Вид для печати
[B]СМС
[/B]
Мне сегодня снилось – Вы писали.
Вечером. В большом каминном зале.
Ласточки над замком зависали,
Не боясь нахмурившихся туч.
Вы перо в чернильницу макали,
Украшали буквы вензельками
И, как это принято веками,
Ставили печатку на сургуч.
Вы теперь мне пишите так редко:
Сгинула почтовая каретка,
Почтальон в малиновой беретке
Не берёт на радостях на чай.
Я проснулась и открыла ящик -
Там лежал конвертик настоящий.
В папке не разобранных входящих.
С меткой «ни за что не отвечать».
И в некрасивости есть плюс.
И я бы точно не хотела
Тащить по жизни ценный груз
Искусно слепленного тела.
Чтоб им, как вазой, дорожить,
Обернутой стерильной ватой.
И даже, право, и не жить,
А быть музейным экспонатом.
Сходить с ума (помилуй Бог!),
Морщинку как-то обнаружа,
Охотиться на кошелек,
Искать миллиардера-мужа…
А мне важней, чем лоск и стать,
Искусство быть счастливой все же!
Чтоб одному на свете стать
И всех милей, и всех дороже.
[B]Елена Алексеевна Миронова[/B]
Мастерство заразительней
многих зараз,
когда вирус прекрасного душу Вам точит.
Тот, кто в жизни красивое
сделал хоть раз,
сделать что – нибудь плохо
уже не захочет.
[B]И. Елагин[/B]
[B]Сергей Есенин[/B]
Я вплетаю в свой стих год от году
Азиатского вязева нить.
О скажи мне, в какую погоду
Я бы мог о Москве позабыть?
Чтоб с тоскою своей неослабной
Не ходить в захудалый кабак,
Пить мадеру с девицей похабной
И любить ее черт знает как.
И не петь ей про синие нивы,
Про семью и про старый мой дом...
Если выпил сегодня я пива,
Значит, завтра напьюсь коньяком!
‹1922—1923›
Куда подевался мальчик? Которым я был когда-то?
Скажите, долгая старость - награда или расплата?
Где умирают птицы? Сколько лет сентябрю?
Понимает ли море то, что я говорю?
О чем молодая листва поет весеннему бризу?
Откуда является смерть - сверху или же снизу?
Кто там рыдает в ночи? Человек или птица?
Как зовется звезда, которая тебе снится?
Сколько листьев, чтоб выжить, платят зиме деревья?
- Мне бы только, чтоб дети не погибали во чреве...
Стоит ли жить, когда что-то еще не родилось?
- Мне бы только, чтоб жизни смерть моя пригодилась...
[B]ЗОЛОТАЯ РЫБКА[/B]
Золотую рыбку обманули - все дары назад вернули,
Даже те слова, что о любви сказала,
Мы назад отдали - горькое начало...
Отчего же снова с берега крутого
Мы с мольбою смотрим, ожидая слова?
И все, что происходит, совсем не странно.
И то, что не происходит, не странно тоже.
Так знают в горах о будущих ураганах
по громкой тревоге птиц и молчанью кошек.
Так знают в открытом море о скором шторме
по звездам, которые с неба сбивает мачта…
Так ждущий ее на пристани знает, что с ней
уже потому, что быть не могло иначе.
Кот Басё (С.Лаврентьева)
[B]Роберт Рождественский[/B]
[I]Только тебе[/I]
Было… Я от этого слова бегу,
И никак убежать не могу.
Было… Опустевшую песню свою
Я тебе на прощанье пою.
Было… Упрекать я тебя не хочу,
Не заплачу и не закричу.
Было… Не заплачу и не закричу.
Ладно. Пронеслось, прошумело, прошло.
Ладно. И земля не вздохнет тяжело.
Ладно. Не завянет ольха у воды,
Не растают полярные льды.
Ладно. Не обрушится с неба звезда,
И не встретимся мы никогда.
Ладно. Пусть не встретимся мы никогда.
Никогда тебя мне не забыть,
И пока живу на свете я,
Не забыть тебя, не разлюбить.
Ты судьба, судьба и жизнь моя.
Снова, не страшась молчаливых дорог,
Я однажды шагну за порог,
Снова я как будто по тонкому льду
В затаенную память приду.
Снова над бескрайней землею с утра
Зашумят и закружат ветра,
Снова над землею закружат ветра.
Солнце распахнет молодые лучи,
Ах, как будут они горячи.
Солнце будет царствовать в каждом окне,
Будет руки протягивать мне,
Солнце будет в небе огромном сиять,
И в него я поверю опять,
В солнце я однажды поверю опять.
Слышишь, я когда-нибудь встречу любовь,
Обязательно встречу любовь.
Слышишь, половодьем подступит она,
Будто утро наступит она.
Слышишь, я от счастья смеясь и любя,
В этот миг я забуду тебя,
Слышишь, в этот миг я забуду тебя.
Никогда тебя мне не забыть,
И пока живу на свете я,
Не забыть тебя, не разлюбить.
Ты судьба, судьба и жизнь моя.
Я люблю тебя так, как когда-то в пять лет
Я любила сгущёнку варёную в банках.
Я люблю тебя так, как цветы любят свет,
Как в лесу соловей любит петь спозаранку.
Я люблю тебя так, как хмельной человек
Любит выпить с утра чашку крепкого чая.
Я люблю тебя так, как зимой любят снег,
Как влюблённые любят писать "я скучаю".
Я люблю тебя – веришь? Как дети салют,
Как художники любят обилие красок.
Я люблю тебя так, как в стихах не поют,
Как ещё не придумали в пьесах и сказках.
Я люблю тебя – больше, чем любят пальто,
Что вот-вот, долгожданное, на зиму купят.
Я люблю тебя так, как не любит никто,
И, наверно, никто так уже не полюбит!
Таня Красильникова
Засыпая в гостинице, где вечереет рано,
где в соседнем номере мучат гитару спьяну,
слишком ясно видишь, теряя остатки хмеля:
ты такой же точно, как те, что давно отпели,
ты на том же лежишь столе, за которым, лепешку скомкав,
пожирает безмозглый Хронос своих потомков.
Свернут в трубочку жесткий день, что плакат музейный.
Продираясь лазейкой, норкою муравейной,
в тишине паучьей, где резок крахмальный шорох,
каменеет время, в агатовых спит узорах,
лишь в подземном царстве, любови достигнуть дабы,
кантемир рыдает, слагая свои силлабы.
Засыпая в гостинице с каменными полами
вспоминаешь не землю, не лед, – океан и пламя,
но ни сахару нет, ни сыру полночным мышкам.
Удалась ли жизнь? так легко прошептать: не слишком.
Суетился, пил, утешался святою ложью –
и гремел трамвай, как монетка в копилке Божьей.
Был один роман, в наше время таких уж нету,
там герой, терзаясь, до смерти стремился к свету.
Не за этой ли книжкой Паоло любил Франческу?
Сквознячок тревожит утлую занавеску,
не за ней ли, пасьянс шекспировский составляя,
неудачник-князь поминает свою Аглаю?
Льется, льется безмолвных звезд молодое млеко
а вокруг него – черный и долгий, как холст Эль Греко,
на котором сереют рубахи, доспехи, губы,
и воркует голубь, и ангелы дуют в трубы,
и надежде еще блестеть в человеке детском
позолотой тесной на тонком клинке толедском,
а еще – полыхает огненным выход тихий
для твоей заступницы, для ткачихи,
по утрам распускающей бархат синий.
Удалась ли жизнь? Шелестит над морской пустыней
не ответ, а ветер, не знающий тьмы и веры,
выгибая холщовый парус твоей триеры.
Вчерашний день погас,
А нынешний не начат,
И утро, без прикрас,
Актрисою заплачет.
Без грима, нагишом,
Приходит утром утро,
А далее - в мешок -
Забот, зевот... И мудро
Что утро настает,
И день не обозначен,
И ты небрит и мрачен.
Светлеет. День не начат,
Но он пешком идет.
[I]Геннадий Шпаликов[/I]
ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР
Я кричу тебе: "Здравствуй!" -
стараясь разжечь
разговор между нами, а ты - холодна.
Что стряслось?
Телефон исказил мою речь?
Ты меня не узнала? Ты что ... не одна?
Разлюбила? Скажи. Я уже не боюсь.
А в ответ: "Не-на-ви-жу..."
Хвала небесам!
Я-то знаю, что ненависть - прочный союз.
Не чета голубым или розовым снам.
Глеб Горбовский
1988
Из последнепрочитанных очень запал в душу...
Ого, привет! Сто лет сто зим.
Сейчас одна. И ты один.
Нет не грущу уже. Смеюсь.
Любовь? Да к черту — не ведусь!
Семья? Зачем? Детей? Рожу.
Кому? Себе. А что? Ему?
Ты в шоке? Брось. Ты сам такой.
Уже другой? Да бог с тобой.
Бывает же. Ну что к тебе,
Или в отель, или ко мне?
Поговорить? Прости меня.
Или кровать, или — пока.
Груба? Ну надо! Насмешил!
Живу — легко, как ТЫ учил.
Анна Ахматова
Реквием
Посвящение
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними "каторжные норы"
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат -
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней.
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор… И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет... Шатается... Одна...
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный мой привет.
Март 1940
Вступление
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки.
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
I
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки.
Смертный пот на челе... не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
1935
II
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень -
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна,
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
вверх
IIІ
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари.
Ночь.
ІV
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случилось с жизнью твоей.
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своей слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука. А сколько там
Неповинных жизней кончается...
1938
V
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой.
Кидалась в ноги палачу -
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пышные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
1939
VI
Легкие летят недели,
Что случилось, не пойму.
Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.
1939
YII
Приговор
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета,
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
Лето 1939. Фонтанный Дом
вверх
VIII
К смерти
Ты все равно придешь. - Зачем же не теперь?
Я жду тебя - мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом,
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой, -
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Струится Енисей,
Звезда полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
19 августа 1939
Фонтанный Дом
IX
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
И не позволит ничего
Оно мне унести с собою
(Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою):
Ни сына страшные глаза -
Окаменелое страданье,
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук --
Слова последних утешений.
4 мая 1940
Х
Распятие
"Не рыдай Мене, Мати,
во гробе зрящи".
1
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто Меня оставил?"
А Матери: "О, не рыдай Мене..."
2
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Эпилог
1
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной,
Под красною ослепшею стеною.
2
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же оне поминают меня
В канун моего погребального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась
(Последняя с морем разорвана связь),
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Март 1940
Фонтанный Дом
П.С. Перечитала, в очередной раз убедилась, что сила этого произведения не угасает ни с сотым, ни с тысячным прочтением, хотела выложить отрывок... и не смогла остановиться ни на одном отдельном стихотворении. Поэтому да простят меня читатели за немалый объем, но - это Любимое! Разве кто-то из современников сможет сказать ТАК?
Анна Ахматова
Меня, как реку,
Жестокая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь, в другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов.
О! Как я много зрелищ пропустила.
И занавес вздымался без меня
И так же падал. Сколько я друзей
Своих ни разу в жизни не встречала,
О, сколько очертаний городов
Из глаз моих могли бы вызвать слезы,
А я один на свете город знаю
И ощупью его во сне найду.
О, сколько я стихов не написала,
И тайный хор их бродит вкруг меня
И, может быть, еще когда-нибудь
Меня замучит…
Мне ведомы начала и концы,
И жизнь после конца, и что-то,
О чем теперь я лучше промолчу.
И женщина какая-то мое
Единственное место заняла,
Мое законнейшее имя носит,
Оставивши мне кличку, из которой
Я сделала, пожалуй, все, что можно
Я не в свою, увы, могилу лягу.
Но иногда весенний шалый ветер,
Иль сочетанье слов в случайной книге,
Или улыбка чья-то вдруг потянут
Меня в несостоявшуюся жизнь.
В таком году произошло бы то-то,
А в этом — это: ездить, видеть, думать,
И вспоминать, и в новую любовь
Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем
Измены и еще вчера не бывшей
Морщинкой…
…………………………..
Но если бы оттуда посмотрела
Я на свою теперешнюю жизнь,
Я б умерла от зависти.
1945.Фонтанный Дом. 2 сентября
(Задумано еще в Ташкенте)
Знаешь, я по-прежнему скучаю...
Как там в Королевстве у Зимы?
Дни летят, крестом их помечаю
С нетерпеньем жду с тобой Весны.
Расскажи, как ты по мне скучаешь,
Ждёшь на острове волшебных грёз,
До руки дотронуться мечтаешь,
Чтобы дрожь по телу, как в мороз.
Знаешь, открывая свою почту,
Каждый раз надеюсь на письмо
И спешу ответить тебе срочно,
Словно, кто-то отберёт его.
Не молчи. Поговори "об этом"
Как морской, вдыхая аромат,
Снова окунаемся мы в лето,
Где летаем много лет подряд.
Знаешь, как-то очень уж скучаю...
Анна Tури
Накипело
Был томный вечер, весь исполненный печали.
В озябших окнах отражались фонари.
Я понял: ты поймешь меня едва ли.
Что проку: говори - не говори.
Да - ты вольна иметь свое сужденье.
Я уважаю доводы твои.
Но, я – мужчина. Я имею мненье:
Тебе известны принципы мои!
Мне не престало их менять, как юбки
Меняешь ты, по прихоти души.
И я готов терпеть, за убежденья, муки.
Весь век прожить в непонимания глуши.
Но, отказаться от своих воззрений?
Предать, все то, чем свято дорожил?
Метаться в вечном сумраке сомнений -
Не для того я жизнь свою прожил!
Твои капризы и сиюминутные причуды
Не смогут разум мой поколебать.
Пусть в доме вовсе не останется посуды,
Я буду твердо на своем стоять!
Я требую: уймись, не доводи до точки,
Ведь для меня, ты знаешь, в гневе нет преград!
Сказал: сначала – кашу, а потом ... с торта цветочки!
Я прав! Тебе – всего лишь три, а мне – все пятьдесят!
Дмитрий Горяинов
Б. Пастернаку
Рас-стояние: версты, мили…
Нас рас-ставили, рас-садили,
Чтобы тихо себя вели
По двум разным концам земли.
Рас-стояние: версты, дали…
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это — сплав
Вдохновений и сухожилий…
Не рассорили — рассорили,
Расслоили…
Стена да ров.
Расселили нас как орлов-
Заговорщиков: версты, дали…
Не расстроили — растеряли.
По трущобам земных широт
Рассовали нас как сирот.
Который уж, ну который — март?!
Разбили нас — как колоду карт!
[B]Марина Цветаева[/B]
Мы явленьям, и рекам, и звездам даем имена,
Для деревьев названья придумали мы, дровосеки,
Но не знает весна, что она и взаправду весна,
И, вбежав в океан, безымянно сплетаются реки.
Оттого, что бессмертия нет на веселой земле,
Каждый день предстает предо мною как праздник нежданный,
Каждым утром рождаясь в туманной и радужной мгле,
Безымянным бродягой вступаю я в мир безымянный.
***
Дождя серебряные молоточки
Весеннюю выстукивают землю,
Как миллион веселых докторов.
И мир им отвечают: "Я здоров!"
Вадим Шефнер
+ Саша Кладбище +
Меня, я слышал, видели убитым.
Все говорили, что я прахом стал,
А я впитал в себя азот и битум,
И из бетона серого восстал.
Меня считали без вести пропавшим,
Печатали в газетах некролог.
А я проснулся, травами пропахший,
Раскинул руки – и на землю лег,
И так лежал, лежал, пока из грязи
Обратно в раны кровь моя текла.
Я стал котов и птиц весенних князем
С глазами цвета битого стекла.
И снова вдаль вела меня дорога,
А вдоль нее гудели провода.
Я пил из талых луж, я небо трогал,
Я жил везде, а главное – всегда.
Мой серый плащ был молнией распорот,
Никто уже не верил в мой приход.
А я пришел.
И значит, завтра в город
Весна по расписанию придет.