Современная поэзия

Был мне знак, что все складывается в один пазл, в один узор:
Мячик выкатился из-под шкафа, из-под Набокова, - скачет в груди;
Все цитаты, все встречи, весь мелкий сюжетный сор,
Всё говорит - пора, всё говорит - иди,

Не сомневайся, какой еще тебе абсолют,
Дверь заело, так встань на цыпочки, приналяг;
Не дрожи над своей горбушкой - все равно чужие склюют,
Скушай сам, мальчик-с пальчик, - будешь мальчик-с кулак;

...Только и требовалось, что стоять за свою правоту:
Вроде бы стоишь, а при этом теплей, теплей, горячо:
Все звонки, все цитаты, - и прибавляются на ходу, -
Или ангел-хранитель оттягивает плечо?..

Крошки падают, складываются в один узор, в один пазл,
Гуси-лебеди его склюнули - так орнаментом и летят,
Небеса под них прогибаются, еще один год упал,
В каждом птичнике серым-серо лебедят -

Ноша моя неношеная, валящаяся из рук,
Из карманов, опять из Набокова, - франк, грецкий орех,
Папироса, - падают, крошки, вешки, складываются в круг;
Ничего, мальчик-с пальчик, - будешь девочка имярек...

Пыльный прямоугольник солнца валяется на полу.
Книги толпятся на полках, свешиваются за край.
Голуби сели на подоконник. Мяч ёкнул в углу.
Плакать глупо, жить уже поздно, играй, играй.

Татьяна Милова

Волшебный букетик

Купить у бабушки подснежников букетик
И окунуться в волшебный аромат…
Забыть на миг про все дела и всё на свете,
И ощутить – ТЫ БЕЗ ГРОША БОГАТ!

Пусть вывернет карманы резкий ветер
До швов изнанки, смётаной крестом…
А ты – богач, утонешь в нежном цвете,
Укрывшись фиолетовым зонтом.

И станут вдруг светлей прохожих лица,
Обычный дождь прольётся серебром!
В руках – букетик, а не перо жар-птицы,
Но неожиданно повеяло добром…

На миг забыться… Дольше – только в сказке!
Мгновение в ладонь падёт пыльцой,
Испачкав линии руки в жемчужной краске.
Сжимается реальности кольцо...

Перегорела навсегда —
цветок печальный — резеда.
И вовремя взошла тогда —
трава большая — лебеда.
В муку растерли лебеду,
заели горькую беду.
Какое время утекло
в венецианское стекло?
Горячкой губы запекло
и никогда не отлегло.
Во тьме тяжелого стекла
река огромная текла.
В ней утонули все, кто мог
перешагнуть через порог.




* * *


Леса разделись
стали скрипки
виолончели
контрабасы
и заменили ватерпасы
на метрономы
мастера

встал посреди кривого леса
один из гибкого железа
другой из хрупкого железа
с отчаянием новичка:
Стравинский в роговых очках
Прокофьев в роковых очках

Сергей БИРЮКОВ

Весы осени


Н Е В И Н Н О С Т Ь
свет свит в неон
винт осени неистов
виснет свитень
в тени осин
он весь во сне
сон носит сотни ос
они — тон «си»
и ноте «стон» висеть
в сонате сна
стена
все вести вас о нас
вино Сиона — ость
вина
и стан Таис —
Оставь! —

Н А И В Н О С Т Ь



Елена КАЦЮБА

* * *

Я буду искать —
Кого люблю —
В закоулках Вселенной,
В черных дырах ее,
В космоса гриве нетленной,
В бороде у Бога,
В зачарованном этом лесу волос.
За вьющейся белой колонной
Волосинки
Найду
Кого я люблю,
Когда я умру —
В раю ли, в аду.
Если и память сгубят
И потеряю себя.
Даже звездная пыль
Рыщет в потемках, любя.
А если найти невозможно —
Повисну,
Руки раскинув крестом,
Где-нибудь под Южным Крестом,
И огонь изрыгну
Как дракон.

И все, все, все
Уничтожу.

Елена Шварц

Обрывки чуть слышных желаний, летят ввысь прозрачными птицами...
А чудо рождается, где-то за млечною кромкой земли.
Скажи, что же хочется больше всего... проснуться, уснуть или длиться?
Ведь, плыть суждено за моря, где спешат встать на рейд корабли.

Расправить над лодочкой парус, из старой тетради исписанной
Стихами ночных откровений и строчками острой тоски,
Что прячешь в тишайших словах на губах, и в синей реке за ресницами.
Словах, что порой тяжелы и темны, порою светлы и легки.

А там - высоко в небесах за звездой... весь день разговоры насущные.
Да все, о последнем закате, свечою горящем едва.
Прощенные белые ангелы: ручные, послушные, скучные
Все силятся определить смысл отпущенного ремесла.

Да, что нам до ангелов, друг мой... Вот здесь наши ночи бездонные,
Рассветы, любовь и разлуки... и тающий в дымке маяк.
Ты думаешь нам достучаться до них? Их правила так непреклонны, ведь.
И нам, просто хочется сбыться, а это для них, так... пустяк...

Ипполиту Богдановичу,

погребенному на Херсонском кладбище в Курске



Прохожий! пусть тебе напомнит этот стих,

исполненный порывом смелым,

о старом кладбище при церкви Всех святых

с Екатерининским приделом,

где памятника два замшелых одному

обнесены оградой ржавой,

искусством счастливым пленявшему Саму,

обремененную державой.

Один из двух камней — не Душеньки ли трон,

спаленной безутешным плачем? —

стихами с четырех исчертанный сторон,

доступными слепым и зрячим.

Ты в лучшем веке жил, о нежный Ипполит!

и умер в захолустье тихом,

чужд умоляющим из-под голгоф и плит

купцам трех гильдий и купчихам.

Пред смертью все равны, все у нее в долгу, —

расчетливая ростовщица

в любой удобный миг — ты знаешь, я не лгу —

за ним готова притащиться.

Блажен, кто не дожил, положенный предел

преодолением ускоря,

в стакан со Стиксовой мешать не захотел

ни капли жизненного моря.

Я приходил сюда частенько, милый прах

молитвой мысленно тревожил,

еще не ведая, как наш Господь всеблаг, —

ты мотыльком вспорхнувшим ожил.

Окомгновение на все про все с тобой

нам было — не напрасно было, —

архангел оглушил, трубя подъем-отбой:

“Здесь Богдановича могила!”


Максим Амелин

Сирень отцвела, распустился жасмин

на Малой Никитской и Бронной, —

единство враждующих двух половин,

в себя безответно влюбленный,

шагами я меряю улиц пустых

пространство, ступая сторожко, —

вдруг под ноги шмыг, раздвоивши стих,

сомнения черная кошка.

В какой-то успел переулок едва

свернуть я, как все изменилось:

пожухла трава и опала листва,

поземкой зима зазмеилась,

навстречу киша повалила толпа,

Москва переехала в Питер, —

и хладной рукою с горячего лба

я пот лихорадочно вытер.


Максим Амелин

Первый гром

Когда весенний первый гром,
Как бы резвяся и играя...

Ф. Т.

все эти ваши тонкости и штучки
ну что они простому человечку
и можно ли рыдать при виде тучки
жемчужной отползающей за речку
когда из-за реки такие звуки —
тяжелый рок утюжит нашу скуку
и первый гром — как выстрел из базуки
отдача в грудь, чужая сила — в руку

Виктор Кривулин

ГЛАЗА

Бывают глаза от которых на сердце
лучисто,
В них взглянет поэт - и к нему
вдохновенье стучится.
Бывают глаза - в глубине их таятся
раздумья,
С раздумьями рядом - печали бездонны
и чисты.
Бывают глаза - околдуют невиданным
светом,
Лишь в душу заглянут и сменится
сумрак рассветом.
Бывают глаза, обдающие пламенем
жарким.
Бывают глаза - рядом с ними
замёрзнешь и летом.
Бывают глаза, равнодушно глядящие
мимо.
Бывают глаза - к ним влечёт тебя
необъяснимо.
И эти глаза, вдохновенье несущие
людям,
Пусть будут бессмертны, пусть будут
они негасимы.

Айтхожина Марфуга

* * *
Живи, даже если не любится,
Люби, даже если не плачется,
И серая в крапинку улица
За темными окнами прячется.
Терпи, даже если не сбудется,
Молчи, даже если не ладится,
И серая в крапинку улица,
Как будто бы не было праздника.
Иди, пусть никто не заступится,
Свети, даже если застылая,
И серая в крапинку улица
Косыми дождями застирана.
Поверь, даже если отступятся,
Дождись, даже если запродана,
Но серая в крапинку улица
В тебе отзывается Родиной.

Ветрова Виктория Н.

***
Я живу на острове дождей,
Грязных улиц и слепых домов,
В свете неприкаянных огней,
В шуме утихающих шагов.

Я живу на острове зимы,
Бледных и запуганных синиц,
Призрачной и снежной тишины
В скрипе уходящих колесниц.

Ты живешь на берегу тепла,
Солнечных и праздничных дворцов,
В искрах догоревшего костра,
Где царит и властвует любовь.

Ты живешь на берегу борьбы,
Старых и забытых площадей,
Ты живешь на краешке судьбы,
Это - берег острова дождей.

Ветрова Виктория Н.

***
Нет у меня непреданных друзей,
Но есть друзья, предавшие однажды.
Их имена на знамени бумажном
Сдаваемых без боя крепостей.

Есть только слово вечное: «Люблю!»,
Есть только вечер в помутневшей боли.
Я одиночество зажму в свои ладони
И у обрыва встану на краю.

Обрыва необорванная нить,
И небо без конца и без начала.
А я сожму тоску, чтоб не кричала,
И отойду, чтобы хотелось жить.

Ветрова Виктория Н.

* * *
Вьюжный вечер, синий, молчаливый.
Фонари протянуты в зенит
далеко идущей перспективой
невесомых снежных пирамид.
Это возвращённая в избытке
радость, что за гранями стекла
в той далёкой детской пирамидке,
как в пробирке, некогда спала.
Полно плакать: понапрасну жили,
мало отрывались от земли:
Лишь бы эти конусы кружили,
подолами снежными мели.
Фармацевт над ядами в аптеке
зря колдует долгие года:
сколько сил в бессильном человеке,
если он утешен навсегда
тем, что небо пасмурно и сизо,
и фонарь прадедовских времён
широко раскручивает книзу
свой метельный, белый балахон.

Ванханен Наталья

Болтливый катер женским голоском
По осени считает пассажиров.
Прожорливый курорт сбесился с жиру —
Не делится захваченным песком:
Повсюду аквапарк. Куда ни глянь —
Любви рабыни свозятся возами,
И смотрят нераскосыми глазами
Татарове, что собирают дань.

Осядет свет. Увянет ветерок.
Увяжет тетка чурчхелуґ и груши.
Посмотрит из партера волн нырок
Закат одной отдельно взятой суши —
И будет месяц в полной тишине
Сидеть над отыгравшею пластинкой,
А солнце до утра лежать на дне,
Обмахиваясь голубой простынкой, —
«Покой» — определит ее покрой
«От автора» читающий герой...

Анна Кузнецова

* * *
Господи, время, куда ты?
Горсткой, обвалом, гуртом!
Я ведь не ставила даты,
думала, это потом.
Думала, все еще будет.
Думала, ну времена!
Думала, время рассудит.
Ан уж и вечность видна.
Что она, впрочем, такое?
Туго налеплен сургуч.
Листья опавшие? Хвоя?
Белый с пылинками луч?
Карцер? Симпозиум умный?
Банька? Бескрайняя даль?
Или веселый и шумный
пионерлагерь “Печаль”,
тот, где, о папе и маме
вдруг загрустив у ворот,
девочка в мятой панаме
пишет в намокший блокнот...

Ванханен Наталья

Памяти Б.А.Слуцкого

Мне рассказывали, что Борис Абрамыч
носил складной брезентовый стульчик —
он жил в Москве в доме без лифта
чуть ли не под самою крышей.
Поднимется на один этаж, разложит стульчик,
посидит, пока не наскучит,
снова сложит стульчик
и не спеша поднимается выше.
И никому не жаловался, ни у кого не просил
никаких поблажек и привилегий,
а чтобы изношенное сердце
слегка привести в порядок,
бормотал на ходу «Незнакомку»,
или «Песнь о вещем Олеге»,
или, если в плохом настроении,
что-то из потайных тетрадок.
А лежали эти тетрадки в ящике
из-под тушенки где-то
в темном чулане,
а сверху стояла кухонная посуда.
И стихи жили в ящике, словно евреи в гетто:
рождались, учились, создавали семьи,
работали и умирали, не выходя отсюда.

И вот Борис Абрамыч идет,
сколько хватает дыханья, бормочет,
вспоминает жизнь,
удивляясь просто тому, что выжил,
разложит строчку на отдельные слова,
словно на прочность проверить хочет,
сложит строчку чуть-чуть по-другому
и опять поднимается выше.

НАУМ БАСОВСКИЙ

Бал



Они видели лед и вино
Лак резьбы, зыбь зеркал
Их оды вере — выдохи
Ход в роз узор — вдох
Но в зареве севера — звон:
цин-цин. Но взмахам звон — ниц, ниц.
И нет их ада свече в садах и тени
Их усики сухи
иного бала бог они —
ада, сносимого богом, и сон сада.



Елена Кацюба

Дуэт дождей

Дождь Микеланджело изваял из влаги
водяное пламя сладкой сердечной скорби
Вниз головой из тучи
обтекает плазмой плоти
горький сахар телесного камня
Строит статую вокруг своего сердца —
иначе мрамор умрет

Дождь Леонардо врубил грозовой процессор
курсором молнии раздвинул линейки ливня
открыл окно в окне за окнами окон
выставил стол за пределом стола
вывел людей за пределы тел
увидел лик за пределом лица
слово творца в грохоте грома
услышал

Импульс — всплеск на дисплее небес…

И только —
сияние тел Микеланджело
пение перспектив Леонардо
вечное живое шоу —
возрождение радуги
в раковине дождя

Елена Кацюба

Свеча страха

Свеча боится темноты
Чем больше страх свечи — тем ярче свет
Чем ярче свет — тем жизнь свечи короче
Чем жизнь короче — тем сильнее страх
Чем страх сильней — тем ярче свет свечи
Чем ярче свет — тем жизнь короче
Чем жизнь короче — тем сильнее страх…
… ?

Елена Кацюба

Трижды три

Гобой осени.
Свирель лета. Гонг весны.
Скрип снега… Зима.

РЕзеда, СИ-РЕнь,
МИмоза, чеРЕмуха,
ваСИлек. Споем?

Квадрат — это дом.
Круг — солнце или луна.
А треугольник?


Елена Кацюба

А осень, словно рыжая собака,
Оттряхивая шерсти рыжей клочья,
Зализывает раны после драки
И будто отлежаться мирно хочет.

То вдруг затихнет сном случайным,
Потом забеспокоится внезапно
И заскулит протяжно и печально,
Во сне перебирая нервно лапы.

Никак ей не найти себе покоя
Угрюмо бродит, сыпет рыжим в лужи,
И беспокойно ветром стылым воет
О том, что незаслуженно разбужена.

Клубком свернулась на сыром асфальте,
Уткнулась мордой в лапы в позе скорбной,
Как будто говорит - прошу вас, сжальтесь.
Быть может, пожалеет кто-то добрый…

Ольга Онле

Дай побыть одному, друг.
Почему-то я стал старше.
Мне одежда мала вдруг.
Я не знаю, как жить дальше.

Мне бы снова узнать цель.
А до цели дойти надо.
Мне тебя не забыть, верь.
Я вернусь, но с другим
взглядом.

[img]http://www.imagepost.ru/images/252/0wqjRuGSfN.jpg[/img]
[I]
А я прощаться не умел, да и сейчас не смог,
А я и так не очень смел, а тут и вовсе взмок,
А я, чтоб не сойти с ума, решил закончить сам --
И уходил, и понимал: уже не встретимся...
И уходил, и не хотел, и все смотрел назад --
Не побежать ли в темноте искать твои глаза?
А ты была и не была, и улица темна,
Да только не было там глаз -- была одна спина.
А со спиною говорить не по карману мне,
А то, что не родился крик -- так тут обману нет.
Всю боль кричащую загнал в себя обоймой я,
Да только шла твоя спина, как бронебойная...
Я прошатался по дворам, вернулся к полночи,
А я за чаем до утра кричал о помощи,
И все глядело на меня стекло оконное --
Как уходящая спина твоя, спокойное.
А ты не думай сгоряча, стекло оконное,
А ведь неделю проторчал у телефона я,
А я тот номер отыскал как бы нечаянно
И постепенно привыкал к его молчанию...
А только стрелки у часов бегут-торопятся,
И покатилось колесом перо по прописям,
Давно разбитое перо, давно не годное --
А только встретились в метро через полгода мы.
Там что-то диктор говорил, а люди слушали,
А ты стояла у двери, скучнее скучного,
А ты увидела меня там, у разменного --
Я пятаки себе менял, монеты медные.
А разменял я серебро на грош с полушкою,
И не искал я в том метро чего-то лучшего,
Мы просто встретились в толпе уже в другом году --
И я пошел спиной к тебе, глазами к выходу.
А я пошел, я побежал, а ты была одна,
А на дворе была зима, и было холодно,
А на дворе белым-бело, мело по городу --
И было очень тяжело идти по холоду...[/I]

* * *
Вы уже определили, где истина?
Ну а я пока понять не могу.
Каблуками высекаются искорки -
Это я по тротуару бегу.
То опять казню кого-то, то милую.
То по-ангельски, то резко грубя.
От любимого - на службу любимую.
И все время - от себя, от себя...
И зачем он, этот бег, людям нравится?
Остановимся, тогда и поймем.
И зачем он, этот век, вдруг кончается?
Мы с тобою были счастливы в нем.

Григорьева Ольга

РЕВНОСТЬ


Тучи как слизни,
мерцание лунных луж,
из черной небесной линзы
выпущен острый луч.

Мы верим и служим
не всем, а кому пришлось,
теперь нашим слабым душам
скажи, будто это ложь.

Ты пахнешь чужим желаньем,
но если мы жить хотим –
зачем казнимся и раним,
и что я могу один?

Георгий Ефремов

* * *
Весна горделивой богиней ходила по земле...
Послушными рабами склоняли головы деревья.
Ручейки, глядя в бездонное небо, всё смеялись...
Над разрушенными гнёздами кружили птицы.

Зелёным дымом наполнился влажный воздух.
В саду сосед потягивал сигарету.
А с неба лёгкие облака шептали мне тёплые слова...
Любимый... Они смотрели на меня цветом твоих глаз.

Дергачева Любовь

В КРУГУ ЧУЖИХ ОБЪЯТИЙ


Я рано в сокровищницу проник,
но это и был не я.

Ей не хватало во мне других,
а в них не хватало меня.

Слова – как ножны: они не нужны
пламени и любви,
и наши тела нам были скучны
слишком они свои.

Был удушающий поцелуй,
протиборство ласк,
как будто дымящуюся иглу
кто-то держал у глаз.

Мне лучше, когда она не со мной,
и проще, что я не с ней,
и в этой неверности нашей двойной
всё – явственней и верней.

Истина, как говорят, в вине –
безмерна моя вина,
и пусть после судорог стынут во мне –
он и она.

Как лунная рыба плывет ладонь,
спрашивая: ты жив?

С детства тянуло в чужой огонь.
А мой пусть греет чужих»

Георгий Ефремов

* * *

С берёзками смеялась я,
Под клёнами прощалась я,
Под липами лукавила,
А с лживыми осинами
Судьбу свою оставила.
Даётся юность только раз,
Чтоб наперёд добра скопить:
Кому-то радости напрясть,
Кому-то счастье запрудить!
… И вот пора пришла терять.
На ту же самую межу
Я выхожу теперь опять,
Когда на кладбище хожу.
Молчу я под берёзами,
Под липами, под клёнами…
А выплачусь под горькими
Осинами зелёными.

Дудина Зоя

У монитора

в час полнощный

муж-юноша сидит.

В душе тоска, в уме сомненья,

и, сумрачный, он вопрошает Яndex

и другие поисковые системы —

"О, разрешите мне загадку жизни,

мучительно старинную загадку!!"

И Rambler отвечает,

на все вопросы отвечает Rambler!

Проще простого

сlick — и готово:

Вы искали: Смысл жизни,

найдено сайтов: 111 444,

документов: 2 724 010,

новых: 3915.


Тимур Кибиров

рубаха ru

собака ru

летят под Баха

туруру

но сердцу хочется согреться

и оттого-то утром рано

тебе из пачки сигаретной

сыграют трубочки органа


Андрей Вознесенский

Ремесло

Есть ремесло - не засыпать ночами
И в конуре, прокуренной дотла,
Метаться зверем, пожимать плечами
И горбиться скалою у стола.
Потом сорваться. В ночь. В мороз.
Чтоб ветер
Стянул лицо. Чтоб, прошибая лбом
Упорство улиц, здесь, сейчас же встретить
Единственную, нужную любовь.
А днем смеяться. И, не беспокоясь,
Все отшвырнув, как тягостный мешок,
Легко вскочить на отходящий поезд
И радоваться шумно и смешно.
Прильнуть ногами к звездному оконцу,
И быть несчастным от дурацких снов,
И быть счастливым просто так - от солнца
На снежных елях.
Это - ремесло.
И твердо знать, что жить иначе - ересь.
Любить слова. Годами жить без слов.
Быть Моцартом. Убить в себе Сальери.
И стать собой.
И это ремесло.

* * *
Ты напомни,
а то я совсем позабыла,
как была тебе милой...
Ты напомни,
как дни словно снежные хлопья летели
в январской метели,
как мы шли
в обреченность пустынных заснеженных улиц...
И еще расскажи мне,
как мчались часы,
и мгновенья тянулись,
и разлуку трубили нам ветры,
и вьюги мели,
как хотели спастись мы
от темных предчувствий
и как не могли...
А фонарь в переулке скрипел,
и был призрачным свет его медный...
Если помнишь - скажи,
если знаешь - поведай,
почему в твоих нежных глазах
было столько печали?
Почему снеговые мелодии ветра
так скорбно звучали?
Как мы дали погибнуть -
беззвучно,
безгневно,
покорно -
простоволосой,
оборванной
нашей любви беспризорной?..
Подтверди же,
а то до сих пор я никак не поверю
невозможной,
немыслимой,
невозвратимой
потере...

Дымова Лорина

[B]ЗАКЛИНАНИЕ
[/B]
Не спи
не спи
Пусть тоска обо мне над тобою кружится
как черная птица
И пускай эта ночь бесконечная
ночь безысходная
длится и длится
И пускай ни огня
ни шагов
ни надежды
ни звездочки белой

Лишь тоска обо мне
в тишине
в темноте
за окном
на земле опустелой

И пускай не спастись от нее
ни стихами
ни сном
ни вином
и ни вспыхнувшим светом

Лишь покорно лежать в темноте
стиснув зубы
смотреть в потолок
дожидаясь рассвета

И чтоб день забелел за окном
и нахлынул на сердце твое онемевшее
новой тоскою
чтоб на целой земле никому ты не мог объяснить
что случилось с тобою

Как и я не могу рассказать никому
о тоске
о своей
непосильной...

Дымова Лорина

* * *

Бровей такой же черноты, такого цвета - не было,
Ресниц такой же остроты не только нет, а не было!

Слепящей белизны чела, румянца, столь же алого, -
Красы, сжигающей дотла, - в лучах рассвета не было.

Как будто войско черных рас, чернеет россыпь родинок,
Такого взора черных глаз и на земле-то не было.

Лукавство на челе твоем горит весельем пышущим -
Ничьих сердец таким огнем еще задето не было.

Рубины-губы сладких уст - два рдяных полумесяца,
Вкусивших столь медвяный вкус - я знаю это - не было.

А перлы-зубки так чисты, что блещут краше жемчуга, -
Вовек такой же чистоты у самоцвета не было.

Лишь красоте сиять дано пылающею розою -
Такой красы, как у Барно, еще воспето не было!

Дильшод –Барно

Двух влюбленных в саду напугала дешевая бука.
Няня, няня, вернись, посмотри.
Как они целовались! Мимо них пробегала собака
(друг животных поэт
в каждый стих по собаке сует).

Что бы нам почитать? Вот и книжка.
Он людей никогда не любил,
но хотел. И убил, как старушку.
Что бы нам похотеть?

Диктовала судьба,
диктовала стихи о погоде.
Как они целовались? Представьте себе этот чмок:
соль и сахар на кончиках пальцев, и губы
для двенадцати чувств.

Что в уме посвящать эти строки
той, тому, что засохший в бутылке букет...
Растекается мысль, увлекая случайный предмет.
Написать: назначая случайные сроки...
В этом мире случайностей - да!

Вредно лежа читать.
Время, сажа и ртуть.
На балконе висит, закрывая пейзаж, полотенце.
Я смотрел на тебя, как на солнце...
Помнишь, добрая детская шутка, когда
что-нибудь говорят, говорят, а потом:
Отдай мое сердце!

[I]Алексей Денисов[/I]

Размещаю стихотворение про свой родной город. Написал мой земляк [B]Максим Амелин[/B]. А подсказала мне Lizeta, спасибо.

Маленький город этот на вид — верблюда
напоминает: стакнутых два горба,
между — ковер базара и цирка блюдо,
проволокой стянутые короба


сонных домишек — не велика поклажа, —
так и стоит на месте тыщу лет,
не выходя за рамки заданного пейзажа,
ибо иного выхода просто нет.


Здесь — и Восток, и Запад, — с какого бока
ни подойди, ни подъедь — гремучая смесь,
спесь дремучая Запада и Востока. —
Я родился здесь, я вырос здесь.

«Две горы, две тюрьмы, посредине — баня».
Курск! обознаться немыслимо — это ты!
Сколько лет, сколько зим! — А твои куряне?
сведомы ль кметы? под трубами ль повиты?


под шеломы ль взлелеяны? — Как там дальше?
Я из другого текста: изнежен, слаб,
извращенец, невозвращенец, фальши
собственных грез и чужих наущений раб.


Я тебя приветствую! Ты мне дорог —
с чем бы таким сравнить, не меля чепухи
и не теряя в бессмысленных разговорах
время? — дорог, как эти мои стихи.

Качели над Летой

Качели над Летой, качели над Летой,
Над черною Летой - возвратной кометой, -
Два берега взвихрив в единой тоске,
Ты гол как сокол на летучей доске.
Вся жизнь - лишь качели туда и оттуда,
Ладони лежат по краям амплитуды,
И мертвых растение - дикий тюльпан -
Кольцует запястья прочней, чем капкан
Аукайся с теплою жизнью - о где ты?
Но зов твой уносят качели над Летой -
От мокрой листвы, от наитий земных,
От губ, что дарованы только на миг.
От смерти - до жизни, от жизни - до смерти
Над Летой, над Летой погонные метры,
И ветер то в правый, то в левый висок
Швыряет бессолнечный мертвый песок.
Как в Парке культуры, да только страшнее -
Доска ли дрожит или небо над нею,
Тоска ль на качели усаженных дней,
Бесшумный ли плач залетейских теней.
Туда и оттуда - как судьбы плачевны, -
Качели над Летой, над Летой качели,
Как в парке над бездной, где голы скамьи
И только качели летят в забытьи.

Уже отхлынула заря от крыш златой Тьмутаракани,
И долька лунная в стакане горчит в преддверье сентября.
И по колено в тишине за окнами проходят тени
Над грядкой крохотных растений, над кошкой, плачущей во сне.
Скорее вспомни обо мне!..

Златой чертог далек, далек. Дитя, не видевшее снега,
Следит, как по дороге с неба пыльцу роняет мотылек.
Его неразличимый путь над пестротой земных соцветий
Следить умеют только дети. Скорее обо мне забудь!

Мы будем очень долго жить в ладу с листвой и мотыльками,
Ловить прозрачными руками неудержимой жизни нить,
Полузабытое родство, рожденье снега, вечность мига.
И наша смерть в картине мира не переменит ничего.

Погода прекрасна, как раз для прогулок,
с прогнозом знаком я всегда наперед, -
вот выйду из дома, свернув в переулок,
который на площадь меня приведет.
Здесь вечером просто скопленье народа -
кто прямо с работы идет в магазин,
кто из магазина опять на работу,
кто хочет, как я, прогуляться один.
На месте свиданий, внизу под часами
мелькают береты, букеты цветов,
влюбленные смотрят на стрелки, хоть сами
давно уже не замечают часов.
Сквозь шепот и ропот и слух покоробив,
раздался над пестрыми шляпками дам
вдруг окрик, подобно взорвавшейся бомбе:
прости, дорогая, я чуть опоздал!
Уходят одни, а другие приходят,
и только одна одиноко стоит,
взгляд грустный ее никого не находит -
она оттого лишь сильнее грустит.
И к ней неуклонно свой шаг направляя,
приближусь, дыханье в груди затая,
и молвлю: я чуть опоздал, дорогая,
простите меня, незнакомка моя!

Уж если читать, так поэтов.
Прозаик солжет,
И правду сказав, а поэт, и всплакнув,
осчастливит.
Душой затевается звуков
блаженный комплот,
От сердца исходит порыв —
и певец не сфальшивит.

Не слишком изыскан был
харьковский этот старик,
Но, болью напутствуем,
гневом воодушевляем,
Любовью ведом,
он в заветную область проник, —
И мы с благодарностью книгу его
прочитаем.

Юрий Колкер

[B]оптика тика[/B]


[I]****И полетим мы с тобой в жаркие страны…****[/I]



Мир не в фокусе – плывут тополя,
Из тумана вырастают плечом.
Бесконечна под ногами земля,
Только небо наверху – с пятачок.

Не дотянешься рукой, не возьмешь,
Ненароком не опустишь в карман.
Несмолкаем за стеною галдеж,
Неподъемна за спиною сума.

День не в тонусе – хороший, плохой, -
Все, мешаясь, переварится в смог.
Зонтик катится задорной блохой
По-на стыке пучеглазых домов.

Все кончается, уснув в октябре,
Ночи стынут, разжижаются дни.
Тянут скрипкой заунывный рефрен
Кособокие качели в тени.

Солнце редкое похоже на ложь,
Будто не было тебя и меня.
Ты не плачешь, золотой, ты плывешь –
Мир не в фокусе, такая херня.

[I]
Лиза Галузина [/I]

дни перелистывать - молча, и только ночью -
множить слова, уходить в тишину подтекста,
там, где повсюду застывшие в крике точки,
и предсказания для непрошедших тесты.
то, что мешает подчас выживать, банально -
ложь не бывает оправданной и высокой.
лучше бы те, кто прощал и жалел, пинали…
хочется снять каблуки и носить кроссовки.
смутной тоски на лице проступают шрамы,
темный, неправильный мир подступает к сердцу…
все начиналось как фарс, но случилась драма,
и от морали в конце никуда не деться.



[I]© Copyright: Екатерина Ладных[/I]

[B]ПОЛЕТЫ ВО В СНЕ И НАЯВУ
[/B]
Я схожу с обычного круга,
Отдаляясь от мелочей,
От потерянной ласки друга
И мне нравится быть ничьей.
Пить свободу, как шалый ветер,
Выпасть каплей дождя с утра,
Может это важней на свете,
Чем смешная игра в слова.
Только ночь всё молчит и гложет,
Дом напротив и там не спят,
Я со временем стану строже
С длинным списком своих утрат…

Павлова Елена

ТОМЛЕНИЕ

Я больна глухой тоской по небу,
По плывущим тихо облакам.
Мне бы научиться так же слепо
Плыть к своим далеким берегам.
Мне бы научиться постоянству
У луны, у солнца и у звезд.
В параллельные войти пространства
По дорожке непролитых слез.
Мне бы с высотою обручиться,
Всем святым наукам отслужив:
Мне бы Божьей властью заручиться,
Неохватный мир в себя вместив.

Усенбекова Сауле

[B]ПОДРУГЕ[/B]

Елене Зинченко

Ты пришла из полынного душного лета,
Источая диковинный запах полей;
Золотыми лучами по пояс согрета,
Повторяя походку самих журавлей.
Как полночная мгла в паутине небесной,
Первозданностью мира манила к себе -
Неизвестной тоской, нерастраченной песней,
Красотой, подобающей божьей рабе.
Это что? Сновиденье, мираж или было:
Безмятежность и женственность смуглых ночей,
Предвкушение тайн без притворного пыла
И жемчужины слез из вселенских очей.
Истекают водою по капле мгновенья.
Эхо гулкой реки пронесется, как вздох.
Лишь душа, устремленная в Лоно Прозренья,
Повторяет уроки минувших эпох:
Возвращается вновь изначальная память
Из пучины забвенья, как вспышки огней.
Этим всполохом нежных зарниц не истаять,
И становятся звенья бессмертья прочней.
...Только правды той нет, на миру обнаженной,
Тех олуненных встреч среди белых берез.
По-библейски прекрасны славянские жены,
Словно небо, одетое в рубище звезд.
Нет и платья того из ярчайшего ситца,
Нет желания в шлейфе речений блистать.
Но и в белый январь твоя самость как птица,
И твоя по-ахматовски царственна стать.

Усенбекова Сауле

ДУША ОТРАЖЕНИЙ



Если работать в осеннюю ночь до утра,
Странные вещи случаются, странные вещи.
Вдруг в тишине завывают по-волчьи ветра,
Или кулак по стеклу колошматит зловеще.

Не говорите, что это никто и нигде!
Вас я не хуже толкую явленья природы.
Есть небывалая чуткость в полночном труде -
Так отраженье рождают бегущие воды.

Зеркало нас переводит на мертвый язык,
Точность его простирается только на тело.
И в переводе зеркальном читается вмиг
То, что от глади отпрянув, душа отлетела.

Дело другое - когда сумашедший ручей
Или река, на порогах встающая дыбом,
Запечатлят мимолетом лохмотья грачей,
Старую грушу и всякую душу на выбор.

Зыбью и рябью принежив дыханную суть,
В путь прихватив ее образ, а также идею,
Всю эту живность они в своих ритмах пасут,
Не подражая природе, а будучи ею.

Чуткие знают об этой особой среде,
Сердце сжимающей, бьющей на совесть все хлеще.
Не говорите, что это никто и нигде!
Странные вещи случаются, странные вещи.


Юнна Мориц

* * *
Мне так не хочется стареть!
Я платье новое надела
И слушаю как льется медь
В колоколах под солнцем белым.
Во мне и грусть, и звонкий смех,
И горечь трав, и мед соцветий...
И падает на плечи снег,
Итог моих десятилетий.




* * *
Гляжу в окно...
А подо мною дома,
Гляжу в окно,
А подо мною крыши...
Уже прошла короткая зима
И Ту би-шват весенней влагой дышит...
Внезапно дождь...
Как будто ценный дар...
Ему навстречу окна открываю,
А по лицу не слезы,
А вода,
Прохладная,
Прозрачная,
Живая...

Рудницкая Ася

О ЖИЗНИ, О ЖИЗНИ - И ТОЛЬКО О НЕЙ



О жизни, о жизни - о чем же другом? -
Поет до упаду поэт.
Ведь нет ничего, кроме жизни кругом,
Да-да, чего нет - того нет!

О жизни, о жизни - и только о ней
Поэт до упаду поет.
На миг оторвется - и дуба дает
И где ему петь? не встает!

О жизни, о жизни - о, чтоб мне сгореть! -
О ней до скончания дней!
Ведь не на что больше поэту смотреть -
Всех доводов этот сильней.

О жизни, о ней лишь, - да что говорить!
Не надо над жизнью парить?
Но если задуматься, можно сдуреть -
Ведь не над чем больше парить!

О жизни, где нам суждено обитать!
Не надо над жизнью витать?
Когда не поэты, то кто же на это
Согласен - парить и витать?

О жизни, о жизни - о чем же другом?
Поет до упаду поэт.
Ведь нет ничего, кроме жизни кругом,
Да-да, чего нет - того нет!

О жизни, голубчик, сомненья рассей -
Поэт не такой фарисей:
О жизни, голубчик, твоей и своей
И вообще - обо всей!

О жизни, о ней лишь! А если порой
Он роется - что же за ней?
Так ты ему яму, голубчик, не рой,
От злости к нему не черней,

А будь благодарен поэту, как я,
Что участь его - не твоя:
За штормами жизни - такие края,
Где нету поэту житья!

Но только о жизни, о жизни - заметь!
Поэт до упаду поет.
А это, голубчик, ведь надо уметь -
Не каждому бог и дает!

А это, голубчик, ведь надо иметь,
Да-да, чего нет, того нет!
О жизни, о ней, не ломая комедь,
Поет до упаду поэт.

О жизни, о жизни, и только о ней,
О ней, до скончания дней!
Ведь не на что больше поэту смотреть
И не над чем больше парить.

Юнна Мориц

[I]«Мы» ушло безвозвратно, оставив нам «ты», «я» и «лишний».
Впрочем «нас» тоже нет, словно не было прожитых лет:
Не купали детей, не варили варенье из вишни,
Не готовили вместе вкуснющий воскресный обед.

То, что раньше казалось любовью, осталось причиной
Жить совместно друг с другом, пытаясь других обмануть.
Благо это не трудно - прикрыться красивой личиной
Долгих прожитых лет, не вдаваясь в коварную суть...[/I]

[I]В осенней паутине пылятся наши чувства,
Часы остановились, не блещут зеркала.
Лишь в памяти остались те милые безумства,
Когда в мечтах парили... когда любовь цвела.

Всё заплелось, смешалось и понеслось по кругу,
Клубок из дикой страсти и ревности подчас.
Но всё ушло куда-то, оставив нам разлуку,
Которая пугает и... держит рядом нас.

И то, что было важным, осталось где-то сбоку:
Ненужною игрушкой, красивой мишурой...
В которой, оказалось, так мало было проку,
Когда столкнулись лбами с жестокою игрой...[/I]

[I]не изойти любовью, а любить
не наслаждаться жизнью - просто жить.
я не люблю безмерные слова,
все выдумки не стоят естества:
любить нельзя сильнее, чем любить,
а больше жизни - и не может быть.
а смысл безмерных слов, пожалуй в том,
чтоб скрыть бессилье в чем-нибудь простом...[/I]

* * *
Отдаленно до боли в очарованном сне
Несказанное счастье вдруг привиделось мне:
Меня солнце звало, обнимала трава,
У березы склонялась моя голова,
Золотые цветы заплетались в венок,
Осторожное счастье стучало в висок.
Приходилось – что делать? – хоть клянись,
хоть молись,
Окаянно лететь мне то ли вниз, то ли ввысь.
Меня солнце звало, обнимала трава,
У березы склонялась моя голова,
Золотые цветы заплетались в венок,
Осторожное счастье стучало в весок.
По счетам заплатить бы вперед на века.
За великое счастье и цена высока.
Меня солнце звало, обнимала трава,
У березы склонялась моя голова,
Золотые цветы заплетались в венок,
Осторожное счастье стучало в висок.

Омар Асель

* * *
В истоме небо, поцелуй и полынь,
Тревожный ветер, колени в пыли,
Природный пульса ускоренный звон,
Тяжелый шмель гудит в унисон.
В полдневном свете играет судьбой
Цветка сирени узор голубой,
И в молчаливых любимых глазах –
Густой лазури беспечный размах!
А мне бы слиться со знойной травой,
А мне бы в ней утонуть с головой,
А мне бы неба свободно вздохнуть –
До упоенья и в полную грудь!
Да что мне шепчет трава-лебеда,
Что под корнями живая вода,
Да что тебя мне не забыть никогда,
Никогда!
Не позабыть бы раскат и рассвет,
Вкус разнотравья и ветреных лет,
Не растерять бы остатки тепла,
Но эта ширь нам на плечи легла!
И пальцы вяжут букетом излом -
Июльской метки на ленте времен,
За нами ветер унесет облака,
И будет даль и светла и легка!

Омар Асель

* * *
Слушай меня, слушай, голос негромок мой.
Будут моря и суша, чтиво и быт земной.
Будут хлеба и клевер, памятью впитанный вмиг.
Будут павлиний веер и человечий лик.
Свалится небо снова на обомлевших нас.
Слово застынет словно солнце в закатный час.
Волосы заплетая в косы без-молвия,
выйдет к тебе другая одновременно - я.
Дрожью перенаполнив молекулы немоты,
другой согреет ладони одновременно - ты.
Не устрашась, нагие, подле порога тьмы
лягут они, другие, одновременно - мы.

Орти Виктория

Белла Первая


Нас когда-то венчала природа,

и ломали нам вместе крыла,

но в поэзии нету развода –

нас история не развела.



Итальянство твое и татарство

угодило под русский наш снег,

словно крошечное государство,

независимое от всех.



Ты раскосым нездешним бельчонком

пробегала по всем проводам,

то подобна хипповым девчонкам,

то роскошнее царственных дам.



В комсомолочки и диссидентки

ты бросалась от лютой тоски

и швыряла шалавые деньги

с пьяной грацией, как лепестки.



Дочь таможенника Ахата,

переводчицы из КГБ,

ты настолько была языката,

что боялись подъехать к тебе.



Дива, модница, рыцарь, артистка,

угощатель друзей дорогих,

никогда не боялась ты риска,

а боялась всегда за других.



Непохожа давно на бельчонка,

ты не верила в правду суда,

но подписывала ручонка

столько писем в пустое «туда».



Ты и в тайном посадочном списке,

и мой тайный несчастный герой,

Белла Первая музы российской,

и не будет нам Беллы Второй.



Евгений ЕВТУШЕНКО

Снегурочка

Что так Снегурочку тянуло
к тому высокому огню?
Уж лучше б в речке утонула,
попала под ноги коню.

Но голубым своим подолом
вспорхнула – ноженьки видны –
и нет ее. Она подобна
глотку оттаявшей воды.

Как чисто с воздухом смешалась
и кончилась ее пора.
Играть с огнем – вот наша шалость,
вот наша древняя игра.

Нас цвет оранжевый так тянет,
так нам проходу не дает.
Ему поддавшись, тело тает
и телом быть перестает.

Но пуще мы огонь раскурим
и вовлечем его в игру,
и снова мы собой рискуем
и доверяемся костру.

Вот наш удел еще невидим,
в дыму еще неразличим.
То ль из него живыми выйдем,
то ль навсегда сольемся с ним.

Белла АХМАДУЛИНА

1958

Ах, какая выдалась осень!
Под ногами все медь да золото.
Словно синих глаз неба просинь,
А на зорьках так звонко и холодно.
Ах, какая ты, осень, сестричка!
Словно барышня, в пух разодетая!
Улетела б я маленькой птичкой
Или бабочкой в бабье лето!
Ах, какая ты, осень-странница!
Переменчивая и прекрасная!
От тебя мне во век не избавиться,
Шаловливая, статная, страстная!
Я в плену златокудрого марева,
Рыже-красных - до одури! - всполохов.
Осень! Осень! Судьбы моей зарево!
Дым горящего листьев вороха.
Я в твоей потерялась волости.
Мы едины как «Аз», «буки», «веди»:
Средь листвы желтой золота волос,
Зелень глаз среди звонкой меди.
Я с тобой слилась и спелась,
Зашуршала листвой под ногами
И кострами я загорелась,
Дымом в синее небо - стихами!
Ах, какая ты, осень! Осень!
Ветер дым дальше, выше уносит...

Дугой перекинутый мостик Монэ
Над прудом, плывущие перья из крыльев,
И краски пейзажа, как горстки монет,
Звенели, ликуя, сияли, искрились.
А взгляд приковало - красиво до слез -
Забрел, затерялся, теперь и не в силах
Прорваться сквозь яростный запах берез.
Забрел, затерялся, красиво до слез.
От солнца какой-то таинственный гул,
От солнца - лучи так нещадно палили, -
Я с воздухом мысль о спасеньи вдохнул
В болотном плену заколдованных лилий,
Чарующих душу в немом полусне
Своих отражений, задавших загадку
И этому солнцу и этой весне,
Чарующих душу в немом полусне.

Повтори, воссоздай, возверни
Жизнь мою, но острей и короче.
Слей в единую ночь мои ночи
И в единственный день мои дни.

День единственный, долгий, единый,
Ночь одна, что прожить мне дано.
А под утро отлет лебединый -
Крик один и прощанье одно.

Давид Самойлов

1979

Хоть ты свой каждый ход
Цветною ниткой вышей,
Поэзия живёт
Естественностью высшей.

Огромная страна,
Бушующая вьюга,
Обычные слова,
Нашедшие друг друга.

Константин Ваншенкин

1991

Мольба

Где взять мне силы разлюбить,
И никогда уж не влюбляться?
Объятья наши разлепить,
Окаменевшими расстаться.

О, как вернуться не успеть,
О, как прощенья не увидеть,
То нестерпимое стерпеть,
Простить и не возненавидеть.

Я был блажен. Я был жесток.
В своих желаниях ревнивых.
Чтоб хоть на родинку еще
Была ты менее красива,

Но ты божественна была
До исступленья совершенна.
Надежду только обожгла,
Но все ж молю самозабвенно.

Раскоролевить, развенчать,
Расцеловать по полустанкам,
Разоблачить, раздеть, разъять
Я красоту твою пытался.

Пусть крест мой вечный, тень ее,
Меня преследует до тленья.
О, дай мне ночью воронье,
Пусть исклюет мои сомненья.

А Бог молчит. За тяжкий грех,
За то, что в Боге усомнились,
Он наказал любовью всех,
Чтоб в муках верить научились

Николай Зиновьев

Одно меня мучит пугающе,
что вдруг наши внуки когда-то
совсем позабудут про Галича,
Высоцкого и Булата.

И эти слова, эта музыка
их вовсе ничем не заденут,
и будут певцы новорусские
и жить, да и петь из-за денег?

Мне думать об этом не хочется,
к прощанию с жизнью готовясь.
Но знаю, Россия не кончится,
пока в нас не кончится совесть.

Евгений ЕВТУШЕНКО

[B]сердце замедленного действия[/B]

По данным штаба - я, еще живая, на клеммы дня дышу, отогревая все то, чему не сбыться все равно, и «знаю я, что ничего не знаю», не ведаю, не чувствую , не… Но
в предсмертьи ярком так красивы листья, и дышат скорой влагой, новой жизнью.
Не веришь в лето после снега?!
Знай, всем нам хандра осенняя простится, всех впустят в новогодний светский рай.

Мой лир. герой, принц из последней сказки, невыносимость бытия легка.

Ты улыбнешься, тихо скажешь: «Здравствуй…»

Мой ангел спросит: «Синий или красный?» - и... перережет … оба проводка.



[I]© Copyright: Маша Не[/I]

Но

Тебе нужно было отдать все.
Но всего у меня тогда уже не было.
У меня не было прошлого – оно прошло.
У меня не было будущего – оно прошло бы.
Но самое главное, у меня не было тебя.
У меня не было тебя. Никогда не было.

Вера Павлова

[img]http://www.imagepost.ru/images/255/SWSvS6mm.....jpg[/img]

[I]За столиком белым, напротив и слева,
Где инеем блещет с шампанским хрусталь,
Сидит неземная моя королева
И смотрит глазами прекрасными вдаль.

Мы лишь в зеркалах обнимаем друг друга,
Лишь мысленно в танце кружимся одном,
А здесь, в ресторане, где музыки вьюга,
Я делаю вид, что с тобой незнаком.

Ты помнишь, поэт подарил тебе царство,
Где розы цвели, как в чудесном кино.
Но ты у другого взяла государство,
Где были машины, меха и вино.

Изгнанники рая с похожей судьбою
Теперь в этом сладком и дымном аду
Мы лишь в зеркалах будем вместе с тобою,
Как две алых розы в сверкающем льду...[/I]

[B]Я - ПОЛЫНЬ-ТРАВА.[/B]

Я - полынь-трава,
Горечь на губах,
Горечь на словах,
Я - полынь-трава...
И над степью стон.
Ветром окружён
Тонок стебелёк,
Переломлен он...
Болью рождена
Горькая слеза.
В землю упадёт -
Я - полынь-трава..

Турбина Ника

[URL=http://pixs.ru/?r=1111010][IMG]http://img.pixs.ru/storage/0/1/0/yyyyyoooo3_8978918_1111010.jpg[/IMG][/URL]
[I]
Скажите , вы всем сердцем до безумия влюблялись ?
Вы испытали молодость из лепестков любви ?
Вы в этом чувстве сладком вольно забывались?
Вы слушали когда - нибудь своей души порыв?

Когда дыхание любимой - дрожь по тонкой коже
Когда словами чувства к ней порой не объяснить
Когда ваши желания с любимой в такт похожи
Когда друг другу хочется кусочек рая подарить

Когда слова передаются нежным и любимым взглядом
Когда губами на спине рисуешь сердца силуэт
Когда от счастья чувства кружат листопадом
В объятиях любимой встретить утренний рассвет

Когда ладонь скользит вдоль самого родного тела
И тёплость рук передаётся плавно , не спеша
Запах любимой как из фруктов самых спелых
Когда от радости дрожит ваша душа

Скажите , вы когда - нибудь до судорог любили ?
Нет ? Тогда всё впереди , ведь вы ещё не жили ...[/I]

[B]НЕ НАДО ОДИНОЧЕСТВА БОЯТЬСЯ[/B]

Едва разлука выстелет снега,
К нам входит одиночество без стука.
В нём часто видят хитрого врага,
А я нежданно обрела в нём друга.

Не надо одиночества бояться,
Живущим в многолюдной быстрине,
Оно даёт нам с мыслями собраться
И с совестью побыть наедине.

Татьяничева Людмила

* * *
Изведав горечь укоризны,
Обид,
Ошибок,
Мелких драм,
Учитесь радоваться жизни,
Ее обыденным дарам!
Рассвету,
Взлету журавленка,
Речушке,
Моющей пески.
Улыбке милого ребенка.
Пожатью дружеской руки.
Работе,
Сделанной как надо,
Дороге,
Чтобы вдаль влекла.
Летучей ласке снегопада,
Добру домашнего тепла.
В ракете
Или же сквозь призмы
Приблизясь к солнечным мирам,
Спешите радоваться
Жизни, ее обыденным дарам!

Татьяничева Людмила

[B]ПОПРОБУЙ...
[/B]
Попробуй, упади в траву,
Ведь это сделает не каждый.
Попробуй, упади в траву,
И станешь ВАСИЛЬКОМ однажды!

Одним из тысячи цветков –
Душистых голубых созданий.
А, может, станешь лепестком,
Иль теплым ветром ожиданий.

И все невзгоды, злые сны,
Конфликты, ссоры и болезни
Вспорхнут, как бабочка весны,
И где-то в облаках исчезнут.

Попродуй, упади в траву,
И станешь вровень с ВАСИЛЬКАМИ.
Я не обижу, не сорву,
Лишь только прикоснусь губами...

Харченко Инна

настигает осень-зверь
по небесно голубому
и по городу больному
холод рыщет – ищет дверь
размеряя шаг неверный
над распластанною бездной

ясностью поверен день
звонко падают минуты
и стремительно запутан
и размерен
ритм ветвей

слышу смысл чередованья
чуть замедлено дыханье
дня
здесь паденье
там шуршанье
и страданье
шевелится серебрится
нежной тайной засыпанья
запоздалая змея
дней осенних верея

если б легкому лучу
бездомно тонкому
бездонно затерянному
средь эха
задумчивого голосов
и снов
и сов
пушисто кругло
вкрадчиво молчащих
с блестящим полнолуньем глаз
в полетах серого угасших

и если б звонкому лучу
петляя в звуке -ля-
пропеть октавами
творенья
свергаясь с высоты небытия
в разверзнутые хляби вдохновенья
рельеф со впадиной объяв
поющей линией округлой лиры

и если б яркому лучу
явиться облаченной солнцем дланью
внося потоки света и огня
в отмеренную вечность мироздания

* * *
Пойдите пешком на кладбище,
Над письмами просидите всю ночь,
А как было просто нищему
Медным грошом помочь.
О, как говорят над могилой,
Как горестно машут рукой –
Он был и любимый, и милый,
Сердца обжигал нам строкой.
Десятую долю, не больше,
Сказали б ему, когда жил –
На сколько он прожил бы дольше,
Стихов еще сколько сложил!
Твержу, как заклятие снова:
Любите живых горячей,-
Нужнее живому два слова,
Чем мертвому десять речей.

Звягинцева Вера

* * *
Ни твоей, ни своей, ничьей -
Никакой не хочу иронии.
Прятать боль под броней речей?!
Не нуждаюсь в их обороне я.

Если боль - так пускай болит,
Если радость - пусть греет, радуя.
Не к лицу нам, боясь обид,
Жар души заменять прохладою.

Снег идет - он и бел как снег,
Небо синее - значит синее.
Если смех - так не полусмех,
И никак уж не над святынею.

Я хочу прямой красоты,
Не лукавого обольщения,
Я хочу, чтоб заплакала ты
От восторга, от восхищения.

Как ни смейся, как ни язви -
Это дело для всех стороннее.
Людям нужен лишь цвет любви,
А не злой холодок иронии.

Звягинцева Вера

***

Протяженность ветвей без листьев.
Протяженность ночей без сна.
Сбережённой истиной истин
Мерещится мне весна…
Мерещится –
Как мережка в серой холстине дней.
Будто бы кто-то нежный
Там уготован мне,
Будто бы снова юность
Вспыхнет как первоцвет…
Тёмных ночей безлунность.
Юности –
Больше нет.
Нежности нет. Досталась
Вся – на короткий срок.
Мне? –
Отхлебнула малость в серой пыли дорог
Шёпота, жаркой ласки, зноя влюблённых глаз,
Моря внезапной сказки, радости напоказ…
Коротко. Ясно. Больно. Свет – позади судьбы.
Снова на сцене сольный
Номер – для глаз толпы.
Так одиноко в мире. Так
Умирают впрок.
Дымом моих кумирен город окутан в смок.
Ветки протяжны, голы,
Хлещут… Так бьют за дурь.
Даже на ласку голод
день как свечу задул…

Токомбаева Светлана

***


[I]Позвонишь, по привычке пытаясь молчать,
Я узнаю, и ты не молчи. Не молчи…
Расскажи, как антарктикой стала кровать
И душа огоньком поминальной свечи.[/I]

[B]Облаками
[/B]

[I]Эля, ты стала облаком?
Или ты им не стала?

Борис Рыжий
[/I]

Слушай меня ушами, — ты стала небом.
Можешь смотреть на землю и плакать часто.
Все как и раньше. Синий платок из крепа
Скроет тебя от самых земных напастей.
Вечер индустриальный окутай взглядом,
Свой опустевший дом обними руками.
Чтоб не сорваться в горе, поверить надо,
Люди порой становятся облаками.
Люди порой собой рассекают крыши.
Разные люди из однородных линий…

Слепой художник небом тебя напишет.
Он двадцать лет рисует одним лишь синим.
Глухой поэт напишет тебя стихами.
Он двадцать лет назад потерял чернила
(украл художник). Ныне в оконной раме —
Слова, пока стекло не совсем остыло…

Мир покорит художник своим портретом,
Если поэт чернила свои отыщет.
Ставшие небом кажутся им при этом
Будто живыми. Только немного выше.

Марат Багаутдинов

* * *

[I]Я встану сегодня с утра неестественно рано,
Включу авангард вертикально поставленных линий,
И ты улыбнёшься, конечно, мне с телеэкрана.
И я улыбнусь, но никто не поймёт, по причине…[/I]


[B]Тобой[/B]

Снегом покрытый город. Тобою белой
Небо ложится.Нотамипоасфальту
Память стреляет. Помнишь, когда-то пела
Грустные песни мягким своим контральто.

Свет фонаря тобой неизменно рыжей
Напоминает, кто в этой книге Мастер,
Кто просто так, с утра прогуляться вышел…
Люди не часто прокляты словом «счастье».

Ветер твоим дыханьем,ужехолодным,
С севера дует – жёсткий и злой – такой же.
Знаешь, сегодня стало ужасно модно
Думать тобою, жить и, пожалуй, больше.

Раннее утро.Дворники одиноки
Ибо суббота. Солнце идёт на вынос…
Ближе уже не будет. И пусть дороги
Тысячекратно множат тебя на минус.

Марат Багаутдинов

Прекрасен день с рассвета до заката,
В душе – избыток света и добра.
Легка моя дорога и крылата,
Как росчерк вдохновенного пера.
Мой милый рядом.
Плещется знакомо
В глазах сиянье жаркого огня.
И радугой, цветной и невесомой,
Охватывает музыка меня.

Под фонарем на сахарном снегу,
У вечности глазастой под вопросом,
Я вензель свой рисую как могу
Мальчишеским ботинком тупоносым.

И связанные крепко за шнурки,
Подрагивая в отгремевших маршах,
Звенят в руке забытые коньки
О леденцовой глади Патриарших.

Там сок томатный, гривенник стакан,
От крупной соли он еще багровей,
Там детство терпеливо к синякам,
А юность исцелована до крови —

И все развеется, как снежный прах,
Все в Лету утечет с весной слезливой!
И лишь уменье бегать на коньках,
Дурацкая привычка быть счастливой,

И светлый лед, и медная труба —
Слышна, хоть с головой в сугроб заройся! —
И, обнимая, шепчет мне Судьба:
“Закрой глаза и ничего не бойся”.

Пустое ноября

Что-то день не задается,
Валится из рук.
Бродит лень, в колени жмется,
Выгнать недосуг...
Что ж ты, ангел мой хранитель, —
Приболел никак?
Нашу блочную обитель
Огулял сквозняк.
Время полдень, дети в школе,
Темень за окном.
Объявись сегодня, что ли,
Посидим вдвоем.
Коньячок да капля виски —
Весь ассортимент,
Чайник ангельский, английский
Закипит в момент.
О былом за кружкой чая
Помечтаем всласть,
Были в сказки превращая,
Над собой смеясь.
Подведу тебя к дивану,
Упрошу прилечь,
Кофту дедову достану
Для крылатых плеч,
Унесу, зажав под мышкой,
Звонкий телефон
И на кухне сяду с книжкой
Охранять твой сон.

[FONT="Georgia"][B][I]
[COLOR="Magenta"]
Осенняя картина.
==============

Вновь, на, засыпанном листвой
просторе улиц предрассветных,
гуляет ветер озорной
в парче из листьев разноцветных.

Но встанет дворник, примет душ:
холодный, чтобы сон наружу.
И выйдет в мир просторных луж,
где беспорядок обнаружит.

Сметет упавшие листы,
шагая буднично и чинно.
Вновь станут улицы чисты.
Но будет грустно и обидно:

что этот разноцветный рай
с его прощальной красотою,
увидев, тут же подметай
неторопливою метлою.

А после, осенью пленен,
упрямо смешивая краски,
паденья листьев грустный звон
напишет, как великий мастер.
[/COLOR]
[/I][/B][/FONT]
[URL="http://olegsmirnow.narod.ru/izbr_osenj.html"][/URL]

Что ты знаешь обо мне? Очень мало.
Сорок бочек, сорок тонн арестантов.
Много знала обо мне моя мама.
Больше нет на всей Земле консультантов.

Мои маленькие ноги устали,
Но я же вижу, что стоянка – нескоро.
Выясняется, что мы – не из стали,
А, пожалуй, целиком – из фарфора.

Мы фарфоровые детские люди.
Нам чудовищно важна пантомима,
Но не нужно подношений на блюде
И скандальных вечеров у камина.

Сколько было алебастровых устриц…
Сколько пробковых троянских лошадок!
Обещаний, отвратительно утлых
И пропитанных слезами тетрадок…

А что ты знаешь обо мне? Или знаешь,
Но прилежно, как учили, скрываешь?
Как слепому мотыльку, между клавиш
Ты мне крылышки зажав, обрываешь…

Что ты знаешь обо мне? Очень мало.
Сорок бочек, сорок тонн арестантов.
Много знала обо мне моя мама.
Больше нет на всей Земле консультантов.

Вероника Долина

Пока пути чисты,
господь, друзей храни,
и я не жгу мосты
и не гашу огни.
У жизни на краю
не ерзаю, не лгу.
Живу, пока могу,
пока могу - пою.


Григорий Поженян

Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя.

Который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения. Увы,
тому, кто не умеет заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.

Иосиф Бродский

Я подхожу к разомкнутой черте
Непризрачной, чернильной летней даты.
Ни точки, ни излома в темноте,
Ни лёгкости размытого “когда-то”,
Всё было — до. И после стало — всё.
Белёсый свет на отвороте шторы,
Прочитанный в бессоннице Басё,
Звонок, поспешность сборов в коридоре,
Таксист-узбек, окурок из окна,
Спортсмен, усердно давящий педали.
Несовершенство памяти: она —
Нагроможденье крохотных деталей.

Стакан компота, зайчик на стене,
Раздавленные персики в пакете.
Врач повторяет: он ушёл во сне.
А я слежу за мухой на паркете.

Ольга Гессен

сумасшедшее солнце с безумным дождем проливным -
я живу в этом городе лживого, ровного глянца,
где все двери захлопнулись - запрещено прислоняться
даже к самым надежным, проверенным и потайным.
я дышу горизонтом, в котором сырая вода
заступает за уровень жизни, терпенья и прочих
безразличных имен и не менее призрачных отчеств,
по которым мои поезда - то туда, то сюда.
череда монотонных событий, привычный пейзаж,
неприличная страсть к размышлизму и прочему блуду.
рыжий мальчик навырост, еще добиблейский иуда,
по моим дневникам изучает искусство продаж.
и монетки потеют в его беспокойной руке
и глаза равнодушно, бессовестно шарят по строчкам:
сущий ангел - от рыжих кудряшек до белых носочков -
сумашествие в правом, безумие в левом зрачке.

Ольга Хохлова

[B]параллельные[/B]

Параллельные не пересекаются
Это не так уж и страшно
Важно что они есть друг у друга
Самый страшный кошмар параллельной прямой –
Остаться одной
Параллельно самой себе
Плыть в бесконечность
Из безначальности
Зная
Что никто не идет рядом
На расстоянии дыхания
Или хотя бы взгляда
Или… мечты
Параллельные не пересекаются
Но
Кружась вокруг них
В вечном танце солнечных ветров
Космические пылинки
Иногда находят такую перспективу
Что видят
Как параллельные, не касаясь друг друга,
Сливаются в одну серебряную нить
Параллельные не пересекаются
Но
Когда школьник, доказывая теорему,
Говорит:
Предположим, в какой-то точке
Они могут пересечься,
У параллельных прямых
На миг
Замирают сердца,
Летящие по параллельным струнам
Невиданного инструмента,
На котором по очереди
А иногда – в четыре руки
Играют Любовь и Жизнь –
Единственные параллели,
Которые
Умеют пересекаться…

Аллисандра

Вот он выходит за дверь, не спросясь трюмо,
В мятой рубашке, в мягких домашних туфлях,
Солнце над деревом, облачное бельмо
Так же встаёт ежедневно и так же тухнет,
Вот он идёт, вот солнце слепит глаза,
Неразличимый ад, этот свет кромешный,
Вот он бежит, автобус не опоздал,
Вот достаёт портмоне, проездной, конечно,
Вот он на службе, вот он идёт в буфет,
Очередь из друзей (применить кавычки),
Вот бутерброд, который на вкус и цвет
Напоминает пончик из электрички,
Вот его место, компьютер и телефон,
Вот уже пять, а недавно было двенадцать,
После обеда немыслимо клонит в сон,
Надо держаться час, ещё час держаться,
Вот он в автобусе, в третьем ряду у окна,
Вот он закрыл глаза, но теперь не спится,
Слева за рёбрами мелко дрожит струна,
Ржут декольтированные девицы,
День забирает последний крутой виток,
Сто восемнадцать шагов, двадцать две ступени,
Вот и замочная скважина, ключ, звонок.

Сейчас он войдёт и уткнётся в её колени.


Ольга Гессен

"За стеною жизни..." - никогда не
говори о том, что за стеною.
По бульварам листья раскидали -
золотые с алою каймою.
Видишь лица тёмные пустые?
В изголовье осени - рябины...
Над водой качаются мосты и
статуи в помёте голубином
по аллеям ходят, по аллеям.
На колени падают и плачут.
Выезжают духи из молелен,
призраки на бирюзовых клячах.
Дворники костры разводят, видишь?
Говорят на варварской латыни.
И дрейфует в небе то ли Китеж,
то ли я не знаю, да и ты не...
Жёлтый, а потом ещё багряный.
Витражи из музыки и боли.
Это цепенеют тополя на
старой фотографии в альбоме.
Ну, не старой. Года три тому как...
На скамейке скалится мужчина.
Точно ангел выстрелил из лука
и стрела от сердца отскочила.
Точно параллельно, параллельно
всё тебе и, криво улыбаясь,
подаёшь растяпе парабеллум
или что там, я не разбираюсь.

Михаил Дынкин

***
услышав «прости», понимаешь, как виноват,
со слова «прощай» начинает охоту память,
начиняется болью, отчаянно ищет паперть,
где подается спасение однова –
снегом ли, богом, иным ли каким ростком
музыки в человеке, представшем почвой,
ждущей садовника…

холодом позвоночным,
жаром височным почувствуешь вдруг родство
с первой, всходящей в дрогнувшей тишине,
робкою нотой, похожей на сон, на небыль…
распахнешь все окна, выберешь вид на небо,
да так и останешься с болью наедине…

ОЛЕГ ГОРШКОВ

[B]В глазах любимой и стрижа..
[/B]
[I]В глазах любимой и стрижа...
Нам ничего не дано в этом мире сберечь.
Ветер над пухом шуршит погребальную речь,
Пылью присыпав его – Так вращается вечность»…
[/I]
Е. Коновалов «Стриж»


В глазах любимой ли, стрижа ли…
а в чьих еще смогу прочесть
теперь о боли? – вот скрижали,
всё возвестившие, как есть.
Внезапной стылостью утраты
пронзает через времена –
и я в глазах читаю даты,
и рядом с ними имена…
Бездомность… как развенчан скоро
был мой беспамятный исход
в придуманный однажды город,
где маргариту свита ждет…

В глазах любимой ли, стрижа ли
еще послышится ль мотив? –
такой живой, что будет жалить
и звать, и требовать идти,
искать иного свойства морок
вдоль бутафорий городских,
витрин слепящих, снежных горок
и горько пьющейся тоски,
и бормотать, что всем незримый,
весь черный, вольный от забот,
вновь починяет жизнь и примус
в своем лукавстве присном кот…


***
когда-нибудь это, конечно, должно случиться.
малый ребенок, - и тот на ошибках учится.
и если она не простит, если она простится,
то как будешь дальше-то быть по такому случаю?
куда понесешь эту зиму в себе, кому?
кто так распознает всю зябкость твоих ладоней
по сыгранной гамме, что будет дышать во тьму,
оттаивать звуки, тобою болея до не-
возможности полной опять не поверить в то,
что ты и такой, обжигающий болью, нужен?
потом ты поймешь, что она ведь была святой,
но даже ангелы не выживают в кромешной стуже…


***
Она одна во мне расслышит осень,
чью речь легко принять за немоту…
В свой день последний с ней всегда иду –
она мой поводырь печальный, после
и я пытаюсь слушать осень в ней,
такую же – без сил на выживанье…
Но лета приручённого жужжанье,
чужбинное, становится слышней –
июль всё льет свой приторный елей.
А мы идем, неспешные в своем
осеннем созерцанье круговерти,
где шар земной и бабочка на вертел
насажены равно сгоревшим днем –
и каждый пляшет джигу над огнем.
А мы идем, благословив стерню
и лодочных уключин ржавый говор,
и этот, впавший в детство, древний город,
где я могилы предков сохраню –
пусть осень к ним приблизится не скоро…
И мы идем, почти не тратя сил,
чтоб слышать наши осени друг в друге,
и ветер на свои приходит круги,
и молкнут, не успев умерить пыл,
сверчки, смычки и прочие пичуги…

Олег Горшков

[B]Цитаты из Серебряного века

ЕЛАБУГА (М.И. Цветаевой) [/B]


День бледно-жёлт, как будто спрыснут хлором,
обрывочны и сумеречны сны…
Елабуга. Мещанский дом, в котором
сквозит мертвецкий холод от стены.
Мелодия манка протяжна, клейка –
искусен в ухищреньях Птицелов.
Сладчайший запах крашеной скамейки
в Трехпрудном переулке, и балов,
беспечных, гимназических, московских,
веселый гул, и море наяву –
всё живо здесь, так явственно, так броско
всё заключилось в этот зовный звук,
всё уместилось в бледно-желтых сгустках,
а у дверей, срываясь на фальцет,
запальчивые фразы по-французски
бросает отрок – вызов на лице.
Сейчас он скажет страшное, упрямый,
его решимость смертная прочна,
и тень скользнет на звук легко и прямо,
туда, где веет холодом стена…



[B]СТРОЧКА БЛОКА [/B]

Осени больная благость.
Горечь ломкой строчки Блока,
Вдруг поплывшей…
Будет плакать!
Вся поэзия обмолвка.
В нас уже не повторится –
Претворится ночь-предтеча.
Со страницы будет литься
В лица запахом аптечным,
Притворится и обманет.
Век чужой сто лет, как прожит.
И мерещится в тумане
Света тающего прожелть.
Фонарей качнутся блики
И начнется всё сначала:
Все приметы, все улики,
Улица, озноб канала.
Века мертвого уловка.
…А в окне рассвета пятна.
Плачь!
Поэзия - обмолвка,
Без которой жизнь невнятна...



[B]ЦИТАТА ИЗ ЦВЕТАЕВОЙ [/B]

Ночь была цитатой из Цветаевой –
Помните, "зрачок, сосущий свет".
Ночь звучала смутными октавами,
Утопивши клавиши в листве.
С чертовщиной вальс ли пастернаковский
В форточные рамы залетел,
Или поздний ангел плакал, плакался -
Будто святость выплакать хотел.
Ночь казалась медленной флотилией.
Мель и штиль. Вернее, Мандельштам.
Корабли времен почти не плыли и...
Сколько их на мель попало там.
И стелились сумерки покатые
Под уклон - назад, назад, назад.
Мир давно разобран на цитаты
И опять составлен из цитат...



[B]ПЕРЕЧИТЫВАЯ МАНДЕЛЬШТАМА [/B]

[I]«И в наказанье за гордыню, неисправимый звуколюб»…
О. Мандельштам
[/I]

Не щадит, вещим щебетом горбит
оловянной зимы соловей –
ты вернулся в свой призрачный город,
он засел у тебя в голове
изнуряющей певчей двойчаткой,
парной флейтой, зовущей взахлёб,
и неведомый навык впечатан
в лёгким холодом схваченный лоб.
Будь неладна же эта наука,
но в строке размывается явь,
снова плавится олово звуков,
и по топкому времени вплавь
ты уходишь с позорной галеры –
дальше, больше, в неведенье, вглубь –
звукопряд, звуколов, легковерный,
одураченный тьмой звуколюб.
И спасёшься ли тем, что бормочешь
сам себе и зиме наизусть
неизбывные зябкие строчки?
Даже если и нет, ну и пусть –
ты вернулся, ты празднуешь встречу,
только всё нестерпимей горчат
междустрочия тающей речи,
не вмещаемые в звукоряд...

Есть радость в том, чтоб люди ненавидели,
Добро считали злом,
И мимо шли, и слез твоих не видели,
Назвав тебя врагом.

Есть радость в том, чтоб вечно быть изгнанником,
И, как волна морей,
Как туча в небе, одиноким странником
И не иметь друзей.

Прекрасна только жертва неизвестная:
Как тень хочу пройти,
И сладостна да будет ноша крестная
Мне на земном пути.

Д.С. Мережковский.

Здравствуй, милая, это я, ничего не будет,
ничего не выйдет – у Него крапленые карты,
Он бросает мне через стол козырные буби,
Он поставил на кон мою жизнь, но не даст мне фарта.

Здравствуй, милая, это я, ничего не надо,
над Москвою – дым без огня, тяжкий дух креозота,
в адский город Дит в этот час приходит прохлада,
и на мертвых роса выпадает, как капли пота.

Здравствуй, милая, я пишу безо всякой цели,
дух мой бредет через поле после покоса,
и на меня из грозы наступают ели,
и на их ресницах блестят, как градины, слезы.

[B]Напрочь путь ко мне отрезая
[/B]
Напрочь путь ко мне отрезая,
чтоб не видеть и не писать,
ты еще пожалеешь, знаю,
станешь локти себе кусать.
Чтоб не видеть...
Но ты увидишь.
Взглянешь - взгляда не отведешь.
Ты в метельную полночь выйдешь,
а от памяти не уйдешь.
-Обхватить бы двумя руками,
унести б ее за моря!
Почему же она такая?
Отчего она не моя?
Снег летит над землей застылой,
снег рассыпчатый и сухой,...
А ведь было бы счастье, было,-
оказался кузнец плохой.

Тушнова Вероника

Сказка

Чтобы голос подать, чтобы просто заговорить,
надо прежде связать одиннадцать грубых рубах:
босиком истоптать крапиву, вытянуть нить
и плести как кольчуги, нет, не за совесть — за страх.

Чтобы голос подать и спасти себя от костра,
надо диких одиннадцать птиц обратить в людей,
превратить их обратно в братьев, срок до утра,
и не тает в окошке живой сугроб лебедей.

Чтобы голос подать, чтобы всех — и себя — спасти,
надо крепко забыть два слова: “больно” и “тяжело”,
и топтать, и плести, и тянуть, и плести, плести…
И всегда у младшего вместо руки — крыло.

Дом с голубым карнизом,
изморозь на стене,
если посмотришь снизу,
виден огонь в окне,
тени и светлые шторы,
и никаких забот,
сверху ложатся узоры
на неустойчивый лед.
Думалось, проезжая,
я и не вспомню вас,
только мои трамваи
здесь тормозят всякий раз.
Тянется дождик поздний,
будто плачет с трудом.
Станет чуть-чуть морозней,
сразу затихнет дом,
И ничего не надо
стоящему у окна,
ни снега, ни листопада,
ни смеха друзей, ни вина.

Помню, был город внутри
полон светящихся точек…
Кто-то задул фонари,
словно сердца одиночек.

Канули в пасмурный снег
алые звезды-ледышки,
здания библиотек,
банки, ларьки, телевышки

и силуэты церквей.
Новые ориентиры –
белые булки ветвей,
фар мимолетных пунктиры.

Только душевный бедлам
беглым огням – не доверить.
Я не берусь по углам
прятаться и лицемерить:

пробовал это – не смог.
Лучше вслепую по снегу
на незнакомый дымок
к людям, вину и ночлегу.

Двери не стали добрей –
доски, замки, воспрещенья.
Но за одной из дверей
ждут моего возвращенья.

Евгений Никитин

[B]И не судите строго [/B]

[I]Живу не так, как бы хотелось.
Заели суета и быт.
И осторожность, а не смелость
Порою мной руководит.

Живу не так, как мне мечталось,
Когда я пылок был и юн.
И только музыка осталась
От тех, не знавших фальши, струн.

Живу не так, как нас учили
Ушедшие учителя.
Когда судьбу земли вручили,
О чём не ведала земля...
Живу не так...
Но, слава богу,
Я различаю свет и мрак.
И не судите слишком строго
Вы все,
Живущие не так... [/I]