Долго не хотел писать это рассказ, потом еще дольше его писал)

За гранью!!!


Этот рассказ о несовершенстве мира в отдельном его микрокосмосе.
Я всеми силами стараюсь пнуть примитивные пороки людей. Речь пойдет о Наркотиках и их последствиях, эгоизме, алчности, коррупции и любви, а куда же без нее. Действия этого рассказа начинаются в 1995году и разворачиваются по 2001г. За эти 6 лет умрут не только все персонажи, но и целое поколение молодых людей. Их смерть можно оправдать наличием многомиллионных счетов, яхт и загородных коттеджей той власти. По какому курсу тогда менялась жизнь уже не кто не скажет, чего не скажешь о событиях конца прошлого века.

глава 1 Осколки розовых стекол

Толстый, немного запыхавшись, подошел к нам, на его лице читался испуг, он украдкой оглядел по сторонам и вытащил кулак из кармана. Слегка разжав его. Он слитно, дрожащим голосом, сказал, даже не сказал, а прошептал, как тайное заклинание, передающееся только избранным - «пятьидве». После, толстый в спешке отправил содержимое в рот и принялся рассказывать, как взрослые пацаны попросили вынести таблетки с привоза и за это посулили ему пять маленьких таблеток и две большие таблетки счастья.
Минут через пятнадцать толстый начал засыпать, я попытался его разбудить, но он попросил этого не делать, ссылаясь на то, что он втыкает.
- Втыкает? – с недоумением произнес я, посмотрев на Витасика. На что он пожал плечами и предложил сходить побросать мяч в корзину.
И мы ушли, оставив нашего втыкающего друга во дворе.
Через час толстый напомнил о себе. На полусогнутых ногах он пришатался на площадку.
Заявив, что, как мы могли оставить братишку в таком уязвимом состоянии. Потом, не слушая, куда мы его послали, он принялся рассказывать то мне, то Витасику, как ему хорошо и что это даже лучше чем секс с самим собой. Его голос был севшим и однотонным. Казалось, он говорит в нос и очень часто это прерывалось втыканием.
Жуткое зрелище… Толстого очень часто рвало, еще чаще он пил воду из пластиковой бутылки и постоянно чесался. Это ставило под сомнение его откровения - как ему хорошо… и я ушел домой.
Вечером я услышал крик во дворе: « Тарасссс, Тарассссс, выходи…»
На одном движении я подскочил к окну, высунул кулак и помахал им из стороны в сторону.
Но мое имя, по прежнему, гулким эхом нарушало покой колодцеобразного одесского дворика.
Пока спускался, перепрыгивая по 3 ступеньки с четвертого этажа, я обдумывал как же его наказать за шум во дворе.
-Чего орешь?- зарычал я на него
-Брат, мне плохо- простонал он и втыкнул. Я предложил ему в больницу, но он многозначительно покачал головой.
- Мне плохо вот здесь - и тыкнул себя в сальные сиськи третьего размера.
Не дожидаясь моей реакции, толстый вкратце рассказал мне, как у него украли воду, как он их найдет и что он с ними сделает. Ему ваще было плевать на мою реакцию (в последствии я узнаю такое выражение «присесть на уши») . Ему не к кому было больше пойти, а мне в свою очередь некого было слушать…к тому же , мы были лучшими друзьями. Друзьями, которые вместе покоряли чердаки, терялись в катакомбах и цинично из года в год опустошали виноградники дяди Вани.
Я уже не слушал толстого, я вспоминал наше бравое детство, нашу лихую юность. Я цеплялся за каждое воспоминание, что б хоть как то запомнить, урвать - забрать с собой те моменты. Моменты детской наивности и непосредственности. Как непослушный ребенок за руку матери в нелюбимом детсаде, как человек который завтра не проснется, я хватал разлетающиеся в стороны мечты, планы. Наверное, в тот вечер я почувствовал своей гладкой, не усыпанной ещё черной растительностью кожей, кожей, которая веяла здоровьем, озорством и неосознанной юностью,
Что это - последний день, последний день безответственности. Дальше, за каждый промах я буду платить, платить по розничной цене, за 1 кг. Любви из сердец родственников, за косяк





Глава 2
- Тарас, к тебе пришел Виталик, просыпайся ! - спал я плохо. Я думал о том , как толстому было хорошо и как он сумел достать колеса… натянув на себя шорты и майку, я вышел к уже шкребущемуся от нетерпению Витасику.
- Здоров.
- Привет! - и он достал из кармана 20 купонов и шепотом добавил:
- Этого должно хватить.
- На что?- не проснувшись окончательно, спросил я
- Толстый уже на привозе и сказал что возьмет нам, - радостно заявил Витасик.
И мы пошли…
При входе на привоз стоял Толстый. С видом прожженного наркомана, он внимал толпе, как круто принимать «кад и глютик», он расписывал в мельчайших подробностях, что такое приход и как важно его не пропустить. Какую водичку пьют правильные пацаны, бо сушит неимоверно…
Эту нагорную проповедь оборвал я, протянув ему руку, сказал
- Привет.
На что был облит с его красных глаз доброй порцией недовольства.
- А ты знаешь, что некрасиво перебивать бродягу, когда он говорит - процедил он и заложил демонстративно руки за спину, тем самым показывая свою значимость.
Уже повернувшись к толпе, начал было говорить: что не будь мы братьями, не живи на одной улице, блябуду, то он спросил бы с меня ( за что он же сам потом и получил, правда, не сильный, удар в печень). Толстый, в стиле а-ля-паниковский, схватил меня за руки, деловито уводя из толпы, прошептал на ухо:
- У меня же приход, что же ты делаешь? - знал, что моя речь аргументированней - я третий год занимался боксом.
- Сколько вам?
- А сколько нам надо? - спросил я наивно.
Толстый не унимался. Услышав слабину в моем голосе, он пустился в рассуждения о том, что он, правильный парняга, пьет по пять и две, а мне, беспередельщику, хватит и четыре и одной.





Глава 3

Наркотики требовали денег. А мы были из простых семей. Деньги у нас были не часто, а, если точней, редко и денег было мало. Мы пошли работать на 7 км.
Для тех, кто не знает что такое 7 километр:
Это 3 гектара земли, заставленные контейнерами, лотками и оборудованные двумя десятками туалетов и, по тем нормам жизни, это было, как сейчас модный бутик на дерибасовской - с сексуально-улыбчивым персоналом, кофе и шампанским. В свою очередь, на 7километр из Турции хлынул поток бракованных летних тапочек по цене за килограмм, а реализуемые по цене - три тапка, как мамина зарплата, и спортивные костюмы фирмы «адидасу» или «найка». Костюмы были разные: одна белая полоска – сойдет, две полоски – ты - крут, басота, и, вожделенный всеми тогдашними подающими надежды бандитами, три полоски - жизнь удалась.
С противоположной стороны, из сел, на 7км выдвинулись полка юных коммерсантов.
Как и в 17 году, из их рук вырвали приросшие грабли, лопаты и сапки. Только в этот раз винтовки раздавать не стали, а вручили по нагрудному кошельку и раскладушке. Кошельки воняли так, как будто их делали назло гост-стандарту. Но это не мешало им быть безумно модными, прототип «луи виттон», ё-ма-ё.
Мы не могли упустить возможности и зашли, с разрешения милиции, с черного хода. Переодевшись под местных жителей, мы стали за те же самые лотки.
Я достал табличку, на ней был написан следующий слог «куплю дорого»
Покупали мы доллары и покупали дорого, но дорого выходило для клиента.
Схема такая: я, стандартный колхозник, с глазами источающими доброту и бескорыстность, предлагал приобрести или продать любую денежную единицу по завышенному курсу. Клиент, как было принято тогда его называть - лохом, не веря своему счастью, выгребал из всех своих щелей денежные знаки и просил быстро, а лучше немедленно, поменять. Пока этот человек расплывался в улыбке, представляя, как вот он сейчас скупится и ещё останется на новый плуг. Я - поднимал деньги к небу, ища на них водяные знаки - «ох и далеко не на всей валюте они есть», тем самым давая сигнал, так называемому, отходу. Отход подлетал к комбайнеру со словами
- Что, мать его так, раз эдак, валюту сбываем ???
- Кто??? Я??????
- Гражданин, пройдемте в отделение. Сейчас мы вас по всей строгости закатаем.
Лох, побелевший от страха, заикаясь и заговариваясь, лепечет в ответ:
- Не-не- неееельзя меня закатывать, я ж хотел плуг купить и ваще, где этот мальчик, которому я дал деньги?
- Вы запомнили его приметы? Вы сможете нарисовать (чуть ли не гуашью) его портрет?
- Да! Ой, нет! Я не знаю… а можно я пойду домой?
- Тогда пройдемте в отделение. Завтра приедет художник, вы ему опишите нападавшего.
- Й- й-я не могу… как завтра???
- Слушай, хороший ты мужик, – приобняв страдальца за плечи, – от нравишься ты мне, и все. От попадись ты майору разрывайлову, от то да, правда? – обращаясь к рядом стоящему увальню. – давай, штраф заплатишь, за сбыт валюты в неположенном месте и иди….
И, если отвод был не жадным, то они еще давали лоху денег на билет в его срань-сити об чьи скалы разбиваются волны тихого океана
Я получал 20% от удара. В первый день я наударял 1500 уе. Получив свои 300 уе., я уехал гулять. Гулял я очень долго и ярко! Наверное, так же долго , как рыдали жены, дети и т.д. тех, кого я кинул.
Ломая свои судьбы, мы тянули за собой массы…


4 глава

- Я люблю тебя больше жизни
- Но, не сильней наркотиков….
- Я обязательно брошу, ведь я так тебя люблю, что забываю о дыхании, когда ты рядом!
- Да? Знаешь, мне порой кажется, что ты можешь забыть обо всем-всем кроме своих псевдо удовольствий…
- Знаете, Зося, на каждого человека давит атмосферный столб, весом двести четырнадцать кило, а на влюбленных по уши парней все триста кг. Не требуйте от меня крайностей, – цитирую я Остапа Бендера, растягиваясь во всю длину дивана.
- Ах так! Ну тогда мы расстаемся! Нет! Я тебя бросаю! И-иии ваше, это наш последний вечер, мама сказала, что если она хоть раз тебя еще увидит, от я осиротею.
- Представь, как ты будешь за мной скучать? – я расплываюсь в улыбке, притягиваю молодое красивое и безумно сексуальное тело к себе, шепчу на ушко. - тогда давай сделаем этот вечер запоминающимся, - мои руки соскользнули с ее осиной талии на аппетитную попку.
Ёе звали Наташа, Наташа все делала правильно. Она родилась в хорошей , состоятельной семье, она училась в гимназии, а по вечерам ходила на сольфеджио!!!
Ёе бабушка свободно изъяснялась на 7 языках и пророчила наташе красный диплом и аспирантуру на инязе. И, естественно, с мои появлением в наташиной жизни, все родственники, ну, скажем так, «немного были озадачены», или, говоря армейским языком, в семействе филипчук было введено чрезвычайное положение.
Но, ни Наташу и, уж тем более, меня, это не волновало. У нас была первая любовь!!!
С Наташей мы познакомились в булочной. Она, как приличная девочка, покупала половинку обеденного, а я булочку с корицей.
- Молодой человек, вы не могли бы не прижиматься ко мне?
- Кто? Я ? – ничего умней не мог придумать в тот момент.
- Вы - не человек? Или вы - не молодой?- с нескрываемым интересом продолжала девушка.
Я, воодушевленный таким вниманием, да еще и столь вежливым тоном, широко улыбнувшись, уже почти было представился, как наши взгляды прикоснулись.
По телу, откуда-то изнутри, меня накрыла волна тепла и дрожи, потом - еще одна, а потом - еще. Я подумал, что это (хотя какой там - подумал, разве можно думать в такие моменты), я был готов стоять вот так вот вечно в этом магазине. И пускай там не будет хлеба, или будет, но не свежий, а на улице - зима, лето. Плевать, лишь бы она была тут, только б ее взгляд никто не нарушил, ее теплый, до одури пьянящий, взгляд.
…Из этого транса меня вывел дед, толкнул в бок со словами:
- Не в номерах, етить твою душу мать, - и, уже обращаясь к продавщице, зло прохрипел - один серый!!!
- Тарас – неимоверным усилием воли выдавил я из себя.
- Наташа - залившись румянцем, ответила девочка.
Выходя из магазина, я эффектно распахнул перед своей новой подругой двери – этот прием обольщения я видел в кино, или читал….
- Mersey! - звонко ответила наташа.
- Вы говорите по-английски?- с иронией спросил я.
- Свободно. Но это было по-французски. - с издевкой ответила девушка.
По пути к ее дому она рассказывала, как она любит животных и как она каждое утро наливает дворовым котикам молочка, потом тема перешла на школу.
- Я учусь в школе для одаренных детей, 10а класс. А еще у нас есть живой уголок – с нескрываемой гордостью сообщила наташа.
- А, я… я учусь в обычной школе, тоже в 10 классе – да? А, у меня есть 2 раба, обменявших мне душу на коллекцию «турбо» - подумал я…
- Ой, а вот мы и пришли! Значит, завтра в 16-45, возле правой афиши?
- Нет, давай без пятнадцати пять у входа, – жестом я указал в сторону кинотеатра.
На следующий день, начиная с трех часов дня, мы с товарищем уже обивали углы кинотеатра. Билеты были куплены на последний ряд!!!
- Она хоть как? - уже в сто двадцать третий раз спросил меня Овик.
- Нууу, как тебе сказать… моя, та которая Наташа, она да, а твою я не видел. Но есть такое поверье у девчёнок, если взять с собой на первое свидание самую страшную подругу, то что-то, да и выйдет – издевался я над своим нерусским другом.
- Вай! Мама-джан – заскулил Овик – я сейчас уйду…
- Иди, а тебе есть куда идти? Пацаны знают что мы пошли к девчёнкам в гости, на вино, а тут ты такой одинокий джигит приблукаешь, иди…
- Как-как, что я сдэлаю?
- Говорю, квас, врачами рекомендованный, идем выпьем.
На третьем стакане полезного кваса, я увидел ее силуэт:
- Горец, дээвушки на подходе - окликнул я Овика
- Хде???
- Вон видишь, русая в расклешенном сарафане?
- Какой? В чем он???
Уже не слыша этот дикий акцент, уверенным шагом я выдвинулся из-за жёлтой бочки кваса:
- Привет, Наташа! А это мой друг - Овик
- Здравствуй, Тарас! Познакомься, это моя соседка - Элла
- мальчики, а вы билеты взяли? – приятным голосом спросила Эллочка
Овик что-то пробубнил себе под нос по-армянски, мы все дружно посмеялись и пошли в фойе.
Кино было про войну и любовь, на экране то и дело убивали плохих, не сильно ранили наших, а по концовке эти подранки целовались с верными им женами и пели песню про дружбу... Лажа полная – подумал я.
Но, и не затем я сюда пришел. Меня выбивали из графика эллочка и овик, севшие не как положено, а рядом с нами, Овик, этот абхазский плейбой, постоянно отвлекал меня, а когда не отвлекал, то Наташа шепталась с Эллочкой.
Ничего, я возьму реванш у твоего подъезда, baby…
Обсуждая фильм, мы прогуливались по парку. Наташа то и дело взрывалась хохотом, или строила рожицы, я безуспешно пытался поймать ее за руку, но нечего не выходило.
- Идем присядем, вон на той скамейке, что рядом с клумбами – предложила она и украдкой взглянула на меня.
Скамейка была зеленого цвета с облезающей желтой краской. Наташа принялась искать в сумочке платок, а я уставился в клумбу стоявшую прямо напротив меня, в ней росли розы, это такие красные с колючками и еще какие-то синие цветы, про которые я ваше ничего сказать не могу, я не ботаник, мне это не надо….
- Присаживайтесь – почему-то на вы, окликнула мне Наташа
Я присел между салфеткой для меня и Наташей – вплотную, ближе это только целоваться – и улыбнулся. Говорить не хотелось и я, с пересохшим горлом, взял её своей потной от страсти рукой за коленку. Наташа, вздрогнув, взяла мою руку со своей коленки и накрыла сверху другой рукой.
Это была первая любовь!!!
А что такое первая любовь, если это любовь ответная и в первый раз???
Нет, это когда перед глазами весна, на сердце лето, а в голове такие слова летают что если их записать, то моментом обрастешь парой бакенбардов
Я так и не сказал ей этих слов, равно, как и не случилась в наших отношениях зима.
- Осень - сказала Наташа, глотая струящиеся потоки соленых слез.
- Как больно - в ответ подумал я.
Я смотрел ей вслед через призму своих слез. Вот уже через дорогу переходят две Наташи, а во двор свернуло - четыре..дальше я уже не мог смотреть, град слез обрушившийся на мои глаза, как на лобовое стекло дальнобойщика хлынул подлый ливень и смыл чёткий образ дороги, да и жизни в целом. Я опустился на корточки и закурил, сделал, не вынимая изо рта, три большие затяжки, закашлял и выкинул длинный окурок на проезжую часть и тут же на него наехало колесо машины, тем самым погасив красный уголек страсти. Я было начал сравнивать себя с сигаретой, ведь мой красный уголек так же цинично затушили. Хотя нет, мой уголек еще сжимается, колет и рвет когтями изнутри. Однозначно, сигарете повезло больше!
Решение, а вернее выход из этой ситуации, уже горел в моем мозгу как красочный бигборд обещавший жизнь, райскую жизнь без забот с йогуртом «вкусняшка»
Ноги сами шли на привоз, таща на себе 70 килограммов тела, не выражающего ничего, кроме как непонимания - как дальше жить и с чего начать!


5 глава

На 7 километре cтановилось все хуже и хуже.
Ну, во-первых, лохов стало на порядок меньше, они стали бдительными и вооруженными. Помню, как один мужик достал из под фуфайки топор, начал им махать с криками: «я знал! Меня предупреждали! Верните деньги! Порублю, суки!»
Да, отводу тогда было нелегко.
Когда я пришел на 7 километр у нас были четкие правила:
- не кидать стариков
- не кидать беременных
- не кидать детей.
Лохов стало так мало, что мы кидали всех подряд, невзирая, что ребенок уже беременный, а стариков начали кидать на ордена и ваучеры!
Вторая причина была в новом начальнике уголовного розыска потапове.
Потап - сразу же окрестили мы его…
Потап был человек, несгибаемых принципов. Он не брал денег, он не давал работать, он…
Его ненавидели все, включая и его коллег.
При росте в 165см Потап незаметно выскакивал из толпы, наносил оглушающий удар саблеобразной дубинкой и примерял на нас наручники. Затем эту змейку злоумышленников он крепил к себе теме же наручниками и в сопровождении с криминальными элементами ловко перепрыгивал через лотки. А, надо напомнить, что он крепил к себе по 6-8 ломщиков, ну, тобишь, - нас. Мы были не такими ловкими и часто тормозили его рейды, за что самый толстый и неуклюжий выхватывал тонкой и неимоверно длинной дубинкой. Потап так мастерски управлялся с дубинкой, что если его посадить на коня, то фуражка сама по себе превратится в папаху.
В кабинете Потапа не было кожаных диванов, в углах не валялись плотные тюки с одеждой. Он был - честный мент! Мент который хотел изменить этот мир!
Зато в его кабинете красовался над письменным столом портрет. На картине был изображен мужик: волевое, небритое лицо, непонятного возраста и еще более непонятного образования. Сюжет картины был следующим: уже выше упомянутый мужик одной нагой стоял на теле без

головы, из которого очень ярко струилась кровь, а на заднем плане шла рукопашная драка между разными социальными слоями населения тогдашнего времени.
- Донские казаки, - говорил Потап, вздымая руку верх и тряся указательным пальцем.
Противоположная сторона кабинета не отличалась эстетикой и явно была обустроена без вмешательства дизайнера. В стену были вбиты намертво пара наручников. Там, видимо, он бичевал закоренелых преступников – пришло мне на ум, когда я впервые переступил порог бичевальни.
С нами же, как недавно ступившими на скользкую тропинку, он говорил.
Речи его начинались с вопроса:
- А знаешь ли ты, кто этот доблестный муж над моей головой ?
Если мы отвечали:
- Нет, не знаем…. – он рассказывал.
Когда мы говорили:
- Знаем, помним, чтим - Потап все равно рассказывал нам, что это его пра- пра-дедушка и вот он то знал, что с такими, как мы, делать…
Мы не боялись потапа, он не мог нас посадить, он не мог нас сильно бить.
Мы много зарабатывали, от нашей работы зависел комфортный отпуск тогдашнего начальника милиции, у нас был иммунитет.
Но нам был непонятен Потап. Выглядел он скромно, даже заурядно, всегда начисто выбрит, всегда свеж, не имел лишнего веса и ездил на убитой четверке. Потап всем своим видом и действиями нарушал нашу криминальную идиллию. Как-то, в набитом ломщиками кабинете потапа, зазвенел телефон, ему, видимо, сообщили, что толчек закрывается и пора нас отпускать…, он замер секунд на 10, я озвучил для себя его мысли:
- Отпускать??? Как это опускать??? Да нельзя же их отпускать, ведь я же еще не оформил, не откатал пальцы. Ночь? Скоро ночь??? Отставить ночь!!! Не нужна нам ночь, рано еще до ночи. Еще же не все преступники наказаны.
И правда, Потап был готов мешать нам работать днем, ночью и даже в свои выходные. Это сейчас я могу объяснить его тогдашнее поведение. Отсутствие обручального кольца, а на его месте только белый как будто девственный кусочек кожи расположенный поперек безымянного пальца, предательски напоминал ему о вчерашней любви. Его безрадостный взгляд, в нем было слышно эхо радостных возгласов детей. А дрожь в левой руке напоминала ему о семейных вылазках к теще на дачу, с вечерним шашлыком и ночи приевшейся, но по прежнему страстной любви. Любви с закусанным пододеяльником, что б детей не разбудить. Потап был чертовски одинок, и мстил он за свое одиночество нам.
Всего этого я не понимал, да и не хотел понимать. Решение перейти на пакет, пришло само собой.



6 глава

Пакет - это была седьмая симфония для любого афериста.
Два человека, один из которых просто обязан выглядеть интеллигентно. Интеллигент, проходя мимо зажиточного толстосума, как-бы случайно клал котлету денег мимо кармана – эх, ничего так не отвлекает от покупки тюка носков или маек, как рядом упавший пресс денег. Да-да, новеньких, шелестящих, источающих резкий и ни с чем не сравнимый запах независимости, пресс денег. Я, идущий, чуть позади интеллигента, резко, скачком, вырастал с уже поднятыми деньгами, перед наклоняющимся лохом:
- Тихо, тихо – выдавливал я из себя с круглыми и большими глазами. - такое бывает раз в жизни и то, не у всех.
- Ммм…. Ааа… эээ….
- Да, да, конечно, поделимся, о чем речь, вы такой солидный джентельмен и как с вами можно не поделиться? – расплывался я в искренней улыбке.
- Так ведь отдать же надо – редко, но попадались и порядочные, или изображавшие порядочность…
- Кому? Ему??? Я его знаю, у него еще есть… идешь делить?
- Нет, бля, тут стою, продолжаю жинки лифчики покупать, конечно идем. Тебя понести?- читалось на их лицах.
Я заводил этого достойного господина за контейнер. От нетерпения они, за редким исключением, закуривали, глаза их светились от радости и часто предлагали закурить мне. Эдакий щедрый жест, внеклассовый понт. Или от души, хотя какая разница.
И тут за контейнер, запыхавшись, залетает – кто бы вы думали? Правильно – интеллигент.
- Ой, ребята, мне женщина сказала что вы подняли мои деньги, деньги мои – нервно тараторил он – это не просто деньги, это очень нужные деньги ( тут главное не пустить у лоха слезу, а то не хватало что б он сказал мне: «ладно, чего уж там, отдай парню деньги»)
- Да нет. - не понимали мы нечего.
- Мы тут уже пол-часа о делах беседуем – отвечал я ему деловито.
- Да? Ну как же, женщина сказала что это вы. Подождите, я сейчас ее позову.
- Так, иди сюда, какие у тебя были купюры???
- По 100 и по 50, такие новенькие, я даже номера помню.
Я доставал свои личные деньги – пресс был обычно за поясом:
- На, смотри. И ты ему покажи свои деньги - обращался я к лоху – покажи, покажи ему.
Это был кульминационный момент. Лох, видя всю манерность общения, и неугождающий вид, доставал свои деньги и, уже в полуобморочном от волнения состоянии, давал их парню на проверку.
Как только деньги лоха попадали в руки моего партнера, у меня, как на зло, выпадал из-за пояса тот самый:, новенький, хрустящий, но уже с запахом разочарования, пресс денег.
Лох, на долю секунды отвлеченный таким фиаско, отрывал пристальный взгляд от своих денег. Этого было дорстаточно. В этот момент мой брат по оружию заламывал добрую половину шершавых франклинов, ну, или грантов, что тоже в свою очередь было неплохо.
Своих денег на пресс часто не хватало, да и милиция все чаще и чаше стала поднимать деньги раньше меня.
– Ой, а что это тут у нас?? Ой, как мне повезло-то. Ой, не верю глазам . Что, идем делится? - как-то сказал мне мент с непропорционально вытянутыми губами, очень похожий на осла из «бременских музыкантов».
Милиция стала жить тем, что найдут. Они, как грибники с барсетками вместо лукошек, не давали нам житья. Можно было сделать куклу, это когда сверху деньги, снизу тоже деньги, а внутри - бумага. Но бумагу надо было очень долго и нудно нарезать. Потом нарезанную бумагу я складывал в стопку, делал куклу, перетягивал красной резинкой – на фарт – и убеждался что это полная лажа.
Из куклы торчали клочки бумаги с нанесенной на нее разметкой карандашом.
И тут, как по волшебству, в соседнем Приднестровье обесценились денежные единицы, которые в аккурат были один в один с нашими купонами. У них, конечно, было свое название, но мы их окрестили «тубриками». Тубрики продавались дешево, один килограмм приднестровской войны мы покупали за доллар. Вскоре милиция перестала поднимать куклы и перешла к своим прямым обязанностям! – угу, вымогать денег у наших бригадиров на новый бобик или облегченные дубинки.
Чего нельзя было сказать о пенсионерах. Эти, еле живые бабки, как в матрице, на подлете куклы к земле, перехватывали их и - в лифчик. Когда мы пытались объяснить, что это не деньги, - бабка делала вид что она глухая, ну, или скажем, спортивная, да-да, они - убегали.
Если же мы зажимали диверсантку в кольцо, она падала на пол и волжским басом затягивала:
- Ой, мать! Ой, беда! Да как жешь-ж так! Та что ж это делается! Пенсию украсть хотят окаянные! Я копила-копила, себя обделяла, корку сухую изо рта не вынимала, брилась одним станком и читала одну и туже газету – мммилицияяя!!!
Такого удовольствия не получали даже нефтянники на концетре Винокура, которому пришлось избить мальчика, дабы рассмешить гранд-персон.
…Потапа, я слышал, разжаловали до водителя, и то верно,



Глава 7 Роковая встреча


Толик, был хоть и старше меня, но в свои 18 лет он уже был гнилым наркоманом. Я очень не люблю употреблять слово «наркоман», но сейчас это крайне необходимо для сочного образа.
У Толика не было ни девушки, ни любящих родителей, ни мало-мальского образования, зато у толика уже тогда была большая доза и уже тогда не было способов достать-зработать денег.
И нельзя было назвать наши отношения дружескими, или даже товарищескими. Просто, я знал, что вот это вот - толик-наркоман, а он в свою очередь знал, что это - я, его потанциальная доза коричневой жидкости в будущем, по имени тарас…
Так и случилось!!! Я, в уязвимый для себя момент, страдающий от неразделенной любви к Наталье, набрел на Толика
- Яху, Тарасевич, брат, как жизнь? Отлично выглядишь. Что не торчишь? Я вот тоже не торчу. Да вот сегодня на брусьях был с утрица, на зацени бицуху, да ты потрогай, потрогай – не унимался он - потом стакан молока и бутик с колбасой. Чистое здоровье, брат, чистое здоровье – когда он начал повторяться я понял что словарный запас этого одушевленного предмета на исходе и мне можно ему ответить.
- Угу.. Здорово, Толик. Нет, спасибо, я люблю трогать девчёнок – ответил я, не поворачивая к нему головы…
- А чё так? Есть тёлы на примете? Познакомь да, ааа, слышь, Василий – почему-то тогдашние наркоманы называли всех, невзирая на половые признаки либо Василий, либо Кузьма. Я знал тогда только двух наркоманов, один звал всех Кузьма, а со вторым я вел сейчас диалог на тему: теллллы – у тебя же была, ну как ее там, Вася? Вася! О да! Так что она ???
- В универ поступила…
- От сссука! – сказал с горестью толик и сердешно махнул рукой, – А ты чё? – меня стала забавлять недалекость Толика.
- Ничё, сказал: выбирай либо я, или этот, ну твой самый, как его?
- Универ – дополнил меня Толик радостным голосом, чувстуя свою значимость - данунах, и чего???
- А ничего. Сказала, мол, ин-яз ей даст намного больше, чем я…
- Ахринеть!!!!!!!!! Чё так и сказала? Так чё, по ходу, у нее их - двое, мажоры сука. У меня, помню, тоже была одна – не собираясь слушать нудный рассказ про приключения амёбы, я оборвал Толика словами, как спусковой механизм курка, обрывает жизнь:
- А есть где взять?
Глаза Толика заблестели десятикратным бриллиантом. Он ждал этого вопроса, как рабы отмены феодального строя, как ранней весной организм ждет витаминов, как конченый наркоман, готовый сломать чужую жизнь за дозу, сломать и не споткнуться.
- Да, есть, но не колеса, сам понимаешь, уже поздно. Можно взять жидкого. – и тут, надо признать, я хотел попробовать жидкий, хотел, из любопытства, и это не выглядело как: пионера отбивающего дробь, черными и пахнущими ваксой ботинками, по мостовой в подворотню завел хулиган и заставил его поменять пионерский галстук на пару затяжек папиросы.
Я был тогда, как мне казалось, цельной личностью, со свободой выбора. Да, я знал к чему приводит употребление жидкого, да, я уже видел сгнивших по пояс наркоманов, но по прежнему живых и все так же жаждущих вожделенной дозы. Я знал, что жидкий ломает не только: личность-характер-родтвенников-жизнь, это финальный отсчет перед темнотой, темнотой, в которой очень холодно и дико не по-себе, всегда!.
Но, но я был уверен, что к таким жутким последствиям приводит бесхарактерность и безвольность. А вот в чем, в чем, так в отсутствии силы воли я себя упрекнуть не мог. Ну как это, я красивый, молодой и невероятно перспективный, смогу податься жидкому. Нет, он не сможет меня сломать-согнуть! К тому же, это ведь один раз, ну только чтобы попробовать, сравнить и быть в курсе. Чтобы в удачный для себя момент , так, между делом, сказать,- я пробовал, да, безусловно, вещь сладкая, но я, я-то не дурак, у меня голова, а не кастрюля с мясом, я никогда не опущусь от жидкого. Я выше всех этих плотских удовольствий. И у жизни на мой счет намного существенней и грандиозней планы, чем умереть под забором от передоза.
И как такие убедительные мысли, затмившие речи Геббельса, не могли не дать абсолютную гарантию, гарантию, которую даже не может предоставить гос. Банк с его могучим аппаратом, тоталитарной уверенности и защищенности?



Глава 8 Жидкий

Опиум! Белый сухой и зернистый, как самый свежий альпийский снег. Опиум! Липкий и маслянистый, как патока. Опиум! Жидкий и мутно желтый, как чай с лимоном.
Опиум!!! Ты такой опасный, ты сладкий как мечты богов, ты мягкий как голубые облака, ты манящий, как алмаз на солнце, ты острый как смерть- ты - и есть смерть, опиум! И это делает тебя еще опасней, слаще, мягче и острей. Опиум! Ты это самое прекрасное, что было создано природой со времен яблоневого сада!!!


Толик оставил меня в полуразрушенном дворе. Архитектурное строение двухэтажного дома напоминало диковинные новшества лас-вегаса. С одного конца дома жестяная крыша едва касалась земли, на противоположном конце здания, стены которого были подперты здоровенными бревнами, шла жизнь. Вот загорелось окно кухни, туда вышла заспанная женщина и начала доставать радости жизни из холодильника. Тишину разрезал холеный голос якубовича, он – как я понял из его диалога – стоял в костюме пасечника, пил уральскую самогонку за металлургов и все это дело аппетитно закусывал грибочками, ой-до, ой-до из-под свердловска.
- Где Толик? Толик, где ты? То-лик-То-лик, балоболк – напевал я, едва слышным голосом.
Какого черта пасечника или скажем аквалангиста и пожарника? Ведь на его далеко не идеальной фигуре хорошо сидеть будет только «бриони»
Рррекламмма на 1+1 – донёсся до меня торжественный момент из поле чудес.
Разработчики наса поделились своим новым изобретением с европой. И теперь вы, и только вы, милые дамы, сможете ощутить на себе все прелести нового «кефри» с крылышками. Они впитывают лучше, держат дольше и если вы еще не с «кефри» всепоглащающими, в вас будут тыкать пальцами все, все, вплоть до вашего кота. Моя кошка стала мягкой и шелковистой, я кормлю ее сухим кормом от производителя китикет. Китикет рекомендуют девять из десяти приторно улыбчивых ветеринаров – хозяин телевизора, чей силуэт выделялся на залитой, то голубыми, то зелёными лучами экрана, комнате, щелкая немногочисленные каналы, пытался избавить себя от нудной рекламы и в тот же миг нарывался на следующую.
Вся страна смотрела по всем каналам рекламу, обещавшую моментального и абсолютного счастья с тем или иным товаром.
Когда передовик Степан Кузьмич крутанул что есть дури барабан, Якубович замолчал, а зал погрузился в анабиоз. Кузьмич ваще не дышал. Было слышно только мягкое касание стрелки на барабане. Приторный шелест надежды гулким эхом отдавался на всем постсоветском пространстве. Вот барабан стал снижать обороты, вот он минул китайский видео магнитофон, и удачно преодолел газовую плиту – мне не нужна плита, у меня дома есть жена, она всем плитам плита – да да, стрелка явно метила на табличку с заветным автомобилем или квартирой в центре Москвы – давай родимая, я пить брошу, теще огород вскопаю, да где там огород, любимая если выпадет я, я посуду тебе всю перемою.
Стрелка проползла квартиру и вот оно, осталось 10 см до новенькой на зависть односельчанам, машине!!!
Но, стрелка как заколдованная соскочила с автомобиля. Двор снова наполнился звонким голосом якубовича
– И вы выиграли электрочайник! Поздравляю, сердешный вы мой, степан кузьмич.
Под арку скользнул, едва заметный, толик
- Давай, закатывай рукав – услышал я.
- Что здесь? – с дрожью в голосе произнес я.
- Да, тут нихрена не видно, идем под лампу – в центре двора стояла колонка с водой, а над ней, прицепленная к бельевой веревке, раскачивалась лампа под апрельским не сильным ветром.
Толик снял колпачок со шприца, я увидел как блеснул острие иглы и вжался в себя. Одной рукой толик держал мое подрагивающее предплечье, другой профессионально вогнал, в, уже вздувшуюся от волнения вену, иголку. В шприц ворвалась кровь. Вокруг стало все чёрно-белым, худое, с серыми глазами, лицо толика походило на смерть. Я зажмурил глаза, с его гнилых зубов капала кровь, его красные зрачки блестели, лица не было видно. Из-нутри меня колотил молот, мне не хватало воздуха. – нет, нет и нет. Не так, не под этой тусклой лампой, не в этом безмолвном дворе, не в этом мрачном городе и не на этой колючей планете. Нет, только не так, пожалуйста – мои губы открылись, из образовавшейся щели вырвалось
- Все! Высовывай…
- Да. – сказал Толик, шмыгнул носом и вогнал содержимое шприца в меня.
Страх выдавливал теплый и ни с чем не сравнимый приход. Десятки тысяч иголочек начали щекотать кожу. Я раскрыл глаз, навстречу мне улыбнулся мир. Так мягко и так душевно. Толик всунул мне в рот прикуренную сигарету, я затянулся и мир стал еще прекрасней еще душевней и фантастически мягким.


Глава 9. Крестьянин и наркоман!

Побольше цинизма, людям это нравится. (О. Бендер.)

Вонючие торговки семечек из обеденного молдавского королевства и не менее душистые, но гордо продающих чурчхелу, изюм, курага и чернослив жители славной и диковинной абхазии,...
Ну и, чего тут общего? Так и есть. Нет между ними ничего общего, та и между собой они не ладят. Зато, между этими рядами, на правах легализованных: картошки, морковки, лука и связок чеснока, продавался самый популярный и самый не дефицитный товар привоза, опиум.
Его по какой-то неведомой причине в моем регионе стали называть «раствор». Раствор продавали две сестры - цыганки, Роза и Фатима. Та, которая Роза, она была похудей своей старшей сестры и помещалась, верней подлокотники шезлонга позволяли, без видимой деформации для себя, принять два жирных окорока. Алюминий гнулся, пружины скрипели, а парусина трещала. В ее руках был кулек, наполненный уже разлитым в шприцы раствором. Цена недалеко ушла от дозы, за 5 гривен, врученных Фатиме, Роза, не смущенная всей открытостью процесса передачи шприца, вручала два кубика внутренней красоты. Интересно, а циганка умеет краснеть, ну, чисто физиологически - ей цвет кожи позволяет смутиться? Ах да, точно – перебил я себя – не расовая пренадлежность, а моральные устои всему виной. - думал я, стоя в очереди за первым своим баяном. Мне не надо было 2 куба, я скинулся с дедом, деду было лет 40, морщины на его лице накатывали одна на другую, Айвазовский отдыхает со своим девятым валом.
- Отец, ток ты не умри, очередь длинная, этим ты поставишь меня в нелепое положение.
- Молодой, дерзкий и на своих двоих – улыбнулся дед мне в ответ
Тут мой взгляд оторвался от типажного лица, худющего, как из черно-белых документальных фильмов «хроника блокадного Ленинграда»
И мне предстала общая картина.
Мое яркое воображение на этой аналогии не остановилось и я представил, как все местные сми пестрят заголовками: «скульптуры недавно отрытого памятника жертвам холокоста, разбрелись по городу и терроризируют местных жителей» а этот был еще и без ноги, худющий, старый да еще и без ноги…
Это был мой первый в жизни человек без столь существенной части тела. Нет, я, конечно, видел до этого людей на кастылях или, помню, как меня мой дедушка, мой родной дедушка, взял с собой на сборы ветеранов. Там были люди с недостающими частями тела, но их грудь была увешана оправдательными наградами. Вот этот седой полковник в девятнадцать лет прошёл за линию фронта и заминировал мост, по которому должна была пройти тяжёлая артиллерия для взятия другой стороны Киева. В этом подвиге он потерял руку, о чём, собственно, свидетельствовала, до слепоты блестящая на груди, красная звезда. Это всё рассказала мне бабушка и дала гвоздичку, и велела поблагодарить этого улыбчивого ветерана за счастливое детство, без фашистов с кнутами и выкриками «рюский раб». Я подошел к нему, робким движением протянул цветок и почти шепотом сказал: «поздравляю». Воин ничего не услышал, но наклонился, прижал меня к груди оставшейся рукой и поднялся со словами, это теперь все наше - дело происходило за городом и вокруг были поля – и было такое ощущение что он говорит это не мне, а напоминает себе цену той руки, которой у него нет. А я увидел только столы, белые скатерти, полевую кухню и редких детей, которых также хватали выпившие ветераны и угощали конфетами…
А тут не было ни скатертей белых, ни конфет. Только угрюмая очередь и злые взгляды женщин с авоськами.
- Отец, ты ногу забыл дома, ты в курсе? – попытался я прогнать нахлынувшее на меня детство, сарказмом.

- Нет, бля, не забыл, мусорам легавым дал погонять - процедил он. Из его рта с нечастыми булатными зубами вырвались наружу капельки слюны. Похоже, моя шутка задела его.
На наркомане не было планки с орденами, его сморщенная кожа была синей от нечетких татуировок. Это вызвало у меня не меньшее уважение и я предложил постоять в очереди сам, ссылаясь на то, что ему, наверное, тяжело. Он рассмеялся в ответ. Он понял что я - сырой.
- Ты что, первый раз?
- Да, а что? – я встал в позу и набрал воздуха что есть мочи в легкие.
- Та расслабься, ты откуда?
- Кастецкая – с нескрываемой гордостью выпалил я.
- Да, в твоем переулке родилось больше бандитов, чем у меня ходок. – дед был явно рад.
Я протянул Фатиме деньги. Протянутый мне Розой баян, был перехвачен, цепкой, как у ящера лапой, рукой деда.
- Ну что, идем? – и, с небывалой резвостью, поскакал мой однопалый компаньён.
- Куда ? – еле поспевая за этим симулянтом, спросил я.
Он нырнул в соседний ряд. По обе стороны спиной стояли колхозники. Дед плюхнулся на мешок с каким-то там сельским добром, тут-же его окутал столб пыли (картошка – подумалось мне). Возмущенный крестьянин начал было уже возражать, но дед его опередил
- Та ша, не психуй - и подкрепил это характерным, лагерным жестом руки.
- Тебе куда? – не отрывая взгляда от шприца с коричневой жидкостью, спросил он.
- Что, куда? Что, прямо тут? – меня перестала забавлять ситуация.
- Нет, бля, сдадимся мусорам. Вон, видишь, стоят по кругу, окружили бля – он разразился таким смехом, что мешок, с чем-то там очень пыльным, начал крениться и сбрасывать деда. Но дед был не согласен и начал балансировать руками – он был похож на эквилибриста.
Я всмотрелся в ту сторону, где, по мнению деда, должны были стоять мусора. И, точно, вот это саша, из угро… ахринеть, а вот сережа, он тоже - из угро, но звание повыше. И убийца тут – им что, нечем заняться, да??? На привозе вся преступность уже перевоспитана? Все, больше некого ловить, как меня с пол кубом…
Менты стояли редким кольцом по периметру 4-5 рядов, это походило на тарантиновский фильм, где жорж клуни очерчивает круг чем-то белым, а вампиры и прочая нечисть очень хочет, но не может тронуть героя. Герой защищен! Он даже может издеваться над оборотнями, может кинуть в них головку чеснока, или побрызгать их святой водой, сыны сатаны шипят, покрываются волдырями, а ступить ближе не могут.
Справившись с неугомонным мешком, дед слил мне пол куба в колпачок, запаял над зажигалкой и передал мне. Сам он, зажав шприц во рту, одной рукой оттолкнулся от мешка, другой вцепившись в крестьянина начал выпрямляться. Но не тут-то было, деда повело в сторону. Сначала упал мешок, на него дед, а сверху пирамиду украсил колхозник, который ваше ни при чём. Эту композицию, смело можно было назвать «гамбургер», в котором, котлета скорчила гримасу боли. Ещё бы! Наглухо зажатый дед 100 килограммовым, румяным и источающим здоровье, выращенным на молоке с медом, колхозником.
Дед очень хотел выразить свое недовольство, но он не мог. Я ваще был удивлен, что он ещё живой. Колхознику тоже, видимо, не доставляло особого удовольствия сидеть на костлявом наркомане и он резко встал. Дед, ощупав себя, не сразу понял, где заканчивается он и начинается реальность, пришел в себя. Одним ловким движением он развязал шнурок который служил в его штанах поясом, задрал семейные трусы и вонзил шприц туда, где заканчивается мужская галантность и начинается нога.
- В пах – он сказал – никогда не промахнешься и показал колхознику указательный крючковатый палец.
Покидая привоз, я думал , что сельский продавец калорий так и не понял, что дед, всего лишь показал ему толщину вены, которая проходит в паху.





Глава 10
« Я с отвращением листаю жизнь свою,но строк позорных не смываю!» А.С.Пушкин.


На 7 километре становилось все хуже и хуже.
Последней моей каплей стал удар на 100 уе. Завели лоха за контейнер, судя по его очкам и влохмаченной прическе, он был студент, «химик» - для себя я ему дал прозвище. Он отстегнул с подшивки своего пиджака 150 долларов и дрожащей рукой протянул моему второму. Заламывать было нечего, стрелки на часах кричали о том, что это последняя возможность «заработать». С расстроенным лицом мой второй номер отсчитал два полтинника и сунул их себе в карман, оставшиеся 50 долларов он, быстрым движением руки, вставил в нагрудный карман пиджака студента, уголок с номиналом купюры остался торчать. Мне почему-то вспомнились испанцы, красный платок и падающие в обморок девицы.
На смену купонам пришла гривна.. И куклы из преднестровских денег стали не актуальны в силу маленького размера, но у мня их было пару килограмм и следуя доктрине, привившейся мне с детства, «не реализованный товар - есть плохо развитая фантазия продавца», я стал расплачиваться с таксистами ими. Таксисты, надо отдать им должное, брали их очееень неохотно, часто переспрашивая курс и проверяли их на свет. Еще реже они давали мне сдачу. Сдачу я требовал гривнами, а, в трудные для себя дни, требовал много. Но на дискатеку за тубрики не пойдешь и в баре не посидишь, я честно пробовал и вышло только один раз и то, в силу очень пьяных, угоржающего вида друзей.
Толстый, тем временем, плотно осел на привозе. Общаясь со львовскими карманниками он, с нескрываемой для себя радостью, открыл в себе талант щипача.
В отличие от Толстого, я не мог блеснуть ювелирной техникой и, как по мне. Это было очень нагло: прикрыв кульком карман жертвы, запускать туда руку и нащупывать денежные единицы, это, как мне казалось, было не интеллигентно. Я назначился его телохранителем. За что часто был попрекаем за ненадобностью, или, как тогда говорили, я был наглым хвостом.
Все изменилось когда Толстый спалился. Хлеставшая его острыми ногтями по лицу и спине тетка нерусского происхождения. Очень русскими движениями она наносила вопящему толстому увечья в виде багровых царапин.
Надо было что-то делать. А что делать было неясно. Четыре года бокса были не актульными в этой ситуации, а бить женщину не позволяло сугубо материнское воспитание.
Меня осенило, когда одежда Толстого, или то, что от нее осталось, стала походить на карнавальный наряд из Рио-де-Жанейро. Я подскочил к линчующей толпе, в центре которой свернувшись как эмбрион исходил толстый. Вытянувшись струной я резко выкрикнул:
- Лейтенант Пружинкин! Что за безобразие??
- Да вот, товарищ лейтенант, выродка изловили - отрапортовал запыхавшийся дед и с силой заехал тростью по мягкостям толстого.
- Отставить самосуд!!!- ещё резче выкрикнул я, - вы, гражданочка пострадавшая, следуйте в отделение, а я с—ух!!! —широко замахнувшись - с этим, за вами. Будем оформлять.
- А вам не помочь?? - заискивающе спросил дед.
- Обижаешь, отец. А, хотя, знаешь что, отец, ты тоже хромай в отделение. Свидетелем будешь. А вы, пострадавшая, чего стоите, помогите ветерану выполнить его долг совести.
Я, заломив руку Толстому, быстрым шагом пошел в противоположную от милиции сторону, а следом засеменили дед и потерпевшая. Нырнув в воскресную толпу привоза мы исчезли.
Вот так я стал полноправным компаньоном. Это было райское время.
С утра мы убивались таблетками, все это дело запивали чаем, чай продавался там же, на месте, это был форсированный способ заторчать… был еще гипер форсированный, но там надо было разжевать около 20 таблеток, они были очень горькие и мы их просто запивали горячем чаем.
Потом мы шли работать. А идти, главное, недалеко было - соседний ряд «рыбка», так мы назвали наше самое удачное место «работы». Ну, во- первых, там продавалась рыба, а, во-вторых, там Овика папа держал пару лотков торгующих тюлькой и сарделькой. Это потом он стал за лотки, а тогда он продавал на ящиках. Тогда же он познакомил меня с двумя постовыми, которым была вверена «рыбка», постовые были не против, а после котлеты денег,( котлеты были правильного цвета и, приводящей в неописуемый восторг, толщины).
Я так обленился, что даже не ходил за толстым. За ним ходил дежуривший постовой..
Раз-два-три по почкам раз-два-три по печени…… надрывисто хрипел круг из колонок.
Я перестал отбивать ладошкой по коленке бездарный ритм, когда увидел, как толстый позвал меня глазами. Как можно позвать глазами, непонятно, но я понял и понял что срочно нужна моя помощь. Когда я подошел ближе, то увидел китайца. Китаец это был - клондайк! Никому не удавалось взгреть китаёз, они очень резко говорили, еще резче двигались. И у них всегда были пресса денег….
Я зашел чуть вперед его правой шкарой, шкара-это боковой карман классических брюк. Начал что-то очень громко покупать, давя локтем ему то в живот то чуть выше, я не знал, как еще отвлечь внимание китайца от его кармана…
Догоняя Толстого, я вспоминал предобморочое состояние китайца, хотевшего расплатиться за пару килограммов икры, но не найдя денег, и не найдя того, кто их взял, китаец издал какой-то боевой кличь и еле-уловимым движением колена, погнул жестяной лоток.
- Сколько ? - спросил я, немного запыхавшись.
- Незнаю, но очень много…
Закурив по сигарете, мы стали считать. Так как я окончил 11 классов, считал я соответственно лучше, то и считал я.
Вот гривны, гривны, вот рубли пошли, это все мелко…да! Да! Вот они! Вот из-за чего китаец погнул лоток. Это 2300 долларов.
Так мы стали не только богатыми, но еще и популярными.


Глава 11
«к нам едут маски шоу!!! Тогда почему мне не смешно???»


Вальяжно раскинув кости вдоль забора, человек сорок грели свои скелетообразные тела под лучами майского солнца. Если вслушаться в их разговоры, то можно услышать много новой «житейской мудрости»: как вскрыть пах и как через пару лет ты отдашь ногу за это удовольствие, или как парализовало его знакомого, когда того кололи под ключицу, но не все так страшно,.. У наркоманов есть чувство юмора, и они охотно делятся анекдотами. Самый популярный был :
« между наркоманами идет содержательный разговор, на предмет безотходного варения мака.
- Вася, а Вася, а чё мы все о наркотиках, да о наркотиках, давай о телках?
- Да, братан, я знал одну телку, она за раз четверку колола»
Все это сопровождалось взрывным смехом и похлопыванием по гниющим коленям.
- Что это такое?- судорожно одернул я своего спутника за локоть,- где мы? Как это может быть ? Мы же еще 10 минут назад были в центре города! Разве такое бывает ???
- Бугаевка, братан, Бугаевка – похлопал он меня по плечу и стал в длиннющую очередь, пересекавшую двор наискось..
В хаотичном порядке стояли горящие бочки, в них кидали использованные шприцы. Но, судя по усеянной иголками и колпачками земле, попадали далеко не все. Двор был окружен каменной стенной, метра три в высоту. В конце двора стоял барак. Барак был тоже каменный и украшенный колючей проволокой, свое начало он брал с другого двора, из-за забора можно был увидеть здание, не уступающее по наружной лепке лувру, крышу украшала красная черепица и параболические антенны. Эта безвкусица обращала на себя внимание своей дороговизной. Кто там жил, понять было несложно, из этой идиллии доносился отчетливый цыганский говор вперемешку с русским крепким матом.
Из окошка в бараке тоже не было слышно достоевских речей. Всё как-то больше по существу: «в одни руки по два баяна, иди ты на х**, это – ксерокс. А не гривны и фатя, тут золото принесли». Приближаясь к заветному окну, я, приятно для себя отметил, что отпускает молодая, славянской внешности и до одури симпатичная девушка. Она была такой яркой на фоне всего этого безобразия! Все про нее всё знали и охотно делились этой информацией: «она, тобищь настя, шла на красный диплом, и вот, незадача, полюбила наркомана, наркоман был так себе, мне не ровня, в ответ на ее любовь присадил сначала на героин, а потом и вовсе, бросил. Так она стала работать и жить у циган»
В тот момент, когда иголка прикоснулась к моей коже, раздался глухой одинокий хлопок. Замершую тишину разрезал грубый громкий выкрик. Обладатель этого голоса, употребляя ненармативную лексику, попросил нас лечь на пол, а если кто не ляжет, то он с ним сделает то, что обычно делают с девушками легкого поведения. Я не стал дожидаться мужских лобзаний и лег на землю самый первый. Из облака дыма сначала показалось дуло тт, потом рука плавно переходящая в здоровенный силуэт одетый во все черное. То, что я увидел в прорези маски скрывавшее его.... Я подразумевал что там лицо, так как, по физиологическим пропорциям, это был человек. Пистолет отошел на второй план угроз. Его взгляд был уничтожающий и полон ненависти. Одним уверенным скачком он подлетел к единственному ослушавшемуся наркоману и жестоким ударом в грудь ногой снял с моего горизонта молодого парня. Туда, куда приземлился парень, обзор заслоняла бочка, мент направил свой тт. Погремело 2 выстрела и команда «встать».
Ничего не поисходило. Не было ни криков, ни стонов, ни движения, меня перестало трясти, когда, опираясь на забор, с безжизненными глазами поднялся парень, верней то, что осталось от парня. Бледный, как труп. Я не помнил каким он упал, но поднялся он морщинистым седым дедом. То, что было шевелюрой, стало седым, ярко седым, чудовищно седым, седым настолько, что обладатель пистолета подался назад. К тому времени, как дед сполз по забору обратно за бочку, во двор уже набилось с десяток беркутов. Из толпы черных масок вышел, как мне казалось, самый главный и заорал:
- Суки, кто не хочет ехать к нам на уборку территории, не уже, а тут же, вытаскивает все свои деньги и кидает их! - он снял маску и продолжил – в эту маску.
Отдав все деньги, которые у меня были, на ватных ногах я поплелся. В моей голове на риверсе крутилась укороченная сцена происходящего и незамысловатый слоган: «за что?»











Глава 12
Я буду жить!!!

В свете недавних событий, я решил для себя, как бы пора, уже точно пора и сейчас -самое время. Отмучавшись 8 дней дома, я шагнул в реальность. Реальность обдала меня цинизмом и тут же захотелось наркотиков… психологическая зависимость есть, - отметил я с горестью для себя.
- Куда идти ?- спросил я себя.
- На привоз, - ответило подсознанание, - вот сейчас уколешься разок, только для того, чтобы подумать, как жить дальше.
Улыбнувшись в ответ моему искусителю, я поплелся в военкомат. Возраст был подходящий, о чем свидельствовали очень частые повестки.
Найдя майора Круглыхина (о человеке в погонах очень многое может сказать его фамилия), круглыхин ел калбасу с луком, когда я, забыв постучать и пренебрегая длинной очередью шумно сидящих в шеренгу бритых голов моих потенциальных сослуживцев, зашел в кабинет
- Да, ты что, мать его, ахринел? Боец, в очередь! Мля …
- Простите, а где мне найти майора Клуглова? - ему явно польстило внеочередное повышение в звание.
- Круглыхин!!! Круглыхин - я, но я капитан....- как бы извиняясь закончил он
- Ну что вы, что вы! А от майора ну совсем вас не отличить, я даже сказал бы -майорус обыкновенус, переходящий в подполковникуса!
Он понял что это прикол и уже грубым голосом продолжил:
- По какому праву ты, сопля, беспокоишь меня, во время обеда? – таинства глотания колбасы с луком, - поправил я его про себя.
- А, я ? Я-то?? Да сущий пустяк, вот вы мне писали, - и вытряхнул ему из карманов пирамид штук из 20 повесток.
- Кто писал? Я писал?.. – его круглая ряха стала гиоидной формы.
- Ну как же ж не вы?, когда вы, вот звали на корпоратив, так сказать, эээ..., офицерскую тусу – чё, по чём, карман пустой! - начал я отбивать рэп.
но, видимо, музыкальные вкусы у нас были разные и бита в его исполнение я не дождался, зато был оглушен его негодованием:
- Ты что? Cука- сука, сука? Я тебе не писал и никто тебе не писал. Тебя, сука, вызывали! Эдо!! Как жжешь! За тобой еще не приехали с милицией?
- Приезжали, меня дома не было, - широко улыбаясь я сел на стул, перекинув ногу за ногу, и достал пачку кэмэла.
- Отставить! – завопил, то ли от лука, то ли от моей наглости, красный капитан.
Я смиренно спрятал сигареты в карман:
- Я же ж вас угостить хотел, - покорным голосом ответил я.
- О, как! - крякнул в кулак капитан,- а я было подумал, да чёрт с ним…- горестно махнув рукой, изъял из пачки штук семь сигарет.
- С кем черт??? - заискивая, спросил я…
- Да полковник, чёрт бы его побрал, бросил курить и нам запретил. Я вон пойду в окошку покурю а ты, ты… ты, ты знаешь что, ты посиди на табурете, - и он по-отечески подмигнул мне.
Табурета я не нашел и пришлось сидеть на стуле.
- Скок лет? - махнул в мою сторону Круглыхин, выпуская сладкий дым модных сигарет.
- Так 18 было, уже как пол года
- Ахринеть! Умеют же делать, мать их етиб. А я вон приму курю, курю и плююсь… хороший ты малый, хочешь служить у меня ???
- У вас ??? - спросил я тоном, отдающим феодальным строем, - как это у вас ???
- Ну, сперва-наперво, сигареты бушь мне таскать заграничные, потом, когда чаю, когда по интересней, – он уже подмигивал мне обеими глазами.
- Не, капитан, мне тут нельзя, ну никак нельзя.
- Ща посмотрим,-- справившись с сейфом, он достал мое дело. Дело было пухлым и походила на медкнижку моей бабушки.
- Так ты что ж, наркоман ?
- Как наркоман? Где наркоман? Зачем наркоман ? - и тут я вспомнил, что с пол года назад заходил попить воды, а попал на комиссию. Комиссию я слабо помнил, так как был убитый, а как они мне дали направление в псих деспансер, помнил как вчера..
- Ты лечился ???
- Кто я ??? Да, конечно, лечился… ух, я так лечился, как я лечился, я так лечился что, ух! - и я демонстративно поднял указательный палец вверх..
Капитан посмотрел туда, куда указывал мой палец и, ничего нового не увидев, принялся осыпать меня вопросами. Вопросы были похожие и всё время повторялись:
- Ты что, ахринел ? – и – Ты что, в натуре, мать его, ахринел ?
Набрав кого-то по внутренней связи, он зарычал в трубку:
- Алё! Алё, мать его, нихрена не слышно! А ещё военкомат! Алё, о, Староглызлова, эт ты ??? От бы, етить вашу мать, нихрена не слышно! А ещё и военкомат! Ты знаешь что? Дай мне данные на – он назвал мою фамилию – ага, ясненько, а чё там слышно? Охринеть, етить их мать! – и повесил трубку до треска в телефоне.
- Так куда ты хочешь идти служить ???
- В д.ш.б.
- Куда - куда ??? Ты что, охринел? Какое, нахрен, д.ш.б.?
- Десантно-штурмовой батальйон, -- заявил я совершенно серьезно.
- Какой, нахрен, десантный батальон??? В стройбат тебя с твоими документами. – он снова потянулся к телефону.
Я понял что он за дежурным, и выпалил:
- Не надо, пожалуйста, я вам сигарет принесу, много-премного, целую кучу, только не надо меня в стройбат.
При слове - сигарет, он замер, когда я добавлял много-много, он, как-бы в перемотке bek, сделал обратное движение и… повесил трубку.
- Сколько ? – протяжно спросил он.
- Пять, пять, – и выставил ему пятерню из под стола.
- Блоков ??? - довольно спросил он.
- Ты что, мать его, ахринел ? – подумал я тогда, а вслух сказал:
- Один блок. И зажигалку...- на слове зажигалка я протянул последний слог, как бы придавая ей значимость.

Мы сошлись на размытой статье в военном билете за два блока кэмэл. Статья была и правда настолько размыта большим пальцем капитана, что по какой-то причине я так и не служил. .

Ахринеть! Родина отказалась от моих услуг! И наглым образом вымогала сигареты.
На что мама мне сказала:
- Сынок, а давай в институт поступим.
Глава 13
Ну, чем же питается душа, Сократ ?
Знаниями разумеется!!!

Протиснувшись сквозь толпу, я увидел стенд, а на нем - прикрепленные кнопками листки, найдя нужное ф.и.о. я с гордостью выбрался из царившей суеты.
Перекурив, я еще раз подошел к стенду. Меня так радовало, что Олег Зубарев -абитуриент. Зубарев Олег - абитуриент! Круто!!!
…Дело в том, что лет за 12 до дня, когда я стоял и изучал списки на доске, увлечённый поимкой то ли кузнечика, то ли ещё какой дикой твари, я упал в люк, в водопроводный люк. Проплакал я там час и поревел еще минут пять.. Мой рёв услышал мимо проходящий сосед. Сосед был не столько выпившим, сколько огорченным. Он долго наводил фокус на люк, потом ещё дольше соображал , что же в этом люке так омерзительно орет. А, когда узнал, то улыбнулся и со словами «от ты ж и Тарас, ё-маё», одним уверенным рывком вытащил меня из заточения.
С тех пор меня все, даже родная мама, называли Тарасом. Да и шло мне это имя: я был в веснушках, с вечно сбитыми коленями и порванным кедом, сорванец - Тарас, а не Олег.
Ни я, ни мой сосед представить не могли, что через 12 лет, сегодняшнее утро, когда я перестал быть Тарасом, а стал абитуриентом – Олегом, изменит, обязано изменить мою жизнь в корне! И навсегда!!!




Глава 14








Да, давненько я так первого сентября не марафетился. В последний раз посмотрев в зеркало, оттуда мне улыбнулся подтянутый молодой человек, и я остался им доволен!
Первая пара была в 325 аудитории, что именно там должно было быть я не был уверен, да это и не важно. Зеркало дало такой позитивный заряд эмоций, что я, выделив из кишащей толпы студенток самую аппетитную попку, нагнав ее в 3 широких шага я подхватил девушку на руки. Прокрутившись вокруг оси с пол круга и широко улыбнувшись, завел разговор с обладательницей форм джей ло:
- Девушка, а девушка, а где 325 кабинет ? - девушка разговаривала по, еще тогда очень редкому и дорогому до безумия, мобильному телефону. Быстрым движением руки она прижала телефон к бедру так чтобы ее собеседник не слышал.
- Немедленно поставьте меня на пол! - слегка опешив от такой реакции, я опустил девушку.
- А идемте в кино? – попытался я разрядить обстановку, - Вам какие фильмы нравятся??
Боевики, ужастики, или фильмы про любофь? Про любовь я не люблю, но у вас есть все шансы уговорить меня на сию жертву.
- 325 аудитория находиться на третьем этаже. Хотя я сомневаюсь что вы умеете считать, а вам судя по – она слегка откинув голову назад и выдержав паузу продолжила – ну в общем не важно. Вам наверное надо в ПТУ для детей с неторопливым развитием? Так вот оно напротив, тоесть, через дорогу, карту нарисовать?
- А, ну да – и, чувствуя свое превосходство, улыбнулась и с еще большим радиусом покачала бедрами в сторону лестницы.
Поискав аудиторию, я нашел буфет. Наспех проглотив сосиску в тесте, отправился впитывать знания. Найдя 325 кабинет и постучавшись открыл дверь. Я, конечно, многое видел в этой жизни и думал что ко всему готов, но здоровенная как футбольное поле с косым потолком аудитория, забитая студентами снова меня смутила… черт, чет я седня не с той ноги стал.
Я успел сделать пару шагов, как меня настиг голос преподавателя:
- Молодой человек! – и вот опять это чувство дискомфорта (нет я, конечно, человек и не старый, просто меня до сель так называли всего пару раз - все как-то больше, босота или парняга) - Вы из какой группы ?
- Филфак, - ответил я молодой, не отвратительной наружности, преподше.
- Вот о чем я вам говорила, - обратилась она уже к аудитории, - простите, пожалуйста.
- Та, всё путём, не переживайте, – вставил я в ее паузу
- Как Вы себя ведёте!!! Что Вы себе позволяете? – завозмущался преподаватель. – А ну-ка, подойдите ко мне, что б Вас все видели…
Меня уже начала раздражать эта моралистка:
- Нет, спасибо, я пойду сяду.
- Не сяду, а присяду!- услышал я вслед
Свободных мест было очень мало и самое ближайшее было в первом ряду, прямо напротив, уже явно неприятного мне, преподавателя. Туда я и присел.
- Что такое университет? - обратилась она к аудитории. Но, так-как ее взгляд был устремлен в меня, аудитория не стала мешать ее расправе над опоздавшим.
- Отхлестайте меня чёрной кожаной плеткой, если это не то место, где дают в.о. – ответил я резко.
Кто-то хихикнул в воцарившей тишине. Напряжение достигло своего апогея. Красная от злости и, видимо, не найдя, что ответить на столь весомый и бестактный мой аргумент, она набрала полные лёгкие воздуха, как штангист перед рывком, потом беззвучно выпустив воздух произнесла стальным голосом.
- Как Ваша фамилия?
- Зубарев я, Зу-ба-рев, - ответил я, не менее принципиальным тоном.
- Зайдите в деканат после пары, пожалуйста.
После пары, с трудом найдя свою группу, я приятно отметил для себя, что в ней обладательница той самой попки, которую я имел честь держать на руках пару часов назад двумя этажами ниже. Ее уже выбрали старостой.
- Оля, но для опоздавших – Ольга, – ответила она, уже улыбаясь, - Ты, конечно же, не знаешь где деканат, да? Ладно, идем. А ты - прикольный, жаль что тебя исключат.
- Я, ваще то, Олег, но для соблазнительных пессимисток граф-де Олег.
Вика улыбнулась так сильно как позволяла физиология, ну очень красивого лица.
– А с кем ты говорила по телефону ?
- С мужем, он знаешь какой? Ща я тебе расскажу какой он, он политически грамотный, враг грубиянов и любитель долгих прогулок, - сказала она кокетливо.
- Но тебе с ним скучно?- подмигнул я
- Вот и деканат. - уже без улыбки ответила она.
- Мы будем в столовой, заходи попрощаться.


Глава 15
Деканат.


Открыв дверь, глаза резануло обилие ухоженных цветов и крупного телосложения секретарша.
- Я – Зубарев, - начал было я объяснять свое появление, но она уже знала и неодобрительно указала на стул. –Вау! А я думал сразу на дыбу.
- Антон Петрович, пришёл наглого вида молодой человек и назвался Зубаревым, это, видимо, тот, что сорвал пару у Татьяны Викторовны, - затараторила она в телефон. Телефон что-то буркнул и она положила трубку.
- Проходите. Да, и снимите улыбку со своего лица, она там будет не к месту.
Открыв осторожным движение дверь, предо мной предстал маленький и душный кабинет: слева стоял шкаф с книгами, длинный стол по середине кабинета, в конце стола стоял еще один стол и вместе они как-бы образовывали букву т.
Декана я узнал сразу, не то что б мы были знакомы, просто он был один в кабинете. Это был добрый, улыбчивый мужчина лет под 50, он смотрел на меня сквозь толстые стекла очков, что придавало его глазам выпуклость. Он был похож на субтропическую жабу, которую Николай Николаевич Дроздов очень настоятельно не рекомендовал трогать, так как она, хоть и красивая, но очень ядовитая.
- Зубарев?-- оживленно поинтересовался он и, не дав ответить, продолжил - я конечно понимаю, что у нас недобор мальчиков, что Татьяна Викторовна молодой специалист, но нельзя же хамить…
- Я и не хамил, сугубо материнское воспитание не позволяет мне хамить женскому полу,- я пошутил..
- Да, я знаю... – он начал ощупывать карманы, достал платок и вытер капельки пота на лбу. – Кондиционер бы мне сюда,- отрешенно, как бы в пустоту, сказал декан
- Ага, и секретаршу - пофигуристей. Шучу
- Смеюсь, – раздался телефонный звонок, Антон Петрович снял трубку и жестом показал мне в сторону двери.
Выходя из кабинета я услышал:
- Толик, ты знаешь, что у меня первокурсник выдал, - закрывая дверь я услышал хохот

Найдя столовую, я жадно искал глазами те самые формы что лишили меня мужского покоя. Оля стояла с подносом в очереди. Я втиснулся между ней и длинной змейкой голодных студентов.
Подцепив со стойки бесформенную булочку со странным название «сердечко», я, приложив его к груди, изобразил биение сердца. Очередь поняла, что меня бесполезно призывать к совести и отсылать в конец очереди. Повариха, она же и кассир, спросила меня:
- Что пить сынок будешь?
- А что есть?
- Знамо дело, компот из сухофруктов и чай.
- С бромом?, - вставил я..
- Нет, сынок, с сахаром
- А Вы знаете что величайший боксер всех времен и народов Шугар Рей Леонард, перед каждым своим боем выпивал стакан бычей крови… и его безупречный список боев указывал на то что, таки да, помогает. А что бы Вы мне посоветовали выпить, что бы растопить сердце очень замужней и еще более симатичной девушки?- и обнял Олю за талию.
Продавщица, видать, была женщина с опытом и с чувством юмора, столовая перестала на мгновение быть местом для приема пищи. Театральное действие продолжилось, когда женщина в белом фартуке принесла мне стакан воды. Приняв граненый стакан H2O, уже работая на публику, я обьявил:
- За здоровье пьют водку, а за Ольгу я пью по-гусарски! - и осушил стакан с левого локтя, а правой рукой словил его. Зал опладировал. Ольга была сражена…
- Ну что, идем знакомиться с группой, молодой, интересный?
- С тобой, мать, хоть в лес по ягоды.- и попытался еще раз обнять Олю.
Подойдя к столу, за которым сидело 5 человек, из которых четыре - были колхозного типа девочки и парень, скорее мальчик, мой единственный одногруппник - жгуче рыжий, с глубоко посаженными глазами, носом кнопочкой и лицом, усеянным крупными, как капли осеннего ливня, веснушками.
- Егор, - он протянул худую рыжую руку с обгрызаными ногтями.
- Рыжий. Тарас, брр, Олег.
Ольга вопросительно вскинула брови.
- Это очень долгая и не простая история.
- О как! И какой у нее финал ?
- Зависит на сколько ты любишь мужа, - ответил я с ноткой сарказма
В универ я ходил не всегда вовремя, но зато регулярно. С Олей мы проводили всё свободное время, а то, что было занятым, мы освобождали. Для Ольги было преградой не столько то, что она замужем, как то что она из другого города, в двух часах от Одессы.
При первом же удобном случае я переселил бабушку к маме, сославшись на то, что тут у меня старые друзья и многое напоминает мне о лихих годах. Мама подержала эту идею. И так я стал жить отдельно. Когда Ольга стала редко ночевать дома, ее муж сильно запил. Он очень ее любил. Он хотел убить меня, ее и себя.
Он звонил мне, сначала угрожал, потом просил… Меня мучала совесть, но дикая страсть к Ольге давила во мне остатки мужской солидарности. Когда я предложил ей переехать, она заплакала, прижавшись ко мне и прошептала:
- Ты - самое лучшее, что может случиться с девушкой. Как же мне повезло.
Так мы стали жить вместе.
У неё было много, слишком много вещей… Ими был забит шкаф, спинки стульев и вешалки,
Тревожный звонок раздался, когда я поймал себя на мысли, что мне не нравятся ее лифчики на моём велотренажереи розовенькие полотенца, украшающие штангу..
Уже прошёл период страсти, когда, не спав ночь, мы мчались в универ прижавшись на паре друг к другу и чувствовали гулкое биение сердец друг друга. Или, когда мы закрывались в туалете все при той же столовой, а на возмущение за дверью, Ольга отвечала протяжными стонами.
Черт, а действительно ли я ее люблю? Подумал я, выйдя на кухню перекурить, пока Ольга спала. Готов ли я с ней прожить всю жизнь? Когда вокруг ещё столько красивых упругих девушек…



Глава 16

Почему все так странно происходит… Вот я встретил Ольгу, влюбил ее в себя, сильно влюбил.. и мне этого хватило. Она была моя, и я расслабился. Я долго ее мучил. Она в ответ только любила и просила быть любимой…
Когда она ушла, я и не думал ее возвращать, была абсолютная уверенность что она сама и так вернётся. Ну не могла она не вернуться, я ведь был для нее всем… она ушла от мужа, она бросила свой родной город, она… она походила на жену декабриста.
Только вот декабрист дал маху. Три недели я не появлялся в универе, к тому я времени я уже обзавелся парочкой подруг, из тех, которые не против. Скучать было некогда…
Все началось в понедельник, или не понедельник? Да, точно, это был понедельник, 13 число. Я никогда не был суеверным до этого понедельника 13го числа…
Подъезжая к универу, в грязное окно маршрутки я сфокусировал свой взгляд на машине. Машина была заурядная, да и парень который из нее вышел, вызывал жалость на фоне своего корыта…
Ручка для стоячих пассажиров, прикреплённая к спинки сиденья осталась у меня в руке, когда я выскочил на улицу, нажав кнопку экстренного отрытия дверей. Я даже не был уверен что маршрутка не ехала когда я выскочил из нее. Меня отрезвил клаксон машины, скрежет тормозов, мат и то, что со мной хочет сделать водитель.
Как она могла… я закрыл глаза и всплыла картина: невыразительный обегает машину и открывает дверцу( тоже мне, галантный, как французский пидорас эпохи ро-ко-ко), из машины выходит она, нет не она , а - Ольга... обнимает его и целует…
- Какая сука, - хотел я заорать, что есть мочи, но точный удар в челюсть уложил меня в горизонтальное положение.
Пришел в себя я сидя на бордюре. Я не мог понять где я, и почему я сижу в белых джинсах на грязном куске камня, который разграничивал дорогу и тротуар, и почему так ноет в груди? Вокруг меня стояли два мужика и сердобольная старушка, не знавшая, что вызывать: скорую или милицию. Вызывать она ваще никого не могла, у нее стояла табуретка, на которой была миска с семечками. Она просила позвонить людей, даже не просила, а причитала. Мужик, тот что поменьше, попросил меня вернуть ручку, а то его в депо оштрафуют. Я, еще не придя в себя, очень медленно посмотрел в одну руку, там ничего не было, потом, еще дольше, я переводил взгляд на другую. Картина, которая предстала пред моим единственным не заплывшим глазом привела меня в чувство, как добрая порция нашатыря.
Синие ногти, с которых по бокам стекали капельки крови: в пальцах была зажата та чертова ручка, которую уже умолял вернуть водитель маршрутки, так как он выбивается из графика. Разжимать мои пальцы пришлось второму мужику. Он был здоровенный и почему-то постоянно извинялся и предлагал меня отвезти или в больницу, или домой, а может, если мне еще куда надо, так он тоже - с радостью. Я сказал ему адрес, он в ответ помог мне встать, уже в машине он объяснил мне, что это он меня ударил за то, что я создал аварийную ситуацию, там же в машине я вспомнил, что этому всему было причиной. В увеличенном формате, в замедленной съемке: камера, наезд, крупный план, его губы слега коснулись, потом все решительней и решительней, как только дело дошло до языка, меня вырвало в открытое окно его машины. Пек шот, ТЫ МЕНЯ ПОТЕРЯЛ.
- Как-как ? Какую я на**й создал ситуация? Аварийную?
- Да, ты пересекал две сплошные на красный свет…
- Ты, сука, знаешь что я видел?
- Что? – и вдавил педаль акселератора в пол.
Машина зарычала, меня вдавило в кресло и я рассказал ему…
- Знаешь эти ваши штучки-дрючки.
- Это тебе не штучки, мать их, дрючки! Это моя потенциальная жена была, это была девушка, которая описывала наших детей и давала им имена... да кому я говорю, тормози…

…Я не пошел в универ на следующий день и на последующие тоже не пошел, я ваще не ходил туда с месяц…
За этот месяц, мы с Ольгой не виделись и, по отсутствию телефонных звонков можно было сказать, что мы не искали встреч. Она, по видимому, была влюблена и ей, как бы, не до меня, а я…
Я не мог, нет, конечно, физически я мог, но не давала гордость. Моя гордость убила, так и не зачатого Ростислава с моими хитрющими глазами и Леночку с ее неподражаемой искренней улыбкой.
Когда я появился в универе, Рыжий мне рассказал, что он все видел, да и не только он, но и вся группа, как Ольга потеряла сознание…
- Она, - продолжал Рыжий, - перевелась в другой универ. Никто не знает в какой, и как ее найти. Да мы и тебя не могли найти… Как ты ???
- Я? плохо, я очень плохо…- похлопав по плечу Рыжего, я распрощался с универом.
Как жить дальше и главное: с чего начать? С укола? Да, определенно с него!!!
Через пол-часа я был уже на привозе. А через час я пальцами раздвигал веки, или раствор был крепкий, или это полугодичный перерыв ? Нет, точно из-за перерыва. Приход был таким вкусным, как тогда, в первый раз… господи как же Хорошо, как приятно тепло, а самое главное - не ноет, абсолютно не сосет, нет дыры в груди и не задувает туда ледяной обжигающий сквозняк, нет нервной дрожи в пальцах. О, Опиум, ты единственный которому я могу доверять!
В редкие трезвые моменты я думал, что ей сказать. Я постоянно говорил с ней, я был невероятно красноречив в своих эпитетах. Я не оставлял ей даже надежду на оправдание. Постоянная модуляция нашего диалога меня сводила с ума, я начал употреблять дерзко и принципиально. Я мстил ей, каждая красная точка на моих предплечьях была персональной местью Ольге. Я ненавидел её!!!! И эта злость помогала находить деньги на новую дозу. За пару месяцев я набил дозу в 5 шприцов с сутки. Еще никогда у меня не было такой зависимости, это был уже другой уровень употребления.


Глава 17

В тот самый момент, когда общественность взбунтовалась «кипит их разум возмущенный», где-то в Киеве, у серьёзного депутата умерла дочь от передоза. Он выступил по телевизору с заявлением, что с этим пора заканчивать и начинать надо именно с Одессы.
К тому моменту наши репортеры наговорили, операторы наснимали, а дикторы с дрожью в голосе начитали новости.
Тогда страна увидела: отдельные цыганские притоны, трупы, очереди за наркотиком и жестокие убийства ради тоненькой цепочки которую можно обменять на дозу, бездействие, а, вернее, покровительство местных властей. Был отдан приказ о том, что наркотический синдикат в Одессе надо ликвидировать любыми средствам. Для этого Киев выделил специальные отряды Беркута, внутренних войск, и прочую рослую элиту стражей порядка
В один день абсолютно все точки в городе перестали продавать наркотики, даже сомнительные аптеки были закрыты на переучет. Единственный шанс купить шприц была «Палерма»
«Палерма» представляла собой поселок на окраине города, не больше 300 домов, окруженных

полем. Но не стоит недооценивать это циганское поселение. Именно там решалось на какой машине будет ездить начальник Суворовского района, или куда полетит отдыхать рядовой ОБНОНовец. Палерма никогда не спала. Днем и ночью туда со всех направлений шли, ехали, ползли наркоманы: от элитных до уже ставшими бомжами. Там можно было продать квартиру, туда несли своих домашних животных, туда же на тачках возили холодильники и одежду. Цигане ничем не брезговали. Если посмотреть с высоты птичьего полета, то Палерма не уступала ни в чем Вечному городу - Риму в славные его времена.
До Палермы было очень неудобно и долго ехать и, из-за изобилия наркотиков в центре, я только слышал про нее от старых наркоманов. Они знал Фатюю, они имели честь брать раствор у Аркасия, а однажды у них Грофо спросил, как дела. Это был показатель статуса наркомана: чем больше ты знаешь барыг, тем сильней авторитет у контингента. Авторитарная этика у низшего слоя общества…
Часа 2 я ехал туда. При выходе из маршрутке нас встречала ППС, они собирали подать на новое колесо для бобика или Гандону начальнику, который требует с них деньги, ссылаясь на то, что у него сын учиться в вышке и ему крайне необходима новая машина…
Отдав часть денег, я долго шел через мост, потом еще по полю. При входе в Палерму нас трустили менты из другого района. Их творческая фантазия была на уровне прежних, так что я еще раз дал на новое колесо и мажору на машину. Нет, их не рожают, их выращивают в милицейском инкубаторе…
Сегодня на Палерме было так много народу, что были в поле разбиты палатки, где тоже продавался темно-коричневый пропуск в рай. Цигани устраивали пиар акции: при покупке четырёх баянов, пятый - в подарок. Зазывалы почухивая распухшие от ангидрида рожи, с полузакрытыми глазами, в позе коня из шахмат, рассказывали, что вот у него доза - десятка, но у Геды он уколол двойку, и вот ему теперь так хорошо, а если кто не верил, он разводил руками, со словами:
- Братан, ну чё я гоню тебе? Ты вон посмотри на меня, там во дворе уже 7 человек язык заглатывает, такой яд домашний.
Зайдя во двор, где уже троим были проведены реанимационные мероприятия, а двоих потеряли, я начал снимать кеду, чтоб из-под стельки достать деньги. Развернув целофанку (что б не намокли), я занял очередь. Отпускали отменно. Очередь двигалась быстрей, чем рядовой наркоман на кастылях. Эх, Бахит молодец, смотри, как все организовал, слышались восторженные возгласы. Та да, знает мужик толк в бизнесе, отвечали другие.
До расторопного продавца, прошедшего тренинг о количестве продаж и работе с клиентом по методике Бахитика, оставалось три тела. Как где-то, вдалеке, раздалась автоматная очередь. Бахитик заорал на продавца по-цигански, тот понял, что он ему заорал и перевел нам:
- Мусора! - и нырнул в подвал дома через вентиляционное окно.
Это означало, что продавать больше не будут. Ха, мусора, ща денег на новый бобик сыну-мажору соберут и уедут… Я присел что-бы замотать деньги в целофанку и отправить их под стельку. Средне статистический наркоман редко меняет носки, и там не ищут, брезгуют. Оперативно проделав, отточенное до автоматизма, действие с кедом, я решил выйти на улицу, посмотреть, что там такое шумное едет.
Не дойдя до калитки, на меня хлынула обезумевшая толпа наркоманов. БТР, на медленном ходу, давил толпу, верней, не толпу, а самых медлительных. За БТРом легким бегом двигался взвод двухметровых убийц в касках и пластиковой защитой для лица. По мере продвижения взвод редел: они зачищали дворы.
Я прикинул, что на наш двор их хватит с лихвой и решил уйти через забор. Не я один так придумал, и забор был уже атакован наркоманами. Людей набивалось во двор все больше и больше, волна, еще одна и вот забор, не выдержав натиска, поддался. Спасительная брешь разрасталось на всю длину двора.
И тут я услышал уже знакомое предложение:
- Суки! Всем лежать! Стреляю!
Таки да! Стрелять начали. Пока я протискивался сквозь живой щит, то наступил как минимум человек на пять, и, кажется, одному что-то сломал, уж больно хрустнуло под пяткой.
Вырвавшись из оккупации, посмотрел по сторонам. Слева на подходе была шеренга еще более опасных блюстителей закона, у них были собаки. Справа гремело еще парочку БТРов и снова все в касках.
А впереди не было никого, зато там было озеро, или даже, не озеро, а здоровенная лужа… Я - не ученый, я не знаю, да и время было не то, что-бы думать об этом. Cамые молодые побежали к нему, или к ней. В общем: там росли камыши и там была надежда!
Я рванул вместе с остальными. По полю не так-то просто бежать на максимальной скорости. Перепрыгивая ямы и упавших, я вырвался в лидеры этой эстафеты, приз которой была жизнь.
Милиция спустила собак. Собак было штук 10, а нас на одного больше. Это я понял, когда бежал наравне еще с одним марафонцем. Сзади нас, раскидывая слюной по сторонам, бежал черный немец… Я или он…. Я или он…. Понимая, что в таком темпе пробегу еще не больше 10 секунд, я с силой толкнул его. Он упал, а через несколько секунд, я услышал крик о помощи и лязганье зубов.
Сбросив темп, я добежал до камышей. Это, определенно, была сточная яма. Запах был отвратный, но за спиной, как раскаты грома, раздавались крики вперемешку со стрельбой.
Зайдя по колено в воду, ноги увязли в какой-то отвратительной жиже. Сначала я потерял левый кед, в правом были деньги и я растопырил пальцы. Это не помогло, и я пошел в брод уже босиком. На мне были еще носки, но они не делали погоды, разбитые бутылки, мусор, железки рвали плоть и впивались в ноги, как безжалостные пираньи в реках Амазонки. Дойдя до камышей, воды уже было по грудь, обернулся назад и с радостью отметил для себя, что уже темнеет и, может, меня не станут искать. Ан нет! В мою сторону трусило двое и собака.
Тут я вспомнил, как в одном фильме про партизан, тот, который хороший, ну тот, за кого был я, он прятался в пруду, а другие, плохие, его искали. Тогда, наш отломал камыш, нырнул и дышал через полость в стебле. Я начал было ломать то, что там росло, но оно только гнулось…
Тогда я напряг память и вспомнил еще один фильм, тоже про партизан и тоже про наших и врагов, но этот был матерей, он накрыл голову водорослями и нырнул…
Хм, зачем он тогда накрывал голову, если он нырнул и как он дышал?
Да какая, к черту, разница! У меня нет ни трубки, ни водорослей. Вот растет какая-то хрень, но не ломается, а только шумно гнется и водорослей тут тоже нет… только сраные кульки плавают. Так, надо сидеть очень тихо и тогда меня не найдут.
- Где он?
- Я знаю, видел как он нырнул туда.
- А что это такое? И вонят, сука, как параша. Ищи - обратился он к собаке. Собака сделала нерешительный шаг в воду, поморщилась и отрицательно покачала головой.
– Вот и правильно, - подумал я. Меня тут нет, а если есть то я уже утонул.
- Та идем, нахер, отсюда, нахера он тебе нужен?
- Давай обойдем эту хрень!
- В натуре, что хрень, сам обходи.
Он прикинул, сколько ему обходить, посмотрел на небо и с жалостью отметил для себя, что светло будет не скоро.
- Да, идем. Ко мне! - скомандовал он собаке.












Сука, как же холодно. Было начало апреля и вода могла за пару минут свернуть в баранье ухо бывалого пловца, а я, по моим прикидкам, сидел там уже минут 20. Меня ел ядреный комар, а ноги облепили пиявки. Откуда оно тут все взялось? Ведь не сезон еще…
Выходить было очень страшно. В поле горели фары БТР. И по-прежнему доносились вопли моих собратьев.
Стало окончательно темно. Я уже не чувствовал тела, гребя руками и делая слабые движение окоченевшими ногами, я выбрался на берег. Мне безумно хотелось открыть глаза и понять что это сон. Но нет, сколько я не щипал себя за тело, я не просыпался, да я и тело-то не чувствовал... Надо идти!!! А куда идти? Туда, к дороге… Идти я не мог и начал ползти. Да, точно ползти оно и сподручней да и не так заметно. В воду я больше не полезу.
… Ммм, Ольга, какая же ты сука, ты же могла поговорить со мной, я же, мать его, не предмет. Я живой и теплый. У меня есть уши, которыми я слышу, что ты говоришь, ну могла же сказать, обсудить, что тебя не устраивало? Б***ь ты просто, Ольга. Я тебя ненавижу… я тебя люблю… господи, как же я тебя люблю. Я должен жить. У нас будут дети с моей улыбкой и твоими глазами, или нет? А может и да. Кажется стихает, да точно уже никто не кричит…
Доберусь домой, отогреюсь, вернусь в универ. Да что там, перестану подкалывать рыжего…Рыжий, ну где же ты? Ты бы меня понес, ой как понес..
Вот только ноги заживут и поеду к Оле, к моей Оле, и сделаю ей предложение. Что? Ах у нее уже есть жених? Да отобью. Я вон прополз уже, кстати, сколько я прополз ? Сзади уже камышей не видно, а спереди дороги не видно, а может я не туда ползу ? нет я умру! Так мне и надо. Можно определить дорогу по звездам, я помню, в школе этому учили, или нет… может в пионерском лагере?Да скорее в лагере, детей учат что делать если ты потерялся в лесу, с какой стороны растет мох на деревьях и про звезды что то… Так Полярная звезда на севере, значит я?… а, я в ж**е… Надо передохнуть. Как же хочется курить… Или посмотреть что с ногами? А может не стоит? Да, наверное, не стоит, все равно не увижу, а если и увижу, то явно там нечто ужасное.. А не болит. Это хорошо. Ой, нет. Это плохо… я не чувствую ног, значит умерли нервы и мне отрежут ноги... а зачем мне ноги? Чтоб на точки ходить и воровать? Нет, ноги это жестоко, лучше сразу умереть. Только так чтоб не больно...
…Надо ползти, совсем ахринел, пикник себе тут устроил, блудниц и благовоний только не хватает. (А чувство юмора не ушло, хороший признак.) Воодушевлённый своими волевыми качествами, я к утру дополз до дороги. Я хотел вылезть на проезжую часть, но было еще не совсем светло и меня могли переехать.. Нет! Попробую встать. Я разогнул спину и хотел стать на колени, как меня пронзила боль, очень сильная боль, она начиналась от копчика и заканчивалась в голове. Правда, это было недолго, совсем недолго, что там меньше секунды? Я потерял сознание…








Больница
В глаза ударил яркий свет. Разлепив веки я понял, что это явно не рай, а если и рай, то с очень плохим бюджетом. Желтый потолок и пыльная, криво свисающая люминисцентная лампа очень напоминали больницу. Надо оглядеться. Напрягая мышцы шеи, меня снова пронзила та же коварная и до скрежета зубов боль: из головы в копчик и обратно. На этот раз я не потерял сознание и ощутил все прелести этой изысканной боли, которая могла соперничать с топ-десяткой от главного инквизитора итальянского двора. Я хотел застонать, но внутри тоже все горело так, что я закашлял.
Пробегавшая мимо медсестра увидела мои страдания, заглянув в палату она резко убежала за пределы моего ракурса. Через пару минут решительный мужской ход свернул в мою палату, мельком глянув на меня, сказал медсестре:
- Четыре кубика трамадола, - остальные названия мне не были знакомы.
Ух ты, трамадольчик, да еще и четверку, жизнь налаживается. Боль плавно отпустила, мне дали попить воды и я уплыл в нежные объятья морфея.
- Сынок, Тарас, ты меня слышишь?
- Да, привет...
- Как ты? – мамино лицо было темного цвета и выделялись красные глаза.
- Где я? Что со мной ?
- Ты в больнице, Тарас, - мама уже кричала, - Ты умрешь, ты слышишь, ты умрешь!- ее крик перерос в истерику. Она захлебывалась слезами и выла.
Я пожалел что проснулся.
Маму увела медсестра, а я стал переваривать информацию: я умру? Как умру, зачем умру, почему и за что? А как же рыжий? Как же мои дети, как мы их должны были назвать? Не помню. Ольгу помню, а детей не помню. Я попытался заплакать, но предательские глаза были сухими. Да, я умру, так мне и надо- так и на-до. Я обязан умереть. Я прожил 21 год и нечего не сделал полезного для себя, для мамы. Я конченный наркоман. Я обязан умереть, избавить маму от непутевого сына. Нет, нет я не непутевый, я - выродок, я даже заплакать не могу перед смертью.
Из моего самобичевания меня вывел врач. Он был хмурый и очень серьезный:
- У тебя, Олег, двухстороннее воспаление легких, пониженный рефлекс нижних конечностей и, - он сделал паузу, снял очки, - не операбельный отит мозга. Воспаление в таком месте головы, где собраны все нервные окончания. Надо делать трепанацию, но на Украине никто не возьмется за тебя. Да и времени у тебя нет… А маму мы положили в соседней палате, у нее нервный срыв. Я уже связался с твоей сестрой. Не переживай, маму мы вылечим.
Он встал с соседней койки и ушел. В дверном проеме остановился и не глядя на меня произнес:
- Я скажу сестре, пусть поставит тебе трамадол...








Послесловие
Тарас умер на третий день не приходя в сознание, мне хочется думать что ему снилось, если в таком состояние еще снятся сны, Любовь, любовь всегда оставляет яркие воспоминания.
Не думаю что он там говорил заученные монологи Наташе или Ольге, они потеряли к тому времени всякий смысл… наверное они шли обнявшись по облакам, солнце ярко светило и они становились прозрачней…
Если вы думаете, что это все в прошлом, и сейчас 2010 год., и все будет хорошо… То спешу вас расстроить: ничего не поменялось. Наркотики сменили место жительства и изготовителя, на смену раствору пришел трамадол, потом трамал, сейчас лексон и спазмолекс. Все это еще опасней опиума и продается в аптеках легально.
Наркотики крадут если не жизнь, но здоровье, время… Время потраченное на это сомнительное удовольствие уже не вернуть, никогда не вернуть , его не нагнать и не купить!
Этого нужно как то избегать!!!
Как? Не знаю… но это жизненно важно!!!