Вид для печати
***
Ворох потерянных душ
Гонит по улице ветер
Из темноты в темноту,
Тех, кому страшно при свете.
Хлещут незримые плети.
Шорох - как смех. На мосту,
Между перил - в пустоту.
Все, кому душно на свете.
Те, кого сумерки метят,
Те, кого завтра сметут.
Канут, как пух в круговерти.
Дымом над кромкой огня
Души летят от бессмертья...
И обгоняют меня.
А.Мазин
Но осень. Грусть. Страдания по лету.
Слой облаков как смятая постель.
Летит листва - пропавшие билеты
На жаркую лихую карусель.
Вкус поцелуев. Сладкий запах яблок
Еще висит в прозрачной глубине.
И запах дыма - расставаний запах.
И оторопь - ознобом по спине.
Беспечность приготовилась к отъезду.
И птицы собираются на юг.
И кто-то молчаливый неизвестность
Ссыпает вниз из безразличных рук.
Но осень. Небо - колокол желаний.
И дышится тревожно и легко.
И грозди ангелов, как спелые бананы
Свисают с пожелтевших облаков.
Все под контролем, значит, маршрут изученный.
Есть снаряжение, карта и проводник.
Взлеты, падения это ирония случая.
Плакать не надо, если смеяться привык.
Пробует небо землю несмело лапами.
Воздух прозрачен, тени легко скользят.
Время в мензурку дня по секунде капает.
Если устанешь, не стоит смотреть назад.
Все под контролем, планы и совпадения,
Встречи, разлуки, сердце/да черт бы с ним/.
Здесь, очевидно, разные будут мнения.
Легче тому, у кого над макушкой нимб.
Все под контролем, не поддаемся панике.
Аутотренинг на пользу./ Глубокий вдох./
Мы в этой бренной жизни простые странники.
Что предначертано, знает один лишь бог.
[B]Luda3010[/B], спасибо за тему :rose:
[B]Сто лет одиночества [/B]
Осенние листья летят вместо писем в Макондо.
Сто лет одиночества. В двери лишь ветер стучится.
Наивная память о прошлом твердит сумасбродно,
Но ты понимаешь: уже ничего не случится.
Уже ничего, ничего, ничего не поможет:
Ни в книге закладка на самой любимой странице,
Ни капли дождя, что ознобом ударят по коже,
Ни чьи-то шаги по скрипящей от мук половице.
И будет свеча догорать в одиночестве тусклом,
Ты в зеркало бросишь усталое тихое «prosit!»,
Свернётся калачиком, выгорит прошлое углем,
А та, что любила, стихи свои [в небо] забросит.
Ирина Василенко
[B]Сгоряча [/B]
[I]это такая сказочка мой дружок
без героев сюжета и внятного happy-end'а
ты не бойся спи автор конечно лжёт
воздух прозрачен а не безумно жёлт
от солнца лампочкой подвешанной в небе
© Ёж Лиру
[/I]
Ты сама себе придумывала крылья,
Ты прикидывалась птицей Метерлинка,
Разлетались все мечты дорожной пылью,
Разрывалась жизни ткань, как паутинка.
Этот город обещал в ладони - звёзды,
А швырял под ноги битые надежды,
Были строгими предъявленные счёты,
И в чулане тлели бальные одежды.
Слышишь, фея опьянявших переулков,
Как колотится зима в районе сердца?
Опустела враз любимая шкатулка,
Где ты складывала счастье так усердно.
И рассказами про коста дель аморе
Прекращай, душа, терзать свой тихий терем.
Посмотри: ведь в этом тёмном коридоре
Каждый встречный обернётся цепким зверем
Ирина Василенко
[B]Ангелы плачут[/B]
«..осень по имени - Ты..»
..Ангелы плачут, ангелы снова плачут
горестно-горько, будто душу на ленты рвут.
Милый мой мальчик, мой ненаглядный мальчик,
имя тебе - Пол-Неба. Ласковый из иуд.
Можешь смеяться, можешь забыть и бросить,
имя тебе - Пол-Мира, имя тебе - Всегда.
Той, что пришла, как осень, и уходить - как осень,
передавать кому-то взятые города
в снежные руки, в цепкие пальцы плена -
пусть очарует парки белое забытьё.
Нет, не пленённой, осень была - Вселенной,
смог ли среди всех прочих голос узнать её?
..Ангелы плачут, ангелы тихо плачут -
не утешай, не надо, музыку светлых слёз.
Горькая осень - гордая осень, мальчик.
На'поминальный листик кружится над землёй.
Лилианна Сашина
хочется позабыть всё как страшный сон
только
глаза закроешь: песок. песок.
сыпется. сыпется. сыпется.
не унять.
сыпется шепот:
всё это - от Меня.
вот мои руки.
Господи, всё бери.
белые ночи
черные дни мои
[я на мели]
*
губы соленые целовать
запивать текилой
ватерлиния:
здесь - любила
здесь - не любила
полосы мёртвой
[прошлое]
мёртвой соли
здесь я зашла по горло
а здесь - поболе
здесь я по боли ходила
как по дороге
стерла до белой кости босые ноги
здесь - аки по суху -
переходила память
здесь [не смотри] упала
*
ничего не чувствую
боли нет
ничего не чувствую
боли нет
слышу гул за клеткой своей грудной
ни одной печали нет. ни одной.
отголосок прежней
весны? войны?
только отзвук - нет в нём ничьей вины.
вижу вспышку
слышу щелчок затвора
это мы
на память
среди руин
и уже не вспомнить мне - о которой -
ты с такою нежностью говорил..
ПОД СОСНАМИ
мы любили под соснами,
которые обычно вместе с берёзами…
мы любили под соснами,
мысленно раздевая друг друга на холодном ветру…
наши уши заливала воском февральская тишина –
глухая, как Бетховен…
сдвоенные иголки в виде буквы Л падали под ноги,
и это означало, что сосны обо всем знали –
безмолвные свидетели!
– а каких деревьев здесь больше – берез или сосен? –
с любопытством спрашивала ты
– берез… – отвечал я, глядя в вечереющую даль
– почему?
– а потому что березы быстрее растут…
я хотел сказать ещё что-то,
но побоялся, что скажу не то, что…
и этим всё испорчу
…а между тем, зимние березы были похожи на занозы,
торчащие из мерзлой земли,
поэтому мы любили под соснами…
я навсегда запомнил эту короткую встречу –
зимой в Переделкине:
как мы шли нараспашку по какой-то заснеженной улице
(не то Павленко, не то Довженко…),
читали стихи на ходу,
кусками глотая морозный игольчатый воздух…
и как потом я провожал тебя на пригородную станцию
по дороге, ведущей через мост, мимо кладбища,
где местами снег – вылитый негр
…в моих жилах застывала кровь,
когда ты растворялась в полуосвещенном вагоне электрички,
которая уносила тебя с бешеной скоростью в неизвестность
и – в конце концов – загоняла в тупик
больше мы не встречались
жизнь каждого из нас длилась самостоятельно
в своем привычном темпе
от нашей любви осталась лишь засохшая Л –
сдвоенная сосновая иголка,
чудом уцелевшая между страницами
…да ещё тот крохотный уголок Вселенной
под соснами,
куда я возвращаюсь ежегодно
в конце февраля
как преступник на место преступления
Лучше уж не будет.
И. А. Бунин.
Блажен, кто белой ночью после пьянки,
Гуляя со студенческой гурьбой,
На Крюковом, на Мойке, на Фонтанке
Хоть с кем-нибудь, – но лучше бы с тобой,
Целуется, пока зарею новой
Пылает ост, а старой тлеет вест
И дух сирени, белой и лиловой, –
О перехлест! – свирепствует окрест.
...Век при смерти, кончается эпоха,
Я вытеснен в жалчайшую из ниш.
Воистину – все хорошо, что плохо
Кончается. Иначе с чем сравнишь?
Дмитрий Быков
АЛЛЕГРО
В девять начало опыта, в семь подъём.
Хуже, чем можно, карта легла вчера.
Третьим был, точно, шулер. Его найдём и побьём.
То есть найдём потом, а сейчас пора.
Как там погода? Кажется, мелкий снег.
Вроде с дождём, но, видимо, с небольшим.
Значит, поедем резво. Повязку с глаз, смазку с век...
Сделай нам кофе, девочка, мы спешим.
Прибыли в срок. Модальность один к двумстам.
Никель зеркален, вакуум строго пуст.
Всё включено. Подопытный усыплён. По местам!
Сколько на наших кварцевых? Ладно, пуск.
Что ещё вновь за импульсы там в сети?
Выявить быстро и откалибровать...
К чёрту дренаж! Зажимы разжать, жгуты расплести...
Мигом! не то клиенту несдобровать.
Всех попрошу от стенда на пять шагов.
Вас, гражданин, особенно попрошу.
Это вам не экскурсия в выходной в Петергоф!
Я тут не просто режу, я потрошу.
В целом уже ясна кривизна дуги.
Несколько непонятней сама дуга.
Контур какой-то сбивчивый: то сверкнёт, то ни зги...
Ну да, чай, не заблудимся, не тайга.
Думаю, что подопытный будет жить.
Снизить процент ему мы не разрешим.
Так что ещё шесть датчиков - и антракт. Можно шить.
Сделай нам кофе, девочка, мы спешим.
Блоки восьмой с четырнадцатым - на склад.
Бережно, не кантуя... ручной же труд.
В рапорте цифр не нужно, цивильный стиль, без рулад.
Жить подопечный будет, и хватит тут.
Будет сновать по городу он, как мы,
ядами выхлопными дыша, дыша...
Спрашивать у себя самого: не взять ли взаймы?
И отвечать себе же: déjà, déjà.
И засыпать (в убытке при всех тузах)
под заоконный, тот ещё, снег с дождём.
Веки в целебной смазке, холодный бинт на глазах.
В девять начало опыта, в семь подъём.
2000
Михаил Щербаков
Потому что
потому что тебя я полулюблю, потому что, в стенку влипая, сплю,
потому и створка, створку скребя, сердце скрепя,
не найдет себя
потому что уже не считать до ста, раковина, мой друг, пуста,
потому что уже поостыла печь, но квадрат загорелых плеч
в траве выжигает плешь
потому что, темнея на простыне, тлеешь еще во мне,
потому что горло скребет прости, потому что мне до тебя расти,
а тебе меня не найти
ибо просто так в своих не палят, друг, поздно считать цыплят
потому что к спине еще льнет ладонь, потому что ее ледяной огонь –
не полымя: полуогонь
потому что черен простолюдин, я одна, ты один
потому что теперь одному грести,
но ты не веришь в "прости"
Ирина Машинская
***
Сыграй мне вальс, придуманный давно
каким-то музыкантом-доходягой,
пусть листопадом, спившимся бродягой
мне эти звуки постучат в окно.
Пусть прогремят на улице пустой
копыта по истёршейся брусчатке,
и будет жизнь понятной и простой,
как будто этот мир ещё в зачатке,
как будто нет сомнений и обид,
как будто Новый год, и гости в сборе,
и мама молодая говорит
с отцом тридцатилетним в коридоре.
О том, о сём, о просто пустяках,
а за стеною звякает посуда,
мне хорошо, и что мне в тех словах -
"когда я буду и уже не буду"...
Любимая, затепли две свечи
над сутолокой вечною земною,
тронь клавиши, и только не молчи -
поговори о чём-нибудь со мною.
О том, о сём, о просто пустяках,
пусть звякает посуда за стеною,
пусть я живу на свете Бог весть как,
поговори о чём-нибудь со мною.
Сыграй мне вальс, придуманный давно,
когда на свете страшно и темно.
Михаил Розенштейн
***
Мы сами себе выбираем судьбу,
набросан сценарий на светлом экране,
и август к губам поднимает трубу
сыграть увертюру для осени ранней.
Трубит журавлей улетающий клин,
я знаю,я помню,как это бывает,
как ранний
сентябрьский снег
покрывает
туманную даль бесконечных равнин.
Мы сами себе выбираем друзей,
а если их нет,это значит - не надо -
дурманящий запах осеннего сада,
шаги листопада и гаммы дождей -
такая беда и такая награда -
вот всё,что мне надо - живу без затей.
Мы сами себе выбираем жильё,
и выбрали,и мебелей натаскали,
да вот - покрывается пылью старьё,
как томик нечитанный "Мыслей" Паскаля.
Да что там... такие теперь времена
бездумных пророчеств,безумных наитий,
что,кажется,он исчерпался до дна -
тот, к жизни приложенный список событий.
Что где-то вначале,за тысячу лет
всё вышло нелепо,смешно,некрасиво -
нам выдали жизнь,как бесплатный билет,
куда - умолчали,а мы не спросили.
И вот мы себе выбираем судьбу,
но нас не учили, а мы не умели...
и август к губам поднимает трубу
сыграть эту музыку -
осени?
мне ли?
Михаил Розенштейн
[B]приснилась Москва[/B]
Мне прошедшей прозрачной ночью, похоже, снилась Москва.
Слякоть, у входа в метро толпа, а над толпой провода.
Очень непоэтично, право, да жизнь - она такова,
что поэзии в ней немного, ну разве что иногда.
Мне приснилось, что с кем-то, кто тихо говорит мне - "смотри!",
мы идём по улице, а там сосульки тают, и с крыш
льёт... а может, Париж? я подумал, может, Консьержери?
а я там ни разу не был - значит, может быть, и Париж.
А где я был-то? В России? на Святой Земле? на войне? -
здесь, на смешной и нестрашной - на такой, что выжил едва...
Что же мне снится? Да разве сердце может болеть во сне?
А вот что-то сдавило сердце - нет, это Москва. Москва.
А он говорит мне "смотри!", потому что бульвар хорош,
Сретенский или Цветной, как их там? - я уже позабыл,
я там не был лет двадцать, и лет двести не буду - так что ж?
а вот приснилась, приснилась - и кажется будто бы был.
Он говорит мне "смотри!", потому что чуднО и пестрО,
бестолково и весело машет крыльями жизнь моя.
Вот и всё, что осталось - слякоть, толпа у входа в метро.
А над ней провода. А в толпе мальчонка. И это я.
Михаил Розенштейн
Вода в глазах не тонет – признак грусти.
Глаза в лице не тонут – признак страха.
Лицо в толпе не тонет – признак боли.
Боль, как пещера, вырыта в тумане –
в газообразном зеркале летейском,
толпящемся в преддверии страданья.
О, если б кто-нибудь в пещеру зту
своим лицом вошел, он бы услышал,
что боль поет, как взгляд поет в ресницах.
Черна, как нефть, готовая взорваться,
она плотней кассеты с кинопленкой,
где в каждом кадре увяданье мака,
где в каждом кадре мак меняет кожу,
и против шерсти зеркало ласкает,
оно в ответ чернеет и клубится.
Лицо в толпе не тонет и уходит.
Ему бы оглянуться, но в тумане
лишь взмахи весел, плеск и скрип уключин.
Иван Жданов
Люсьена Рыжеволосая
Снова похолодало,
Крепок захват снегов.
Как-то не до вокзалов,
И не до поездов.
Не до бравурных маршей,
Не до прогулок и,
Кажется, не до нашей
Сложной такой любви.
Нет, не ушла, не бойся,
Только покрылась льдом.
Так затихает осень
В Яузе под мостом.
Пусть и любовь подремлет,
Пусть наберется сил.
Не полномочно время,
Нашу любовь гасить.
Скоро весна и станет
В сердце теплым - тепло.
Все еще будет с нами,
Лютой зиме назло.
О, я никогда не забуду
(даже если буду стараться,
а я буду очень стараться),
что все эти яркие дни,
и все, что осталось,
и все, что пыталось остаться,
эта мякоть моя,
моя ненаглядная мягкость,
этот правильный голос
и голос шершавый – мои.
Дмитрий ВОДЕННИКОВ
Шепчусь с дождем и не спешу домой.
И дождь, поверьте, не спешит нисколько.
Он разбивает лужи на осколки,
Так бьются зеркала и лед зимой.
Какая удивительная связь
У нас двоих и сколько совпадений.
Дождь франт, кокетка, и влюбленный гений,
Как близко я к нему подобралась.
Мы целое одно, мы «да» и «нет»
В одном флаконе, на одной странице.
И знаете, мне дождь ночами снится,
А он рисует в парке мой портрет.
Мне с ним тепло, не верите, а зря.
Совпали мы по духу и настрою.
И лишь ему я душу приоткрою,
И буду жить, ему благодаря.
СРЕДИ МИРОВ
[I]Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.[/I]
О чем жалеть? Секретов нет отныне.
В окне горит вечерняя звезда.
Жизнь догорает, как дрова в камине.
Я постарел, и ты не молода.
Сгущается в саду ночная темень.
Наш разговор натянут, будто нить.
Мы разные с тобой, но в то же время
Мы так близки, что не разъединить.
Борис Орлов