первый снег
Ну что, зима, пожаловать - добро ли?
А впрочем, жухлый лист пора укрыть.
Сложили клёны яркие шатры,
и осень уезжает на гастроли.
Фургончик разноцветный, дальний путь,
поля, леса, на жёлтых листьях визы.
У примадонны пёстрой антрепризы
есть повод веселиться и взгрустнуть...
Опять зима – какой по счёту раз?
И с каждым разом я всё больше рада
тому, что с этой стороны ограды
могу послушать свой любимый джаз.
Ещё ноябрь, она не насовсем,
и тонкий белый коврик одноразов.
И я не составляю парафразов
из зимних песен, сказок и поэм.
Пишу, как думаю - все, что на ум пришло,
а стаи белых мух кружат в буране...
А за окном и на душе светло.
И белый снег - как свежий бинт на ране...
Связь
В понедельник, во вторник и в среду,
Иногда всю неделю и дольше,
За тобой словно хищник по следу.
Только шаг отделяет - не больше.
Мне известно, кто ты и откуда,
Знаю всех, с кем ты раньше общался,
День рожденья, любимое блюдо,
И встречался с тобою не раз я.
Для тебя эта слежка - забава.
Каждый раз оставляешь подсказки:
В этот раз - в водосточной канаве,
Но всегда одинаковой краской.
Ты всегда жаждал славы добиться,
Даже кличку придумал - "Охотник".
Но ты - мусор, всего лишь убийца,
И таких в мире чертовы сотни.
Я ж - ищейка,и связан с тобою,
Только связь эта крепче каната.
Мы с тобой как две капли похожи -
Я, к несчастью, рожден твоим братом.
ДВАДЦАТЫЙ…
Снег скрипит! Скрипит январский снег.
Перышко скребется по бумаге.
Словно вновь пришел двадцатый век,
Очередь заняв в универмаге.
Фантики, хлопушки, пастила,
Синий шевиот официоза…
Елка настоящею была —
Со смолой, застывшей от мороза.
Дворник гордо нес свою метлу,
Деревенский дворник — дядя Федя.
Теплый хлеб давали ко столу
И компоты — школьникам в буфете.
И трещали доски у бортов:
Шло с Канадой вечное сраженье.
И в хоккейной шапочке — Бобров
Поражал игрой воображенье…
Милый, неуклюжий и больной,
С коммунальной толчеей в квартире,
Где ты мой двадцатый — золотой,
С орденом “Победы” на мундире?!
Где ты, черно-белое кино?
“Огоньков” эфирная программа.
Голуби, соседи, домино
И такая ласковая мама,
Что теперь глядит издалека,
В деревянной рамочке-квадрате…
Век двадцатый — это на века!
На другие — времени не хватит!
Андрей Шацков
Чемоданное настроение
В субботу закончились деньги и лето.
А где-то тепло, премиальные где-то…
Царапает зеркало ливень осенний.
И нету желающих на воскресение.
В блокноте зачёркнута Галя Сизова.
Уложены брошки на бархат сезона.
Вагоны закрыты. Толпа на перроне.
Хоронят панаму. Купальник хоронят.
В пижаме ли, в тройке — достойно потеем,
Враждуя с находкой, смиряясь с потерей.
Стараются тучи — с утра при параде —
Частицу себя разглядеть в листопаде.
Юрий Татаренко
[I]Осенний день, недужный, блёклый свет,
Желание упрятаться подальше
От самоварной листопадной фальши,
От золота, что пляшет менуэт.
Безудержно, отчаянно знобит
И путаются мысли ненароком.
А в этом дне безумно одиноком
Вкус к жизни,… странно,… кажется убит…
Бесплотною удавкой небеса
Спускаются, хватаются за горло.
И пахнет гарью лиственной прогоркло,
И слёзы щиплют жалостно глаза.
Предательство в дыхании ветров,
В словах, к которым кончилось доверье.
В шагах, что за прикрытой плотно дверью
Шуршат покровом лиственных ковров…
Осенний день,… рвануться бы долой,
Подальше от беды, хандры, обмана,
За журавлями в тёплый плен тумана,
С прощальной громкой песней удалой…[/I]
(Светлая Печаль)
Роюсь в себе, роюсь в памяти, как в рюкзаке.
Перевернула несчастную душу вверх дном.
Надо бы бросить копаться, идти налегке,
Вместо мучительных мыслей "А, что же потом".
Надо бы, надо, ей, богу, но вряд ли смогу,
Видно, внутри я устроена как-то не так.
Ложь не люблю, не люблю оставаться в долгу.
Черт побери, почему же я так не проста.
Замкнутый круг, катакомбы, а выхода нет.
Воздух тяжел, давит так, что совсем не вдохнуть.
Сяду, как Люба Успенская в кабриолет,
Я уезжаю, кричите мне вслед "В добрый путь".
Ветер в лицо, я хочу, чтобы ветер в лицо,
Еду одна, мне довольно комфортно одной.
Что же так воздух тяжел, будто полон свинцом.
Я передумала, хочешь поехать со мной?
[B]Игра в прятки[/B]
просто болеем, бормочем, играем в прятки,
на лоскуты вдохновения рвём бессонницу,
в нашем отчаянном творческом беспорядке
паузы редко, лишь если чужой дотронется.
пусть неуютен мирок и снаружи шрамы,
столько внутри пластилина – так просто лепится
искренность, скука, безумие, счастье, драма,
общий восторг – если вдруг кто-то новый вселится.
сколько нас – разных – внутри ожидает света,
выхода, облика, роли, момента, случая.
нам – бестолковым, случайным, – смешны запреты,
перетекаем друг в друга, в беспечность, в лучшее…
[I]© Copyright: Екатерина Ладных [/I]
АННА РУСС
* * * *
Никогда не кончиться детству, голубому шару не сдуться,
Детство будет манить загадками и заветными звать местами,
Баба с дедой не поседеют, мама с папой не разойдутся,
И пломбир в стаканчике вафельном никогда дороже не станет.
Никогда семья и работа в перспективе не замаячат,
Никогда с одежды парадной не исчезнут банты и рюши,
Никогда не сломается кукла и не лопнет любимый мячик,
Никогда не умрет артистка, говорящая голосом Хрюши.
Будет обувь всегда на вырост, будут слезы обиды сладки,
Никогда любимого мальчика не заменит любимый мачо
..а река обретает форму безутешной плюшевой лапки
и несет в открытое море мой веселый и звонкий мячик.
КАК ТРУДНО ПОДОБРАТЬ СЛОВА
Как трудно подобрать слова, как сложно,
Дверь отворив, беды не натворить...
Я с вами осторожно, осторожно,
На цыпочках пытаюсь говорить.
Пусть врете вы, играете, лукавите, -
Я тоже вру, играю и молчу.
Ведь вы меня оставите, оставите,
Когда я все в себе разоблачу?
Ведь если я скажу... но это вряд ли.
Ах, нет, скажу! Глядите мне в глаза:
Вот вы туза в рукав широкий спрятали -
А у меня ни дамы, ни туза.
А у меня - пустые карты веером.
Но, оставаясь в дурах всякий раз,
Я верю вам, я верю вам, я верю вам -
И это все, что связывает нас.
[I]А это так больно - бить себя по рукам!...
Наотмашь по пальцам, что тянутся к солнцу.
И обжигаясь в лучах, всё стремиться к оконцу,
что фокусом линзы сжигает в душе моей страх...
Так больно сжигать в себе прошлую рукопись лет,
в огне новой страсти корёжатся старые фото...
и это не я - отражение в зеркале, нет, это - кто-то,
не шлите мне писем, ведь прежней меня больше нет...[/I]
(Айра Грин)
[URL=http://pixs.ru/?r=1258050][IMG]http://img.pixs.ru/storage/0/5/0/yyy777jpg_8813440_1258050.jpg[/IMG][/URL]
[B]Черный жемчуг
[/B]
Приходи, когда захочешь
собирать мой черный жемчуг
на серебряные нити
полусонного дождя...
Он рассыпался по небу
и по линиям ладоней,
заблудился в теплом мае,
так похожем на тебя.
Пересказанные песни,
недопетые молитвы,
как трехстишия, узором
в каждой бусинке судьбы...
Мне на шею ожерелье
жемчуговым поцелуем,
полноводием безумства
и желанием любить
Голой веточкой по снегу,
я прописана навечно
в этом юном, бледном марте
легким росчерком весны...
Сколько их еще осталось,
моих круглых, черных бусин
разлетевшихся по свету,
ненанизанных на нить?..
Жанна Евлампиева
ИБО НЕ БУДЕТ – ПОТОМ
Тут ли жила – у холодного сада,
сразу направо – и в дом.
Дальше – прошу тебя, дальше – не надо,
ибо не будет – потом.
Оборвалось, так уж непоправимо!
Вот и бессвязной, рябой,
неутолимой и неумолимой
жизнь обернулась – судьбой.
А начиналась с невнятного знака:
голову прятать, дрожать,
с женского – «Он!»,
с материнского – «Как он?»,
с прыти кошачьей – бежать.
С этого самого мокрого сада,
с запаха мокрой травы,
с мокрых ладоней, но дальше – не надо,
Иль не сносить головы!
С чем разминулась я? Чем обернулась
мне эта память окрест,
если сюда – через сад, через юность –
сразу направо, в подъезд
я прихожу, чтоб дрожать и казниться,
никнуть пожухлым листом…
…Всё продолжается, тянется, длится,
только не будет – потом!
Он уезжал без сожаленья,
как он и жил без состраданья,
как узнавал без удивленья,
как провожал – без содроганья.
За ним вослед тянулись руки,
за ним упал туман печали,
и все разрозненные звуки
единым криком закричали:
– Возьми всю жизнь, возьми всю юность
с послушной прядью золотою
за то, что б только обернулось
в пути лицо твое чужое.
И все, что есть во мне – огромней
меня самой – возьми для света,
но только Бога ради, вспомни
хотя бы раз за жизнь все это.
Все эти бедные рыданья,
весь этот пыл уничиженья
за то, что жил – без состраданья,
а уезжал – без сожаленья!
Давай сначала поговорим.
Пока я просто не замечаю
твое лукавое «хочешь чаю?»,
твое присутствие там, внутри,
в том самом органе, где болят
конфликты долга с привычным чувством
себе подобных…
О Джойсе с Прустом,
о Мопассане, Рембо, Золя,
о карте вин, голубых сырах,
мужских парфюмах, нерезких фото,
о детях, родственниках, работах,
маршрутах, азимутах, ветрах…
О чем угодно, но не молчать,
осознавая, что каждый хочет
уйти от собственных одиночеств.
Уйти в другого.
Давай свой чай.
Я хочу заболеть.
Очень сильно. А лучше - смертельно.
Чтобы видеть твой страх.
Чтоб тобой завладеть безраздельно.
Таять воском. Песком
Уходить сквозь любимые пальцы
Чтобы, жаждой влеком,
Ты не мог от меня оторваться.
Чтоб, тоскою томим,
Ты не мог на меня наглядеться.
Чтобы взглядом одним
Поражать тебя в самое сердце.
Чтоб меня на руках
Ты качал, от бессилия плача.
Чтобы видеть твой страх
Я хочу на подушках горячих
Разметавшись в жару,
Утопая в багровом тумане,
Обещать: не умру.
А потом не сдержать обещанья.
Ускользнуть, улететь,
Пасть в разверстую пасть пустоты…
Я боюсь не успеть
Сделать всё это раньше, чем ты.
(с) Анна Ривелоте
[B]У КАЖДОГО - СВОЯ СУДЬБА
[/B]
У каждого - своя судьба.
У каждого - своя мольба.
Cвой сокровенный сад чудес,
где страх и боль теряют вес.
Своя заветная струна,
своя китайская стена.
Свой, возведённый на крови,
Спас - средоточие любви.
Я перед всеми неправа
и перед всеми виновата,
в глуши заброшенного сада
взошла, как сорная трава.
Но если б где-нибудь вдали,
в краю ухоженных газонов,
среди нарцисов и пионов
садовники меня нашли,
тогда, на странный сей росток
нимало подивившись, сразу
меня поставили бы в вазу
как экзотический цветок!
ТАТЬЯНА АРХАНГЕЛЬСКАЯ
[B]НИТЬ СЕРЕБРЯНАЯ В ГРИВЕ
[/B]
Нить серебряная в гриве -
я помечена луною.
Тривиально это в мире
называют сединою.
И когда мое дневное
золото пойдет на убыль,
позовут меня в ночное
вдаль серебряные трубы.
С каждой ночью буду дальше
уходить в другое поле,
где намного меньше фальши,
и намного больше воли.
Стану чаще, чаще, чаще
уходить и возвращаться,
от земной любви и счастья
постепенно отучаться.
Золотые эти путы,
эти нежные швартовы,
все слабее меня будут
здесь удерживать у дома.
А когда, еще не скоро,
в гриве серебра достанет,
я окно открою ночью,
и луна меня притянет.
Ах, надеюсь, что мне хватит
времени, чтоб стать мудрее.
Так крепки мои объятья,
так еще любовь сильнее.
ТАТЬЯНА АРХАНГЕЛЬСКАЯ
[B]НАРИСУЮ
[/B]
Нарисую дверь
в мир иного солнца.
Там могучий зверь
об ноги потрётся,
и по глади вод
в полночь, в полнолунье
медленно пройдёт
мудрая колдунья.
Впрыгнуть ли в челнок,
следуя за нею,
иль в туман дорог
отпустить, робея?
Ласково урчит,
небо подминая,
дивный зверь и мчит,
а куда - не знаю.
Паутина звёзд
дремлет в ожиданьи
магии и грёз,
песен и сказаний.
В мир волхвов и фей
нарисую дверцу,
чтоб впустить в «теперь»
то, что ищет сердце.
ТАТЬЯНА АРХАНГЕЛЬСКАЯ
[B]ПОЗОВИ МЕНЯ
[/B]
Позови меня, любый,
я пойду за тобою,
будут сонные травы
в пояс кланяться нам.
А когда твои губы
обдадут меня зноем,
стану пить я запоем
мёд и хмель пополам.
Может ты и обманешь,
чужаком утром станешь,
не повесишь мне гривну
золотую на грудь.
Я стерплю, не заплачу,
судьбу переиначу,
проживу без тебя я,
проживу как-нибудь.
Дождевой стану тучей,
стану ивой плакучей,
стану жалобной песней
на устах у людей.
Что ж ты, глупый, наделал,
был же свет, только где он?!
А сошёлся он клином
на тебе, лиходей!
ТАТЬЯНА АРХАНГЕЛЬСКАЯ
[B]НАЗОВИ МЕНЯ..[/B]
Назови меня
незабудкою -
никогда тебя
не забуду я.
Назови меня
розой красною -
буду ярко рдеть,
не погасну я.
Назови меня
зорькой вешнею -
буду ласковой,
буду нежною.
Ну, а если, друг,
со мной будешь груб,
стану я ничьей,
как лесной ручей -
сетью не поймать,
словом не связать.
Расколдуюсь я
от твоей любви.
Не вернусь назад,
как ни назови.
ТАТЬЯНА АРХАНГЕЛЬСКАЯ
[I]Мне на ладонь упал морозный вечер,
Снежинкой первой, в свете фонаря...
Попала осень в царство декабря,
И лист последний инеем отмечен,
С оттенками седого янтаря...
Зима, вот-вот, окутает снегами
Простуженный дождями старый двор.
А на окне появится узор,
Написанный морозными коньками,
Как будто бы расписанный фарфор...
Снежинка тает, обернувшись каплей.
И скоротечна жизнь ее...увы...
Но, как прекрасны снежные дары
В холодном, зимне-сказочном спектакле,
Летящих вьюг блистательной зимы...[/I]
Ковальчук Юлия
Дней разноликих вьётся череда,
Приходит срок — пустеют города
Улыбок, встреч и долгих разговоров,
Согласья тихого и молчаливых взоров.
Но я земли не уступлю ни пяди
В том нежилом и опустевшем граде,
И не сожгу его, и не разрушу,
И ничего, что было, не нарушу.
Он будет мною охраняем свято.
Я помню краски каждого заката.
Я буду приходить туда в мечтах,
Распугивая оголтелых птах,
За долгий срок привыкших к запустенью,
И, наклоняясь к каждому растенью,
Касаться лепестков в знакомых крапах
И медленно вдыхать забытый запах.
Лариса Миллер
Где ты, Сашка,
Сашок?!
Первый юный пушок.
Поцелуй —
как снежок.
Нас встречает каток…
Мы скользим на коньках,
Мы кружимся в огнях…
Мои руки — в твоих.
Весь каток — на двоих.
Наталья Пирогова
[I]Она сказала: все висит на волоске,
а в лучшем случае несется по волнам,
а в худшем - из песка и на песке,
до ветра первого... Судьба ворвется к нам
значенья опрокидывать добра
и зла, крушить привычку, в этом смысле
мы, как вода, повиснем без ведра
в один прекрасный день на коромысле, -
опоры нет, защиты - никакой,
заранее готовиться - нелепость,
нет равновесья, призрачен покой,
где в должный час любая рухнет крепость,
ничто не возвратится - ни фасоль
в стручок, ни в землю ствол, который спилен, -
но, если силу не утратит соль,
все остальное как-нибудь осилим.[/I]
Ю. Мориц
Ожидание снега
А снег обманул... Он опять не пришел.
И мокрый асфальт отражает привычно
асфальтовых туч монолит безразличный
и лучиков света дразнящий раскол.
На хрупких плечах и на мускулах крепких,
на модных беретах и кожаных кепках
мы все ожидание снега несем,
печально вздыхая о чем-то своем.
Но белое чудо свершится вот-вот:
на юных кокеток, на дедушек чинных,
на крыши домов и на гроздья рябины
из туч первый снег осторожно шагнет...
Случайный попутчик, простой пешеход.
ЛЮБЛЮ
Спускалась женщина к реке.
Красива и рыжеголова.
Я для нее одно лишь слово
писал на выжженном песке.
Она его читала вслух.
"И я люблю..."- мне говорила.
И повторяла:
"Милый, милый..."-
так, что захватывало дух.
Мы с ней сидели на песке.
И солнце грело наши спины.
Шумели сосны-исполины.
Грачи кричали вдалеке.
Я в честь ее стихи слагал.
Переплывал Быстрину нашу,
чтобы собрать букет ромашек
и положить к ее ногам.
Она смеялась и гадала.
И лепестки с цветов рвала.
То ль клятв моих ей не хватало,
То ль суеверною была.
С тех пор прошло немало лет.
Глаза закрою -
вижу снова,
как я пишу одно лишь слово,
которому забвенья нет.
[I]Она сказала: все висит на волоске,
а в лучшем случае несется по волнам,
а в худшем - из песка и на песке,
до ветра первого... Судьба ворвется к нам
значенья опрокидывать добра
и зла, крушить привычку, в этом смысле
мы, как вода, повиснем без ведра
в один прекрасный день на коромысле, -
опоры нет, защиты - никакой,
заранее готовиться - нелепость,
нет равновесья, призрачен покой,
где в должный час любая рухнет крепость,
ничто не возвратится - ни фасоль
в стручок, ни в землю ствол, который спилен, -
но, если силу не утратит соль,
все остальное как-нибудь осилим.[/I]
Ю. Мориц
[B]Кризис среднего возраста
[/B]
Нет! Не кризис среднего возраста.
Это юность вернулась опять.
Очень хочется, чтоб было - солнечно,
Очень хочется, все узнать.
Любопытные и одинокие,
Снова ищем свою мечту,
Покупаем билет на поезд
На немыслимую высоту.
Будто не было лет прошедших,
Все вновинку и все всерьез,
И смущаемся, как старшеклассники,
И без шапки, в любой мороз.
Что-то нужное было не найдено,
Что-то важное мимо прошло,
И кидаемся в юность отчаянно,
Чтоб сейчас, хоть чуть-чуть, повезло.
Ах, как хочется, чтоб - НАСТОЯЩЕЕ,
НЕВОЗМОЖНОЕ, и СО МНОЙ,
Нет! Не кризис среднего возраста!
Кризис, он - совершенно другой!
Вита Савицкая
[B]Почему[/B]
Почему, когда счастье рядом,
На печаль оно так похоже?
Почему, когда зной над садом,
Пробегает озноб по коже?
Или розами нас венчали,
Зацветавшими в непогоду?
Или радость нужна печали,
Как пчелиные соты — меду?
Почему же от счастья больно,
Где граница печали нашей?..
Свей из терна венок застольный —
И спроси у венка и чаши.
«Где у скрипки сдает дыханье
И напев уже еле слышен,
Где врастают июньской ранью
Зерна гибели в завязь вишен,
Где и слезы свои напрасно
Память ищет, как ветра в поле, —
И, вернуть их уже не властна,
Улыбается давней боли,
Где над миром, зарей согретым,
В новолунье глядит рассвет,
Там лежит между тьмой и светом
Та граница, которой нет».
Л.Стафф
[img]http://www.imagepost.ru/images/328/0BTHOf000.jpg[/img]
[I]Вы женщину нарисовали
Сухой ракушкой на песке
Предусмотрели все детали
Вплоть до морщинки на виске
Она была, как тень пустая
В ней тела не было совсем
И равнодушно, как святая
Она принадлежала всем
Но вдруг она взяла и села,
Ваш плоский замысел разбив
Её плечо порозовело
И округлился плеч изгиб
И , нарисованная криво
Она качнулась к вам в тоске
И что-то вдруг заговорила
Почти на русском языке
Но с криком: «Это только шалость!»
Исчезли вы с её пути
И тут она с песком смешалась
И даже следа не найти…………[/I]
(Н.Григорьева)
Игорю, в дорогу
Здесь мы расстанемся. Лишнего не люблю.
Навестишь каким-нибудь теплым антициклоном.
Мы ели сыр, запивали его крепленым,
Скидывались на новое по рублю.
Больше мы не увидимся.
Я запомню тебя влюбленным,
Восемнадцатилетним, тощим и во хмелю.
Знали только крайности, никаких тебе середин.
Ты хорошо смеялся. Я помню эти
Дни, когда мы сидели на факультете
На обшарпанных подоконниках, словно дети,
Каждый сам себе плакальщик, сам себе господин.
Мы расстанемся здесь.
Ты дальше пойдешь один.
Не приеду отпеть. Тут озеро и трава,
До машины идти сквозь заросли, через насыпь.
Я не помню, как выживается в восемнадцать.
Я не знаю, как умирается в двадцать два.
До нескорого. За тобой уже не угнаться.
Я гляжу тебе вслед, и кружится голова.
Вера Полозкова
Мoscow by night
Ночью лужи в радужных извивах,
огонечки прыгают пестро,
и везут любовников счастливых
поезда последнего метро.
Вот они, задумчивы и редки —
соловьи и только — посмотри! —
на зеленой, красной, синей ветке
с потаенной музыкой внутри.
А потом в законных тусклых спальнях —
тихий принудительный ночлег —
реют сны любовников печальных,
и Москву завеевает снег.
Наталья Ванханен
Вот не такой, как двадцать лет назад,
а тот же день. Он мною в половине
покинут был, и сумерки на сад
тогда не пали и падут лишь ныне.
Барометр, своим умом дошед
до истины, что жарко, тем же делом
и мненьем занят. И оса – дюшес
когтит и гложет ненасытным телом.
Я узнаю пейзаж и натюрморт.
И тот же некто около почтамта
до сей поры конверт не надорвёт,
страшась, что весть окажется печальна.
Всё та же в море бледность пустоты.
Купальщик, тем же опалённый светом,
переступает моря и строфы
туманный край, став мокрым и воспетым.
Соединились море и пловец,
кефаль и чайка, ржавый мёд и жало.
И у меня своя здесь жертва есть:
вот след в песке – здесь девочка бежала.
Я помню – ту, имевшую в виду
писать в тетрадь до сини предрассветной.
Я медленно навстречу ей иду —
на двадцать лет красивей и предсмертней.
– Всё пишешь, – я с усмешкой говорю.
Брось, отступись от рокового дела.
Как я жалею молодость твою.
И как нелепо ты, дитя, одета.
Как тщетно всё, чего ты ждёшь теперь.
Всё будет: книги, и любовь, и слава.
Но страшен мне канун твоих потерь.
Молчи. Я знаю. Я имею право.
И ты надменна к прочим людям. Ты
не можешь знать того, что знаю ныне:
в чудовищных веригах немоты
оплачешь ты свою вину пред ними.
Беги не бед – сохранности от бед.
Страшись тщеты смертельного излишка.
Ты что-то важно говоришь в ответ,
но мне – тебя, тебе – меня не слышно.
Белла Ахмадулина
(1937-2010)
[IMG]http://img0.liveinternet.ru/images/attach/c/2//67/238/67238948_1291056624_498886.jpg[/IMG]
[IMG]http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/2//67/238/67238950_1291056677_0_14ff9_ef14af18_XL.jpg[/IMG]
[B]Стихотворение, написанное во время бессонницы[/B]
мне - плачущей любою мышцей в теле,
мне - ставшей тенью, слабою длиной,
не умещенной в храм Свети-Цховели,
мне - обнаженной ниткой, серебра
продернутой в твою иглу, Тбилиси,
мне - жившей под звездою, до утра,
озябшей до крови в твоей теплице,
мне - не умевшей засыпать в ночах,
безумьем растлевающей знакомых,
имеющей зрачок коня в очах,
отпрянувшей от снов, как от загонов,
мне - в час зари поющей на мосту:
"Прости нам, утро, прегрешенья наши.
Обугленных желудков нищету
позолоти своим подарком, хаши",
мне - скачущей наискосок и вспять
в бессоннице, в ее дурной потехе,-
о господи, как мне хотелось спать
в глубокой, словно колыбель, постели.
Спать - засыпая. Просыпаясь - спать.
Спать - медленно, как пригублять напиток.
О, спать и сон посасывать, как сласть,
пролив слюною сладости избыток.
Проснуться поздно, глаз не открывать,
чтоб дальше искушать себя секретом
погоды, осеняющей кровать
пока еще не принятым приветом.
Мозг слеп, словно остывшая звезда.
Пульс тих, как сок в непробужденном древе.
И - снова спать! Спать долго. Спать всегда.
Спать замкнуто, как в материнском чреве.
Белла Ахмадулина
[URL=http://pixs.ru/?r=1282158][IMG]http://img.pixs.ru/storage/1/5/8/yyy111jpg_3426999_1282158.jpg[/IMG][/URL]
[I]Вези меня ледянка в детство,
Где мне совсем не больно падать,
Где «Чур» от всех напастей средство,
Где каждая снежинка – радость…
Где папа – молодой и сильный,
Где плакать хочется без мамы,
Где лес и розовый, и синий,
И Дед Мороз такой румяный…
Где ничего вкусней сосульки,
Где сам себе игрушки клеишь,
Где каша манная в кастрюльке,
Где апельсин, когда болеешь.
Где горькая микстура в ложке,
Где с пенкой молоко в стакане,
Где в плед завернутая кошка,
Где тетя Валя на экране.
Где счастье – если мама дома,
Где горе – если спать ложиться,
И ничего ценней альбома,
И ничего страшнее «Мыться!»
Где мандарины пахнут ёлкой,
Где под столами новоселье,
Где нос кусает шарфик колкий,
Где угол - плата за веселье...
Где кубики "Гематогенки"
Ещё вкуснее шоколадки.
Где вечно сбитые коленки.
Где с промокашками тетрадки.
Где примерзают руки к санкам,
И где еще не стыдно плакать…
Вези меня вперед, ледянка!
Ты знаешь, я умею падать!!![/I]
Любовь Сердечная
[I]Бежала, позабыв дышать.
Завидев снежного болвана,
вздыхала, замедляла шаг.
Непрочный памятник мгновенью,
снег рукотворный на снегу,
как ты, жива на миг, а верю,
что жар весны превозмогу.
Бесхитростный прилив народа
к витринам - празднество сулил.
Уже Никитские ворота
разверсты были, снег валил.
Какой полет великолепный,
как сердце бедное неслось
вдоль Мерзляковского - и в Хлебный,
сквозняк - навылет, двор - насквозь.
В жару предчувствия плохого -
поступка до скончанья лет
в подъезд, где ветхий лак плафона
так трогателен и нелеп.
Как опрометчиво, как пылко
я в дом влюбилась! Этот дом
набит, как детская копилка,
судьбой людей, добром и злом.
Его жильцов разнообразных,
которым не было числа,
подвыпивших, поскольку праздник,
я близко к сердцу приняла.
Какой разгадки разум страждал,
подглядывая с добротой
неистовую жизнь сограждан,
их сложный смысл, их быт простой?
Пока таинственная бытность
моя в том доме длилась, я
его старухам полюбилась
по милости житья-бытья.
В печальном лифте престарелом
мы поднимались, говоря
о том, как тяжко старым телом
терпеть погоду декабря.
В том декабре и в том пространстве
душа моя отвергла зло,
и все казались мне прекрасны,
и быть иначе не могло.
Любовь к любимому есть нежность
ко всем вблизи и вдалеке.
Пульсировала бесконечность
в груди, в запястье и в виске.
Я шла, ущелья коридоров
меня заманивали в глубь
чужих печалей, свадеб, вздоров,
в плач кошек, в лепет детских губ.
Мне - выше, мне - туда, где должен
пришелец взмыть под крайний свод,
где я была, где жил художник,
где ныне я, где он живет.
Его диковинные вещи
воспитаны, как существа.
Глаголет их немое вече
о чистой тайне волшебства.
Тот, кто собрал их воедино,
был не корыстен, не богат.
Возвышенная вещь родима
душе, как верный пес иль брат.
Со свалки времени былого
возвращены и спасены,
они печально и беззлобно
глядят на спешку новизны.
О, для раската громового
так широко открыт раструба
Четыре вещих граммофона
во тьме причудливо растут,
Я им родня, я погибаю
от нежности, когда вхожу,.
я так же шею выгибаю
и так же голову держу.
Я, как они, витиевата,
и горла обнажен проем.
Звук незапамятного вальса
сохранен в голосе моем.
Не их ли зов меня окликнул,
и не они ль меня влекли
очнуться в грозном и великом
недоумении любви?
Как добр, кто любит, как огромен,
как зряч к значенью красоты!
Мой город, словно новый город,
мне предъявил свои черты.
Смуглей великого арапа
восходит ночь. За что мне честь -
в окно увидеть два Арбата:
и тот, что был, и тот, что есть?
Лиловой гроздью виснет сумрак.
Вот стул-капризник и чудак.
Художник мой портрет рисует
и смотрит остро, как чужак.
Уже считая катастрофой
уют, столь полный и смешной,
ямб примеряю пятистопный
к лицу, что так любимо мной.
Я знаю истину простую:
любить - вот верный путь к тому,
чтоб человечество вплотную
приблизить к сердцу и уму.
Всегда быть не хитрей, чем дети,
не злей, чем дерево в саду,
благословляя жизнь на свете
заботливей, чем жизнь свою.
Так я жила былой зимою.
Ночь разрасталась, как сирень,
и все играла надо мною
печали сильная свирель.
Был дом на берегу бульвара.
Не только был, но ныне есть.
Зачем твержу: я здесь бывала,
а не твержу: я ныне здесь?
Еще жива, еще любима,
все это мне сейчас дано,
а кажется, что это было
и кончилось давным-давно... [/I]
Белла Ахатовна Ахмадулина
[B]Нет друга. Но и нет врага[/B]
Спят посеревшие снега
в последнем мартовском покое.
Сорочье время воровское
зовёт меня с собой в бега
туда, где в прошлом, за рекою,
нет друга.
Но и нет врага.
Там ждёт меня мой детский клад
вещиц наивных и блестящих,
и нет нужды быть проще, старше.
Там старый дом и старый сад.
Там не дадут пропасть пропащей
и уберут подальше яд.
Там можно плакать, и просить,
прощать, не ожидать расплаты,
носить единственное платье,
смотреть без страха на часы,
любить и вёдро, и ненастье,
и шёпот тоненьких осин.
Ну что ж, наверное, пора.
(Но как легко слова даются,
когда не нужно больше врать...)
Из бесприютного приюта
бегут последние минуты.
Прощай, мой друг.
Прощай, мой враг.
Анна Бессмертная
[B]Страсти по Мастеру[/B]
Быть бы всему иначе,
если б не край снегов.
Старенький сад, подвальчик,
в печке горит огонь,
полчища книг на полках…
Надо платить за всё:
сколько прозрений – столько
боли в себе несёт,
даром тяжёлым сгорблен,
где-то в небытии
мученик дома скорби.
Бьются слова мои
чашей с хмельным фалерно,
голубем о стекло.
Было б ему по вере –
с верой не повезло.
Скоро закат погаснет,
в город идёт гроза.
Бьются слова напрасно:
выпила кровь лоза.
Вряд ли меня он слышит:
сны его – как пески…
Мастеру снятся вишни
и серебрят виски.
Анна Бессмертная
[B]Прощеное лето[/B]
Когда-нибудь одним прощеным летом
Умножив дни на мысли о тебе,
Пойму, что жизнь расходится с ответом
За счет изнанки нажитых побед,
Что все не так и все непоправимо,
Что переждать не значит пережить,
Что мы с тобой, как прежде, половинны,
Но эти половины не сложить.
Мне станет тихо, совестно и пусто,
И в сердце этой тишины пустой
Не будет места ни любви, ни грусти,
Ни даже дружбе, легкой и простой.
Тень памяти на солнечной лужайке
Я перестану превращать в слова,
Испытывая маленькую жалость
К той, что всегда тобой была жива.
Когда-нибудь одним прощеным летом
Простив, простившись, я к себе вернусь,
Давно забытой и по-детски светлой.
Пусть так случится
так случится
пусть.
Анна Бессмертная
Пахнет ванилью, корицей и белой глазурью,
Каплют дрожащие капли с пустого куста.
Бог, размешавший чернила с берлинской лазурью,
Праздничным, пряным мазнул у изножья холста.
В лужах печальные пряничные человечки
Тают, как сладкие замки в прибрежном песке,
Тают их слабые ручки, ванильные плечики,
Глупые головы тонущих в Белой реке.
Нищие ветры листвой набивают котомки,
В шорохе слышно - "прощай", - но не слышен ответ.
Нас не смущают костры, не пугают потемки,
Но заставляет заплакать от жалости свет.
Видишь, еще до рассвета слетевшись к порогу,
Сойки, дрозды и синицы толкутся в кружок?.. -
Это машина, везущая пряники Богу,
Перевернулась у нашей калитки, дружок.
Мы так давно не дети, и луна
Лежит пятном на лаковом паркете.
И жизнь видна из темного окна.
И мы не дети.
Зима, зима, и скромные дары,
И золотые тонкие осколки,
И жизнь светла, как новые шары
На нашей елке.
Как золотые шкурки на снегу,
Как шкурки лис на мамином жакете,
Как звезд картон, как нежность на бегу,
Как - мы не дети.
Уткнуться лбом в желанное тепло,
В кафтан, пропахший пылью театральной,
И видеть жизнь в узорное стекло -
Большой и дальней.
Большой и теплой - с папиных колен,
Сияющей уже в мечтах о лете...
Мой новогодний сон, мой дом, мой плен,
Где мы - не дети,
Где ничего, любимый, никогда -
Под ватой свежевыпавшего снега...
И лишь твоя картонная звезда
Сияет с неба.
Из подворотни
А я прощаться не умел, да и сейчас не смог,
А я и так не очень смел, а тут и вовсе взмок,
А, чтоб не сойти с ума, решил закончить сам -
И уходил, и понимал... уже не встретимся...
И уходил, и не хотел, и все смотрел назад -
Не побежать ли в темноте искать твои глаза?
А ты была и не была, и улица темна,
Да только не было там глаз - была одна спина.
А со спиною говорить не по карману мне,
А то, что не родился крик, - так тут обману нет.
Всю боль кричащую загнал в себя обоймой я,
Да только шла твоя спина как бронебойная..
Я прошатался по дворам, вернулся к полночи,
А я за чаем до утра кричал о помощи,
и все глядело на меня стекло оконное -
как уходящая спина твоя, спокойное.
А ты не думай сгоряча, стекло оконное,
А ведь неделю проторчал у телефона я,
А я тот номер отыскал как бы нечаянно
И постепенно привыкал к его молчанию..
А только стрелки у часов бегут-торопятся,
И покатилось колесом перо по прописям,
Давно разбитое перо, давно негодное -
А только встретились в метро через полгода мы.
Там что-то диктор говорил, а люди слушали,
А ты стояла у двери, скучнее скучного,
А ты увидела меня там, у разменного -
Я пятаки себе менял монеты медные.
А разменял я серебро на грош с полушкою,
И не искал я в том метро чего-то лучшего,
Мы просто встретились в толпе уже в другом году -
И я пошел спиной к тебе, глазами к выходу.
А я пошел, я побежал, а ты была одна,
А на дворе была зима, и было холодно,
А на дворе белым-бело, мело по городу -
И было очень тяжело идти по холоду.
О.Ладыженский
Секрет
Да, и в прятки, и в салки, и даже в «колдунчики», и в лапту,
и в соловьи-разбойники, и в штандр, и в колечко,
классики, ляги
все играет душа моя, бьет мячиком в стену, обрушивает высоту
на весенний асфальт, приказывает фигуре: замри,
«чурики» говорит, жухает, обходя передряги.
Говорит: я на новеньких в ваших жмурках, в ваших
эниках-бениках, в эн-ден-ду.
И бесконечно «водит», ловит кого-то,
подсматривает с завязанными глазами,
осаливает, бьет палочкой-выручалочкой по скамье в весеннем
саду,
вынимает из шляпы фанты, приказывающие разными голосами...
Но «секрет», «секрет» - это любимейша ее игра!
Это значит - разрыть ямку, нанести сюда лепестков,
мертвых бабочек, разложить красиво,
придавить стеклышком, запорошить землей.
А когда настанет пора,
привести кого-то, кто раскопает и ахнет,
ахнет: какое диво!
Всё музыка, всё чьи-то голоса, больного сердца тёмные леса, прикосновенье времени и духа легчайшего, как мамина рука. Ты постели мне, друг мой, облака из птичьего потерянного пуха, из снега, что над городом летит. Ты мне дорогу эту освети и отведи меня к садам вишнёвым. Там Чехов, там история страны, там все мои прочитанные сны, там бабушка молоденькая снова. У ней такое ясное лицо. Она выходит утром на крыльцо, завязывая ситцевый платочек. Меня ещё в помине даже нет, но есть иное — чей-то яркий свет, душа растёт из тёплых плотных строчек. Там бабушка читает иногда, что жизнь бежит, как талая вода, что всё на свете — музыка и мука. А я расту за тонкой темнотой, за воздуха невидимой чертой, за пустотой пугающего звука, где для меня уже намечен срок, как белый крестик, съеденный мелок и на доске ещё иные знаки — слова, слова, полынные слова, больного сердца дикая трава, кораблики из клетчатой бумаги. Всё музыка — она всему виной. Играет патефончик за спиной. На чёрную пластинку снег ложится. И вслушиваясь в прошлое своё, на кухне тихо бабушка поёт, и надо мной — стоит, и мне же — снится.
[URL=http://pixs.ru/?r=1299060][IMG]http://img.pixs.ru/storage/0/6/0/yyy9990jpg_9054462_1299060.jpg[/IMG][/URL]
[I]Сегодня дождь признался мне в любви
Я малодушно спряталась под липой,
Но дождь струился ласковой молитвой
С зеленых листьев на руки мои.
И я сдалась за стенами плаща,
И обнажила плечи в летнем зное,
А дождь ответил страстью проливною
Под мокрым платьем наготу ища.
И мир увидел эту наготу -
Смущенно дамы отворачивали лица,
А я – бесстыдная, мне нечего стыдиться,
Я отдавалась неге и дождю.
И он играл, хлестая по щекам,
И портил переплет любимой книжки,
Трепал мне волосы, ласкал лодыжки,
И прижимался жалобно к ногам.
Он не устал, любовник и нахал
Ты дверь открыл и, взяв меня за локоть,
Смотрел, как, не скрывая похоть,
Дождь всю меня обрисовал.
Но ты вздохнул, доверившись плащу,
Взглянул в окно на небо грозовое:
«Там Дождь идет... Его я не пущу,
Я сам хочу сегодня быть с тобою»...
[/I]
Елена Грозовская
у него много вредных привычек – дарить цветы
незнакомкам на улице, прятать в ладонь рассвет,
безнадёжно запутывать волосы и следы,
пить абсент с моей душой вечерами сред.
а я до сих пор не умею ему помочь,
а если он смотрит – то без жалости, без стыда;
а у него такая улыбка, что хочется то ли – прочь,
то ли – остаться с ним навсегда. (с)
О чем мы помним?
Что забыли?
Чего не в силах позабыть?
Кого без памяти любили?
Кого не смели полюбить?
Неосторожно и тревожно
вела великая стезя,
где невозможное возможно...
Зачем возможного нельзя?!
Так мало нам для счастья нужно,
так много нужно для него!
В душе то ветрено, то вьюжно,
то оживленно, то мертво.
А время катится к закату,
но кажется - грядет рассвет,
и сердце бьется - нет с ним сладу,
как будто вправду смерти нет.
Лариса Васильева
Я думаю о Вас ночами
и днями думаю о Вас,
и вырастают за плечами
подобья крыльев каждый раз.
Я не надеюсь на свободу
быть Вами понятой, увы,
и каждый раз вхожу, как в воду,
в сияющий поток травы.
От жарких полдней холодею
и, странности свои виня,
я попросить Вас не посмею
мне верить и любить меня.
Я Вас сама не понимаю,
и всё, должно быть, оттого,
что проходящих принимаю
всегда за Вас, за одного.
Л. Васильева
Да не сойдутся берега
у бешеной реки.
Да не возьмёт тебя тоска
в железные тиски.
Да не обманет верный друг,
останется стеной.
Да не сведёт любимый рук
за не твоей спиной.
Да доживут отец и мать
и до твоих седин.
Да будет верно понимать
твои заботы сын.
Да ты сама, не оступясь,
по жердочке пройдёшь.
Да никогда в сплошную грязь
лицом не упадёшь.
Да не упрячешь за душой
постыдного гроша.
Да не опутается ржой
летящая душа.
Да не погаснет свет зарниц,
а в них твой чёткий след.
Да не затихнет в песнях птиц
последний твой привет.
Лариса Васильева