Данный рассказ прислал в мой адрес Геннадий Хоружев. Начинающий щелкопёр просил дать оценку.
Получил в итоге основательнейшую взбучку. Нельзя, нельзя национальное достояние томить в закромах собственной памяти.
Приключения попугая на Украине
Эта история случилась в далеком уже 1972 году, во время моей учебы на биологическом факультете Днепропетровского университета. Исторически так сложилось, что на биологический факультет, как впрочем, и в университет вообще поступали в основном девушки. И наблюдалась такая картина, что на биофаке в группах из двадцати пяти человек были главным образом девушки, мальчишек же в группе можно было сосчитать на пальцах одной руки. В каждой группе находилось не более четырех ребят. Только группа биофизиков включала дюжину ребят, то есть ровно половину группы. Ну, да это было скорее исключение из общего правила. В группе же ихтиологов было только два студента мужского пола, и одним из них был Боря Кочубей, кажется из Одессы.
Так как факультет был биологический, то студенты, жившие в общежитии, часто держали у себя разных животных. Аквариумы, к примеру, были почти в каждой комнате. Некоторые студенты держали у себя птичек: канареек, синичек, волнистых попугайчиков. Более крупных животных держать опасались, во избежание замечаний от руководства общежития и факультета.
Упомяну также, что ребята на факультете подобрались буквально влюбленные в биологию и, вообще в природу. Это не значит, что они интересовались только биологией и учебой. Нет, в силу своего возраста, они увлекались всем тем, чем увлекались молодые люди и за стенами университета. С упоением играли в футбол и другие спортивные игры. Некоторые всерьез занимались различными видами спорта и имели высокие спортивные разряды. Но, даже занятия спортом, не мешали мальчишкам играть в преферанс иногда всю ночь напролет, и даже за бутылочкой вина. За девушками мы тоже ухаживали, благо выбор был богатый. В общем, мы были совершенно нормальные мальчишки и занимались всем тем же, чем занимались ребята нашего возраста вне стен университета, за исключением крайних проявлений, характерных для молодого возраста. То есть откровенное хулиганство было у нас не в почете.
Пользовались ли мы ненормативной лексикой? В общении между мальчиками случалось. Если же при этом присутствовали девочки, то ребята воздерживались от крепких выражений. Это сейчас можно услышать в беседе молодых людей разного пола мат на мате. Причем материться могут не только мальчишки, но и девчонки. Матерные слова можно услышать от детей такого юного возраста, что невольно задумываешься: «И где он мог такое услышать? Неужели родители ТАК общаются в семье?» Нет, когда я учился в университете мы, ребята гораздо меньше использовали ненормативную лексику в общении между собой. А уж о том, чтобы ругаться при девочках или, не дай боже, услышать матерное слово от девочк. Такого нам и в страшном сне привидеться не могло.
Буквально каждый из мальчишек, учившихся в то время на биофаке был чем-нибудь страстно увлечен: кто-то бегал каждое утро, кто-то ходил всегда и везде разутым, кто-то, наконец, страстно увлекался фантастическими книжками, хотя таких книг выпускалось крайне мало. Уже упомянутый Кочубей был, к примеру, заядлым охотником. Увлекался он и подводной охотой. Часто привозил вяленую рыбу, которую сам и настрелял в море и высушил на южном солнышке. Помню, как в начале третьего курса он привез мешок вяленых лобанов вперемешку с вяленой же камбалой и пригласил половину ребят курса в пивной бар. Учитывая, что в то время вяленая и сушеная рыба в магазинах не продавалась, это был жест почти царский. Так вот в сентябре 1972 года, к началу занятий на втором курсе этот самый Кочубей привез из Одессы большую клетку с попугаем жако. Уж, как он ее пронес в общежитие – не знаю. Но с сентября в пятой комнате второго этажа нашего общежития стал жить большой серый попугай. А так как попугай был говорящий, то о его существовании скоро узнали все жители этажа.
Очень быстро выяснилось, во-первых, что попугая зовут так же как и хозяина – Боря, и, что, во-вторых, попугай Боря страшно обижается, когда ему говорят: «Попка – дурак». Если это не дай бог произошло, Борис попытается первым делом клюнуть обидчика, а клюв у него такой, что легко перекусывает ветку толщиной с большой палец взрослого мужчины, и, во-вторых, выдавал примерно такую тираду: «Ублюдок, сын щлюхи, сходи на Дерибасовскую, залезь в жопу самой смердючей потаскухи, и трахни там себя в задницу». Попугай оказался страшным матерщинником, поэтому в приведенной фразе вместо глаголов сходи и трахни Борис использовал нецензурные аналоги. Упоминать, что попугайское пожелание нельзя было выполнить ни в части геограыической, ни в части биологической было невозможно, думаю, не стоит. Те, кто слышал матерящегося попугая просто обалдевали. Пока, слава богу, ни одной студентке не пришло на ум обозвать жако дураком. Впрочем, нужно отметить, что хозяин попугая не стремился знакомить с ним девушек, да и старался держать клетку под чехлом. (Жако сидел в темноте тихо и не ругался).
Через неделю после начала занятий, в выходной день, 5-я комната пригласила нашу комнату отметить начало занятий партией в преферанс. Мы захватили три бутылки портвейна. (Только не воображайте, что это был какой-то качественный портвейн, типа массандровского, раз мы были на Украине. Портвейн был как раз для студентов – назывался три семерки и стоил рубль семнадцать за бутылку. В просторечии его называли «три топора». О том, как этот портвейн изготавливали вам лучше не интересоваться. В общем, портвейн как портвейн для рядового советского пьяницы. Во всяком случае, пойло лучше того, что пьют забулдыги под этим же названием в наше время.
Первое, что нам бросилось в глаза, была приличных размеров птичья клетка, висевшая на свободной стене. В клетке на жердочке сидел попугай серого цвета с ярко- красным хвостом. Да что там попугай – ПОПУГАИЩЕ. Нужно учесть, что до этого мы видели только мелких попугайчиков, вроде неразлучников. А тут в клетке сидела птица размером с взрослого кобчика или молодого орла.
Впрочем, несколько раньше нас поразило иное. Когда мы постучали в дверь 5-й комнаты грубый и хриплый голос прокаркал: «Пошел на х..» и зачастил: «пошел на …, пошел на …, пошел на …» Мы так и остолбенели по эту сторону двери, пока Кочубей не открыл с извинениями дверь в комнату. Мы вошли и стали любоваться красавцем жако. Как я уже упомянул, попугай был большой – нам он показался даже огромным. В глаза бросался ярким красным пятном его хвост, потом уже обращал на себя внимание мощный изогнутый клюв и не менее мощные лапы. Кочубей, первым делом, предупредил, чтобы мы не дразнили попугая и не пытались его потрогать. Чтобы показать, что это опасно Борис дал попугаю грецкий орех, который тот с легкостью раскусил.
Налили по первой, выпили, закусили, раздали карты. Попугай в это время бормотал себе под нос что-то вроде: «Борису не наливают. Сами пьют, а Борису не наливают…» Потом попугай заорал: «Ходи с крестей! Ходи с крестей!». Так под крики попугая Бори мы и начали расписывать пулю. Когда мы разлили себе под очередную раздачу, попугай вдруг истошно заорал: «Боре не наливают, Боре не наливают! Налей, Бор-р-ре, сучий потрох!». Мы выпили, не обращая внимания на крики попугая.
Сидели мы за столом, стоявшим в центре комнаты. Я спиной к попугаю. То есть он мог заглядывать мне в карты. Напротив меня сидел Кочубей. Спиной к окну и по левую руку от меня сидел Саша Горемыко, разделявший с Кочубеем эту комнату. И на оставшемся месте за столом, то есть по правую руку от меня сидел Толик Дяченко, с которым мы и пришли. С Толиком мы и учились в одной группе – группе биохимии и обитали в одной комнате.
Горемыко раздал карты, и Кочубей на своем первом ходе сказал: «Мизер». Толик спасовал. У меня были неплохие карты, но недостаточные для того чтобы перебивать мизер. Карты у меня были такие: в пике – туз, король, валет и десятка; в кресте – туз и король; в бубне – тоже туз с королем и в черве – валет и семерка. Мне тоже пришлось сказать: «Пас». В прикупе Кочубей взял марьяж червей. Мы предложили ему сделать первый ход. Вистовал против Кочубея Толик. И тут жако заорал: «Крести ходи, крести!». Борис действительно пошел с восьмерки крестей. Мы с Толиком разложили свои карты. Я удивленно спросил
- Боря, а что твой тезка умеет играть в преферанс?
- Конечно, нет – ответил он.
- А, как же он, глядя в мои карты, тебе правильно подсказывает?
- Это случайность. Он же и раньше кричал – ходи с крестей.
Немного подумав, я решил, что эту тему развивать не стоит.
Так как у Кочубея был еще пробой в червях, мы его, конечно, поймали, причем на «паровоз». Правда, на сколько взяток я уже не помню. Так как «мизер пьется и сыгранный и несыгранный», мы разлили вино по стаканам, под уже привычные вопли попугая, о том, что ему не наливают. Когда мы выпили, Кочубей неожиданно запел:
- Шумел камыш, деревья гнулись…
Неожиданно ему начал подпевать попугай, причем продолжил, как-то незнакомо, в частушечном стиле.
- И ночка темная была.
У моей милки буфера
Висят до самого бедра.
Кочубей бурно зааплодировал, показывая нам жестами, чтобы мы тоже аплодировали. Мы охотно его поддержали. Через несколько секунд Борис прекратил аплодисменты и жестом попросил закончить и нас. Как только воцарилась тишина кланявшийся под аплодисменты жако начал новую песню:
- На Дерибасовской открылася пивная,
Там собиралася компания блатная,
Там были девочки – Маруся, Роза, Рая
И с ними Васька – Васька-шмаровоз.
Он заходил всегда с воздушным поцелуем,
И хвастал всем своим огромным членом.
Официанту засадил он в тухес вилку,
Разбил на голове его бутылку,
И заплясал он с Розой очень пылко.
Начав смеяться еще при исполнении попугаем первой песни, к концу второй мы уже хохотали в покат, лежа на стульях. Безусловно, охальник-попугай пел более грубо: не членом, а гораздо похабнее, и вместо тухес использовал его русский аналог – жопа. В общем, попугайское пение имело бешеный успех и, естественно, было вознаграждено дружными аплодисментами. Но, неугомонный Кочубей решил, что аплодисментов недостаточно, и, взяв бутылку, в которой еще оставалось вино, налил его в блюдечко попугаю. Жако наклонился и стал живенько хлебать портвейн.
Выхлебав угощение, попугай решил нас наградить еще пением:
- Когда фонарики качаются ночные,
Когда по улицам опасно проходить, –
Я из пивной иду,
Я никого не жду,
Я никого уж не сумею полюбить.
Сижу на нарах, как король на именинах,
И водки рюмочку мечтаю получить.
Гляжу, как поп, в окно,
И мне уж всё равно!
А, моя юность раскололась, как орех.
Получив свои аплодисменты, попугай раскланялся, как знаменитый тенор и уставился немигающим взглядом на хозяина. Кочубей делал вид, что не понимает. Жако издал недоуменный возглас и вопросительно махнул головой в сторону хозяина. Нужно ли говорить, что мы все уже сидели лицом к попугаю и сдавлено хихикали, ожидая, что же будет дальше. Попугай Боря, видя, что на его телодвижения никто не реагирует, заговорил:
- Ну, что ж вы, сволочи, – налейте! Налейте, налейте, бедняге, а то говорить не буду с вами.
Мы снова заржали и начали кататься на стульях. (Нужно учитывать, что мы не только слышали попугая, но и видели его ужимки). Попугаю были вылиты остатки портвейна. Он выхлебал вино, качнулся на своей жердочке и шумно рухнул на дно клетки, где и начал громко храпеть.
В общем, пуля в этот вечер дописана не была. Мы с Толиком отправились в свою комнату. Да и время уже подходило к 23 часам – нам не хотелось беспокоить соседей. Да, и после выходок попугая интерес к картам пропал.
Опишу, где располагалась комната 5, в которой обитал порнографический попугай.
Немного правее и наискосок от нее находился вход на этаж – мы жили на втором этаже общежития биологического факультета. Против входа на этаж между пятой и шестой комнатами находился небольшой холл, отделявший правую и левую часть этажа. Левая часть была в два раза больше правой.
Дверь в дверь 5-й комнаты располагалась кухонная комната, с другой стороны коридора. В ней были 3 плиты и два холодильника общие для всего этажа. Здесь те, кто умел, жарили по утрам яичницу, по вечерам – картошку, а особо запасливые – сало.
Те же, кто был не в ладах с приготовлением яичницы и прочих блюд, как правило, отваживались только на то, чтобы вскипятить воду для чая. В общем, кухня была популярным местом особенно перед и после занятий. А так, как среди студентов превалировали девушки, то и на кухне толклись главным образом девчата. Это создавало дополнительные сложности для Бориса Кочубея, как для владельца попугая-матерщинника. Сначала ему удавалось избегать сложностей благодаря тому, что он почти не снимал чехол с клетки. Но стоило только ему снять чехол, например, чтобы насыпать корм, как попугай тут же разражался ругательствами в адрес хозяина и его соседа. Голос у попугая был громкий, произношение достаточно отчетливое и его ругательства были хорошо слышны и на кухне. Так что через короткое время девушки стали делать замечания Кочубею и Горемыко. Оправдания последних и ссылки на ругающегося попугая только разжигали интерес сокурсниц и вызывали поток просьб показать попугая, который так здорово ругается.
Кочубей долго оставлял эти просьбы без внимания, справедливо полагая, что ничего хорошего из такого показа не выйдет. Но, в конце концов, сдался, видно ему и самому было любопытно, как попугай отреагирует на появление женских особей.
Первой добилась «чести» увидеть и услышать жако Оля Клокова, добродушная невысокая девушка, поступившая в университет сразу по окончании школы в Херсоне. Когда Борис завел Олю в свою комнату, клетка попугая была накрыта чехлом. И первое чему удивилась девушка, был размер клетки.
- Ого! Какая большая!
В этот момент Борис снял чехол и сказал:
- Боря, познакомься, ее зовут Оля.
Попугай посмотрел на девушку сначала левым, а потом правым глазом, для чего ему пришлось повернуть голову сначала направо, а потом налево и сказал:
- Сними штанишки, сними штанишки, дай посмотреть.
При последних словах попугай перевернулся на жердочке, так словно он заглядывает под юбку. Девушка застыла, молча, с отвисшей челюстью. А жако перевернулся в вертикальное положение и продолжал:
- Твоя шлюшка? А сосать умеет?
Тут уже Оля не выдержала, и гневно посмотрев на Бориса (Кочубея, а не попугая) выбежала из комнаты. Боря побежал за нею, объясняя на ходу, что он совершенно не ожидал таких слов от попугая.
- Я его таким речам не учил. Ну, ты же сама хотела посмотреть на ругающегося попугая. Ну, извини, пожалуйста. Не сердись на меня.
Здесь, по-видимому, нужно упомянуть, что пикантность ситуации усугублялась тем, что Боря в то время пытался ухаживать за Олей. Ну, да какими-то словами тогда же или чуть позже Боря сумел-таки успокоить девушку, и она продолжала с ним встречаться и дальше.
Но, женская часть попугайской истории имела свое продолжение. По-видимому, Клокова все-таки не удержалась и рассказала своим подружкам, что произошло у нее с попугаем. И через несколько дней уже группа из трех девушек стала упрашивать Кочубея познакомить их с попугаем-охальником. Борис продержался несколько дней, но всё же сдался, и, предупредив строго-настрого, что он не отвечает за то, что говорит попугай, и, чтобы девушки потом на него не обижались «типа: сами знали, куда напросились», Борис повел очередную экскурсию на свидание со своим тезкой.
Когда чехол с клетки был снят, попугай замахал крыльями, как петух, собирающийся кукарекать, и завопил:
- Три шлюшки пожаловали! Сосать по очереди будете? Лучше снимайте штанишки. Р-р-раком становись!
Ошарашенные девушки сказали Кочубею одновременно:
- Фу…
- Какая мерзость!
- Разве так можно делать?!
И выбежали из комнаты. Боря кинулся закрывать клетку чехлом и за девушками не погнался. Между тем разгневанные девчата по горячим следам излили свой гнев подружкам. И, по-видимому, сделали это так экспансивно, что просьб о свиданиях с попугаем больше не последовало. А за Кочубеем с той поры установилась слава шутника дурного тона. Слава Кочубея, как учителя попугая похабным намекам, приглашенным сокурсницам постепенно росла, и скоро вышла за стены биологического факультета. Ближе к Новому году Борис уже начал бояться выходить в город.
Вскоре после Нового года у нас начинались экзамены, поэтому по домам на Новый год из общежития разъезжались немногие студенты. И, как обычно, 1973 год биофак встречал в общежитии почти в полном составе. Для организации праздника стихийно образовалась активная группа. И вот в недрах этой группы зародилась идея, чтобы на «Голубом огоньке», посвященном встрече Нового года выступил попугай Боря и исполнил какую-нибудь приличную песню. Руководителем этой активной группы был Толик Дяченко.
И вот Дяченко пошел уговаривать Кочубея, с тем, чтобы его попугай спел на «Голубом огоньке» какую-нибудь песню.
- Боря, пора реабилитировать и попугая и тебя. Хорошо бы если бы твой попугай спел хорошую песню. А, если песня будет еще и смешная, то и вовсе замечательно.
- Но, у него же репертуар только для дворовых забулдыжных посиделок.
- Ничего, ничего до новогоднего огонька еще целый месяц, вы успеете подготовить специальный номер.
- Ну, хорошо, попробуем.
Боря Кочубей обошел всех знакомых и не очень знакомых, выпрашивая пластинки и кассеты с записями частушек, бардовских и дворовых песен и начал выбирать, какую песню исполнит попугай на новогоднем огоньке. Процесс выбора растянулся на неделю. Наконец, выбор был сделан. Боря остановился на песне Высоцкого «Парус». Этот выбор стал его очередной ошибкой, принесшей ему, конечно же, неприятности.
Владимир Семенович Высоцкий был в то время очень популярен в народе. Не смотря на то, что правящая верхушка была настроена против артиста, а может как раз вследствие этого его песни звучали чуть не из каждого окошка, хотя грампластинки не записывались и, соответственно, записи его купить было не возможно. Записи песен Высоцкого расходились из рук в руки, а записывались прямо на концертах – тогда как раз начали выпускать компактные переносные магнитофоны «Весна». По-видимому, народ, лишенный возможности высказываться сам, именно таким образом, поддерживая опального поэта, пытался донести до властьимущих, что не все так прекрасно в Датском королевстве, как говорится с высоких трибун.
Итак, песня для исполнения выбрана и отрепетирована, и вот наступило 31 декабря. На первом этаже общежития, справа от входа располагался небольшой актовый зал. По прямому назначению он использовался редко. В этом актовом зальчике студенты общежития традиционно встречали Новый год и некоторые другие праздники. В этот день – 31 декабря 1972 года стулья, занимавшие обычно весь зал, были составлены под стены, а вместо них были расставлены празднично украшенные столики. На столиках стояло шампанское, что покрепче студенты приносили с собой. Кочубей принес клетку, укрытую чехлом и чекушку водки для угощения попугая. Жако в последнее время пристрастился к более градусным напиткам.
Конец первой части.
Социальные закладки