Клиффорд Саймак. Снова и снова
Тропинка кончилась, и Саттон увидел на берегу старика.
Старик сидел, ссутулившись, на небольшом валуне, вросшем в глинистую землю. Между коленями у него была зажата самодельная удочка. Лицо украшала бородка двухнедельной давности. Он курил вонючую трубку, а рядом с ним стоял заляпанный глиной кувшин, заткнутый огрызком кукурузного початка.
Саттон тихонько присел на землю рядом с камнем. Он обрадовался и немного удивился, когда его обдало речной прохладой. Легкий ветерок приятно ласкал щеки.
- Поймали что-нибудь? - поинтересовался Саттон.
- Ни хрена не поймал, - грубо ответил старик, не выпуская мундштук изо рта.
Он попыхивал трубкой, и Саттон с любопытством наблюдал за тем, как он курит. Окутанная клубами дыма борода его, казалось, давным-давно должна была бы сгореть синим пламенем.
- И вчера - ни хрена, - сообщил старик. Он вынул трубку изо рта и рассеянно уставился куда-то на середину реки.
- Хлебни, - сказал он, не поворачивая головы. Взял кувшин, протер горлышко грязной рукой.
Саттон, потрясенный до глубины души таким отношением к гигиене, чуть не расхохотался, но сдержался и принял кувшин из рук старика.
У жидкости был вкус желчи, и от нее драло горло, как наждаком. Саттон отодвинул кувшин и с минуту сидел, тяжело дыша, широко открыв рот, надеясь, что воздух охладит пылающее нутро.
Старик взял у него кувшин, Саттон утер текшие по щекам слезы.
- Выдержка, жаль, слабовата, - посетовал старик. - Не было времени дожидаться, пока поспеет.
Он тоже хлебнул прилично, вытер рот тыльной стороной ладони и, смачно крякнув, выдохнул... Пролетавший мимо шмель свалился замертво.
Старик поддел шмеля ногой.
- Слабак, - презрительно отметил он.
Эдмунд Купер. Далекий закат
- Это восточная сказка, - начал Пол. - Рассказывают, что когда-то в Багдаде жил-да-был слуга одного очень богатого человека. А может, дело было в Басре... Так или иначе, но однажды отправился этот слуга на базар за покупками. И надо же было так случиться, что он повстречал там Смерть, которая как-то странно на него посмотрела... Слуга опрометью бросился домой и все рассказал своему хозяину: "Господин, - сказал он, - только что на базаре я встретил Смерть, которая посмотрела на меня так, словно хотела забрать с собой. Одолжи мне своего самого быстрого коня, и к вечеру я уже буду в Самарре. Так я спасусь от смерти!
- Вполне разумно, - заметила Анна. - За инициативу слуге можно поставить восемь баллов по десятибалльной шкале.
- В этом-то все и дело, - продолжал Пол. - Слуга проявил слишком много инициативы. Богач одолжил ему лошадь, и тот не мешкая поскакал в Самарру. Но через некоторое время богач подумал: "Как это все нелепо! Я потерял отличного слугу. Мне будет его не хватать. Смерть не имела никакого права пугать его. Схожу-ка я на рынок и выскажу этой старухе все, что думаю по этому поводу.
- Noblesse oblige, - снова прервала Пола Анна. - Очень благородно с его стороны.
- Ну так вот... Богач действитеьно пошел на рынок, нашел там Смерть, и взяв ее за рукав, сказал: "Послушайте, вы, - ну или что-то в этом роде, - чего ради вы до смерти напугали моего слугу?" Подобные слова, похоже очень развеселили Смерть. "Господин, - ответила она, - я просто недоуменно на него посмотрела". "Но почему? - воскликнул богач, - он совершенно обычный слуга!" "Я удивилась потому, - пояснила Смерть, - что никак не ожидала увидеть его з д е с ь. Видите ли, у нас с ним сегодня вечером свидание в Самарре".
Генри Лайон Олди. Витражи Патриархов
[quote]Он сидел в пустой низкой комнате и смотрел, как старик неторопливо заваривает светло-сиреневый чай. Пряно пахнущий пар колеблющимися струйками поднимался над лакированным столиком, простая керамическая чашка с ребристыми шероховатостями стенок тепло и уютно ложилась в ладонь, и только строгое серьезное лицо старика никак не укладывалось в мягкое равновесие сегодняшней ночи... Как-то он попытался, намереваясь соблюсти этикет, назвать его Магистром, но непредсказуемый старец так долго и непосредственно хохотал, кашляя и хватаясь за вздувшееся горло, приседая в полном изнеможении - что он покраснел и заткнулся. С тех пор и пошло - старик да старик, и в конце концов, так оно и есть, и нечего комплексовать, подобно...
- О чем ты думаешь, Чужой?
Бесцветные глаза с чуть расширенными зрачками оказались совсем рядом. Он сбился с мысли и спрятал смущение в горячий зыбкий аромат чая. Магистр поднял чашку на уровень сузившихся глаз, всматриваясь в одному ему известный узор.
- Я много думал о тебе, Чужой. Ты непоседливый человек. Ты никак не соглашаешься войти в рамки моих представлений об этом мире. Значит, или мои рамки слишком тесны, или... Прочие подмастерья с легкостью запоминают сотни и сотни строк витражей, дотошно воспроизводя ритм и звучание оригинала - ты сидишь над ними все вечера, и слезы текут по воспалившимся векам. Ты не способен часами импровизировать и вылетаешь из заданного размера через мгновение. Но в самом конце сотворенного тобой хаоса, когда стихии готовы вырваться из-под контроля, ты неожиданно вставляешь несколько слов, заставляющих замереть готового вмешаться Мастера, а в пустоте и нелепостях твоего создания начинают просматриваться связи высшего порядка.
Мастер Земли признавался мне, что за осколок витража, брошенного тобой позавчера, он, не задумываясь, продал бы душу. Ты купишь его душу, Чужой?..
Привыкнув к обычным ироническим интонациям Мастера, к его умению ставить вопросы, не имеющие ответов, к утомительной манере раздражать собеседника внешне незначительными мелочами, подводя его к порогу решения и бросая там одного - привыкнув к сложному, но предельно ранимому характеру старика, ты понял значимость последних слов. Ты встал и медленно прошелся по комнате.
- Я чужой, старик, ты правильно назвал меня. Мастер Дерева выше меня на голову, но он горбится, стоя рядом со мной. И рядом с тобой, старик. Я боюсь этого. Очень боюсь. И я не знаю, способен ли ты при всем могуществе твоего воображения представить мир, где слово не обладает такой невероятной властью, где ритм меняется не во второй стихии, а всего лишь во второй строфе. Пойми меня правильно, и там бывали люди, для которых слова - не клеймо на предмете, подтверждающее наличие смысла, а сущность, образ, несущий всю силу скрытого. Слово ведь не только творит мир, старик, но и заслоняет его.
Но от созвучий и ритмов не начинаются бури и землетрясения, не сходят с ума люди и деревья, огонь и вода не вступают в свою вечную безрезультатную схватку... Хотя и там сохранились отголоски преданий, память о великих заклинаниях, вызывавших повиновение тайных сил. Впрочем, что такое заклинание, как не точно найденное слово в единственно возможном ритме и размере?!. Может быть, и тот мир был молод и доверчив, может быть, и вправду вначале было Слово, старик?.. Я помню слишком много витражей, они чужие для меня, а я чужой для вас, но минус на минус иногда дает плюс в нашей жизни. Мне бы очень хотелось, чтоб было так...
Молчание повисло над лакированным столиком, над витыми подсвечниками и керамикой посуды, над двумя уставшими людьми. Магистр беззвучно опустил чашку с совсем остывшим напитком.
- Погаси свечи, Чужой, - неожиданно сказал он.
Ты смерил взглядом расстояние от окна, где ты стоял, до изогнутых канделябров. Шагов пять, может, шесть...
- Прилетает по ночам ворон, - заговорил ты, постукивая кончиками пальцев по подоконнику, - он бессонницы моей кормчий, если даже я ору ором, не становится мой ор громче...
Хлопнули открывшиеся ставни, прохлада летней ночи вошла в притихшую комнату.
- Он едва на пять шагов слышен, но и это, говорят, слишком, но и это...
Деревья за окном зашептались, шурша листьями.
- Но и это, словно дар свыше, - быть на целых пять шагов слышным!..
Фитильки свечей дернулись, желтое пламя нервно замигало... Лишь одна толстая оплывшая свеча в дальнем углу осталась гореть. Ты постоял, потом направился к ней и, не мудрствуя лукаво, пальцами задавил дрожащий огонек.
- Как вы называете это? - бесстрастно прозвучал в наступившей темноте ровный голос старика.
- Мы? Стихи...
- Стихи... А мы - стихии. Уже поздно. Пошли спать... Мастер.[/quote] Не прошу прощения за большую цитату. Была бы возможность - запостил бы целиком. Потому как вся эта вещь - один сплошной любимый отрывок. От первой до последней строки. :)
Е. Лукин, Алая аура протопарторга
Зазевавшись, Анчутка чуть было не угодил под скоростной трамвай, с лязгом и грохотом выползший из бетонной норы на свет Божий. Припав к шершавой стене какого-то министерства, домовичок с бьющимся сердчишком смотрел, как проплывает мимо этот страшный аквариум на колесах. Внутри аквариума сидели и стояли баклужинцы, сплошь уткнувшиеся в раскрытые книжки...
Да, меняются времена. Раньше небось, до распада области, за чтение в общественном транспорте запросто можно было и по рылу схлопотать. А теперь, глянь, все наоборот... Ничего не попишешь - столица. Положение обязывает...
Имей Анчутка склонность к философским размышлениям, он бы неминуемо задумался: как же так? Читать - читают, а живут - как жили... Когда ж поумнеют-то?
Но философствовать Анчутка не любил, да и не умел - так что придется это сделать за него...
Борхес, ссылаясь на свидетельство Блаженного Августина, утверждает, что в конце IV века люди перестали сопровождать чтение голосом... Мы же, ссылаясь на Николая Васильевича Гоголя, утверждаем, что примерно с середины XIX столетия чтение не сопровождалось уже и мыслительными процессами... Хотя, возможно, данный качественный скачок произошел у нас много раньше. Когда человек читает молча, не шевеля губами, это заметно всем и каждому. Но подметить, что читающий к тому же еще и мозгами не шевелит, мог только Гоголь с его поистине дьявольской зоркостью...
Да, мы - самые усердные читатели в мире, и никакого парадокса здесь нет...
